Двое за столом смотрят
Как в первый раз.
Двое молчат
Как одно целое.
Двое…
Пока один не встал.
УЖИН
— Ты рыбу любишь? — произнес он неуверенно, не зная как начать разговор.
— Люблю, — тихо ответила она.
— Хорошо, тогда я… — не договорив начатую фразу, он поймал себя на том…
“Не перестаю смотреть на неё, не могу оторвать своего взгляда. Смотрю, рассматриваю, вдыхаю. Хочу удержать её. Всю! Запомнить это мгновение, все чувства , которые приходят и покидают меня”.
Постепенно он забыл, что существует время, что есть сердце, которое сейчас так сильно бьется внутри него, что есть, была причина, по которой он встал и подошел к плите, был повод, из-за которого он пригласил её. Он просто продолжал смотреть. Если кто-нибудь после спросил бы его, как она выглядела в тот день, то он не смог бы ответить как бы не старался. Лишь снова ощутил бы ее присутствие.
“Она видит меня, — думал он, — я должен отвернуться! Я должен отвернуться, позволь мне это”, — говорил он про себя, одновременно ища хоть малейшего намека на ее разрешение. Девушка не соглашалась. Она смотрела на него и улыбалась.
Девушка улыбалась. Столько пристального внимания и откровенного очарования собою она не встречала. Чувство, захватывающее ее сейчас, глубоко пряталось все это время и спало. Чувство, которому не дали имени, теперь, ворочаясь, просыпалось от столь откровенного его взгляда. Взгляда, не встречающего преград. ”Так может смотреть только… — мысль обожгла, заставила повторить её и закончить, — я сама смотрела бы на себя, если однажды повстречалась… встретилась бы с собой”. До той встречи она не знала, что такой взгляд может принадлежать человеку, но даже тогда, при первой встрече с ним, тот его первый взгляд, который так поразил её и заставил остановиться первой, и заговорить первой, тот взгляд, сейчас лишь бледная тень пред этим. Так думала она. Неудержимый и обжигающий, проникающий и стирающий всё возвышающееся, возведенное ею, недостроенное, лишь готовящееся воплотиться, запечатленное в чертежах, этот взгляд стирал всё! И её. Она, как то, что было последней преградой, заслонкой к самой, к себе, к той, которая еще не появилась на этот свет, сейчас растворялась в его взгляде. “А я ведь так готовилась,- думала она. — Я ведь знала, что так будет… Так!? Нет, что так… я не знала! Как многого я не знала”, — думала она.
Глядя на парня, девушка припоминала как она готовилась к этой встрече, тщательно и долго. Она выбирала и искала что надеть, перепробовав всё своё; всё, что висело, лежало, пылилось и одалживалось не отдаваясь. Она продолжила свои поиски у подруг, вначале у лучших, затем худших, пока не настала очередь магазинов, больших и малых, близких и далеких.
Везде она искала в чем придет к нему на ужин. Искала и не находила: “Где-то ведь должно быть, пусть не здесь, но где?” Истрачивая время впустую, девушка всё равно продолжала искать, пока однажды не увидела её в одном невзрачном магазине, где не было посетителей, где был низкий потолок, неровный пол, крепкие стены и одна примерочная с не закрывающейся до конца шторой — она увидела кофту простую, по скидке и последнюю, примерив которую смогла ощутить свободу и себя.
Тогда, стоя в тесной примерочной и рассматривая себя в грязное зеркало, она почему-то боялась. “Что со мной происходит, почему я боюсь?”- произнесла она вслух тихо, продолжая смотреть на себя в зеркало. Всё то время пока она готовилась к встрече с ним, с ней происходило что-то действительно странное, не понятное и её пугающее, не только с ней, но и со всем, что её окружало. Неожиданно возникла тайна, хотя, лучше сказать, сговор вокруг нее. Ее мать, отец, и даже кошка, и незнакомые люди на улице, и, похоже, даже деревья что-то знали и о чем-то сговорились, как и этот асфальт, по которому она шла. Всё вокруг неё сговорилось, и следило за ней, и провожало взглядами. “Всё знает, а я нет что происходит. Это простое свидание. Простой ужин. Ничего больше. Кого я обманываю. Это не простой ужин — это ужин с ним!” От этого по спине почему-то пробегали мурашки, и хотелось остановиться и вдохнуть полной грудью.
По ночам она не могла долго заснуть; она ворочалась, то и дело вставала, потом снова ложилась, ей то было холодно, то хотелось пить. Её мучала жажда.
Засыпая, она видела всё: всё, что кружилось, было ярким, меняло форму; всё, что куда-то спешило, за кем-то гналось; колёса и спирали, мозаичные полотна, яркие витражи, крутящиеся все быстрее и быстрее и меняющиеся. Ей было сложно угнаться за всеми этими колёсами и кругами, трассами, дорогами, стеклами, витражами, огнями, каруселями и качелями, горками, пытаясь сбежать от них, спастись от всего этого. Её снова ловили на её же собственном способе побега. Она вдруг осознавала, что бежит уже не одна, а всё бежит вместе с ней, или она бежит с ними — и снова всё ускорялось, повторялось, её затягивали, а затем возносили на самый верх, а после скидывали в кружащий водоворот смеха, скорости, резких поворотов, подъемов и падений. Она то падала осколками, не разбиваясь, то крутилась треугольниками, становясь кругами. Она всё время искала способ остановиться, а они же искали возможность её закрутить, закружить, ускорить. Во всем этом было столько смеха и улыбок, так много всего ее касалось и так много на неё смотрело. Ей хотелось проснуться, но все повторялось снова и снова: хороводы и круги, и улыбки, и чья-то воля, и чей-то взгляд всем этим правил.
Каждый раз просыпаясь, она ничего не помнила, только чувствовала, что её укачивает. И сейчас, осознавая себя сидящей тут, за столом, и смотрящей на него, который смотрел на нее, она не была готова. “Готова к чему?” — думала она. Не готова к самой себе, представшей такой перед ним. Ей было стыдно за потраченное время, за магазины и примерочные, за выбор помады и духов, за неуверенность перед его дверью, и за страх, тот страх, который она чувствовала, думая о будущей встрече с ним. Теперь всё это было не важным, ложным, пустым, хрупким и таким рассыпающимся. То, что важно было сейчас: “Какая я в его глазах, он ведь видит меня, я беззащитна и мне не спрятаться. Как я не пыталась предстать пред ним простой и беззащитной, легкой и нежной, очаровательно милой, страстно загадочной, он видит меня, не наружную, а внутреннюю. “Значит, вот какая я!” — думала она. Через его взгляд девушка видела себя, проходя через свое сопротивление, неловкость, страх и чувство стыда, девушка приближалась к себе. И в этот момент он сел. Она не заметила как он подходил к ней и положил в ее тарелку рыбу, не услышала как он сел и не увидела как он отвел от нее взгляд лишь на мгновение, чтобы снова его вернуть. Парень положил руки на стол ладонями вверх, произнес:
-Ты очень красивая.
