Глава 1
Унеё были тёмные дёсна и грязные зубы. Собака настолько отощала, что казалось, начинала уже гнить заживо… А это делало её ещё злее. Оголённые рёбра на боках. Тощие лапы с короткой, грязной шерстью непонятного цвета. Злые, по две бусины, глаза. Рука крепче сжала палку… Ну, как палку. Ножку двух этажной кровати из железа. Длинная штука, похожая на арматуру, но не она. Просто трубка, конец которой испачкан песьей кровью.
Чё смотришь, погань? Мало того что сама собака, так и хозяин твой — тот ещё пёс. Что-что? Скалишься? Лаешь? Беги или лежать тебе с хозяином рядом. А где хозяин-то? А вот, в траве. Череп раскроен. Голый. Грязный. Лохматый и давно не мытый. Тощий, как и псина его. Давно не ел и с дуру напал на меня. Со спины пытался, по затылку ударить, сука. Собака, как и ожидалось, кинулась вперёд, но я к удару был готов. Она откинулась в сторону, перевалилась и не могла больше пошевелиться. Скулит, а встать больше не может… Чётко поставленный удар поставил точку в этой схватке.
Я посмотрел наверх. Солнце скрывалось за плотными кронами, не желая проливать свет на это смертоубийство… Первый на моём счету… И надо было карабин просрать. Машинально я вытер трубу о штанину из брезента. Жёсткую. Староарамейскую… Но да ладно, я к такому привычен. Не в первой. Кровь до конца не вытерлась — нужен материал помягче, чем старый добрый брезент. Платок какой или тряпка… Да какая сейчас к чёрту разница, в чём эта палка? Противно ныли бока. Хотелось есть. В горле — так вообще сухость. В кармане у меня есть пакетик сушеного хлеба — сухарей. Трёх дневной давности. Сухие, жёсткие, почти без вкуса… Вот бутылку воды сейчас…С этими мыслями я подошёл к трупу… Чёрт, у него и узелка даже нет. На сальных волосах была наляпана глина и грязь, а из неё торчали веточки. Теперь там всё смешано с кровью, костями и мозгами. Одежду с дуру сожрал что ли? Дикий, мать его за ногу… Перевязанной рукой я стёр пот со лба. Вместе с капельками вышедшей влаги, вытер ещё и капельки крови, испачкав бинт… Лять.. Рука снова заныла. Надо обработать ещё раз. Откладывать в долгий ящик эту процедуру я не стал. Поставил рюкзак на землю, развязал грязный бинт и смазал глубокую царапину от когтя, что проходила по всей ладони.
Антисептический крем, от АЗКЛ, чем-то напоминал зубную пасту. Так или иначе спасибо им за спонсирование…Закончив перевязывать руку, я подошёл к уже не скулящей псине, по виску которой тонкой струйкой текла кровь… Как вода, честное слово, но куда более густая, а что самое главное — совершенно не годная в употребление.
Я поднял с земли свою шляпу, что слетела во время уворота от палки дикаря. Поправил куртку — армейская выправка мне давала несколько больше уверенности, чем ее отсутствие. Уже скоро начнёт темнеть. Надо возвращаться домой. С этим мне помог компас. Пускай он порой и вертелся, как дурной, если к деревьям подносить, но если их не затрагивать — моё убежище находилось на северо-западе, от брошенной деревни, а значит, мне сейчас надо было идти на северо-восток.Почти волоча за собой трубу, я передвигался очень настороженно. Здесь всегда было тревожно. Зеленные деревья не пропускали свет, создавая полумрак. Без фонарика в глубине леса не обойтись. Каждый куст вызывал недоверие и возбуждал паранойю — казалось, за ним притаилась какая-нибудь пакость, которая норовила выскочить. Чтобы успокоить шалящие нервы я закурил… Мерзость. Не только сами сигареты, советской марки «Искра», но и курить на сухую глотку — тоже мерзость. Но вскоре сигареты подействовали — утихла боль в висках и снялось напряжение. Разумеется не полностью. Оно до сих пор витало в воздухе, грузной тучей весящее, казалось бы, над всем лесом…
И когда я стал так обширно мыслить? Звезда мне похоронная… Крышей еду, конкретно. Еще и МЖП сломали… Чёрти, суки, ненавижу! В душе сразу проснулась злость и детская обида — хотелось найти обидчика и вскрыть ему череп. Неважно как… Да только кого там искать… Меж Пространственный Телепортатор (в народе просто МЖП) сломан. Выхода нет… Пока что. Я не теряю надежды — его можно найти везде. Просто сейчас я его не вижу, как сквозь пальцы смотрю.Кусты шелохнулись, как только у меня под ногами хрустнула веточка. Зубастый кролик сначала на секунду вылез посмотреть, кто шумит, но увидев меня, решил не нападать. Я ему не по зубам, но будь я какой-нибудь хилой собакой — был бы в самый раз… Но этот — тоже гадина. Хотя, мясо у неё вкусное, если хорошенько прожарить. Правда дрова из многих «больных» деревьев плохо горят и источают едкий дым… Спасибо, что искрят мало. Повезло. Вот и я уже вышел к поляне.
Солнце тем временем прижималось к кронам. Пресвятая дева Луна, спасибо что оно хотя бы у меня над домом есть. Спасибо, что убежище моё на поляночке, родимой… Хотя, хибара сама уже почти разрушалась: крыша на одной стороне обвалилась вместе со стеной. Дверь выломали. Окна разбитые, но заколоченные досками. Только под местом обвала крыши была скрыта каменная лестница в подвал дома: в моё убежище. Я приподнял доски и почти вполз в проем. Чуи, мы дома… Пх, и с чего такая старьевщина вспомнилась? Здесь уже показалось что-то неладное. То-ли параноя зашелестела, словно шёпот в голове. То-ли здесь и вправду было немного суше, словно горела лампа…
Так или иначе, я достал один единственный старый ключ, который хранил в застёгнутом кармане штанов… Вообще, наверное стоило бы переместить его на более безопасное место — на цепочку для шеи, к примеру. Да вот цепочки нет. Как только я стал открывать дверь, в сердце, прямым ударом влетела тревога. Из проёма лился свет. Свет лампы, которую я точно выключал, когда уходил. Стало ещё явнее, когда меня схватила за шиворот сильная рука и втянув в подвал, кинула на землю. Ничего не задев. Уставший и обессиленный, я упал на бетонный пол. Хотел встать и кинуться на обидчика, но щелчок снятого предохранителя оказался весомым аргументом остаться и не дёргаться. — Стой! — Почти крикнул я и перевернулся на спину.
