Из старого

 

Коллеги

 

Хмурый день за окном ворвался в души. А из-за этого всё не ладилось. Лень – матушка не давала покоя. Ничего не ладилось, совсем и абсолютно. Уже давно списанный « ромайор» — ну как вот на зло! — продолжал жевать и рвать бумагу. Отпечаток шёл бледный, не под стать товарному виду.

Зинка, хихикая, хваталась за голову, и, устав бороться с чудо – агрегатом, шлёпалась на стул. Зулька же стучала по нерадивому кулаком, на который потом дула, потом слегка пинала этот печатный станок ногой, которую тотчас поджимала под себя.

Наконец обе, раскидав заляпанные чёрными кляксами клочки по урнам, обрушились на горе – слесаря. Тот, едва услыхав их позывные «эй — ты – там…» в  срочном порядке эвакуировался в туалет, где нервно курил на специально для того установленной скамеечке, вот уж в который раз за день выдумывая свой очередной кулибинский фокус: что бы полуработающая машина хотя б ещё чуть – чуть поширкала, а его тогда, уж наверняка, оставили в покое.

Поплевав на бычок и отпилотировав его в тарочку, морально измотанный слесарюга решил–таки явиться на ковёр к своим коллегам.

— Вечно всё так – пожавшись, начал он свой зазубренный монолог – Вы, рабочие, сроду в первых рядах, а слесари вокруг вас на побегушках гайки подкручивают, что б вас в передовики продвинуть.

Что – то выключил, что – то выпотрошил из ржавого машинного чрева

— Ладно,- выдохнул, — покумекаю … авось что и…

Договорить ему, уходящему, не дали

— Ско- оро ? –эхом полетело в спину

Слесарь ничего отвечать не стал, лишь махнул рукой, да пожал плечами

— Значит надолго… — кто – то за его спиной ответил сам себе

 

На запрещённой пожарниками плитке (за одно пользование которой  могли лишить премиальных) сердито пыхтел полуочищенный чайник. Скоро его сняли, схватив для того первую попавшуюся чумазую тряпку.

А за окном просветлело

— А помнишь девчонками – то мы тут, Зинк!

— Ой, и не говори, Зульк…

—  Вот время – то было

Прикинь, а я приехала, а говорить толком по-русски не умела!

— Как это?

— Ну, я это… кроме родного языка никаких и не знала. Иностранка!

Ой, и сейчас не знаю! Тут раз «Поле Чудес» нам организовывали, был вопрос: «КАК называется станок, на котором мы работаем?» Станок все знают, а как пишется – никто. Рымаёр! Ы! Е! нету. Ой, так ржали тогда!..

— А я, кстати, тя помню, ты ведь в общаге на третьем жила?

— ВторЫм !

— Но комната – то справа где мордва всё собиралась?

—  Угу – подув в чашку, кивнула Зулька – А! – улыбнулась – я, кстати, с одним «мордвом» закрутила…

— Серьёзно что ль?

— Уху!

На картошку, чай, поехали, я к нему и прилипла. Весь автобус ха – ха, а мне без разницы. И  вот судьба: я уж его забыла. Потом говорят: в наш курмыш семья перебралась: он – мордвин, она – чувашка. Глянула, ба, он…! КИНО! Девчонка его среди наших росла, и имя наша – Ю л и я

-..?

— Ну, Юлия, Зульфия, Альфия, Василя…

И по – нашенски понимает. И за нашего Равильку замуж вышла. Мальчонка уж. Тоже наш. Татарчоночек.

Ну вот, а нас согнали тогда в этот колхоз, я и бегала за ним. Ну, молодая. Глупая.

— А помнишь тогда Нинке с первого цеха тогда в колхозе кто – то мышь за пазуху засунул?

— Ой, дык до сих пор как вспомню – ржу. Только не сунули – пересыпали что – то, она и юркнула.

— А на заводе. Молодые. Глупые. Мужики – цоп за шкибот в коридоре и в любой кабинет сунут и к любому начальству

Стоим как клоуны, улыбаемся. А над нами там ржут.

