По безмятежному апрельскому небу, утомлённому длинным солнечным днём, побежали полупрозрачные бархатистые облака, поначалу больше похожие на клочья серебристого тумана. В воздухе почувствовалось лёгкое прерывистое, обволакивающее движение.
Мощный Nord-West, пришёл издалека, с моря. Из-за реки, со стороны Набережной, он ворвался в тесные изломанные переулки Старого города, исподволь, словно нехотя, врезающиеся в длинную, прямую, мощёную булыжником улицу неподалёку от центра.
Ударившись в древние каменные стены будто приросших друг к другу домов с узкими, подслеповатыми фигурными оконцами, он несколько раз проверил на прочность кованые на века петли и громадные засовы массивных ворот. Не получив в ответ на свой тугой напор ни скрипа, ни малейшего шороха дерзкий пришелец постепенно ослабел.
Теперь его порывов хватало только на то, чтобы слегка колыхать выцветшие розоватые навесы возле нескольких магазинчиков, расположенных на нижних этажах пятиэтажных жилых домов, кое-где сохранивших в силуэтах окон, карнизах крыш и остатках завитков лепнины на фасадах отголоски архитектурного великолепия начала XX века.
Почти совсем смирившись, ветер успокаивался, перебирая редкие прошлогодние травинки на коричневато-сером скромном островке газона, врезанном в асфальт тротуара возле остановки трамвая. Только свободное высокое небо жило своей жизнью. Белые облака, неспешно парящие над городом весь день, торопливо убегали на восток, за Реку. Небосвод всё более затягивала серая, стальная, местами со свинцовым оттенком пелена.
Вдруг воздух наполнился поблёскивающими в рассеянных солнечных лучах капельками бисерно-мелкого дождя. Асфальт потемнел.
Курсант неторопливо шагал к остановке, не обращая внимания на взвешенную в воздухе влагу. Внеочередное увольнение из военного училища, честно заработанное победой на спортивных состязаниях подходило к завершению.
В воскресный день после закрытия магазинов улица была пустынной. Только одинокая пожилая женщина в чепце, длинном тёмно-коричневом платье старинного покроя и клетчатом кружевном фартуке сидела под навесом у кондитерской неподалёку возле раскладного деревянного столика со стоящим на нём ведёрком ярко-жёлтых, празднично сияющих нарциссов.
«Эта цветочница могла здесь сидеть и сто, и триста лет назад, и был такой же выцветший вырезанный полукружьями по краю навес, и также сладковато, призывно пахли нарциссы. Только тускло поблескивающих на мостовой стальных рельсов не было тогда, давным-давно. А из переулка вот-вот могла показаться небольшая повозка, запряжённая сонной лошадью», — расслабленно подумал Иванов.
Вечерело. Неожиданно Слава увидел её.
Девушка стояла неподалёку от остановки трамвая, у витрины цветочного магазина. Высокая, стройная в небесно-голубом, чуть потемневшем от дождя плаще. Волнистые тёмно-русые волосы её свободно рассыпались по плечам. Молодой человек невольно залюбовался девушкой, замедлил шаг.
Начинающаяся низко, почти от самого тротуара, стеклянная витрина, переливающаяся в лучах слабого вечернего солнца, в этот момент почти совсем закрывшегося подвижными тучами, потемнела, будто углубилась. Незнакомка вдруг оказалась в окружении цветов.
Увеличенные влажным витринным стеклом в тусклых солнечных лучах, блуждающих между би’серинками дождя, фантастически крупные кремовые, белые розы, жёлтые и красные тюльпаны, пурпурные гвоздики, высокие травы с длинными тонкими листьями обступили девушку со всех сторон. И она стала одним из цветов. Самым красивым.
Поражённый, захватившим его чудесным видением Иванов остановился. Фея цветов обернулась к нему.
Слегка рассеянный взгляд скользнул по курсанту и остановился на цветочнице в чепце. Молодой человек впервые в своей жизни поймал себя на мысли, что, не стесняясь, стоит посреди улицы и пристально рассматривает совершенно незнакомую девушку. В её облике не было кокетства. Только уверенное спокойствие. В уголках серо-голубых мечтательных глаз угадывалась лёгкая усталость и отрешённость.
Витрина снова ожила, заблестела. Солнце, поблёскивающее из-под серой пелены, опускалось за крыши домов в дальнем конце улицы.
