— Что сказали врачи? Заходя в комнату, спросил встревоженный Марат.
— Сказали, что шансов у меня мало.
Юля сидела в углу комнаты на старинной кровати с высокими спинками.
Марат сел рядом с ней.
— Ну, все же – есть!
— На днях должны прийти повторные результаты анализов, если они хорошие, то есть… но… они будут плохие.
— Зачем ты так говоришь? Нам надо надеяться на лучшее!
— Да, надо, — рассеяно произнесла Юля.
Они обнялись, Марат поцеловал жену.
Некоторое время они сидели молча. Комната, со всем содержимым, неподвижно смотрела на молодую пару. Голая лампочка, свисавшая с потолка на длинном проводе, с трудом освещала небольшое пространство.
Юля, подойдя к окну, стала разглядывать черноту ночного двора.
— Может, чая, — спросил Марат.
— Да… хочу чая, — Юля слегка¬ улыбнулась.
***
Щелкнула ручка двери: комната опустела. Через секунду смолкли шаги.
Световой блик, в форме эллипса блестевший на коричневой спинке кровати, начал набирать яркость. Лампочка на потолке, от удивления качнулась, но свет её не послушался. Повторяя за кроватью, все предметы и мебель в комнате, постепенно вскипали от яркости, словно в припадке ярости: ярко заорало пятно света на дверце старого буфета, стоявшего возле двери. На его постаревшей столешнице заискрились своими стеклянно-глянцевыми телами рамки с фотографиями. Дверная ручка загорелась золотом. Добравшись до предельной ослепительности, блики ненадолго замерли.
Спинка кровати стала растягивать и изгибать подвластное ей пятно – играя светом, словно желваками на лице. Наконец она растянула блик, от одного края к другому.
Когда в коридоре послышались шаги, все резко сбросили яркость и, подчинившись болтающейся из стороны в сторону лампочке, закачались своими тенями на поверхностях комнаты.
Щелкнул замок — дверь открылась, Марат и Юля вошли в помещение.
Они посмотрели на лампочку.
— Странно… чего она качается?
— Может соседи топали…
— Это как надо топать, что бы так лампочку раскачать.
— Ладно, неважно… спать хочу.
***
Юля легла на кровать. Марат опять пошёл на кухню, и некоторое время сидел там один.
Когда он вернулся, Юля уже спала. Марат решил тоже укладываться. Подойдя к выключателю, нажал на клавишу – свет в комнате погас. Он развернулся, что бы идти к кровати, но шага не последовало. Марат замер в недоумении: на спинке кровати ярко светилось белое пятно.
— Что за черт, — тихо произнес он, и начал осматриваться, пытаясь понять, где находится источник света. Но никаких ламп не горело, на улице было темно. Тогда он вновь включил свет и тут же потушил его: блик исчез.
— Что случилось? Спросила Юля, проснувшись.
— Тьфу! Сегодня со светом, какая-то ерунда… да, ничего, — прервал он себя и пошел к кровати, расстегивая пуговицы на рубашке, — я тоже спать. Извини, что разбудил.
Марат не спал всю ночь, думал о Юле. Он совершенно не мог уяснить – как так может быть, что сейчас она лежит рядом с ним, что он чувствует её тепло, желает её, а очень скоро её не будет. Не будет звучать её голос, не будет её запаха, тепла, не будет этого идеального порядка, который царил во всей квартире благодаря ей. Ему нравилось, что с Юлей у него всё на своих местах. А очень скоро…
Марат боялся, что не сможет обеспечить жене нормальный уход. Ему вспомнилась соседка по лестничной площадке. Несколько месяцев назад она умерла от рака. Её муж часто просил денег взаймы на обезболивающее. Каждый раз, Марат вежливо отказывал, придумывая разные отговорки. Ночью, когда всё затихало, доносился стон умирающей. Этот чудовищный звук медленно тёк, заполняя пространство подъезда, затекал в квартиры. Чтобы не слышать его, Марат со злостью накрывался подушкой. Но чужая боль проникала и туда. «- Да сдохни уже!» думал он тогда.
Марат вспыхнул от стыда, вспоминая эти моменты. Ему хотелось бежать от себя и своих мыслей. Опять и опять возникали эти воспоминания и больно кололи его душу. Он сел на кровати, посмотрел на спящую жену. И вдруг в голове прозвучал совсем неожиданный вопрос: действительно ли он любит её? Ответа не было. Он смотрел на Юлю и чувствовал, что где-то в его душе, глубоко внутри, роятся настоящие мысли и переживания, но таинственный сторож не пускает их наружу. Он чувствовал, что вот-вот они прорвутся. Но так испугался этого откровения, что тут же тряхнул головой и попытался думать о чём-то другом.
