Как он сюда попал, да просто шёл против спирали, висевшей на её маленькой груди под чёрным платьем – она так и сказала, своеобразно улыбнувшись, что у неё тут почти ничего нет, поэтому ему будет не сложно сосредоточиться на том, зачем он пришёл, а качать туда-сюда кулончик ей сегодня в тягость – нервы, подумал он, хаос, и кофе у тебя сегодня плох, волноваласьо чём-то, пока варила, и я с утра на измене…ну-ка, я спокоен, кому говорю – да никому, что за бред, я не нуждаюсь в слушателе, когда думаю – поэтому он всегда пытался, пусть и не получалось, думать молча, даже внутри себя молча, как это делают, может быть, звери, не знающие внутренних слов, кроме «оно» и «не оно», «здесь» и «не здесь», да и то не слова, а попавшие в прицел вещи, сами себе имена, и рыжий металл кулона меж её грудей, в том месте, где геометрически должно быть сердце, с какого-то момента стал цветом…что такое «здесь» в русском языке, наречие места – цветом наречия места: Читать далее →

07:00 ч.

«Ну, где же вы? Беленькие. Маленькие Миленькие!» Лиза отчаянно рылась в сумке Сонливость утра стёрла перекрывшая кислород паника «Наушникиии, наушничкиии любименькиеее, ау!» Читать далее →

Пойма.
И здесь никто не ждал меня. После войны в селе жизнь била ключом. Строились новые дома, улицы удлинялись и углублялись в целинную плоть солончаковой степи. Но нашего дома, где жил дед, который он строил сам, с подвалом в полтора роста, не было. Его как ядовитый гриб свернуло ударом артиллерии. Фундамент разобрали соседи. Читать далее →

Кругом монастыря цвела сирень. Никто не заботился обрезать её кусты и она росла буйно и грузно потом, с годами, ввысь и уже в старости жидко, на тонких ногах кривых стволов припадая к земле
Под многолетними кустами, редкими, как волосы стариков, можно было сидеть в полроста и слушать высокое жужжание пчёл в цветущей кипени.
Тут- же в молодой поросли играли дети, строя шалаши и халабуды из хорошо гнущихся ветвей. Читать далее →

 Когда едешь в метро и закрываешь глаза, в полудрёме чудится всякое. Перестаешь замечать скорость, и кажется, что некий великан, пыхтя, тянет этот поезд вперед, неровно, дергаясь и претыкаясь. Приостанавливается, чтобы передохнуть, и разбегается снова. А позади, следом за поездом, шелестит, изгибая своё длинное чёрное тело в туннеле, огромный змей, и медленно нагоняет, сверкая жёлтыми глазами. И если великан остановится, змей доползёт и поглотит, проглотит поезд, и вагон за вагоном исчезнут в его огромной прожорливой пасти… Читать далее →

Вовка снова сидел у папы на плечах. Снова — спустя столько времени… Когда это было в последний раз, деревья вокруг стояли цветные, а сейчас они голые, и под ногами вместо кленовых листьев — присыпанный снегом лед. Но Вовка знал, уж папа не поскользнется! Как это здорово, вспоминал Вовка — весело подпрыгивать на ухабах, вдыхать папин запах, прижиматься к папиной голове… Оказывается, Вовка забыл, как пахнет от папы — его волосами, его курткой… ну, всем этим, таким родным, привычным… тем же, чем пахнет его старый, оставленный дома свитер, его тапочки, его чашка. Папины ловкие руки, как раньше, крепко держат Вовкины запястья. «Мой папочка…» — нежно думал Вовка. И больше ему ничего-ничего не хотелось сейчас думать или делать. Правда, он не забывал придерживать локтем сидящего в кармане Пусю — чтобы не выпал. Читать далее →

— Сергеевна! За подарками-то пойдёшь? Давай, поползли!

Вопрос сопровождался несильным толчком в бок — не на каждое слово Вера Сергеевна теперь соглашалась повернуться. Большую часть дня она проводила, лёжа лицом к стене. Было зябко, но двигаться не хотелось. Все занятия свелись к одному — ковырять обильно отшелушившуюся со стены краску. Стена была противного коричневого цвета, а под старой краской — другая, синяя, тоже растрескавшаяся. Вставала Вера Сергеевна нынче только в столовую да в туалет. Впрочем, о туалете лучше не вспоминать — она терпела столько, сколько могла, чтобы отсрочить поход «по нужде». По этой самой причине и есть старалась поменьше. А если добрая Наденька с кухни приносила еду прямо в «палату», как мысленно называла Вера Сергеевна помещение, в котором ей предстояло провести остаток жизни, то и вовсе не стоило выходить. Читать далее →

       «Было какое-то непонятное чувство надвигающейся беды, когда я открыла пыльный журнал. Такое, как если бы я собиралась сделать что-то, о чём потом обязательно пожалела бы. Так и сейчас, что-то подсказывало, что на страницах хроники меня ждут ужасные известия. Но остановиться я уже не могла. Смутное чувство, что это страшно, но важно, а может быть, страшно важно, руководило моими действиями. Пальцы, словно чужие, перелистывали страницы, пока наконец передо мной не появились фотографии их всех шестерых. Конечно, я узнала их сразу, хотя это и было не просто: ещё вчера улыбающиеся и открытые лица сегодня искажены гримасами боли и ужаса.  Ещё вчера мы вместе кутили и распевали пляжные песни, не представляя никакой угрозы никакому известному мне режиму… Сегодня статья с их фотографиями вышла в сводке криминально-политических новостей под заголовком «Террористическая группа обезврежена». Почему я только сейчас узнаю об этом? Где я была, когда их арестовывали и казнили? Неужели процессы такого рода могут занимать времени менее суток, да ещё и успевать попасть в прессу? Читать далее →

Вместо предисловия  

Если бы денег на перчатки не пожалел, сохранил бы себе руки – обойдясь без обморожения. А так… Иди теперь, кусай локти! Сколько не вспоминай мягкую замшу на плотном меху – теплее не станет. А все она – авоськина привычка: надо бы купить, а, может, и не надо… сколько их разных уже потерял… Читать далее →

http://www.presence.msk.ru/temp/shortcut1.03.docx