Передо мной стоял человек в плотной тёмно-зеленой куртке, армейских штанах и грязных бердцах, которые можно было смело назвать говнодавами. Лицо скрыто неприятной деревянной маской какого-то монолито-ликого улыбающегося человека. А может и не человека. В комнате не хватало освещения, чтобы я увидел его глаза. Главным аргументом его точки зрения был направленный на меня калаш. Достаточно старый — повидавший всякое и побывавший не в одной перестрелке, но хорошо ухоженный. Незнакомец был не многим ниже меня, хотя, размахом в плечах я его обгонял. Волосы были тёмно русые — почти коричневые. Весь он создавал впечатление только вышедшего с контрактной службы послушника.
— О, кто пожаловал. — Голос у незнакомца был насмешливый и циничный. Достаточно звонкий, что было не очень-то и привычно… Да и с чего должно-то? Это первый встреченный мной человек за четыре дня. До этого я слышал только яростный голос Пришествия, а около месяца назад — только голоса врачей и парочку знакомых, что согласились дать в долг… Да вот бесполезно это теперь. — Где ключи взял, противогаз? Почему он назвал меня противогазом?… Наверное из-за «талисмана» на шее. Универсальная защитная маска «Милитарист», от KBW. Бедная штука была изуродована пулей Пришествия… Но с другой стороны, только из-за окулярной скобы я избежал смерти. Да и просто с такой дорогой, но уже бесполезной вещью не хотелось расставаться. Вот и таскал с собой, как напоминание о моей миссии.
— Нашёл. — Просто ответил я. — Под ковриком забыли. — Пх… А ты мне нравишься. И давно ты в этой части леса? Раньше я тебя тут не видел. — Достаточно. Я хорошо прячусь. Это было враньём. В этом мире я четвёртый день. В «этой части леса», тоже. Хотя, возможно второй. Я не всегда был в этом убежище — первые два дня проводил на юге от сюда — в старой хибаре, рядом с холмом. Это был раньше какой-то деревенский хутор, а теперь остался там только один дом… Тогда я окончательно лишился карабина и бронежилета — сначала думал что спать можно не опасаясь… Это был последний раз, когда я вообще спал. После первой ночи спать больше вообще не хотелось. Парень хохотнул.
— Ладно, вставай давай, чего разлёгся? Я тут просто зашёл отдохнуть, сам понимаешь, ночью и в бункере не выспишься. Как звать хоть?
— Майк. — Сказал я отрывисто. Этот парень настораживал, но у него было достаточно добрых жестов. Во всяком случае, он оказал много добрых жестов, для своего положения. Отставив автомат к стене (но на предохранитель его не поставив), он сел на койку (МОЮ койку!) и сделал приглашающий жест, показав на стул. — Забугорщик? А говоришь по русски, словно всю жизнь здесь живёшь.
— Считай что так. — Ладно, меня звать можешь просто… М… Старым добрым Бродягой. К примеру. — А от чего скрываешься? — М, да так. Не люблю людям доверяться. На этом уже разок ошпарился… Та-кс, Майк и сколько ты уже в моём перевалочном пункте проживаешь? — Второй день как. — Второй день… — Повторил незнакомец задумчиво и отведя глаза. — Мда… И как впечатления? — Плохо. Народец какой-то дёрганный у вас. Не доедают? Бродяга снова тихо посмеялся. Видимо плохой юмор и тот в почёте… А может просто общение. Этот человек (а может и нелюдь) обществом точно не располагал. — Ага. А ты не досыпаешь… Но да не суть. Знаешь, мы оба можем друг-другу помочь. Я тебе с твоей проблемой, а ты с моей. —
…У меня есть проблемы? — Спросил я, настороженно. Такое начало обычно свойственно было бандитам. — Ты здесь. Это уже проблема. Тебе нечего есть. Это проблема. Тебе нечем защищаться… Сам знаешь что. — Допустим. И что ты хочешь взамен? — Во первых, мне нужно новое лицо. — Он выдержал паузу, словно пытаясь произвести впечатление. Судя по маске, новое лицо ему бы и правда не помешало. — То есть мне нужен человек в деревне, который не предвзято ко мне относиться.- …В деревне? — Переспросил я. — Ну да, Кострово. Деревенщина на деревенщине, деревенщиной погоняет… Но они делают патроны и у них есть то, что нужно мне.
Мы некоторое время посидели молча. Я раздумывал, нужно ли мне это всё? Да. Припасы мне потребуются. Да и контакт с местным населением лишним не будет. — …И где эта деревня? — На, смотри, здесь. — Он достал из кармана свёрток странной бумаги (…кожи?), где каким-то другим материалом, похожим на уголь, были сделаны пометочки.
Он ткнул пальцем в символ, похожий на христианский крест, обведённый контуром. — А мы сейчас в-о-от здесь. — После, он ткнул на значок домика и маленькой цифрой «3». Между деревней и убежищем штрихами была отмечена «тёмная» зона, но в ней были показаны так же некоторые пути. Видимо и в «непроходимых» участках есть свои проходы. — Посмотрим на сколько ты хорош: доберёшься до деревни, значит сильный. Нет… Ну, значит не достоин моего внимания. Не дрейфь, это просто. — И что мне за это будет? Он на секунду снова задумался, а потом его словно осенило: — О, вспомнил. Погоди-ка секунду. Если дотуда доберёшься, найди Ярослава. Он один на деревне… Если найдёшь, передай привет от «старого доброго бродяги». Дальше поймёшь что надо делать. Я просто не хочу, чтобы бедняга мучался.
— Так что мне за это будет? — Переспросил я ещё раз, а потом добавил. — Я просто так ничего не делаю.- Всё по мелочи для первого раза. Еды, топлива… Всё для жизни на первое время, в общем. — Так, давай всё решим прямо сейчас. Ты хочешь чтобы я добрался до деревни, нашёл твоего Ярослава и вернулся обратно. За это я получу… Что конкретно? Мне нужны свежие консервы или другая еда. Топливо у меня есть….
— Не, брат. Ты видимо не до конца понял. Топлива как раз у тебя нет. У тебя нет и убежища. Зато это есть у меня, понимаешь? -…Ты решил отобрать у меня это место?