Слава, мало искушённый в общении с прекрасным полом и поэтому обычно довольно стеснительный, сам не понял, как приблизился почти вплотную к незнакомке.
— Девушка! Давайте познакомимся! – вдруг, как в тумане услышал он свой срывающийся голос.
Она удивлённо посмотрела на молодого человека, длинные ресницы затрепетали.
— У вас на третьем курсе все такие наглые? – ничуть не смутившись, негромко, слегка насмешливо спросила девушка, близоруко сощурившишись на шеврон с тремя полосками на рукаве курсантского кителя.
Отступать было некуда. Курсант сделал глубокий вдох, как перед прыжком с обрыва в реку.
— Меня зовут Слава. Сегодня у меня праздник. Наша команда заняла первое место в соревнованиях в училище. И я очень хочу подарить Вам цветы! – выпалил курсант на одном дыхании.
— Дарите! – будто совсем не удивившись, мелодично и звонко ответила она. – У меня сегодня не самое лучшее настроение. Подруга бросила институт, съехала с квартиры, и мне пришлось отдать всю стипендию хозяйке.
Девушка словно выбираясь из своих далёких от этого сонного вечера мыслей, на несколько мгновений замолчала.
— А зовут меня Майя! – вдруг с вызовом продолжила она. Щеки девушки зарделись, она опустила глаза, но справилась с собой и в упор посмотрела на Славу.
Иванов, тогда совсем не разбиравшийся в перипетиях жизни гражданских студентов в большом городе, не понял ничего, кроме того, что девушка с необычным весенним именем Майя грустит, и разрешила ему подарить себе цветы.
— Секунду! – чуть не прокричал Слава и повернулся к примеченному столику с нарциссами.
Пожилая женщина негромко разговаривала с подошедшим к ней седым мужчиной в грубой рабочей куртке, который держал ведёрко с нераспроданными цветами в руке.
Курсант почти подбежал к ним.
— У Вас есть ещё? Мне пять штук! – выпалил он, торопливо запустил пятерню во внутренний карман кителя и протянул цветочнице счастливо сохранившую смятую бумажную «рублёвку».
Старушка улыбнулась всеми своими морщинками на пергаментном миловидном лице. Глаза её ожили и заискрились.
— Пожалуйста, молодой человек, — нагнулась она к ведёрку руке спутника и достала букет, перетянутый резинкой, – Возьмите на счастье!
Женщина слегка прикоснулась к рукаву уже хотевшего отойти Иванова.
— А сдача? Двадцать пять копеек. На трамвай пригодится.
Иванов, не глядя, сунул монеты в карман и обернулся к Майе.
Девушка смотрела вверх на большие старинные часы на остроконечной башне Морского музея, расположенного через два дома на другой стороне улицы. Кованый флюгер на её шпиле едва заметно колебался вслед за порывистым ветром. «Без пяти восемь», — машинально, по прочно укоренившейся в военном училище привычке всегда следить за временем, отметил курсант.
Слава подошёл к Майе. Он до сих пор помнил, как тогда боялся раздавить в руке нежные стебли. Смущённый, он протянул девушке все в мельчайших хрустальных капельках дождя, золотистые нарциссы.
— Спасибо! – просто сказала она, осторожно взяв букет, и улыбнулась одними уголками глаз, длинные ресницы взлетели, — а у меня Вам нечего подарить в честь Ваших спортивных побед.
— Да ничего и не нужно,- поразившись своей находчивости, ответил Иванов, – наоборот, я хочу пригласить Вас прямо сейчас в Морской музей, там сегодня дежурит мой знакомый.
Фигурная стрелка на часах в поднебесье вздрогнула и стала вертикально.
— Бом-бом-бом-бом… – глухие бархатистые удары поплыли над городом. Молодые люди одновременно подняли головы в сторону не вовремя зазвонивших часов, словно прислушиваясь к каждому долгому неумолимому звуку.
— Уже поздно. Всё закрыто, — задумчиво ответила девушка.
— Идёмте. Там очень интересно, не пожалеете, — курсант бережно, будто бы она была из фарфора, взял фею под локоть, увлекая за собой.
От неожиданности Майя чуть не потеряла равновесие и сделала несколько семенящих шагов за ним.
— Может быть, — девушка высвободила руку, и, крепко упёршись каблуками в асфальт, строго ответила — только не надо брать меня за руку.
