Всё идёшь и идёшь,
И сжигаешь мосты.
Правда где, а где ложь,
Слава где, а где стыд?
«Господа офицеры», А.Дольский, 1970
В военном городке намечалась сдача в эксплуатацию нового жилого дома. Для перестроечного 92-го — событие «из ряда вон». Военнослужащие только недавно приняли присягу новому Российскому государству. На бетонных заборах вокруг городка кое-где ещё красовались жирно, от души, намалёванные чёрным лозунги: «Долой ГКЧП! Борис, ты прав! Янаев — сука!». Жители городка ежедневно с шести утра занимали очередь за хлебом. Почти все продукты, не говоря уже о промышленных товарах, продавались по талонам.
Не то, что получить бесплатно новую квартиру, зарплату бы получить, задержанную за 4 месяца, – голубаямечта каждого офицера и прапорщика N-ского гарнизона.
Но всё-таки городок находился в Подмосковье и относился к гарнизонам центрального подчинения. Средства на строительство дома выделили еще в СССР, в 88-м. Два года неповоротливая хозяйственная машина Министерства Обороны со скрипом и скрежетом готовило этот проект. Наконец, поскребли по сусекам, изыскали резервы, поставили вопрос ребром, подключили местные гражданские власти. Ещё за 2 года военные строители построили-таки 80-квартирную 5-тиэтажку улучшенной планировки.
Уже с началом строительства дома жилищные комиссии всех воинских частей гарнизона начали уточнять списки очередников на получение жилья.
Старший лейтенант Вячеслав Иванов, всего год назад переведённый в N-ск 3 из отдалённого гарнизона, знал, что их несколько: общая очередь бесквартирных, общая очередь на улучшение жилищных условий и очередь льготников. Вернее – очереди: афганцы; чернобыльцы; инвалиды; многодетные; офицеры дефицитных специальностей; все, имеющие в подчинении солдат; «бронь» для командования всех частей на случай кадровых перемен. Кроме того, 20 квартир заранее поделили между собой КЭЧ*, местная гражданская администрация и, разумеется, строители.
Получить собственное отдельное жильё улучшенной планировки в этом доме Вячеславу могло помочь только чудо. Подумать только: в ста километрах от Кремля! Но по свойственной молодому возрасту наивности – а вдруг, повезёт? — Иванов претендовал. Как все. И, если не требовал, то старался быть в курсе событий. Тем более, что ходили слухи об ещё одном возможном строительстве. Молодая семья старшего лейтенанта тоже нуждалась.
А в общей очереди, по разным данным, «стояло» от 500 до 700 человек.
Особенно острой была конкуренция льготников. Они по ещё не отменённым, советским, и новым, российским, законам и приказам Министерства Обороны все имели «первоочередное право».
К моменту сдачи дома собрания жилищных комиссий всё больше стали походить на поля сражений. Офицерам, членам жилкомиссий, в городке не стало проходу. Многие интересанты пытались им что-то доказать, а некоторые и – «подмазать».
Командиры всех частей гарнизона приняли в этих «боях» самое живое участие. Командирское слово для военных и в общественном деле – первостепенно важное. Часто – решающее. Иначе споры между примерно 200-и льготниками, которые имели равные законные права на 60 квартир, и их представителями в комиссиях по распределению жилья, не закончились бы никогда.
Чем ближе к сдаче дома, тем напряжённее становилась обстановка.
Решили проводить заседания жилищных комиссий в тайне. Но ретивые общественники разыскали перестроечное Постановление Правительства об обсуждении жилищных вопросов «в обстановке широкой гласности с привлечением…» и так далее. И вот вопрос по указанию из вышестоящего московского штаба вынесли на офицерское собрание «с обязательным присутствием ста процентов военнослужащих».
Клуб воинской части, в которой служил Вячеслав, гудел, как растревоженный улей. По нему волнами жужжало, звенело и гремело:
— Очередь-очередь, квартиры-квартиры, этаж-этаж, положено-неположено, иимеет-право-какие-такие-права-есть-же-первоочередники, а сколько-у-него-детей-двое-трое-один?!. — Один? — Ну-это-совсем-…Никакой совести у людей нет!