— Спокойно спросил я, слегка приподняв бровь для пущего эффекта и обведя пальцем круг.- Оно никогда и не было твоим. Ты просто нашёл ключ. Но я тебе уступлю этот перевалочный пункт, если ты выполнишь моё маленькое поручение… Ладно. Со всем этим, решим завтра. Мне нужно идти. Не дав более ничего сказать, он взял автомат, рюкзак и направился к выходу. Потом, встал в проходе, обернулся через плечо и сказал:- Спокойной ночи, противогаз. Сказал он это с долей усмешки. Это самое обычное выражение в обыденной ситуации, но только не здесь. В темнолесье такая фраза носила немного сакральный смысл…
Бродяга ушёл прикрыв за собой дверь… И вправду, уже почти ночь… И куда он так пошёл?Растопил печь, закинув в топку дров, а в выпариватель порошок из травы. Потом заправил до конца лампу. Тушить свет полностью не имеет смысла: некоторые обитатели леса вовсе ничего не видят. Они всегда живут во тьме и чувствуют там себя словно рыбы в воде. Я достал из ящика припасённую фляжку с каким-то пойлом. Его уже пробовал. Гадость отвратительная, но с жаждой немного поможет и ко всему, она бодрит… Но на вкус, даже при всём этом, она отвратительна.
Хлебнув и проморгавшись, я стал ещё грызть сухари. Жесткие и твёрдые, до зубной боли. Отдающие вкусом старого хлеба и кажется, чуточку солённые… Закрыв дверь на ключ (и чуть не забыв свою трубу за дверью), я сел на койку и притушил немного лампу — света и так хватит, а топливо пусть просто так не тратиться. Теперь, когда печь горела и трещала, в воздухе встал немного едкий запах жжённой лесной травы. Чем-то он напоминал совсем низко-качественный табак-самосад или что-то в этом роде… Если совсем с куревом плохо станет, возможно начну эту хрень смолить.
Солнце затухло, словно свечка. На улице наступила тьма… Может сегодня опасность меня обойдёт?Может быть и так… Будь я на месте той твари, что сунулась ко мне вчера, я бы больше сюда не приходил. Я не смог разглядеть того, кому вчера прилетел точный удар в голову… Зато оно мне расцарапало руку. И вот… Тишина. Только треск печки, но и он просто стал гулом, когда я крышкой задвинул проход в дымоход… Сначала, даже начала накатывать дрёма, но она отошла: было подозрительно тихо… Нет. Не просто тихо. Я знал что должно было произойти. Я этого неосознанно ожидал. В каждом неаккуратном звуке мне слышался аккуратный шаг. Каждый смешок разума, казался совершенно реальным, заставляя хвататься за оружие. За маленькую, железную, спасательную соломинку…
И вот — лес показал свою первую реальную частичку. Её появление было явно сразу. Звук настоящих шагов отдался в сознании вспышкой. Из-за гула вытяжки в печи их почти не было слышно, но осыпавшаяся на пол пыль с потолка (а это были доски), сигнализировала о присутствии. Кто-то ходил наверху… А кто в здравом уме ходит тут ночью? Правильно — никто здравомыслящий… И это не здравомыслящее существо, сразу увидело лазейку — форточку, под самым потолком. Этим кто-то, оказался некто похожий на человека, но с длинными, острыми пальцами. Оно постучало в окно, пытаясь его поддеть и открыть… То-ли чувствует меня, то-ли свет выдаёт… Но без света я бы не смог разглядеть и руки, а так, разглядел. Поняв, что тихо его открыть не выйдет, он-она-оно, царапнуло окно и пошло искать вход… Нашло оно его достаточно быстро, словно сразу знало куда двигаться — в дверь раздался стук.
Раз-раз. Два-два. Оно попыталось подёргать ручку, но металлическая дверь не поддалась.Ты её так просто не откроешь, погань. В отличие от дикарей, эта тварь ничего не говорила, даже грузно не дышала. Те хотя бы давали какие-то крики, недоуменные э`канья, бэ`канья и постоянные шмыганья. Слыша это начинаешь чувствовать какое-то моральное превосходство над всей этой дерёвней… Хотя, в свете недавних событий, диких надо называть дикими, а деревенщин, дерёвней и точно не в слух. Хотя, возможно в тяжёлые времена эти… Да не стучись ты, не открою! Неизвестный постучал в дверь, мягкой частью своей кисти. Настойчиво. Долго и монотонно… И я не смог выдержать. Нервы сдавали от этого звука.
— Да иди лесом, евнух грязный! Было ли существо евнухом или не было — не важно. Не важны ему были и мои слова: Оно постучало точно так же ещё раз, словно вообще меня не слышало и подошло к форточке, попытавшись острыми бледными пальцами подцепить раму. Надеялась, словно что-то измениться. Не изменилось. Вместе с этими царапаньями, заныла снова перебинтованная рука… Да вроде заразы быть никакой не должно, но всё равно очень неприятно. Я пощупал… Вроде не напухла. Просто руке не нравилась сама повязка — она всё же из немножко шершавого материала и переставала плотно сидеть. Я закрепил его получше.
Тем временем евнух (будем его называть так) решил пойти в грант-рояль: я услышал как он пытается что-то сделать с печной трубой… Сначала, я подумал, что евнух решил стать волком из сказки про поросят. Но его бы ждал провал — в печь и голову не просунуть… Потом я подумал и тревога стала сильнее — если завалить трубу, весь дым пойдёт ко мне. Меня просто выкурят. От этих мыслей становилось не по себе. Но потом я одёрнул себя — не может до такого додуматься существо, которое по лесу в это время ходит. Не здравомыслящее оно… На самом деле никаких оснований на то, что евнух не решиться вдруг закинуть в трубу какого-нибудь мусора, досок или просто земли не было. Но этого вполне хватит, чтобы заставить меня выйти или задохнуться.
Оно ещё раз постучало в форточку. Забралось в сам дом. Походило там. Покричало, голосом истерички со стажем (всё же, это кажется она, а не он… Евнухуша? Как мне тебя называть, дурочка?) на кого-то. Либо на стенку. Может испугалось семейной картины, на первом этаже — меня и самого испугал этот кусок холста с людьми, лица которых были неплохо выкрашены углём, поверх краски… Неизвестному художнику бунтарю нравились чёрные глаза-провалы и подрисованные улыбочки… «Папа осчастливил нас»… Ну… Чем счастье такое, лучше смерть. Теперь, я услышал знакомый «э», от дяди с голой задницой. Они кажется поругались с той девчулей-истеричкой, но судя по звукам тупых ударов по плоти, либо девочка принесла с собой палку и стала дядю лупасить, либо дяденька не очень уважает женщин. Потом пришёл ещё один. Теперь махалось три пары ног… Может ещё кого позовёте, раз ради меня собрались? Словно внимая моей просьбе, пришли ещё две пары ног — видимо подруги истерички. Все начали орать, но потом дяди с палками решили ретироваться… Девчата их ручками своими когтистыми побили?