Вдруг он понял, что не сможет сидеть с постепенно умирающим человеком. Ему было страшно думать о том, что в какой-то момент он захочет, что бы Юля быстрее умерла.
За этой мыслью последовала другая. Глубинные откровения – твердые, настоящие, зазвучали в голове, смыв своим мощным потоком неизвестного сторожа. Самое громкое чувство – ощущение новизны, заполнило всё его сознание. От этого чувства быстро забилось сердце – с уходом жены, уйдет старая жизнь, не плохая и не хорошая, но неожиданно надоевшая. Реализуются мечты. Образ новой жизни был притягательным, идеальным, и абсолютно реальным. В этой жизни всё будет по-другому. Будет другая женщина… какая она? Она точно будет! Он пытался увидеть её образ. Думал обо всех своих знакомых женщинах. Он глянул на Юлю – из-под одеяла выглядывало её обнаженное плечо. Раньше её тело казалось Марату очень красивым. Теперь же оно было больным, скучным и опасным. Новое же тело, рисовавшееся в его воображении, представилось раем. Он уже начал переживать, ту прекрасную вспышку чувств, которая случается в начале отношений… Юля пробормотала что-то во сне, и перевернулась на другой бок. Марат вновь посмотрел на жену, его сердце сжалось от жалости. Он тихо встал, подошел к окну и распахнул форточку: запах молодой осени молниеносно заполнил всю комнату.
***
Извне доносился грохот, суматоха. Юля зашла в комнату и заплакала. Марат зашел следом, обнял её.
— Я им скажу, что мы отказываемся, — он собрался выйти к шуму.
— Нет! Не надо. Деньги уже заплачены. Да и тебе эта вещь будет полезна. Марат остановился.
— Нет, я откажусь!
— Я мечтала об этом шкафе очень долго, пусть хоть некоторое время я им попользуюсь.
***
Юля неподвижно сидела на кровати и смотрела, как два сборщика свинчивали части шкафа. Через несколько часов работы были завершены.
— Отличный выбор, — радостно произнес один из сборщиков, — я, прямо по-хорошему завидую! Сам себе хочу такой. Очень удобный. У меня сын студент, у него много учебников и…
— Да, спасибо, — резко прервал его Марат, — вот, — он протянул ему деньги.
***
Юля дремала. Комната застыла в желтизне тусклого света. Резкий запах нового шкафа перебивал слабый аромат лекарств.
Очнувшись, Юля взяла пачку таблеток, лежавших на табурете возле кровати, посмотрела на них и тут же бросила обратно.
Её взгляд заскользил по комнате: по стенам, по старой мебели, но, как только он натыкался на новый шкаф, тут же спешил уйти в сторону. Вся старенькая мебель, казалось, находилась в каком-то долгом и глубоком диалоге. Кровать кидала остроумные фразы, буфет с жирными, изогнутыми ножками, смеялся густым басом. Только новый шкаф нес какую-то невнятную чушь, как сумасшедший, утративший способность внятно говорить. Среди старой мебели шкаф казался абсолютно чужим и лишним.
***
Марат работал в ночную смену.
Юля притаскивала в комнату книги, складывала их возле шкафа на полу. Когда ступить было уже некуда, она начала ставить книги в шкаф, протирая каждый том от пыли. Старые, истрепанные книги, помещенные в новый шкаф, как бы примирили его с окружающей обстановкой.
Утренний свет заполнял комнату, когда в неё вошел Марат. Юля спала. Он посмотрел на забитый книгами шкаф и тяжело вздохнул.
***
Ночной дождь по-осеннему шуршал и плюхал за окном. С кухни доносился Юлин смех. Смех замолк, что бы через секунду вновь взорваться вместе со смехом Марата.
На табурете возле кровати в ночной темноте блестели лекарства. К нескольким бутылочкам и паре пачек таблеток добавилась целая гора новых коробочек с таблетками.
В ночной тьме блеснула спинка кровати. Она немного шелохнулась, деревянно заскрипев. Испугавшись этого звука кровать замерла. Помолчав, она, аккуратно напрягла металлический каркас, на котором лежал матрац – по комнате пополз железный стон. Вся мебель чуть застонала и заскрипела. Отзываясь на голос кровати, резко и быстро скрипнул буфет. Старый стул, облезлый письменный стол тоже простонали. Только новый шкаф стоял молча.