В первые ряды, чуть ли не нависая, над ещё неполным президиумом, над подполковниками, командирами и заместителями командиров подразделений протискивались военнослужащие-женщины. Ещё чуть-чуть, и некоторые из их непосредственных начальников могли бы оказаться задавленными массивными грудями, затянутыми в прапорщицкие и сержантские шинели. «Какая, родимые, субординация! ДетЯм жить негде!» — в любую секунду готово было сорваться со скромно, но всё же подкрашенных губ. Раскрасневшиеся, готовые к бою. Женщинам запоздало хотели указать место, позади, в рядах подразделений.
Но вошёл командир части, полковник Орлов. Огромный, как гора, в новой чёрной шинели, в высокой каракулевой папахе, с крупным породистым носом и густыми бровями. От его быстрых шагов, от резкого напора всколыхнулись массивные портьеры в зале. Командир вскинул чёрные амбразуры глаз. Гул сразу стих.
— Смирррна! Товарищ полковник, личный состав части по вашему приказанию собран!
Пока шла проверка наличия личного состава и звучала вводная часть доклада командира стояла абсолютная тишина. Но, услышав долгожданное: «Во всех подразделениях были утверждены списки очередников», — собрание всколыхнулось. По рядам прошелестело:
— Слушай-ты-сам-ты-слушай…Кто-кто-кто?… Тише вы.
Ухнуло. Выдохнуло, заворочалось. Словно сцепленный воедино тяжёлый пчелиный рой приготавливался сорваться с прогнувшейся под его тяжестью ветки. Затрещали видавшие виды старые клубные кресла, заскрипели половицы. Кто-то не мог усидеть на месте и приподнимался, чуть не подпрыгивая в кресле. Кто-то оборачивался назад, чтобы урезонить бубнивших подчинённых. По залу заметались строгие взгляды командиров, мигом отыскивая нарушителей порядка.
Заместитель командира части по воспитательной работе троекратно зловеще, раскатисто-приглушённо постучал массивной деревянной указкой по столу президиума. Но тщетно. Командир части завершал оглашение списков распределённых квартир и фамилий их счастливых обладателелей, всё повышая и повышая голос. Шум блуждал по залу и нарастал.
— Есть ещё две квартиры! – выкрикнул кто-то срывающимся от напряжения хриплым голосом с галёрки серошинельного пульсирующего улья.
— Ещёдве-ещёдве-ещёдве, — зашуршало и прозвучало и, словно блуждающем эхом, отдалось под сводами клуба. То отдаляясь, то приближаясь к первым рядам.
— А каак?! Же…-взлетело и тут же сдавленно примолкло мелодичное сопрано в скоплении женщин.
— Паапрашшу! – резким бронебойным взглядом из-под гневно взлетевших густых бровей выстрелил в зал полковник, — Паапрашшу соблюдать дисциплину собрания!
Зам по воспитательной в президиуме привстал и погрозил кому-то в конце зала кулаком.
— У кого есть вопросы, товарищи?
Во втором ряду, почти на самом краю, в противоположной стороне от командира части, поднялся невысокий коренастый подполковник в видавшей виды, старенькой шинели. Он смял, как пилотку, в огромной жмени офицерскую меховую шапку.
— У меня есть вопрос, товарищ полковник.
И, не дожидаясь разрешения, продолжил.
— А как же капитан Севостьянов? Почему же ему нет квартиры? Он же был первым на очереди.
— Мы же говорили с Вами, подполковник Коротков, вашему подчинённому давали однокомнатную, — встал со своего места зам, — я же Вам объяснял.
— Что же это получается, товарищи члены жилищной комиссии, — словно не заметив и не услышав обращённые к нему слова, продолжил командир подразделения, — когда надо было срочно роту связи принять, Севостьянов принял сто пятьдесят солдат под своё командование. И ему заместитель командира части по политической, теперь… по воспитательной работе, обещал квартиру! С двумя малыми детьми офицер стал ротой командовать. Инженер отличный, пошёл не по профилю. Три года горбатился. А квартиры нет. Потом, когда надо было временно центр на командном пункте возглавить перед проверкой Министерства Обороны, Севостьянов опять грудью прикрыл.
Командир части с интересом разглядывал развыступавшегося подполковника. Зыркал чёрными, слегка навыкате орлиными глазами, но молчал.
— И вы, товарищ полковник, — Коротков ничуть не смутившись, выдержал недобрый взгляд командира,- на жилкомиссии ему тоже обещали квартиру двухкомнатную. Ещё в предыдущем доме. В пример его приводили… И где квартира Севостьянову?!