Всё трио, недовольно бурча и охая от боли, топтались наверху и всей толпой пытались прийти в себя… Может они там по дурости своей девчачий обо мне забыли?… Было бы хорошо.Потоптавшись ещё часок (они там реально долго сидели.) Мои компаньонки на ночь стали делать то, чего я боялся — стали шуршать в камине. Я открыл крышку, но к моему удивлению, ничего ещё вниз не валилось… А потом я понял что они делают — одна из них попыталась забраться в дымоход. Волк и трое поросят поменялись местами… Хотя, может они просто решили предоставить свои услуги трубочисток? Может они вовсе не хотят моей смерти? Нет. Это было бы слишком хорошо. Это я понял как только палкой мне выбили форточку. Осколки посыпались на землю под неприятный звон. Все трое закричали в окно, словно пытаясь напугать меня. НУ У ВАС ЭТО ПОЛУЧИЛОСЬ, СУКИ!
Со злости я схватил какой-то кирпич и кинул в форточку, но он ударился об край и сломавшись, обвалился на тумбу… В форточку засунула голову первая девица… И вправду девица. Грязная только. Волосы спутанные. Глаза пустые. На бледном лице синяк. Напоролась шеей на осколок и отдёрнула голову назад. Её подруги побежали теперь доброму дяде Майку в дверь стучать. — Я ВАС НЕ ЗВАЛ, ИДИТЕ ЛЕСОМ! Девчата барабанили мне в дверь и дёргали ручку, но ничего не добившись, стали разносить мне форточку дальше… — Щас выйду, разгоню по домам, суки! — Крикнул я в сердцах и открыв дверь, только крепче сжал трубу. Поднялся наверх по каменным ступенькам (благо доски уже раскидали). У форточки развлекались три особы. Голые, тощие как спички, сиськами наружу и крупными кистями, на спичечных руках. Увидев меня, блеснули кошачьими глазами с вытянутыми зрачками и кинулись все разом и сразу.
Первой прилетел чётко поставленный удар трубой в темечко. Она отошла в сторону, пошатываясь, но не упав. Кинулась вторая, но по инерции я вдарил и ей, по плечу… Мля, а пытался в голову. За это и поплатился. Третья, с кровоточащей шеей и палкой, дала мне этой самой палкой точным колющим ударом в лоб. Я пошатнулся, отошёл назад и зацепившись ногой за доску, упал навзничь. На небе появилось зарево рассвета… Р-рассвета… Шляпа слетела. Плечо напоролось на гвоздь. Я закричал от боли и пробившего страха. Бабища с отбитой рукой кинулась и ударила ногой по лицу. К ней подключилась вторая — дала палкой в живот. И ещё. И ещё. Трубу в сторону отбили. Третья, пошатнувшись ещё разок, всё же упала, пуская кровь из рта, но это было и не так важно. Меня обрабатывали ногами и палкой. По лицу вот ударила грязная женская нога, измазанная в тине и грязи, неприятно пачкая лоб. Я попытался сгруппироваться, закрыв голову руками, но рёбра они не пожалели. Отбивали, словно заготавливали себе мясо на прожарку… Только заживо.
Им видимо было весело, так со мной поступать. Собрав в себе силы, я достал из кармана заточенное шило и вытащив руку с гвоздя (пускай и умирая от боли), кинулся на первую с палкой и по тюремному воткнул ей два раза в живот остриём. Со спины меня царапнули когтями, но курточка родимая выдержала на себе эти тяготы судьбы. Развернувшись, я дал ей шилом, но только царапнул по лицу, слегка ободрав щёку. Она хотела оцарапать лицо, но рукой оделась на шило. Я кинулся вниз, охая от боли в рёбрах и придерживаясь за стены, чтобы сразу не рухнуть… Если они мне их сломали… Нет, быть не может… У меня же модификация… Я захлопнул за собой дверь и закрыл на ключ. Гул рассвета приближался. Я устало прилёг на пол — забираться на койку было ещё больнее. Голова гудела. Тошнило. Болел живот. Болели рёбра… Я почувствовал себя ужасно слабым… Хотелось есть. Хотелось пить. Во рту стоял противный привкус грязи, меди и дешёвого табака… Ничего… Мне было куда хуже, когда пришествие скинуло меня на бетон… Это… Ничего…Гул нарастал волной… Вспышка озарила этот мир, и ничто не могло скрыться от лучей белого света… Он словно… Л-лечил. Становилось легче… Я хотя бы мог дышать… Б-безпрепятствен-но.
Словно на секунду сознание потухло. Я не понял, сколько я так пролежал, изнывая боками. Сидел бы у себя и сидел… Нет, нервы сдали. Надо вылезти и дать по горбу… Дал, блин. В подвале стояла ужасная жара — печка потрудилась на славу, давая сильный жар. Проморгавшись, я наконец смог видеть хоть что-то. Испачканный в грязи. В истерзанной куртке. Избитый. Но я могу встать. Я ведь сильный… И я встал. Надо было выходить. С рассветом обитатели леса разбегаются. Бояться что ли этого света? Не известно… Помню, под эту саму вспышку ко мне забежал какая-то тварь, ещё в прошлом доме. Завалилась сквозь барикаду на окне. Плюхнулась на пол. Открыла свою противную, разящую гнилью, пасть. Заорала на меня и вот — вспышка. От твари только сломанное окно и запах гнили. Ковыляя, ещё придерживаюсь за ноющие рёбра (хотя, отдам должно, они болели уже не так сильно), я выхромал наружу. Поднялся наверх. От моего нервного срыва осталась только брошенная палка, моя труба и стоптанная шляпа. Первым делом я взял её и расправил. Тут-то и дало о себе знать ноющее плечо… Ну хоть не правое.
Подобрав трубу, пришлось вернуться обратно и заниматься собой. Обеззаразить и перевязать… Ну, вот и как новенький. Пить только хочется. Ничего. Бурда ещё есть, а теперь можно и сухарей поесть. Живот болел. Может кости у меня и металлические, но кишки — нет. У меня спокойно мог случиться где-нибудь разрыв… Или не мог. Уже не помню точно, чем меня там в армии накачивали. Вроде бы органы стали прочнее… И ведь плохо, что не помню наверняка. Давно это было и не так важно. Так накачивали каждого, кто давал на это согласие… А что мне было делать? Я остался на контракт. Лез под пули. Вот и повысил свои шансы на выживание… Хотя, говорят от этой штуки шанс инсультов возрастает и импотентами становятся… Может врут, а может не знают.