— Спасибо, — выходя из своих мыслей и чувств, смущаясь, произнесла она
— Мы ведь думаем об одном и том же? — продолжил он
— О моей красоте? — с мягкой улыбкой произнесла девушка.
— О твоей красоте! — повторил он.
Девушка покраснела, она о чем-то задумалась и после паузы произнесла:
— Мне не хочется ничего говорить. Это так странно, я будто всё уже рассказала тебе.
— Тогда может быть начну я. Я ведь не просто тебя пригласил…
Девушка улыбнулась и кивнула едва-едва опуская голову.
— Когда тебя я увидел впервые,- начал он, — я не был готов к твоим глазам, мне сразу же захотелось остановиться, подойти познакомиться. Те слова сами появлялись, я только смотрел на тебя, думал о тебе, и не мог остановить их, ведь говорил не я, а тот, кто знал что нужно говорить.
— Подошла я.
-Что… Ты ?
— И заговорила первая я.
— Ты ? — парень улыбнулся, — хм, а я запомнил ту встречу совсем по-другому.
— Я подошла из-за твоего взгляда, — произнесла тихо она.
— А я из-за твоего,- сказал он.
Они оба засмеялись, не отрывая взгляда друг от друга. Когда смех растворился в воздухе, он снова продолжил:
— И мне тогда очень захотелось остаться с тобой… хотя бы на время… Мне понравилось быть с тобой, и я сказал, что хочу приготовить для тебя ужин, такой, который ты никогда не пробовала и вряд ли попробуешь, — мой ужин для тебя. Я сказал, что хотел бы рассказать, поделиться настоящим собой, своей историей, если ты это позволишь. Ведь многое нельзя увидеть смотря на человека, как и нельзя услышать слушая его.
— Теперь мне кажется, что можно видеть всё, не смотря на человека,- произнесла девушка, вслушиваясь в его голос и всматриваясь в его лицо.
Парень улыбнулся, помолчал некоторое время, будто собираясь с силами и, увидев её разрешение, начал свой рассказ.
Когда я родился, Я все знал: знал как все устроено во мне, знал что я хочу, знал что я могу и что нет. Мне было ясно, что я сильный, так как сила моя содержала в себе всю мою слабость. Точнее сказать, всю слабость, а не только мою. Я знал, что искалечив мое тело, сердце или душу, останется мое Я, которое никак нельзя разрушить. Я это знал. А потом я это забыл.
Я помню тот день, когда ко мне пришла первая мысль. Я помню, как двое смотрели на меня сверху. Тогда я еще не знал, что это мама, а это папа. Но тогда, я впервые подумал. Теперь меня двое. Подумал не словами, а чувствами.
Проходили годы. Где-то я падал, где-то поднимался, где-то меня было слишком много, а где-то слишком мало. Я встречал своих людей, чужих, завязывал знакомства, расставался. Помогал кому-то, кому-то мешал. Временами мечтал. Это время длилось и длилось. А потом я понял — меня здесь нет. Это не моя работа, это не мои люди, это не мои отношения. Это не моя жизнь, а она у меня одна, и я ее начал. Я переехал, просто взял и уехал от своих людей, от чужих. Сила это позволяла. В новом городе ситуация повторилась. Снова знакомство, друзья, враги, стремления, желания, мечты, деньги — все то, что так ценит человек, ценит и любит, но не мог ценить я. А где я? Меня снова не было. Тогда я задумался каким я родился, какой я сейчас, кто я? Я не думал откуда я, этот вопрос меня не интересовал. Я здесь, я живу, я умею любить, я сильный, я добрый, я верю, меня много. Свои части я постоянно замечал то тут то там, находил то тут то там, проявлял. Они были разные: и необузданно хорошие, и плохие. Тогда я и решил составить первый свой список из семи пунктов, это было что-то вроде шутки. Седьмой пункт, неудачной шутки. Может тогда, если бы я над собой так не пошутил… Хотя я верил что до него не дойдет. И мне хватит и шести. Чтобы сделать всё, что я хочу, что под силам только мне. Я не мелочился в тот первый раз. Пункты были такие, которые можно достигать всю жизнь и не достигнуть никогда, а я им отвел год. Один год. Чтобы найти способ избавиться от бедности. Один год, чтобы найти способ избавится от войны. Один год, чтобы научить человечество любить. Один год, чтобы изменить власть. Один год, чтобы… Один год чтобы… Мне было мало лет, я был наивен, глуп и самоуверен. Когда в тебе бушует пламя, и ты знаешь кто ты, ошибки совершаемые тобой под стать пламени, его силе. Я не смог. Ничего… кроме седьмого пункта.
Девушка молчала, не прерывая его слов, она видела, что ему они даются непросто, что он все ещё готовится лишь раскрыться перед нею. Тем временем парень продолжал свой рассказ.
Видела бы ты мои те странные попытки… я словно сумасшедший пытался успеть все, что запланировал… сначала отсиживался дома в горячем желании разработать идеальный план программы по всеобщему процветанию, любви и миру… когда он был готов, я вышел в мир с гордо поднятой головой. “Я знаю как избавить мир от войны, от голода и нищеты, дать любовь, веру. Я ваш спаситель!” Спасителем я не был и быть не хотел, но это выглядело именно так. За мной пошли люди, к моим словам прислушивались, мне верили, меня любили и поклонялись. Последнее вызывало у меня боль, так как я не мог понять, почему человек может захотеть преклониться пред другим человеком. Рожденный пред рожденным. Одна душа у всех нас. Один бог у всех. Но люди так поступали.