— А Раечку помнишь? Ну, соседку мою?! То танцы ей, то ещё чего. Ночью идёт и по всем окошкам, стук – стук. Бот – бот, впустите!

— Уху, — улыбнулась раскрасневшаяся Зинка, —  потом «проучать» стали. Ни в какую никто в окно не тащил. Бойкот! На балкон вскарабкалась. Отночевала. Ночи теплые. Ничего ей не было

Бывалоча, бумажки ей под стол постелешь. Она храпит. И начальство идёт. Ногой дык – дык, — засмеялась — её!

Где она? Что с ней?

— История умалчивает… Работы так много было. И уставали. А жизнь всё — равно вот как – то интересно шла.

То лыжами замучают. Конторским что? Сидят – сидят. А мы, язык через плечо, и вперед! Талончика  в понедельник не явишь начальству – выговор!  Втык! На палас!

А в Ленинград как ездили!..- глазёнки заблестели. Выходные – экскурсия

— Уху, кто поумней по магазинам экскурсирует, кто – по музеям

— Меня тогда девчонка замучила: « Мам, бери!» И всё. Я: «Дура, я лучше тряпку те какую лучше куплю!»

— А я вот любила ездить. Красота!.. Такое посмотреть. Да после глухой деревни – диво такое!

Это сейчас ничего не интересует, и ничего не хотят

— Сынок — то работает?

— На большие деньги никто не берёт, а на маленькие не хочет. Пьет да слоняется по деревне — вся работа. Как школу закончил, так устраиваться на работу и не думает, не то что мы в их годы…У бабушки на шее вон висит, уехал к ней и в город не возвращается — опустила веки Зинка и полушёпотом выпрыснула – А у тебя дочь?

— Умница! пришла вчера: дома чистота — порядок!

— Что на работу — то всё не  пускаете?

— Зачем?! ведь учится!

— Дык заочно …

Разговор больше не клеился…

 

… Зинка шла домой. Искоса глянула на мечеть и, как грибы после дождя, разрастающиеся около неё огромные несколькоэтажные коттеджи мусульман. Худенькая, серая, незаметная. Как и каждая в этой кажущейся бесконечной толпе. Смотрела потому под ноги и про себя проклинала  свою никчемную жизнь. Домой не хотелось. Это, будучи помоложе,  спешила. Тогда  ещё всей шарагой,  как именовали общагу, жили почти дружной, но советской семьей. Играли обычно вечерами в лото на кухне. Кто – то, придуряясь, напялив очки, косил под директора. Кто – то  ржал как лошадь. А кто – то на всех пёк блины. Это было т о г д а…

А сейчас все тенями скользили домой, кидали сумки, обувь и одежду, после чего расползались по норам и в жажде отрешиться от проблем тупо пялились в телеоко, забитое красивой сериальною жизнью и зомбирующими мозги шоу. Соседская соплюха в наглую спросила прикурить. Лаяться не хотелось. Прошла мимо, буркнув самой себе под нос, мол, я в твои годы в куклы играла, а не на трассах грязь собирала.

Нырнула в лоно подъезда, грязное, оплеванное, вонючее, капающее – такое же как и сама, наверное, и жизнь. Испугалась, споткнувшись о кого- то. Ойкнула, когда, ну вот почти перед дверью, облилась с ног до головы – крышу, поди, и не собирались чинить. Вошла в квартиру. «Мам, что купила?» «Опять нос в сумку! Ну, на чё я те куплю!» И, опускаясь на некрашеный самодельный  табурет, разрыдалась : —

— … Ой, да как мне всё надоело!..

Как надоело.!.

 

… В это самое время жизнерадостная Зулька в своём евроотделанном несколькоэтажном коттежджике резала колбасу на кухне и толстыми аппетитными кусищами швыряла её в форточку разжиревшей собаке.

где-то 2003 год

Оставить комментарий