Не хочется думать о том, что посреди леса меня может хватить приступ. Это наверное будет самая жалкая кончина, которую я мог придумать. Но не время думать, время действовать. Я уже пришёл в себя. Могу идти. И вот, я снова в полутьме. Взял с собой разве что трубу и полу-пустой рюкзак с частью медицины. Всё основное оставил в убежище. Закрыл на ключ, чтобы никто ничего не растаскал… Был бы молоток, мог бы доску к форточке приколотить, но единственное что я мог сделать, так это осколки убрать. Так и сделал. В отмеску выкинул их как раз у входа. Я всё равно хожу в ботинках — мне на осколки побоку, если только задницей не сяду. А вот все остальные бродют без ботиночек. И всем этим злым дяденькам и тётенькам, а так же собачкам и странным тварюшенькам, будет бо-бо. Может больше и не сунуться.. Хотя…
Вопрос с открытой форточкой до сих пор открыт. Туда при большом желании получиться просунуться. Кусты снова неприятно шелохнулись. Вновь величественные искажённые деревья закрыли от меня солнце. Нервы снова начинали шкалить. Вновь я закурил «искру»… Млять, только две последние остались. Но ничего… Найду ещё где-нибудь. Деревенщина должна выращивать самосад. Обязана, это же деревенщина! Но на всякий случай последнюю я приберегу, когда совсем плохо станет. Вспоминая карту, двигался на юго-восток, но чуть-чуть севернее, чем я обходил вчера. Утром, казалось бы, ничто не должно меня потревожить. Даже было как-то по особенному спокойно… Но не достаточно, чтобы, не начать утро с табака.
Послевкусие от ночи ещё не отпускало. Посмотреться бы на себя в зеркале, да вот зеркал нет. Услышал, как кто-то с причмокиванием и небольшим порыкиванием, вперемешку с откашливанием, кого-то жрал. Не заживо. Тот, чью плоть грызли не издавал звуков. Вскоре я и увидел обедающих. Две собаки ели кого-то. Не на что не обращали внимания. При всём желании, если бы я хотел подойти и вдарить двоим по голове, я бы так и сделал… Но кто знает, может они кинуться на меня ещё до удара. Тогда следующий на собачьем шведском столе буду уже я. Зачем рисковать попусту? Потому я и прошёл мимо. У меня и без того есть дело. Вот, я оказался рядом с «тёмной» зоной…
Деревья здесь стояли почти стеной. Между многими нельзя было и протиснуться при всём желании. Земли почти не осталось — везде были корни. Идя по периметру, я наконец увидел чуть протоптанную тропу. Вернее, надо было сказать прорубленную. На стволах белой краской были нарисованы линии, словно стрелки… Мне не сильно хотелось туда идти, но вдруг, блеск фиолетовых лучин в лесной тьме заставил меня вернуться к мысли похода… Прямо туда. В неизвестность.
Я достал карманный фонарик. Зарядки осталось немного. Может на часик-полтора. Луч света пронзил тьму, словно клинком и она отступила… Но не на много. Как только я ступил на тропу, сразу понял: В этом лесу я не хищник. Я даже не середина пищевой цепочки. Я незваный гость. Враг этого мира и он сделает всё, чтобы эта темнота поглотила меня полностью. Под ногами ветки не хрустели, ведь их не было. Иногда только шуршали мёртвые листья… Здесь не было места для кустов и это было странным.Корни, казалось бы, так и норовили схватить за голени. Я постоянно отдёргивал ноги, в небольшой панике. В такой темноте маленький фонарик казался и вовсе тусклой лучиной, правда, огонёк от сигареты давал варианты для сравнения. Им-то себе под ноги не посветишь… Вот если бы кто-то мне на встречу разумный пошёл… С такой же сигареткой. Где-то впереди, словно отзываясь на мою просьбу, сверкнуло что-то фиолетовое. Как глаза, ей богу. Почему-то мне сразу в ассоциациях представилось Пришествие.Фонарик развеял вместе с тьмой и все сомнения. Я замер, смотря на тело.
Человек, иссушённый до костей, торчал из дерева, протянув вперёд сухую руку. Его торс дерево натурально… Абсорбировало. От парня и волос не осталось. Только открытая в ужасе пасть, чёрные провалы вместо глаз и тряпичная куртка. Кожа была не только сухая, но и бледная, как сахар или кости. На второй руке, безвольно опущенной, застыл рюкзак. Я подошёл чуть ближе. Труп даже не пах. Это был натуральный скелет, обтянутый кожей. Я попытался снять рюкзак, но труп «прилип» к нему, словно вцепился за лямку. Ладно, мёртвым вещи не нужны, а живым они потребуются.Аккуратно я расстегнул молнию и посветил себе. Заместо моего шила, пришёл нож с широким лезвием… Правда, он местами проржавел, но не так это важно. Ржавчину снять можно. Так же в рюкзаке оказалась консервированная каша. Надо будет потом попробовать, но уповать на её качественность я бы не стал. Мало ли, сколько тут лежит. Так же, здесь лежали какие-то тряпки, предназначенные на повязки и материал. Вроде бы сменное бельё (сухое, но испачканное в чём-то чёрном)и лист брезентовой ткани, который кажется служил парню материалом для заплаток или покрывала. Забрал всё, кроме белья, пока труп глазел на меня провалами… Только под самый конец я увидел, как у него во рту блестит что-то. Прямо в глотке, бледной от времени. Я посветил туда фонариком у увидел ящерицу с глазами, отражающими свет. Встретившись с лучом фонаря, она забралась глубже в глотку… Ох, фу гадость. Больше я смотреть не стал. Времени у фонарика оставалось немного. Его тусклый луч становился ещё хуже и белый свет, сменяется порой жёлтым. Шаг непроизвольно стал быстрее. Очень хотелось начать бежать…
Словно что-то преследовало меня. Что-то неведомое и очень страшное. Мозг твердил, что это всего плод моего воображения. Воображение же, говорило мозгу, что его неверье всех погубит. Давление на меня оказывалось неимоверное. Здесь и без того я был только наедине с собой. Ни птиц, ни света… Ничего… И ещё каждый мой шаг, казался шагом какого-то другого человека, позади меня.И я не смог выдержать. Рванул, освещая себе путь трясущимся лучиком света. Сигарету пришлось выкинуть в клуб корней. Из стены деревьев появилась рука. Мертвенно бледная. Я пробежал её, но вот, ещё одна. И ещё. По следующей я с размахом и криком ярости ударил. Ветка сломалась под ударом. Я бежал дальше. Стоять. Развилка. Сзади послышались шаги. Нет времени думать. Нет! Бежать!Рванул налево. Из каждого лабиринта есть выход, если придерживаться левой стороны. Пробежав ещё по коридору, я споткнулся о корень и упал. Поднялся и снова побежал вперёд. Зверь гнал меня. Протискиваясь между деревьев, он хотел бы стать воздухом, который я вдыхаю… Уже стал. Дух твари витал вокруг меня. Но что же это? Свет? Я вырвался из тёмного участка. В нос ударил запах, который я не слышал, пока бежал… Едкий запах жжёной травы. Дерева. Мусора и чего ещё только тут не было… Мне стало противно… Но мне не было страшно. Зверь не мог выйти из своей клетки… Ему нужна тьма, чтобы сожрать. Иди к себе… Прочь от меня, сволота.Руки затрясло. Голова заболела. Стресс нахлынул прямо в мозг.