В пятом ряду поднялся красный, взъерошенный, вихрастый капитан. Видно было, что послужил он уже немало, но шинель его была новой, отутюженной, с иголочки. Он, словно не понимая, что происходит, огляделся по сторонам. Подталкиваемый сочувствующими дружескими взглядами сослуживцев, вскинул голову. Но всё ещё молчал.
— Есть же ещё две квартиры! – опять раздалось с галёрки. Зал снова пришёл в движение. Многие чуть ли не в голос оживлённо переговаривались.
— Где же ещё две квартиры? — Дво-едетей-две-квартиры.
— Тише, товарищи офицеры, — несколько смутился командир части, сдерживая громовые раскаты в голосе.
Собрание слегка притихло.
— Что же вы не знаете? Всё вы знаете, товарищи! – бросился на выручку к начальнику заместитель, — после службы в Афганистане к нам прибыл, исполнив свой интернациональный долг, после ранения и госпиталя, капитан Коптяев. Теперь он командует автомобильной ротой. Неужели непонятно?!
— А вторая? Вторая квартира? — Поднялся ещё один подполковник в первом ряду. Высокий, седой, худощавый.
— Ну, вам-то, Евгений Семёныч, грешно не знать, — развёл руками зам командира.
Два подполковника стояли. Зал со вниманием следил за переговорами начальства. Даже притихли немного.
— Товарищ, полковник! – снова вступил в разговор Коротков, — вторая квартира?
Орлов недовольно дёрнул подбородком в его сторону.
— Квартира выделена переведённому к нам из Слюдяной подполковнику Баратову. Он, если кому-то это ещё не известно, мой первый зам. Это распоряжение вышестоящего штаба. Говорить тут не о чем – прорычал полковник.
Ещё один заместитель командира части, Баратов, никак не отреагировал на свою фамилию. Всё собрание он просидел в президиуме с отсутствующим видом. Баратов то открывал красную папку «На доклад», и что-то там черкал, то закрывал её и изучал потолок.
— Постойте, товарищ полковник, — в наступившей почти полной тишине, — поднял голос Коротков, — квартиру Баратову, как замкомандиру части, переведённому из другой местности обязан выделить начальник N-ского гарнизона, — причём тут квартиры нашей части?
Первый зам исподлобья скосил взгляд на назойливого подполковника. Он закрыл папку. Пальцы его вместо ручки уже разминали сигарету.
Зал притих.
— Товарищ полковник, — раздался звонкий, с хрипотцой, голос, — капитан Севостьянов. Мне же обещали квартиру в этом доме. У меня же мальчик и девочка.
— Да, товарищ полковник, — поддержал капитана его начальник, — как же с Савостьяновым? Это же порядочнейший офицер, один из лучших инженеров на командном пункте.
Зал одобрительно зашумел. Раздались возгласы:
— Если уж такому не дали, то кому ж давать?
Зам по воспитательной вскочил и рявкнул:
— Товарищи офицеры! Встать!
Зал смолк и разом поднялся. Будто все только и ждали этой команды. Наступила напряжённая тишина.
— Товарищи офицеры, прошу садиться! – подчёркнуто вежливо и негромко приказал командир части.
Все сели. Остался стоять лишь подполковник Коротков.
Командир сделал недовольное движение сжатыми губами. Обвёл зал. Все глаза были обращены к нему.
— Не хотел говорить, но придётся. Принято решение к сентябрю следующего года построить ещё один двухподъездный пятиэтажный дом в городке.
Сотни широко раскрытых глаз устремились на командира.
Зал ахнул. Наступила тишина.
— Даю слово офицера. В следующем новом доме капитан Савостьянов получит двухкомнатную квартиру.
В зале заулыбались, прошёл радостный шепоток. – Молодец Коротков, нам бы такого командира.
***
Прошло полтора года. Вячеслав Иванов стал командиром роты. Новая двухподъездная пятиэтажка была построена. Чудо свершилось. Вячеслав, неожиданного для себя оказался в первых рядах льготников. Как имеющий в подчинении личный состав. Ему распределили квартиру в новом доме. В Подмосковье! В часе с небольшим езды на электричке от Красной площади! Правда, с двумя детьми дали однокомнатную. Но сыну ведь — ещё только год…
— Эх, махнул рукой замкомандира батальона по работе с личным составом майор Чеботов , — тебе чуть «двушку»* не дали! Но ничего, ты ещё молодой командир. Получишь. Могут и в старых домах освободиться отличные квартиры.