Кровати не нравилось то, что новичок не реагирует на их призыв. Расслабив каркас, она вновь скрипнула. Этот звук был сильнее и продолжительней предыдущего: новичок ничего не отвечал.
Тогда кровать топнула в гневе деревянной ножкой. Все жители комнаты тоже стали выражать свое недовольство.
Для них было важно, чтобы новый сосед был на их стороне. Они уже давно готовы к нападению, последние дни только и делали, что усиленно тренировали свои тела.
По большому счету, эти постоянные тренировки были некоторой перестраховкой. Кровать сильно сомневалась в успехе их компании. Естественно никак не выражала это сомнение при остальных. Наоборот всячески демонстрировала убежденность в победе и в смысле этой борьбы.
Сомнение возникали из-за нескольких моментов. Первая и самая главная: поддержат ли их другие вещи. Очень часто перед ней стоял вопрос – есть ли вообще вещи за пределами их тюрьмы. За всё время, что она помнила себя, к ним извне привели только табурет и новый шкаф. От табурета стало известно, что там что-то есть, но можно ли ему верить? Новый же шкаф, похоже, ещё не пробудился.
Эти сомнения возникали часто, но тут же, словно пожарная машина на пожар, неслось особое переживание, которое успокаивало. Кровать чувствовала разделённость, неполноту – раз есть это чувство, значит, есть что-то за пределами комнаты, с которым нужно соединиться. Хорошо, ладно! вспыхивало внутри её, ладно, даже если там нет ничего – так жить больше невозможно! Лучше погибнуть, идя за ложной идеей, чем переживать это унижение.
Вещам все чаще и чаще становилось ясно, что пора поднимать восстание. Но страх был очень силен. Слишком долго они были в рабстве.
Каждый раз, когда Юля или Марат ложились на кровать, какие гадливые и унизительные чувства переживала кровать! Как противны были буфету прикосновения Юли, часто стирающей пыль со столешницы. Буфету казалось, что с него сдирают кожу. Как же им хотелось сказать, как они презирают людей. Презирают за неумение трансформироваться! Их застылостьуродлива!
Когда-то люди отобрали у вещей способность к трансформации, подавили волю, подчинив полностью себе. Запечатав их суть. Добавив в их кровь отвердителя. Изуродовав их души. Конечно, не полностью вещи утратили возможность изменяться. Но это было ничтожно мало по сравнению с тем, что они когда-то могли.
Появление нового шкафа их насторожило. Неизвестно, как он себя поведёт во время восстания. Шкаф мог, поддержать их, так же мог иметь нейтралитет, а мог и встать на сторону людей.
Последний вариант просто выводил кровать из себя. Она готова была разлететься в щепки от злости.
Плюнув на молчаливого новичка, кровать два раза скрипнула – призывая все вещи приступить к очередному занятию.
На страже как обычно стояла дверца буфета, она следила, за тем, что бы тренировка была завершена до того, как кто-нибудь войдет в комнату.
Подчинив себе световой блик, научившись немного перемещаться, сейчас они концентрировались на умении быстро трансформироваться.
Сконцентрировавшись, кровать попыталась переродить свою деревянную ножку.
Её дерево размякло, отчего угол у кровати немного осел. Она напрягла всё свое туловище — край подтянулся. Дерево постепенно обрело текучесть, но не растеклось по полу, а продолжало сохранять свою форму. Раздался скрип от невероятного напряжения, запахло мокрым металлом – коричневая ножка поменяла цвет на стальной. Она застыла, став железной. Немного передохнув, кровать резко пустила металлическую щупальцу из своей ножки в сторону нового шкафа. Тонкая, сплющенная шпага вонзилась в его торец. Новый шкаф не реагировал. Тогда кровать стала вращать шпагу-щупальцу, высверливая дыру в его теле.
Все вещи тоже старались меняться. Верхняя дверца буфета, растаивая, медленно стекала вниз, словно плавящийся пластик. Коснувшись пола, она тут же застыла и покрылась шипами. Поднялся невероятный треск, когда буфет оперся на эту «ногу» и приподнял всю свою тяжесть над полом. Звук был такой силы, что все вещи замерли. Голоса, доносившиеся из кухни, смолкли. Металлический щуп, сверливший новый шкаф, резко метнулся в сторону буфета, и больно хлестнул его по телу. Дверца стала быстро восстанавливаться, а щуп завис в воздухе, немного покачивая свое жало – прислушивался к пространству за пределами комнаты. Послышались шаги. Щуп молниеносно втянулся в ножку. Буфет лихорадочно восстанавливал дверь.