Луна — Сила и слава. Жизнь — С вражиной вечный бой. И мы имеем полное право Жить и дышать над этой землёй.Враг наш силён и не ведом. Готов всех прочих в клочья порвать. Устрашённый нашей победой.Готов День Распада вновь и вновь повторять…Свет красный, флагом нам будет. Огонь подтвердит священны слова.И не стихнет. И не убудет. О человечестве, вечном, молва….Кажется последнее четверостишье боевого гимна Красной Луны я недостаточно учил… Хотя и так и так, он немного успокаивал. Было в нём что-то для меня стабильно, нерушимое и даже воодушевляющее. Теперь, я вышел к поселению, где по периметру горели кострища. Деревья расступились перед домами. Почти в середине, как маяк, встала часовня, крестом возвышаясь над кронами. У одного из костров сидел парень в респираторе, старой майке, кепке и рабочих штанах. Он закидывал в костёр дрова и охапки травы из тележки. От этих же костров шёл почти постоянный чёрный дым, который я в первый день принял за нечто другое… Что-то мне не верилось, что люди стали бы столько всего жечь. Но должен признать, если лесу не нравиться жжённые его плоды, то данная деревня была его самым не любимом местом. На указателе было написано белой краской: «Кострово». Название вполне подходило для описания. Я подошёл к парню-топливнику.
Он сразу обратил внимание и повернулся через плечо, но увидев, сразу повернулся обратно и кинул головешку в костёр. После, поднялся с корточек и отряхнув руки посмотрел теперь внимательнее. — …Я тебя знаю? Голос казался приглушённым, как из-за респиратора, так и из-за трещащего костра. Парень приподнял очки, разглядывая меня получше, своими ясными глазами.- Нет. Мне нужен Ярослав. — Сказал я, сразу перейдя к делу. — А, Ярик… Дык, его хата крайняя, во-он та. — Парень показал рукой на дом, который был на противоположном конце деревни. — Ток аккуратно с ним. Парень нервный был, а теперь и вовсе дома закрылся, никто к нему кроме Светки не ходил, да и на той лица не было. Накричал он на неё, как дурной. — Ага, спасибо. — Сушай, погодь. Если вернёшься и пойдёшь обратно этой дорогой, скажи мне шо там было, ага? Больно интересно, а я сам сходить не могу. Гашек работу дал, как видишь. — Скажу.На том и порешили.
Я направился к крайнему дому. Почти все заборы, кроме крайних, пошли на растопку. Дома смотрели на меня тёмными окнами, словно из слюды. Дома казались тёмными из-за заражённых брёвен, но в них так же было что-то человеческое. Они все словно походили на своих владельцев — простые, пережившие не один ремонт. На лавке у одно дома сидели две бабушки и о чём-то болтали. Дальше в пролёте ещё один парень рабочего класса распивал из стеклянной бутылки какую-то бело-бледную жидкость, словно разбавленное молоко. По его «синему» виду можно было догадаться, что в одиночку он глушил самогон. Кто-то стучал в дверь одного дома. — Гашек, мать твою за ногу! Открой! Я же эту дверь выломаю, жмотяра! На чин не посмотрю! Вмешиваться я не стал. Крепкий парень сильно злился на некого «Гашека» и рука видимо у него была горяча. К чему этот лишний риск? Крайняя хата заколочена была основательно. Только дверь оставалась нетронутой. Я поднялся по ступенькам крыльца к ней и взяв за ручку, открыл… Она оказалась незапертой и вот, передо мной тёмная прохожая, освещенная только бледными солнечными лучами… Пора наведаться к вашему Ярику…
Глава 2
Прихожая окуталась в полу-прозрачную тьму. Бледные лучи солнца могли осветить немногое. В ней стоял обычный запах прихожей — лак, обувь и кожа… Правда здесь всё это было каким-то дешёвым и приторным. У меня так же пахло в моём старом доме.
Вместе с запахом ботинок в воздухе повисла какая-то напряжённость. Небольшая неестественность происходящего и я понял что меня смущало: во всём доме единственным звуком были мои шаги. Он затих, словно испугался пришедшего. Замолк и перестал жить… А может уже давно не жил.
Уакая-то атмосфера заброшенности царила в этом месте…
В углу паутина. В ящике из под шкафа, торчат прорастающие корни. Кожура от картофеля валяется прямо на полу… Уже давно, ведь на кожуру эти останки мало походили. Разложились.
На тумбочке валялся раздербаненный набор батареек… Одна из них оказалась пригодной для фонарика. Мой клинок в борьбе с тьмой заточен вновь.
Лучик света осветил проход вперёд… По коридору валялся разный мусор. Испачканные в чём-то чёрном, газетёнки. Объедки каких-то овощей (преимущественно картошки и иногда кукурузы)…
Говорить о том, что запах был немного неприятным, думаю не стоит. Его можно было терпеть.
Кухня оказалась немного страшной — поваленные стулья. Сломанный столик. Обваленный буфет. Сам шкафчик упал наземь так, что все столовый сервиз посыпался и разбилися, если вообще мог разбиться. Здесь оказалось много битого стекла и застывшей у входа крови. Этот след вёл в гостинную тонким шлейфом. Тогда кто-то напоролся ногами на осколки и поплёлся в комнату.