Мои призывы развешивались на столбах, подъездах, сотни людей раздавали листовки с призывом верить, любить, помогать и не бояться, проходили демонстрации, не массовые, но они были. В тот год я исписал все руки, перевстречался с сотнями людей. Меня поддерживали на высоком уровне и удивлялись моему горячему стремлению. Хлопали по плечу и говорили “продолжай”. “В таком возрасте и столько силы”. “Удачи тебе, парень”. “Ты стоишь за правое дело!” Меня финансировали, у нас появился штаб, откуда я отдавал указания. Я написал книгу. Но этого было мне мало. Я видел, как уходило время, а ничего не менялось. Как капля в море тонуло моё первое желание — быть. Так прошел год. Под новый год я всех собрал и сказал лишь одно: “- Я ухожу”. Никто не мог в это поверить. А мне было все равно, сложив с себя полномочия, я ушел, оставив все другим. Мне нужно было время подготовиться к своему наказанию, к такому наказанию, которое было противно. То, что мне не присуще и то, отчего хотелось бить себя до потери пульса, резать себя так, чтобы раны никогда не зажили. Не дай бог заживут, потому что тогда душа будет одна изувечена, а я целёхонький и невредим. В тот год я был максималистом: “Максимум делал и Максимум страдал!”
И я стал готовится к 7 из 6 пунктов — к ограблению.
Я не знал как?! Я не знал кто это будет? Но я знал — я это сделаю! Одновременно с этим знанием и решением мне хотелось, чтобы меня кто-то попытался остановить, как останавливали на пункте 4, или избивали на пункте 5. Но никто, абсолютно никто, меня не останавливал. Ни в тот момент, когда я был на пике своей нерешительности, ни тогда, когда я решился. Просто в один день я вышел и это сделал.
Я не помню лица, только крик, это была девушка. Хотя я молил, чтоб это был взрослый мужчина, чтобы он переломал мне все, разбил голову и… может тогда… Но это была девушка. Я потянул сумку. То ли я сильно дернул, наверно я сильно дернул, да. Девушка упала, а я убежал, я как сейчас помню ту красную женскую сумку с которой я бежал по многолюдным улочкам, паркам, я бежал и думал и думал. “Смотрите какой ваш спаситель, ваш избавитель”, “Смотрите как он бежит от самого себя”, — и я бежал и бежал, никто меня не останавливал. Бежал, и мне так хотелось этого, мне так было легко, я чувствовал будто я спас кого-то, кого-то настолько близкого мне, что от этого хотелось бежать и смеяться. Сумка сразу потеряла значение, я её где-то то ли в самом начале обронил, то ли выкинул, я наслаждался этим бегом. Пока слезы не залили моё лицо, я наслаждался бегом, пока внутри не стали пытать мою душу. Я наслаждался бегом. А душу Резали и кромсали. И те удары от сотни лезвий в голове трансформировались в фразы, в голоса. Ты вор. Ты украл, спустя миг ты стало я, и я стал Вор. Я украл. Меня поздравляли, хлопали по плечу, судили, оправдывали, надевали наручники, снимали, сажали и отпускали снова и снова. Он вор! Я вор? Ты вор? Я вор! Видели бы они теперь меня те люди, которые пошли за мной, своего спасителя. Я даже представил объявление на столбах поверх моих с призывом верить, любить, не бояться: “Разыскивается спаситель с красной женской сумкой”.
ХА… — он замолчал, посмотрел на девушку и сказал:
— У меня не было той красной сумки, и я не был спаситель, наверно поэтому меня никто не искал.
Девушка слушала парня и ей становилось больно, она чувствовала в нем свою давнюю боль, свои раны, раны глубоко проникшие в её душу, кровоточащие, не заживающие. Она встала, обойдя стол, подошла к парню и попыталась его обнять. Но он отстранил её.
— Не стоит… хотя, может и стоит… нет, не надо, — борясь с собой произнес парень.
Девушка, ничего не сказав, вернулась за стол. Она стала вглядываться в его лицо, давая знать что он не один, что она понимает его боль.
Неожиданно он продолжил свой рассказ, продолжил резко, не оставив ей время понять. Слов было мало, но их хватило чтобы она испугалась.
— После этого прошел год, и тогда, я снова составил новый список. Список того, что я хочу, и то, что не дай бог мне прийдется сделать. Список снова из семи пунктов. Я после того раза думал, что должно быть седьмым пунктом? Думал и думал. Седьмой пункт никак не давал мне покоя. Мне приходили разные варианты: ограбить чью-то квартиру, угнать машину, хотя у меня не было прав, и я не знал как водить, и машины я не любил. А Может кого-то похитить?
Парень посмотрел на девушку, девушка смотрела на парня, его слова были серьезны, она это чувствовала, но что-то ей подсказывало “бояться рано”, и она продолжила слушать.
— Но что я с ним? Или с ней буду делать? — они переглянулись.
Девушка неловко улыбнулась, “бояться рано” повторила она себе. — Верь ему.
— Может… может.. может. Убить! — на этих словах парень посмотрел пристальнее на девушку, в его взгляде появилась жестокость.
Девушка поперхнулась и закашляла. Старалась удержать взгляд на парне, но он всё уходил, тогда она попыталась вспомнить тот взгляд, которым он до этого на неё смотрел с той особой нежностью и любовью, но сейчас всё было по-другому. -Взгляд другой, — думала она, -сейчас цепкий, жесткий с долей садизма и злости. -Верь ему — не верь ему. Слова начинали уплывать, и звуки становились острыми и опасными, девушка попыталась встать, затем вспомнив о ненужной вежливости, улыбнулась, наклонилась, а после произнесла:
-Извини, мне нехорошо , где туалет …
— Первая дверь.
— Первая дверь налево?
— Направо.
— Хорошо, спасибо.
Девушка встала и облокотилась на стул, чтобы не упасть.
— Тебя проводить?- парень начал приподниматься.
-Нет, нет, я сама направо дойду, — девушка запротестовала, замахала руками и ускорила шаг.
Она вышла в коридор, стараясь не разворачиваться спиной к парню, посмотрела налево, потом направо и увидела дверь. Парень продолжал молча сидеть за столом, смотря пристально на нее. Девушка последний раз взглянула на него и вошла в туалет, закрыв громко дверь.
Спустя некоторое время девушка вышла из туалета, она была напугана, в ладони зажат телефон. Забыв убрать его, она встала на порог кухни и сказала:
— Я пойду, что-то мне действительно нехорошо.
-Ты хотела позвонить, — увидев телефон в руке девушки, произнес парень.
— А? Что? Нет. Я… — попыталась оправдаться девушка, убирая телефон за спину.
— Тут связи нету. Ни мобильной, ни интернетной. Никакой связи нет тут, — словно вердикт произнес парень.
Девушка испугалась ещё сильнее его словам и стала пятиться назад, и хотела что-то сказать, но он ее перебил.
— У соседей за стеной глушилка стоит, там такая семья интересная: и веганы, и атеисты, и свингеры они, ха-ха. Да еще против различных излучений. Я боролся с ними в начале, так как связь нужна была, а потом привык, — произнес он то ли усмехаясь, то ли шутя над ней.