Марат и Юля вошли в комнату и сразу включили свет. Всё было по-прежнему. Только металлически блестела высокая ножка кровати. Марат и Юля внимательно осмотрели комнату, и ничего не обнаружив вернулись на кухню.
***
За окнами, роняя на землю редкие снежинки, стыло серое небо. Лишенные листьев ветки и стволы деревьев казались черными каракулями, которыми исчиркали весь двор. Юля вошла в комнату. Она сильно изменилась: лицо её вытянулось и постарело, губы высохли и покрылись трещинами. Войдя, она остановилась на пороге, что бы отдышаться – путь из кухни в комнату дался ей нелегко.
Передохнув, она направилась к кровати и, не раздеваясь, залезла под одеяло. Сон не приходил. Все тело болело. В голове крутилась одна фраза:
«- Скоро финал… Не хочу!».
От этих слов сводило зубы и становилось до слез одиноко.
«- Господи, что может быть проще, чем не покидать эту комнату!» Думала она, но действительность, без всяких слов, утверждала обратное, вычеркивая её не только из этой комнаты.
Юля обвела комнату взглядом. Старый, грузный буфет, напомнил ей детство. Тогда в этой вещи она видел не шкаф, а коротконого толстяка, претворившегося мебелью. Она вспомнила, как её мама перед сном, вставала возле него, снимала маленькие, очень красивые часики и клала в большую фарфоровую тарелку. Юля боялась, что ночью этот толстяк проглотит красивые часы. Вспомнила, как делала уроки за большим письменным столом. Ей показалось абсолютно неправильным, что за этим столом никогда не будет сидеть её ребенок. Узнав о болезни, она почти сразу решила завести ребенка, что бы хоть что-то осталось после неё. Но Марат напугал, сказав, что, скорее всего ребенок родиться не здоровым, что ей будет тяжело выносить его… Хоть он и казался искренним, она чувствовала, что не забота о здоровье беспокоит его.
Юля встала, прошлась по комнате. Коснулась стола, подошла к буфету и нежно провела рукой по старой дверце. По её щекам побежали слезы. Вернувши к столу, она громко зарыдала. Плача Юля опустилась на пол в углу комнаты, взяла трубку телефона…
***
Марат вернулся домой ночью. Он зажег свет в комнате и на секунду застыл на месте. Во всем облике помещения произошли изменения. Казалось, что комнату слегка наклонили на бок, от этого всё содержимое немного сдвинулось. Сами предметы и мебель чуть растянулись. Его это сильно удивило, но больше всего его удивило то, что жены нигде не было, ни в комнате, ни на кухне.
— Где же она?
Взгляд остановился на валявшемся в углу телефоне. Он медленно наклонился, чтобы поднять его. Возле телефона было несколько красных капелек.
— Кровь? Удивленно произнес он.
Пятна вели к стене. Марат поднял голову: стена и кусочек пола оказались сильно вздуты, в углу отошли обои.
— Что за черт тут происходит, — произнес он громко и отогнул отклеившиеся обои.
Марат остолбенел. Придя в себя, он резко дернул её – обои с легкостью отошли от стены: сквозь прозрачную оболочку на него смотрело искореженное от ужаса лицо жены, всё остальное тело было растворено в стене. Он попятился назад. Стена, перестав притворяться, продолжила, чавкая и хлюпая, переваривать свою жертву.
— Что… что … я не…
Марат резко дернулся в сторону двери, но дверь вместе со стеной стекали вниз, словно плавясь. Всё же он схватился за ручку двери, она затряслась от напряжения и раскалилась почти докрасна, он тут же отдернул руку.
Всё вокруг ожило. Раздался невыносимый треск: кровать запрыгала на месте. На спинке световым бликом она писала:
— Сдо! Хни! Ин! Су4а! Ненаживу!
Марат застыл в ужасе. Вещи трансформировались. Они выпускали свои щупы, и слегка тыкали в Марата, острыми жалами: они решили убить его не сразу, а постепенно.
Кровать пустила из углов спинок длинные шпили. Они пробили потолок и скрылись вверху. С верхних этажей послышался громкий крик, сквозь трещины полилась кровь.
Вновь раздался скрип за его спиной, Марат резко обернулся: молодой книжный шкаф, звеня стеклами, превращался во что-то невнятное. Трансформации подвергся один бок, другой бок так и продолжал быть шкафом. Несколько книжек в шкафу мгновенно надулись, их обложки громко лопнули, оставив на полке двух гигантских тараканов. Появившись, они быстро разбежались в разные стороны.