На этот раз никакого открытого собрания жилищной комиссии не было. В штабе вывесили списки распределённых квартир.
В графе «однокомнатные» после фамилии Иванов, «дети 4-х и 1-го лет», стояла фамилия Севостьянов, «дети 7 и 9 лет, Светлана и Андрей».
***
Пасмурный сентябрьский вечер погружался в сумерки. Капитан Иванов заступал дежурным по части. Он стоял перед строем военнослужащих в томительном ожидании.
Развод заступающего наряда по части сегодня задерживался. Ещё не подошли военнослужащие двух рот. Они недавно вернулись с разгрузки вагонов на товарной станции и не успели вовремя подготовиться к инструктажу.
Но, что поделаешь, такие времена. То в колхоз на картошку – заготавливать продовольствие для части, то на мебельную фабрику – зарабатывать полированное ДСП для благоустройства казармы. Или вообще – по приказанию командира части Иванову приходилось передавать нескольких подчинённых для работ новым русским, коммерсантам. На лесопилку, на строительство каких-то зданий, в магазин на разгрузку коробок. Централизованное армейское снабжение всё ухудшалось. Военная часть постепенно переходила на самообеспечение. Возможно, шустрые ребята-«коммерсы»* тоже что-то давали для воинского хозяйства. По бартеру за бесплатную рабочую силу. Слухи ходили разные. Говорили, что не только для общества бойцы трудятся. Но и для начальства – персонально. Но командиру роты – забот невпроворот Раздумывать некогда. Приказ есть приказ.
А тут разгружали стеклопакеты. Иванов сам был старшим на железнодорожной станции. Стеклопакеты эти, показались Вячеславу странными. Гражданский кладовщик сказал, что они, «для импортных пластиковых окон». Таких окон капитан ещё не видал.
Комбат передал ему приказ командира части. И как-то неуверенно добавил, что «стекло, вроде бы, для нового дома». «Новый дом!» Эти заветные слова мигом подняли Вячеславу настроение.
— Заселиться бы до морозов, товарищ майор! — не сдержался командир роты.
Солдаты были в курсе квартирного вопроса. Они всё поняли и, уважая ротного, постарались.
Иванова на разгрузке подменил старшина. Поспешая, чтобы вовремя подготовиться к наряду, капитан всё же пошёл окольной дорогой. Он не упустил возможности полюбоваться на почти готовый новый «свой дом». Проходя мимо наполовину окрашенной в розовое и голубое пятиэтажки, Вячеслав увидел, что окна все уже вставлены. Рамы были деревянными. Обычными. Почти все – со стеклом. И никаких тебе новых стеклопакетов…
***
Бегом высыпали из казармы и заняли место в строю солдаты опоздавших подразделений. Едва дежурный по части Иванов окончил сокращённый на этот раз опрос наряда, как из штаба мощной громадиной появился командир части полковник Орлов и резво устремился к плацу.
— Смирно! – скомандовал первый увидевший командира части прапорщик на правом фланге.
Капитан Иванов развернулся, доложил командиру о готовности наряда и объяснил причину задержки развода.
— Ну, да, ну, да, — пробурчал полковник, думая о чём-то своём. Он был явно в хорошем настроении. Оглянувшись на светящиеся окна своего кабинета в штабе, махнул рукой и сказал:
— Хорошо! Если вопросов нет, командуйте, отправляйте наряд к местам несения службы!
— Есть вопросы, товарищ полковник! – раздался твёрдый спокойный голос с левого фланга. Капитан Савостьянов заступал в гарнизонный патруль.
Орлов удивлённо полуобернулся в его сторону и кивнул.
— Товарищ полковник! Вы при всех дали слово офицера, пообещали моей семье двухкомнатную квартиру в новом доме.
Полковник окинул коротким взглядом напрягшегося, как струна, Севостьянова с головы до ног и, глядя прямо ему в глаза, ответил:
— Я слово офицера дал. Я своё слово и забрал…
Вячеслав Иванов застыл перед строем военнослужащих. Он глядел в широкую спину удаляющегося размашистым упругим шагом командира части.
В горле дежурного по части застряли слова команды.