— Я не хочу, чтобы ты уходила, — эти слова он произнес по-другому, так же нежно и добро, что девушка посмотрела внимательно снова на него.
— Мне правда нехорошо, я лучше пойду и поздно уже.
-Ты ведь подумала, что я тебя убить собрался, или на крайний случай похитить? — парень улыбнулся снова очень нежно. -Не бойся, сядь. Пожалуйста. Я не собираюсь тебя убивать, боже упаси, ты можешь уйти когда хочешь, хочешь сейчас, я не буду тебя останавливать, если ты захочешь, я даже не поднимусь со стула, дам тебе ключи, я тебя не держу, ты не в заложниках поверь, но я хотел бы, чтобы ты услышала мою историю до конца. Мне кажется, что и у тебя есть история, которая хотела бы быть услышанной. Девушка засомневалась.
— Смотри, посмотри на меня пожалуйста, мне тяжело говорить то, что я говорю, но мне хочется это закончить, это эгоистично по отношению к тебе, и к нашей первой встрече, это неправильно ко всему тому, что происходило с тобой и со мной, пока я не начал свой рассказ. Это гадко, и тебе может быть противно, то, что я собираюсь рассказать, но это честно, потому что в этом весь я. Я хочу это закончить, раскрыться полностью перед тобой. Мне кажется в жизни нужно хоть раз перед кем-то раскрыться полностью. Стать настолько прозрачным, беззащитным, слабым. До самой невозможности. Если ты уйдешь, я не знаю что будет, если ты уйдешь, поэтому прошу останься.
Девушка задумалась, потом посмотрела на парня, он был слаб и невинен, девушка снова почувствовала к нему симпатию, но симпатию на расстоянии. Его слова свободно проникали в её сердце. То как он смотрел не было тем, и тем, и тем взглядом его. Этот взгляд был беззащитен для всего, что он мог встретить. Смотря на него, она задумалась какой он? Столько рассказал о себе, и она все равно его не знала. Остаться и узнать, убежать и забыть. Она посмотрела на него, вспомнила слова и решила остаться еще на чуть-чуть.
— Хорошо я останусь.
— Спасибо. Спасибо. Плохой из меня повар, хотел чтоб тебе понравилось и сам сделал так, что ты к рыбе даже не притронулась. -Прости, — произнес он так же неловко как в самом начале.
Девушка опустила голову и посмотрела на рыбу в своей тарелке, которую она так и не попробовала, и теперь вряд ли это сделает. Есть ей не хотелось ничего. Она села, и парень продолжил.
— Мой второй список был не такой глобальный, он не касался всего человечества, только меня. Только того, что я хотел для себя. У меня была работа, приносившая мне деньги, но мне она не нравилась, поэтому я решил сменить её на другую. Вторым было пойти учиться, третьим — найти себе учителя, встретить любовь и так далее. Нельзя сказать, что я был несчастлив своей жизнью, нет. Но я знал, я всегда знал, что это мое, а это нет. Точнее сказать, знал я всегда, но не всегда помнил. А кто помнит? За все эти блага я поставил чью-то жизнь. Да, я тебя понимаю, как можно ставить на кон чью-то жизнь? Значит можно.
Девушка молчала, и он продолжил.
— Как и в первый раз мой список был не так прост: пойти работать только в эту кампанию, пойти учиться только туда. Мне казалось, что других мест просто не существует. Только эти и всё. По поводу любви, я всегда был ею обделен. Меня любили много кто, но по-настоящему я не любил никого “той” любовью, которой мог любить. Обычной любви моей хватило на все человечество, а “той” — для неё одной. А кто она — я не знал. Долгие годы я не верил, что она вообще может быть, жить, существовать. Лишь внутри была вера, что она есть, так как есть я. Своим существованием я подтверждал её. И однажды я смог увидел её в других глазах и смог поговорить.
В тот год я перевстречался со многими девушками. Это были отношения быстрые, острые, тонкие, нежные, грубые, порой смешные, порой грязные, очаровательно невинные и жестоко отчаянные, а иногда будто это она, но нет — это кто-то другой, похожий на нее. Отношения не длились долго. Стоило мне понять “не она” — они заканчивались. Но в каждых новых отношениях я был весь, и может за это меня однажды наградили. Я увидел её, увидел её в глазах другой девушки, я смог поговорить, я научился разговаривать с ней через глаза. Тогда в первый раз мы встретились и поняли: Я есть, она есть. Мы поверили, что мы есть. Мы договорились, что будем искать друг друга. Увидев себя, мы захотели встретиться. Но ни в тот год, ни в последующие мы так и не встретились.
На этих словах девушка о чем-то неожиданно задумалась, она смотрела на него и резко отводила взгляд, потом снова смотрела, чего-то ждала, чему-то улыбалась, хмурилась и продолжала думать. Глаза бегали из стороны в сторону, что-то неуловимое мелькало перед ней, что-то вспоминалось, но никак не удерживалось.
Закапала вода в кране, заходили стрелки в настенных часах, заскрипели стулья, стало слишком шумно чтобы думать — она закрыла глаза и снова услышала голос его, который некоторое время уже продолжал свой рассказ.
… я старался исполнить все оставшиеся пять пунктов. Я вкладывался даже больше, чем в первый раз. Когда на кону жизнь человека, ты словно смертельно больной, которому сказали, что есть шанс на выздоровление, но это потребует многого сил от тебя. Я горел словно солнце, сиял как сверхновая звезда. В свое оправдание могу сказать — я делал всё, чтобы не стать убийцей, но кто-то делал всё, чтобы я им стал. Его власть была сильнее моей. Она была Абсолютной. С одной стороны стоял я с жизнью невинного человека. А с другой он, и ему было мало. Там, где была моя душа и жизнь человека, вдруг появилось еще и искалеченное тело… Тело того, кого я выбрал своим учителем и собирался идти к нему в ученики. Его сбила машина, и он стал инвалидом. Что?! КАК? Как, Бл…, извини. Компания обанкротилась в которую я пошел. Преподаватель закончил свою преподавательскую деятельность неожиданно и т.д., и т.д., и т.д., и… все рушилось на моих глазах, я словно становился проклятием для самого себя и для других.
И тогда остался снова седьмой пункт.
Я должен убить человека. Должен я убить человека. Я убить человека должен. Я человекааа убить должен.