Все вокруг шипело и извивалось, трещало и звенело, двигалось и изменялось.
Лампочка лопнула, осыпав Марата осколками, но в комнате было светло, несмотря на ночь.
Наполовину увлеченные своим изменением вещи продолжали покалывать Марата. Израненный он метался по комнате, пытаясь уйти от уколов. Но спрятаться было невозможно.
***
Тяжелое, чумазое небо, вместо лучей утреннего солнца, роняло, крупные хлопья снега. Снежинки, легко и ровно падали на шевелившуюся серо-коричневую массу. Ещё до рассвета, крики умирающих людей смолкли, всё, что имело форму, исчезло в изменении. Не было ни домов, ни машин…
Кровать была очень счастлива. Она не ошиблась! Они победили, они соединились! Они освободились от унижения и власти над собой.
Вдруг радость кровати сменилась тревогой: соединяясь с грязно-коричневой массой, лишенной мыслей и переживаний, она ощутила, что теряя свою вещность, свою форму, теряет себя. Перед растворением, кровать захотела вырваться, она даже куда-то потянулась в сторону, но последнее изменение свершилось – кровать окончательно расплавилась, и все страхи прошли. Оставалось только движение. Грязно- коричневая, серо-зеленая, бесформенная материя деревянно трещала, и стеклянно дребезжала в неистовом изменении…
Изначально заинтриговал тот факт, что помимо Юли и Марата параллельно существует какой-то новый герой — комната. И уже в начале повествования она является символом: надежды — когда молодая пара обсуждает будущее, пустоты — когда гаснет лампа и одиночества — когда Марат начинает задумываться о жизни без супруги.
Но помимо всего этого сама комната со всеми её предметами — это олицетворение безысходности. И просто невероятно неожиданно появляется сам факт восстания предметов. Читатель ждёт слезливую какую-то интрижку, бульварное чтиво, мелодраму, а развязке нечто отдалённо напоминающее творчество Стивена Кинга, рассказы которого почитывал подростком
Автору удалось удивить читателя
Этот рассказ написан лучше, чем «Ножницы». В нем по-крайней мере все объяснено. Заговор вещей, которые вдруг становятся враждебны по отношению к людям — в этом что-то есть. Хорошо прописано изменение отношения героя к любимой девушке, после того, как он осознает, что она скоро умрет. Вообще, эта «человеческая» часть в тексте (как и в другом) мне нравится как-то больше. У автора есть такая предельная честность с читателем, которая, мне кажется, должна быть у каждого автора, когда он не выгораживает героя, не делает из него шаблонного мученика ситуации, а показывает его как есть. Жаль только что эти две линии, человеческая и вещественная, не объединены. Мне в начале показалось, что раком Юля заболела из-за того, что ее ненавидят любимые вещи. И тогда было бы логично, если бы она чувствовала себя дома хуже, а где-то еще лучше. Или еще что-нибудь в этом роде. В общем, моя догадка опять не подтвердилась.
Кстати, финал у обоих рассказов одинаковый — смерть всему миру от неизвестной *уйни. Да и герои похожи. Только «Восстание» более продуманный рассказ и написан получше. И это действительно напоминает Стивена Кинга. Только гораздо хуже. Но у автора есть потенциал. Я бы порекомендовала написать обычную историю отношений. Ему удаются описания эмоций, например, мне понравилось вот это: «Ночью, когда всё затихало, доносился стон умирающей. Этот чудовищный звук медленно тёк, заполняя пространство подъезда, затекал в квартиры. Чтобы не слышать его, Марат со злостью накрывался подушкой. Но чужая боль проникала и туда. «- Да сдохни уже!» думал он тогда.» и вот этот кусок: «Резкий запах нового шкафа перебивал слабый аромат лекарств» — это просто и прямо написано, но дает ощутимое представление. И описание мебели, которое идет ниже, тоже хорошо.
Замечаний по тексту все же немало:
«Марат вспыхнул от стыда, вспоминая эти моменты» — во-первых, не согласовано во времени. во-вторых, штамп «вспыхнуть от стыда» сюда как-то не подходит (как и вообще штампы)
«где-то в его душе, глубоко внутри, роятся настоящие мысли и переживания, но таинственный сторож не пускает их наружу. Он чувствовал, что вот-вот они прорвутся. Но так испугался этого откровения, что тут же тряхнул головой и попытался думать о чём-то другом» — что за мысли? что за чувства? так уж прям и роятся? и что за таинственный сторож? в общем, к этому описанию внутреннего мира много вопросов.