Вдруг я что-то услышал. Замерев, мне пришлось прислушаться, а рука рефлекторно взялась за трубу, заткнутую за пояс, словно за рукоять меча.
Кто-то сопел. Не так, словно спит, а так, словно плачет в лихорадке. Я видел пару фильмов ужасов которые начинались точно так же.
Тонкий фонарик осветил проход в гостинную. Деревянные стены были исцарапаны в непонятных символах. Их не распознавало даже Понимание Путника… Значит ли это, что они бессмысленны? Наверняка так.
Плач тихий, но вполне различимым. Плачущий в этой комнате.
— Ярик? — Спросил я, темноту. Никто не отозвался, а хныкать не перестали…
В комнату вошёл с опаской. На полу давно было разлито вещество, похожее не то на серый воск, не то на разжиженный бетон. Его было достаточно, чтобы испачкать весь пол. Это вещество раньше было более мягким. Именно тогда на нём рисовали острой палкой, точные прямые линии. Они хаотично пересекались с нарисованными дугами, видимо изображая какой-то странный и непонятный чертёж или узор.
Я посветил фонариком на лежащее в позе эмбриона, голое тело мужчины. Он тоже испачкан в этом материале, но судя по тому, как этот воск лоснился с кожи, парень был вовсе не обездвижен. Я посветил на его лицо, но тот не моргнул. Его стеклянные глаза были уставлены бездумно в пол. Рот его оскален в улыбке. Парень плакал явно не от горя, так искренне улыбаясь словно ребёнок.
— Ярик, чёрт возьми…
Я только и смог это прошептать. Ярик валялся посреди комнаты. Рядом было вывалено разного рода бельё, воняющее, словно вываленный компост. Этот запах наполнял комнату и только её, словно серый материал под ногами впитывал запахи и не выпускал их за пределы комнаты.
Рядом лежал обваленный шкаф, а по ту сторону, было добротно заколоченное окно с кроватью… На кровати лежали какие-то открытые книги. Многие страницы были вырваны и искаляканные каракулями. Я аккуратно обошёл Ярика, не спуская с него глаз. Только сейчас я услышал, как дикарь что-то очень тихо нашёптывал.
— …Л… К…К-красиво… шелестят… л-листья… деревья… Т-ак красиво…
Он это бормотал почти не слышно, порой проглатывая слова и звуки. Иногда он совсем затихал, словно наконец почувствовал здесь чьё-то присутствие… Но это было не так и он продолжал кутаться в объятиях тихой истерики.
Я ещё раз посветил ему на глаза. Не-т, они были не просто стеклянными и бездумными. Глаза Ярослава затянулись мутноватой плёнкой, а зрачки были сильно расширены. Длинные сальные и грязные волос
ы давно отросли и порой лезли ему на лицо, но его это не сильно волновало. Ярик постоянно содрогался, словно готовясь к удару и вновь расслаблялся. Его тощие рёбра только подчёркивали общую болезненность.
Казалось безумец и не реагировал на моё присутствие. Что-ж, доходяга, это даже лучше. Для тебя.
Первым делом я стал собирать полезные вещи, постоянно поглядывая на это почти мёртвое тело… Как-то, мне показалось, что он посмотрел на меня совсем осмысленно, когда я взял и стал пить вполне свежую воду из бутылки. Не смог удержаться — начал сразу как только нашёл. Я забирал у доходяги, прямо на его глазах, его же припасы, а он просто лежал и был погружен в какие-то свои думы… Что-ж, тебе возможно сегодня помирать, а я планирую ещё жить и жить. Может, если повезёт, жить в ведущем обществе и жить в достатке с хорошей репутацией.
К моему тихому ужасу, он вдруг стал говорить. Обычным, немного болезненным и дрожащим голосом, но с явными нотками маниакальной радости и я чувствовал, что говор сейчас не для него любимого, а для вторженца.
— Л-лес любит нас… — Сказал он, держа свои плёночные глаза на мне. Взгляд не казался осмысленным, но я не мог назвать его бездумным. Я же молчал, держа в одной руке молоток, в другой рюкзак, а в зубах был воткнут фонарик.
Невольно замер, смотря на безумца, но потом медленно вернулся в темп мародёрства. Я же ведь за этим, так?
— И… Тебя он любит… — Дикарь улыбнулся и перестал обхватывать свои колени. Попытался приподняться на локтях. Худые руки-спички не смогли держать тело и он остался лежать. Я засунул всё нужное мне в рюкзак и застегнув, закинул за спину. Наконец рот освободился от фонарика. — …Всех нас… Я… Я слышу, как она зовёт меня к себе…
Он подвинулся на руках. Ноги Ярика все были в осколках сервиза. Он просто не мог встать — инстинкт самосохранения не позволит, да и состояние в целом… Но он очень хотел поравняться со мной глазами. Хотя… Куда тебе до меня. Лежишь тут как животное и умрёшь скоро. От голода наверное. Не выберешься отсюда и умрёшь.
-…Д-деревья… Зовут… Они так красиво шелестят… Так красиво…
— Ничего страшного, сейчас перестанут. — Сказал я, даже с долей усмешки. «Заверши его страдания», так говорил Бродяга? Что-ж. Я могу. Мне это будет даже в радость. В радость оттого, что я избавил человека от агонии, которую он не способен осознать.
Взяв трубу двумя руками, я замахнулся, как клюшкой в гольфе и с силой саданул по черепу дичающего. Голова податливо и с треском отвернулась в сторону и тело, обмякнув, перестало двигаться. В здании снова повисла тишина. Я прокашлялся и повесил трубу на место… Что-ж. Дело сделано.
Рюкзак приятно отягощал к земле. Надо было возвращаться и сказать всё Бродяге. Он наверное придет снова ближе к вечеру или на завтрашний день.
Меня никто не встретил. Я шёл той же дорогой, которой и пришёл, но в деревне решил задержаться — я и не надеялся как-то сконтактироваться с людьми в ближайшее время, а тут такая удача. Прямо событие.
Мужик в дверь Гашека не стучался. Он уже сидел на ступенях, поддерживая собственную голову рукой и уставившись в сторону, кажется на забор, явно погрузившись в раздумья. Я решил подойти — пообщаться хоть с кем-то разумным.
— Какие-то проблемы?
Он голову поднимать не стал.
— Мяса нет. — Выдохнул мужик. — Гашек зажал, сукин сын. Тебе тоже, штоль?- Он понял всё, как только решился поднять глаза.. — А… Ты кто?