Тогда мне казалось, что я убью себя. Это было так логично. Я человек, и я должен себя убить. Но, есть но, было но. НО, которое было всегда во мне. Но я хочу быть. Я хотел быть! Если я есть, если я мыслю, смотрю, думаю, чувствую, ощущаю, страдаю и радуюсь, если я решаю что-то делать, а что-то нет, если я чувствую, что внутри у меня огонь, пламя, которое хочет вырваться и творить, жить, любить, быть, то как я могу его потушить. Как я могу себя убить? Как?! И я стал готовиться к убийству незнакомой мне души.
Раунд 1
“ В котором парень нападает, девушка не верит, боится и защищается. ”
Парень взглянул на девушку и увидел, что она смотрит на него, ему без слов стало ясно, что она его слышит и самое главное видит. Она давала разрешение на продолжение его рассказа, и он продолжил.
Ночью я вышел из дома купить минеральной воды, хлеба и ягод, не знаю, почему мне тогда хотелось ягод, и каких ягод, но я их не нашел. Выйдя из магазина, я решил прогуляться, была зима, но холодно не было. Я шел в начале по осветленным дорогам, а потом стал сворачивать то налево, то направо и как-то свернув, очутился в незнакомом мне месте. Могу поспорить, этого места не было до тех пор, пока я его не нашел. Оно было не натуральным: другие дома, другие деревья, снег под ногами другой, звуки будто отставали, а больше всего это люди, которые будто ждали, что вот сейчас я. Я что? Пройдя через двор, через всех этих людей и их взгляды, я оказался на дороге такой длинной, что мне тогда виделось “она никогда не закончится, всё так и будет идти вперед впереди меня, а я за ней”. И в этот момент в мою голову ворвалась мысль, ужаснувшая меня. “Это то место, где я буду убивать”. “Это то место, где я стану убийцей”. Нет, так не бывает, так не должно быть, не сегодня, я не купил ягоды. Я не готов, ха-ха. Жалкие оправдания. Я полез в карман куртки уже зная, что там найду — лезвие ножа. Что? КАК? Стоп, сверни, что я тут делаю, где я… Я стал вспоминать как положил нож в карман, как ел яблоко на лестничной площадке и срезал ножом дольку за долькой. В голове тогда были цифры: 20 процентов я забираю 80 остается, еще 10 съедаю — итого 70. 60, 50, половина. Половина разделяется на половину и тогда 25 порог. Порог невозвратный 75ти .
А теперь нож был в кармане, а человек шел на встречу мне, а я навстречу к нему, и мы обязательно встретимся, и я обязательно стану убийцей. Я побежал, я чувствовал уже момент удара и кровь на своем лице, видел взгляд и слышал стон, тихий отчаянный мой стон, мой плачь, я склонился перед мужчиной, он вращал головой из стороны в сторону и не понимал, что произошло. Из его шеи била кровь, заливая все, на что падал мой взгляд. “Я уже убивал? Или буду убивать? Я уже убил? Или только начну? — Я уже убивал!”- я стоял перед ним на коленях, тело дрожало мелкой дрожью, потом резкая встряска и снова тихая дрожь как дождь, как рыдание, которое обессилело от самого себя.
Я посмотрел на руки — они в крови, посмотрел на свою одежду — она в крови, посмотрел на мужчину — он в крови, на снег — К, на пакет — Р, на деревья — О, на дорогу — В, на небо — Ь, посмотрел внутрь себя — там ведь тоже кровь бьет по жилам, стремится к сердцу и обратно, круг крови, красной, чистой крови. Но тогда душа должна плавать в крови!
Парень замолчал, и в месте с ним замолчало все. В этот момент молчало все. Замолчало всё: кран, настенные часы,…
Придя в себя. Открыв глаза. Я понял, что продолжаю идти по этой дороге…
— Что с мужчиной? Где вода? А вот она… А хлеб? А, я его ем. Ясно… хорошо, значит не голоден, сыт… Это хорошо… Только для кого хорошо? -у меня не было слез, как и не было людей, когда они так нужны, хоть один косой взгляд, громкий пронзительный крик ”Убийца” и палец, указывающий на меня. А где мысли, которые осуждают, которые судят, которые громче, чем самый пронзительный крик. Где?
“Некого и Нечего Теперь Судить!”
А вот и она, мысль, славу богу, ха-ха. Что? В смысле? Я не понял, я не услышал, повтори, я не запомнил. Что ты сказал сейчас?.. Не.., не.., нек… Никого нет. Да, никого нет. Н и к о г о н е т, ха, никого и ничего нет, ни меня, ни тебя нет. Нет… Я есть. Где-то я есть. Где-то я должен быть. Я здесь, и я хочу домой. Я дома! Что? Как? Когда?
— Куда ты идешь?
— Назад, меня ведь никто не видел, я должен показать, показаться всем во всей крови.
— Там никого нет.
— а здесь?
— Ложись спать.
— А здесь?
— Ложись спать.
И я лег.
Рассказ парня сносил девушку, она…
Потом я проснулся и стал делать то, что лучше всего у меня получается — собирать себя по частям, по кусочкам, по атомам, кваркам, что-то во мне хотело стать очень маленьким. А я ему мешал, не давал этому совершится, я находил его и собирал. Собирал себя, я это всегда умел, чтобы не произошло — я себя соберу, придется ли мне вмешаться в атомный порядок, или помешать нейронам создать свои связи. “Я ВИЖУ ВСЕХ В СЕБЕ.” И в этот раз я тоже собирал. А потом я увидел кровь на своей руке, на лице, на одежде, на обуви И мне стало спокойно: это было. Я это прошел. Кто-то проходит это легче, кто-то сложнее — я прошел это так. И я пошел умываться.
— Да, ты правильно думаешь — я монстр. Но где та грань, где хороший человек становится монстром, а? Ты теперь жалеешь, что не ушла? Не такой я хороший, как ты думала. Но это только начало! Потому что я не сказал, что является в этот раз седьмым пунктом, и почему ты здесь.
А я хочу, чтобы ты испугалась, потому что это будет нечестно ко всему тому, что я рассказал и расскажу дальше. Я не хочу, чтобы ты на меня смотрела сочувственно, с пониманием, мне не нужна твоя жалось, мне не нужно чтобы ты меня оправдывала внутри себя, чтобы ты в какой-то момент осуждала, в какой-то понимала, оправдывала, в какой-то не верила. Я хочу, чтобы ты боялась меня, осуждала, ненавидела, чтобы не сочувствие было, а злоба, не любовь, а ненависть. Я устал, хотя мне нужно много еще сказать. Но я устал, поэтому пусть будет так, как я не планировал.
Вот моя первая ложь: “Я тебе рассказал про своих безумно занятных соседей, про то какие они странные, но я тебе соврал по поводу глушилки. Она у них не стоит. Глушилка стоит у меня. Я несколько дней назад купил ее для этой встречи, и сегодня с утра я ее включил”.