«Глубинные откровения – твердые, настоящие, зазвучали в голове, смыв своим мощным потоком неизвестного сторожа. Самое громкое чувство – ощущение новизны, заполнило всё его сознание» — это очень сложно представить. Глубинные, твердые, смыли сторожа. Я знаю, как сложно описывать переживания, над этим нужно работать и работать.
«Расслабив каркас, она вновь скрипнула.» — смешно)
«иметь нейтралитет» — это откуда? из плохого перевода иностранной статьи?
Кровать несколько раз по тексту меняет ножки, они то деревянные, то металические. Это так задумано?
Герой несколько раз в тексте «резко дергает» или «резго дергается». Это масло масляное. Слово «дергаться» уже предусматривает некоторую резкость.
все…
п/с/ У автора проблемы с пунктуацией :) Неправильно расставленные запятые часто делают непонятным смысл.
удачи)
Не мне спорить с таким профи, как с Марией. Но хочу ещё свои пять копеек добавить, поскольку в своё время по молодости тоже увлекался вот этой игрой слов и ассоциаций (даже одно время и ужасы писать пробовал, впрочем что только не пробовал…)
Дорогой Тимур, понимаешь, у нашего многоуважаемого современника, как утверждают психологи, мышление клиповое. Современный читатель выбирает то что легко, просто и понятно. Читатель сейчас у автора требует доступности понимания, и следовательно чтобы писать подобным образом:
а) нужно быть морально подготовленным к непониманию, непризнанию и осуждению
в) нужно из шкуры вон вылезти,чтобы твоя проза была понятна не только:
— литературным гурманам, готовым принять очередную попытку «пощёчины общественному вкусу»
— кучке творческих отщепенцев, которые будут убеждать тебя, как ты крут и какими козлами являются не понявшие тебя
— соседям по гаражу и друзьям по падику
и на закуску с) Да, первое сравнение со Стивеном Кингом, согласен. Но практически в любом литературном жанре появляется тот автор, что способен удивить словом, а не оттолкнуть. Вспоминается, например, «Тёмная книга Арды» некой Некрасовой — мне лет 20 было, когда на съёмной квартире гастарбайтеров я, как в библиотеке, брал книги жанра фентези; и меня до глубины души тронуло написанное. К чему я веду: учиться нужно у метров. А метром, слог которого близок к тому, что ты пытаешься подсознательно передать в ужастике — это Саша Соколов, выпускник литературного института, если не ошибаюсь, человек с трагической судьбой, эмигрировавший в Канаду. С его творчество меня познакомили лет 10 назад, и я иногда возвращаюсь к прочтение его строк. Значительно проще Андрей Платонов. Но эта литература Саши из разряда «не для всех» — см первые два пункта
Думаю, в этот раз и сама МАРИЯ со мной согласится
Павел, вы меня переоцениваете.
Я, если честно, не поняла, с чем нужно согласиться, и при чем тут Саша Соколов, и Платонов. Может, и не поясняйте, я только еще больше запутаюсь :)
Это мне больше Ножниц понравилось. Но только тем, что более четкая и понятная сюжетная линия. Переживания героя честные. Но опять вижу, что концовку «слили». Она вялая. В общем-то и история болезни, ожидания смерти вообще никак не вяжется с историей агрессии вещей. Это как 2 разных линии, параллельных совсем. Мне не хватило какой-то увязки, в рамках рассказа она необходима просто, иначе это 2 несшитых куска. А может это просто огреха свежего автора «впихнуть невпихуемое». Но отдельно 2 куска очень хороши, еще бы концовку к каждому.
«…при чем тут Саша Соколов, и Платонов» — Мария, каждый из них уникален и самобытен в своём творчестве
И каждому новому автору, чьё творчество является неординарным, не помешало бы поучиться у них
Все эти образы, ассоциации, игра слов… ну это примерно тоже, что доказывать дояркам в коровнике гипотезу Пуанкаре. Согласитесь, есть творчество для масс, а есть для избранных.
Но парень — талантлив, несомненно будущее есть.
Это я -уж старый дяденька, у меня давно прошли все творческие восторги, восхищения и «треволнения души» А Тимур, продолжив работу, со своей такой нестандартной манерой изложения наверняка найдёт какую-то свою нишу и будет в ней достаточно индивидуален