Литературный кружок "Белкин"

Евгений Княжин и сам не мог понять почему заливать горе решил не в одиночестве дома, а на миру, в пабе «Горбатый гоблин». Шел уже третий час, как он изливал душу неизвестному патлатому мужчине в синем, так и не сданном в гардероб плаще.  Евгений нашел в незнакомце тонкого учтивого собеседника, истинного ценителя чужого горя: мужчина не только полностью отдался воле Княжина в части выбора алкогольной базы разговора, но также ни разу не унизил собеседника предложением хоть частичной оплаты оной. Банковал только Княжин.

Евгений страдал: Читать далее →

Посвящается замечательному каналу «Русские Тайны»,

чьи выпуски о «Настоящей России» и вдохновили меня на

создание этого произведения

Я лежу на старом диване в тёмной комнате и обдумываю прочитанное в романе Раскина. Как же верно, блин, как же всё верно! Вновь вспоминаю слова из его романа: «На свете полно мест, куда можно сбежать. Но иногда стоит заглянуть в себя, понимаешь?» или «Помни, у тебя всегда есть свобода. У тебя хватит мужества идти своим путем»

Действительно, ведь всю жизнь можно бежать куда-то в надежде новых людей и впечатлений, но в реальности мир наших надежд и иллюзий, ничуть не лучше того, в котором мы живём. А если оно так? Тогда и смысл побега тает, как сигаретный дым. За окном слякоть, грязь и снег. В воскресение встречаем ноябрь. Кто-то где-то вышел из авто, оставив дверцу открытой, из салона доносится что-то из творчества Виктора Цоя, песни которого сейчас активно стали перепевать.

Осталось пережить зиму, весной всё может измениться. Читать далее →

 Заключение было написано во время карантина, окончания которого дожидался, чтобы устроиться на завод и по чуть-чуть вечером набирать. Но вот сегодня трудоустроиться не удалось, теперь дожидаться вердикта в июне, и то не факт, что повезёт. И что-то стало как-то грустно, вернулся домой и начал набирать. Весь город уже обошёл и опять всё заново, ну ладно в 25, но в 40… На обучение, о котором мечтал вряд ли когда накоплю, интернет-проекты, которыми хочется  заниматься, требуют вложений и времени. Так что в очередной раз я не знаю что делать. Лучше бы творчества не было в моей жизни, так было бы всем спокойнее, и мне в первую очередь

… Я люблю вечерние полиелейные службы, особенно в будни, когда не так много народа и нет толкучки. В эти минуты в Храме как-то по-особому благодатно, отчётливо слышно пение певчих, от подсвечника к подсвечнику шаркают старухи-помощницы, мирно мерцают огоньки лампад, да седой алтарник в длинном стихаре выскакивает из боковой дверцы иконостаса и хлопочет, подготавливая необходимое к утренней службе.

После увольнения на заводе, я какое-то время служил алтарником. То было самое необычное время в моей жизни, незаметно летящее, как дыхание, с чередой бесконечных служб, крестных ходов, поездками по святым местам. Довелось мне потрудиться во славу Божью и в Монастыре, совсем немного, я тогда, да и сейчас, так и не осознал до конца какая редкая и уникальная возможность дана была мне – проживать в братском корпусе с самыми настоящими монахами, трапезничать с ними и практически повторять их жизнь. Проживать кусочек чужой жизни удавалось, кстати, советским писателям, например, Марине Костенецкой, всех книг которой я так и не смог собрать. Читать далее →

В ремонтной мастерской я всего месяца три-четыре работал. Были причины, по которым перевёлся туда из заводской типографии. Но в творчестве неоднократно возвращался именно к этому рабочему участку, хотя и было множество других. Почему? Сам не мог ответить на этот вопрос. Но, возможно,  атмосфера цеха сама по себе непередаваема, только это почувствовать надо. Кстати, рассказ, где упоминаются герои этого отрывка и был когда-то набран на печатной машинке и отправлен Саше Вятичу. Помню, тот рассказ очень священникам не понравился: в нём я сравнивал один день жизни этих заводских балбесов и их ровесников – монастырских послушников. Отрывок в “Возвращении”  был для меня тяжёлым, лишь недавно я отошёл от абсолютного реализма, и решил немножко приукрасить, после чего стало что-то складываться. Но это не значит, что всё выдумано. Просто вот как пазл сложил: фразы, реплики, рассуждения, услышанные у других людей, приписал к этим, а как вышло – не мне судить.

Друзей моих в цехе нет, лишь слышно, как в курилке шлёпаются о деревянную столешницу текстолитовые костяшки домино. За столиками на самодельных лавочках, дожидаясь окончания рабочей смены, восседают мужики и, хитровато прищурившись, пускают в потолок сигаретный дым. У столика стоит худощавый парень. Меня шокирует его причёска – каре. Но не менее удивляет его монолог: парень уверяет, что служил на подводной лодке с Гитлером.

– Что это ещё за чудо такое? – здороваясь за руку, спрашиваю я подошедшего приятеля.

– Да Май какой-то Абрикосов. Работать-то у нас уж некому стало – вот и принимают то пенсионеров, то алкоголиков, то вот дурачков.

– А сам тогда что тут работаешь? – мы проходим мимо молчащих станков; тихо так, что нашим гулким шагам вторит эхо.

– Да меня не выгонишь. Не всем бизнесменами быть, – поправляет он белёсый чуб, – кому-то и работягами. Ну открывают вон, я знаю, пацаны с нашего училища, агентства, а всё равно работяг нанимают. Тут нормально: знаешь во сколько придёшь, во сколько уйдёшь – ведь не на хозяина. Спокойно. И по деньгам нормально – сам начальник нам калым на стороне находит под свою ответственность, лишь бы, как он говорит, вы не свинтили отсюда и язык за зубами держали. Читать далее →

Трудно мне далась эта часть, не раз к ней возвращался, но всё написанное мне самому не нравились, да и вытаскивать из себя всё это, если честно, было морально тяжело, но вот, сдвинулось и что-то начинает получаться

– Так и осталась без школьного образования – диалог продолжается, тишина вновь вздрагивает, редкими звуками взмывает под потолок и замирает, – но точно так же все разряды и прибавки заработала! Ну, зато вон доченька и техникум окончила, и даже в институт ходит.

– Она работает?

– Нет, зачем, пусть учится.

– Получается?

– Ну раз деньги платим – так должны хорошие отметки ставить.

– Дык заочно же.

– Ну и что? – доносится в ответ и, из занавешенного тёмного угла, появляется громоздкая фигура. Я обращаю внимание на еле уловимое позвякивание – это дребезжат металлические кольца-прищепки, которыми обыкновенно крепят занавески на гардинах. Этот тёмный угол служит чаще всего столовой, иногда спальней, периодически гардеробной, – Там писать много заставляют. Вот уходит утром в библиотеку и пишет там что-то. И вот знаете, как писать умеет? Она же левша, как левая рука устанет, начинает писать правой. И тоже хорошо получается.

– А потом? – дверь открыта настежь, и в пустоте заводских коридоров этот вопрос подхватывает эхо.

– Потом… денежку заплатим, и на хорошую работу возьмут. Пусть пока молодая по барам ходит, а то так жизнь пройдёт, и вспомнить будет нечего. Читать далее →