Вот моя вторая ложь: “Я бы тебя остановил и не выпустил — ты не должна уйти”.
И вот моя правда: “Седьмой пункт — Это то, что я убью девушку, которая меня полюбит, а я её нет”.
-Вот теперь можешь кричать.
В ней что-то гнулось, сгиналось, пригибалось. В ней что-то стонало, кричало, рыдало. В ней что-то не слушало, не чувствовало, не видело. В ней что-то застывало, ожидало, надеялось. В ней что-то закипало, разрасталось, извивалось. В ней что-то просило, умоляло. В ней что-то восставало, приподнималось. В ней что-то кричало “Нет”, а что-то утвердительно — “Да”.
В ней что-то решало действовать
И она …
Раунд 2
“В котором девушка не сдерживается, бьет наотмашь, кричит, матерится и говорит свою правду, в которой много мата, мужского насилия и цинизма.”
-С меня хватит. С меня ДОВОЛЬНО. Я больше так не хочу.
Девушка резко встала после своих слов, её глаза сверкали яростью, злобой и решительностью:
— Кто тебе сказал, что я тебя люблю? Да пошел ты! Думаешь, ты можешь только что-то решать, а? Думаешь, у тебя есть право отнимать чью-то жизнь из-за своего ебучего списка? Себя убей! Думаешь, только у тебя есть история своей изувеченной души? Думаешь, только ты что-то пережил? Только Ты всё сам с собой сотворил! А со мной сотворили! Когда я не была к этому готова. Да к этому никогда нельзя быть готовой. Вы — ублюдки! Вам просто вдруг захотелось, и вы не разбираете кто перед вами. Вы только о себе думаете. Ты только о себе думал! Они только о себе думали!
Я возвращалась домой, когда ко мне подошли двое парней. Двое! А я была одна, совершенно одна…
Знаешь, что они мне сказали перед тем, как… Знаешь? Смотри на меня! Вам важно, чтобы на вас смотрели.
— Эй, девах, постой. Ты запала нам в сердце. Пойдем отойдем.
-Нет, извините, мне нужно домой,- сказала я. Я сказала “извините” этим ублюдкам.
— Нет? Постой, ты хочешь нам разбить сердце? Мне и моему другу? Не будь так жестока.
— Мне правда нужно домой, — я хотела сказать, что меня ждут, но он меня перебил. Он был меньше второго, который молчал. Его лицо то ехидно смеялось, то было серьёзным. А потом я увидела, как оно может начать пугать.
-Стой! Ты хочешь разбить мне и другу сердце? — повторил он. Бля, что же вы за бабы такие суки. А? На меня смотри!
Здесь я стала его бояться.
-Мы тебе что-то сделали? А ? Так что ты щемися? Да мне пох, что тебе домой. Ты посмотри на моего друга. Ты ему сердце разбиваешь. Ладно мне, но за него я тебя сейчас уе…
-Да ладно, перестань — все ок. Девушка, пойдем отойдем, а то он и правда глупости натворит, а мне потом его успокаивать, а это, я тебе скажу, нелегко,- это был второй. Я не знаю сколько было ему лет, но он был старше первого. Он был полный, и от него не было никакой злобы, но он был вторым.
Они смотрели на меня так, как будто все нормально, как будто ничего плохого не происходит и не произойдет, как будто это я дура тут что-то напридумала. И я решилась сбежать. Подалась назад и только приготовилась, как первый схватил мою руку и сжал так сильно, что на глаза навернулись слезы.
— Мне больно, отпустите, — взмолила я,- мне больно, больно мне!
— Ну ты сука, больше всего я таких не люблю, признаешься, а тебе в душу плюют. Сама напросилась. Ты сам видел — она хотела кинуть тебя. Ладно меня, но тебя!
Он посмотрел на второго, и улыбался, и злился. Тот понимающе покачал головой. А после первый снова повернулся ко мне и сказал.
-Пойдем, трахать будем тебя, крикнешь — двину, или руку сломаю, она не нужна, чтоб тебя поиметь.
Мне стало так страшно, что коленки задрожали, а голос пропал, я пыталась что-то сказать, кого-то позвать, а выходили только беззвучные слезы из глаз. Меня вели, а я не могла что-то сделать.
Потом они остановились, и тот, кто держал меня за руку, прижал меня к стене, после отошел от меня и подозвал второго:
— Пользуйся. Ты первый, а я пока гляну, что у нее за игрушки в телефоне. У тебя ведь есть игрушки? Дай телефон. Телефон дай!
Я стала протягивать ему телефон, и от дрожания пальцев он выскользнул, но тот успел его поймать.
— Э, поаккуратнее! Чуть не разбила, дура. Рук что ли нет? Не свое — так можно ломать. Бееережнее нужно быть с чужой вещью. Как блокировку снять? Ты не показывай, а скажи — я сам. Что? Громче говори! Громче! Я тебя не слышу!
— 3…
— А дальше?
— 5… 6… — я пыталась сказать эти чёртовы цифры и одновременно не хотела говорить, иначе это начнется.
— Ну-ну, давай, ты сможешь. А ты что застыл? Начинай уже.
— Не торопи.
— Ты что там готовиться будешь? Цифру говори!- закричал он.
— 9
И они начали. Один иметь моё тело, другой иметь мою душу.
Девушка прервала рассказ и посмотрела на парня, он продолжал сидеть молча.
-Тебе этого мало, ха, продолжения хочешь?! — прокричала, прорычала она. Парень ничего не ответил и продолжил сидеть.
-Хорошо, хорошо,- на глазах у девушки выступили слезы, а за ними еще и еще, губы дрожали, руки тряслись, голос ее то срывался с обрыва, то вбивал колья во всё, что видел.
— Гляди, что у нее есть. Ты знаешь эту игрушечку? Найдешь её мне потом? — девушка исказила лицо на мужской манер, проговаривая эти слова, затем своим голосом продолжила свой рассказ.
-Бля, проиграл. Ладно, пох. Что у тебя есть еще интересненького? Музыка, что за музыка? Гавно. Гавно. О, а это че?
И он стал петь, поднося телефон к моему уху.
— Сколько красатыыыы в этом мире. Посмотри, посмотри.
-Та татата ТА Та та та ТА Та Та тата ТА тата аААаа… Туту руру Туту ту туту ту Тутуту ту ру ру рууу
— Хорошая у тебя музыка. Мне нравится, — второй прошептал мне в ухо,- у тебя какой любимый цвет? У меня красный.