Глаза её сверкнули искорками гнева. Но, увидев, как покраснел и смутился, понявший, что перешёл границы вежливости, молодой человек, девушка ободряюще улыбнулась.
В нарушаемой только тихими всплесками трепещущей на ветру ткани навеса тягучей тишине пустынной улицы вмешались посторонние механические звуки.
Девушка бросила тревожный взгляд через плечо на появившийся вдалеке трамвай. Но тут же снова внимательно посмотрела на воспрявшего духом бравого военного, оказавшегося таким покорным её воле.
— Хорошо, Слава. Идёмте! – твёрдо сказала она.
Открываясь и закрываясь, стукнули за их спинами двери трамвая. Лязгнуло и зашипело.
— У-у-у-у, — вагон, постукивая по рельсам, медленно отошёл от остановки… Но молодые люди уже не обращали на него внимания.
Если уж везёт, то везёт во всём. Высокая массивная дверь музея подалась, и молодые люди оказались в полумраке сводчатого фойе музея, украшенного сигнальными морскими флажками и огромным кованым якорем.
— Кто там? – по ступеням широкой мраморной лестницы навстречу им спускался небольшого роста старичок в тельняшке.
— Дядя Коля. Это я – Слава. Мы вот… с Майей хотели посмотреть парусники, — начал он сбивчиво объяснять, — она ещё ни разу тут не была. Учится и не успевает днём попасть.
С дядей Колей Славу познакомил друг, однокурсник Никита Тормасов. Родители Никиты снимали у пожилого человека комнату в квартире, когда приезжали проведать сына в училище. И добродушный экскурсовод, завхоз и сторож по совместительству, бывший моряк торгового флота разрешал друзьям приходить в любое время в музей во время своего дежурства.
— Вижу, что с Майей,- ничуть не удивившись, задумчиво протянул дядя Коля, — идите во второй зал. А в первом директор теперь сигнализацию установил, где морские клады. Там теперь только днём можно.
— Морские клады? – Майя смотрела на мужчину во все глаза
— Да, чего там особенного, обычные клады, сундуки и прочее барахло со дна моря-окияна… У вас не больше часа, ребята, милиция теперь приезжает проверять, — махнул рукой старик и скрылся за низкой боковой дверью у лестницы.
Иванов был в музее уже не первый раз. Он почти не смотрел на экспонаты, а с замиранием сердца наблюдал за каждым движением своей новой знакомой, ловил её взгляды.
Девушка же, наоборот, оказавшись в «морском царстве», будто забыла о своём спутнике. Её удивлял буквально каждый экспонат. Майя с интересом, как само собой разумеющееся, выслушивала все сбивчивые комментарии юноши. Лишь однажды, чуть не налетев в полумраке зала, освещаемого лишь тусклыми настенными светильниками, на выступающий из ниши в стене поблёскивающий окошечком в шлеме несуразный громоздкий водолазный костюм, напоминающий пучеглазое морское чудище, она вскрикнула и инстинктивно прижалась к юноше, но тут же как ни в чём не бывало отстранилась…
Этот час в музее пролетел, как одна минута. Славе показалось, что едва они успели пройти мимо огромного позеленевшего от времени, покрытого окаменевшими моллюсками куска борта с едва читаемой надписью «Отважный», выпиленного из носовой части легендарного парусника, немного задержаться, смущаясь вынужденной близости друг другу в тесном лабиринте между массивных аквариумов с пучеглазыми глубоководными рыбами, зеленовато мерцающих в тусклом освещении настенных светильников,и остановиться перед едва заметно колышущимися от малейшего движения воздуха парусами моделью барка «Седов», как их уединение неожиданно нарушили шаркающие шаги, и раздался негромкий, будто надтреснутый, голос дяди Коли: «Пора ребята».
На растворяющуюся в сумерках улицу молодые люди вышли, почти не стесняясь друг друга. Иванов хорошо запомнил, что Майя сама взяла его под руку. Это чувство волнующей и одновременно спокойной близости, гордости за себя, и за то, что ему доверяет эта красивая, уверенная в себе, почти незнакомая девушка, Иванов испытал впервые…
Они, молча, не договариваясь, одновременно вошли в сверкающий огнями пустой трамвай, словно ниоткуда возникший на остановке.
— Цветы! Я забыла в музее цветы! – испуганно вскрикнула Майя, когда двери за ними с шипением закрылись.