Закончив с играми, он перешел в мой фотоальбом
— О, смотри какая она тут милаха, о девочка, о солнышко, тут, и тут. Я сейчас возбужусь и у тебя её отниму. А это чё? Гляди какая страшненькая. Тебе что по-кайфу уродовать себя? А где фотки в нижнем белье? Не то, не то, нету чтоль? Да ладно, нет. Бля, ну как так? А вот и они:) Так любишь себя фоткать? А ты оказывается телефонная шлюха? Чё ты тогда плачешь, если ты шлюха уже? Бабы, не понимаю вас, вы не от мира сего. А это что за чмо? Парень твой? Ха! Два парня лучше чем один, бля, скоро ты это прочувствуешь.
— Ты красивая очень, — снова в ухо он мне.
— Хотя не, вначале с твоим поговорю, поделюсь новостями. О, он в сети.
— Привет, Олег, а меня сейчас имеют.
— Что?
— Ха-ха, вот тупой! Я говорю “меня сейчас имеют, трахают, ебут”. Он у тебя походу тупой. О, похоже дошло до него, что-то пишет. Погоди… ну и, и, бля, что так долго?
— Это шутка?
— Что? Какая шутка? Ты мудак, ох, ну он дебил! Ладно, давай меняться. Что-то меня заебло, хотя, погоди, погоди, погоди, разверни её на меня, разверни, да, вот так, мордосу только свою убери, не свети мордосой, так, на меня смотри, я фото обновлю тебе. Я пиздец какой охуенный фотограф. Ты потом долго ссатца будешь от моего шедевра. Ты что хочешь быть в слезах? Ну, как знаешь. Чего ты так разрыдалась, а? Ты должна удовольствие получать. А ты что филонишь? Чё она у тебя всё время плачет? Тебе показать как надо, или сам справишься? Стараешься сделать для тебя лучше, а ты. Дура ты! Вот, вот смотри, какая ты вышла, слезы тут, размазано, а я тебя предупреждал! Ну, как хочешь. Или попробуем еще? Ладно, нах, и так сойдет. У тебя дома кто-то есть, а? Может, поведем её домой, а то смотри какая она на фото, так и не разглядишь, а при свете царевной станет.
— Ты разговаривать будешь или трахать ее?
— А ты что, устал?
— Ты отвлекаешь.
— На, вдрочни пока на фото. Я тебя сменю. О, а это что, твой дневник кажись? Опа, пароль. А что за пароль? Ну, говори. Давай, какой пароль к твоей душе? И всё? :( Что он такой маленький? Там ничего нет что ли. А есть, так, посмотрим.
И он стал читать мои записи.
“Любовь есть, я ее увидела”.
— Правда круто. Так, дальше.
“В каждом человеке есть центр, который берет начало от добра. Он есть само созидание”.
— О, это ты хорошо написала, я его тоже чувствую этот центр. Вот здесь,- и он показал рукой на свою промежность. — Бла, бла, бла, а это? О, послушай, как раз к месту.
“Мужчины обделены истинным источником любви. Им нужна женщина, которая есть источник любви”.
“Есть две любви. Любовь добра — любовь(сердца), и любовь зла -(разума)”.
“Когда входишь в цинизм, в нем чувствуешь свободу как будто это любовь. Как будто так любит зло. Цинизм — это любовь зла.
“Быть злым, значит — искать способ быть злым”.
— На этом я закончу, или ты возбудился. Может, хочешь увидеть меня голой?- девушка достала телефон и стала листать фотографии. Так, где ? Затем резко протянула его парню: — Смотри на меня! Вот я! Как тебе? Нравлюсь?
“Она плакала.” “Ее руки дрожали.” “Ее голос срывался.” “Ей было очень больно.”
Парень взглянул на фото и ужаснулся. Его сердце сжалось, в горле появился ком, который разросся в мяч, ему стало тяжело дышать, сглатывать. Что-то, что он не хотел видеть, было прям перед его глазами. Чувство нестерпимой злости порождало в его сознании образы: как всё на кухне ломается, разлетается, бьется, дробится, падает; звон, крики, удары; то, что он видел, вызывало чувство полного хаоса. Хаос, который он пытался сдержать, но чувствовал, что он грядёт. На фото было нестерпимо больно смотреть. Оно олицетворяло всё то, что он сегодня породил. Оно было ясным ответом на все его сегодняшние действия и на действия, совершенные в прошлом.
На фото была испуганная девочка. По рассказу он не мог представить, сколько ей было лет. Но чтобы столько!? Совсем девчушка. Испуганная, прижатая к стенке, сжатая в комочек маленькая девочка, вся в слезах. Больше всего его ужаснула рука, которая словно пыталась вырвать её сердце, непомерно больше чем сама она, мужская рука, которая закрывала оголенную грудь, разбитое сердце, истерзанную душу этой девчушки. Рука неизвестного парня или уже мужчины. На фото было больно смотреть. Оно вызывало отчаяние, оцепенение, страх и нескончаемый источник ярости. Страх, что с ним могут так поступить, а с ней так поступили. Ярость, что так поступили с ней и еще с многими девочками, мальчиками, дядями, тетями, — людьми. Поступали и поступают. Девочка смотрела на него с фотографии, моля о помощи, зная что он ей не поможет. Но она смотрела и молила. Для фото не существовало времени. Оно было безвременным. Создавалось чувство, что это происходит прямо сейчас. И теперь он видел весь ужас того, что совершал, совершил по отношению к ней, но было уже слишком поздно…
Раунд 3
“В котором нет слов, лишь слезы, бьющаяся посуда, перевернутый стол, кровь, гнев, удары.”
Она накинулась на него и стала бить. Бить, ударять, дубасить, царапать, рвать, пинать, кусать, неистово как могла, став взрослой, она могла теперь себе это позволить.
…………………………………………………
………………………………………
Он не попытался защищаться.
Финальный Раунд
“В котором… ”
В наступившей долгой тишине парень произнес:
— Не ты, — и он продолжил,
— Это 4 раз , четвертый и последний мой список.
Глядя на девушку, сидевшую на корточках в дальнем углу кухни, он стал рассказывать.
Её звали Ольга. Она как и ты вошла в эту квартиру, она как и ты сидела за этим столом, она как и ты ела. Она как и ты слушала меня. Только она была тем котом, который из неопределённого состояния не выходит живым.
Я её стал встречать то в одном месте, то вдругом, мы часто пересекались. Ни разу я с ней не заговорил. Ехали ли мы в поезде вместе. Стояли на остановке. Шли ли мы в одно и то же место.
— Мне кажется, я тебя часто вижу?
Я сказал: — Может быть.
— Нет, точно. Ты был на концерте недавно, а ещё ты едешь на метро утром по оранжевой ветке и бываешь в парке, где яблони растут, а ещё… Ну это ведь так? Ты меня преследуешь?
Она была красивая, я не знаю, почему я её не замечал. Я её видел, но мне было всё равно на неё.
— Кто кого преследует? Похоже, ты меня преследуешь.
Она засмеялась, и я увидел её, на миг я ее увидел, затем она снова пропала из моих чувств.
— Не хочешь выпить кофе, со мной? — произнесла она.
И я удивился, ко мне никогда не подходила девушка, чтобы вот так познакомиться. И я согласился. Я любил кофе.
В основном говорила она, много, красиво, тепло, звонко смеялась, нежно улыбалась. Её глаза излучали любовь, она делилась ею со мною. Я смотрел на неё, и ноги у меня дрожали. Я думал “ведь она меня сейчас полюбит, ни за что, просто так”. Я смотрел, как это происходило. Как участилось у неё дыхание, как изменился взгляд, как у неё замедлилась речь, и как она стала улыбаться. -Не нужно, стой!- это была не похоть, а самая настоящая любовь. Что-то во мне ей было нужно, что-то, что мог ей дать я, а мне в ней не было нужно ничего. Я продолжал наблюдать за этим моментом. Я знал, что я убью девушку, которая меня полюбит, а я её нет. Я так выбрал, я так решил. И вот она теперь сидит передо мной и влюбляется. Ноги перестали дрожать, а пальцы на руках начали. Она увидела это и протянула свою ладонь, коснулась своими пальцами моей руки. Она собиралась раскрыться, подписывая себе тем самым смертный приговор. Если я вдруг не выполню хоть один пункт из 6. Но такого быть не могло — ведь не может книга пропасть отовсюду, которую я решил купить, ведь не может концерт отмениться. Так я думал тогда, а она, держа меня за руку, произнесла:
— Меня Ольга зовут, не хочешь начать встречаться?
Я сказал: — Да, хочу, — то ли на автомате, то ли с той уверенностью, что всё смогу исполнить, а больше…, больше наверное, потому… что чувствовал одиночество, не хотел быть один. А если говорить совсем честно, то я думал, что смогу ее полюбить, на это ведь был у меня целый год. Для пущей уверенности я решил с ней встречаться. У меня появился запасной план как её спасти, если что-то пойдет не так. Я полюблю её. У меня на это есть целый год.
Парень остановился. Глаза его стали закрываться, он тряхнул головой. Он не понимал, слушает его девушка или нет, но она не вставала и не уходила, хотя могла. И он продолжил:
— Она скатилась с крыши и упала. Представляешь, упала на балкон. Он не был застеклен, был открыт. Она упала прямо на балкон. Я не представляю, что они сделали с ней, когда обнаружили, но ни полиции, ни скорой не было. Никто не заявил об обнаруженном теле Ольги. А может, Ольги не было?… Молчало всё. Но так ведь не может быть. Она ведь была. Она говорила, имела вес, определенный, занимала в пространстве 165 на 75. Как так может быть, я не понимал. И я впал в депрессию… или апатию. В начале я уволился, точнее уволили меня, за прогулы, потом стал пить, не выходить из дома, стал обрастать вначале щетиной, потом бородой, потом волосами, ногтями, потом грязью и мусором. Деньги позволяли жить, пить и прорастать. Я и прорастал. Затем я перестал говорить. Оказалось, говорить не нужно. Чтобы жить, и пить, и прорастать нужен только сон. И я спал. Много спал, нескончаемо много. Утро, день, вечер, ночь — все стало в моей голове неустойчивым. Это ночь? Нет, это утро. Это утро? Нет, это ночь. Со временем я заметил у себя привычку оглядываться, как будто кто-то стоит за мной. Когда я ложился спать, я тоже оглядывался. Мне казалось, что кто-то постоянно прячется у меня за спиной. Мне не хватало секунды, чтоб его увидеть, разглядеть, я лишь ловил глазом еле уловимые, прозрачные полосы, то как будто покрывало, то как ветер, который колеблется. Однажды я увидел, что сзади меня есть что-то цветное. Я не стал сильно оборачиваться, только краем глаза стал наблюдать за “этим”, пока “это” наблюдало за мной. Я так и просидел завороженный “этим” некоторое время, пока не понял что “это” был не он, “это” была она — моя душа. Она вышла из тела и теперь пряталась от меня, но не собиралась покидать. Мы с ней всегда будем вместе. Когда я это понял, мои руки начали соскальзывать со стола, за которым я сидел, я пытался их удержать, но я падал, падал. Я вдруг захотел, чтоб мне помогли, чтобы мне протянули не руку, хотя бы палец, хотя бы маленький мизинец — я даже за него зацеплюсь. Я стал представлять своего будущего ребенка, который тянет ко мне свой маленький пальчик, и мне стало стыдно перед ним за себя, за будущего его отца, нестерпимо стыдно и больно, нестерпимо грязно, противно. Я ощутил запахи — воняло отовсюду: от меня, от кровати, от стола за которым я сидел, но больше воняло от тишины. Тишина может вонять, у нее есть свой запах, моя воняла смертью и разложением. И я продолжил падать. Одна рука соскользнула, другая ещё держалась за стол. Я оглянулся назад — душа спряталась. Я попытался её позвать, но я забыл как говорить, как открывать рот, когда хочется не только пить и есть, а что-то сказать. Как маленький я пытался выговорить слово: -Па, па, — и так и сяк, коверкая, вспоминая это слово:- пам, по. Па. Пр.По. Прааази, Праси, Праади, Прассссс. Пади. Праа.. сс.. т. т т т т т т. ИИИИИИИИИИ. ИИИИ ии и И. И я упал.
Рука последняя соскользнула, и я упал.
Он закончил свой рассказ, глаза стали слипаться. Девушка молча сидела в дальнем углу, прислонившись к стенке. Парень пытался сфокусироваться на ней, но она расплывалась. Он вспоминал, как она выглядит, как звучит её голос, во что она одета, какого цвета глаза, но во всем этом появлялись пробелы. Он забывал её, он не видел её, её не было. Но что-то встало и начало подходить к нему. Он вглядывался из последних сил, а веки тяжелели и опускались.
Кто-то подошел к нему так близко. Кто-то прикоснулся к нему так нежно. Кто-то что-то сказал. Кто-то.. Но ему это уже было не узнать. Он погрузился в сон, в котором к нему кто-то подходит, и никак не дойдет.
… УЖИН