Гости тут видимо редкостная неприятность — так он на меня посмотрел подозрительно, словно это именно я его обворовал или вот-вот обворую до последней нитки. Изобью, убью его собаку и угоню машину, на которую он копил всю свою жизнь, воспользовавшись всем наследством своего деда и отца… Что-то меня понесло.
— Ваш дружелюбный сосед, решающий проблемы. — Спокойно сказал я, всунув в рот ещё одну сигарету. Не смог просто удержаться. Табака уж очень хотелось, после встречи с сумасшедшим.
— Не нужно здесь соседей. — Отмахнулся он. — Ни решающих проблем, никаких. Сами разберёмся, ид
и куда шёл.
— Брось, неужели и вправду я не могу ничем помочь?
В ответ мужик посмотрел мне в глаза, словно пытаясь заглянуть в душу и прямо процедил:
— Пошёл прочь, чужак. Тебе здесь не рады, понял?
— …Чего ты так… — Хотел спросить я, но мужик встал на ноги. Он оказался чуть выше меня: рослый, немного волосатый. Пришествие конечно, было выше и его, но выглядело, откровенно, куда менее грозно.
— Хочешь помочь? Вот. Бери. Избавь меня от этого дерьма. — Он достал из кармана какую-то маленькую куклу на верёвочке и всунул мне в руку. — А более ты ничерта не сделаешь.
Невольно я взял эту куклу и продев в верёвочное отверстие, палец, и взял её рукой.
— …Что мне с ней делать?
— Что хочешь. Просто, оставь её где-нибудь в лесу. Сожги. Избавься.
Почему он сам не может это сделать?… Кукла обычная, тряпичная дешёвка без лица. Через её лицо продета как раз верёвочка. Он не стал мне более ничего говорить, просто толкнул в спину и сказал «а теперь проваливай». Я ушёл и как только вышел за калитку, всунул куклу в карман. Теперь не очень мне-то и хочется оставаться здесь — в этой пропащей деревне… На выходе, я вновь пересёкся с тем парнем-костровщиком. Он меня спрашивал, что там с Яриком.
— Ну, так? Ты там был? — Нетерпеливо спросил он.
— Ярик не в себе… Я позаботился об этом.
Больше ничего говорить не надо было. Он всё понял. Я всё донёс… И вот я снова у леса… Мне снова надо идти в пасть к Зверю.
Я уже и не понял, как оказался в нём. В лесу. Это произошло так просто, что я даже не обратил внимания. Не обратил и всё тут… Но холодок по спине пошёл рябью, как только я оказался под этими тёмными, грузными сводами. Что-то определённо дало мне о себе знать, словно какие глазастые тени уставились на меня… Я включил фонарик и посветил туда, уже обновлённым светом. Когда он не моргает и приливающий никотин в крови, успокаивает, лес не кажется уже настолько страшным.
И вот я вновь вхожу в эти корневые переходы. Под ногами твёрдая опора, а кажется, словно она вот-вот расползётся по сторонам. На входе у самого леса, под подножьем одного дерева, лукошком росли грибы — обычные такие. Красноватые и подрыгивающие, словно пульсирующие, чем-то даже напоминающие мухоморы, только с упитанной ножкой и без белых пятен на шляпке. Такие я уже видел ранее… На самом деле, если их приготовить, они очень даже вкусны и питательны и КПК на их состав не ругается, а значит есть можно… Правда, после них появляется странная вязкость во рту, но это ничего. Главное, что это еда.
Ножом я подрезал все грибы, оставляя корешки, чтобы они смогли вырасти ещё. Просто по привычке, хотя, я и не думал, что вот так вернусь обратно и соберу потом ещё. Завязал в вязанку, перемотанную парой ниток и заложил себе. Приду домой — ими и пообедаю. Хотя, моей вязаночки хватит только на неплохой перекус, но никак не на обед.
На одном из стволов кто-то вырубил топором: «Поворот только в ад».
И сразу, словно в подтверждение словам, я разглядел множество проходов, сворачивающих в разные стороны и только центральный был выделен не только вечными зарубками и мелом, но и сам по себе, он был куда более широким. По нему я мог и бежать не сильно затрудняясь, а вот в отдельные проходы можно было влезть только при желании — не все выдерживали полной широты тела. Надо было бы протискиваться сквозь них. И там везде царила темнота, которую фонарик не всегда освещал… Нужен дальнего действия, а у меня какая-то карманная светляшка. Но если мне так интересно, надо бы пробраться и посмотреть поближе… Стой. Стой и не сворачивай. Я не похож на самоубийцу. Неизвестность — вот что по настоящему страшно, но есть ещё такая штука как любопытство… Оно сыграло, как только мой лучик задел какой-то проход и я вроде бы увидел, что что-то отразило свет. Там. В самой чаще. Я посветил ещё раз — что-то мелькало там, за деревом, показывая только самый свой краешек, но я нихрена не понимал что это.
Не сворачивай с дороги.
Я не стал. Пошёл дальше. Какое мне дело, что там блести
т, верно? Ну блестит и блестит, я что на сороку похож, чтобы за блестяшкой этой гонятся? Мне как будто больше всех это надо.
Из одного прохода торчала рука — сухая, облезлая… А нет. Стой. Это рука, это не рука никакая, а ветка. Просто низко стоящая ветка.
И вот я, с дотлевающей сигарой, вроде как выбрался из леса. Всё прошло очень гладенько, словно маслом намазано… В чём-то же есть подвох? А может его и нет. Но я чувствую что есть!
Но тишина, сопровождённая лишь шелестом листьев, так же тихо сообщала, что всё хорошо. Почему-то и у меня на душе было спокойно. Я вытащил сигару, почти дотлевшую до пожелтевшего фильтра и выкинул в траву, притушив носком ботинка. Хотя, наверное все будут уже и рады, если лес вдруг загорится… Всё было бы слишком хорошо, если бы эта огромная болезнь, так просто вылечилась, одним бычком. Лес не даст так поступить.
Когда вернулся, уже потихоньку вечерело. Или мне так кажется. Я глянул на КПК. Тот ещё точно не определился со временем, но кажется начал что-то выстраивать. Во всяком случае, он показывал, что уже 18:31. Значит, по факту, уже должна быть почти «ночь» или глубокий вечер, но вот сейчас только-только начало вечереть.
Я вышел к себе на полянку… Вот и мой заваленный домик, родимый. Я снова проголодался и хотел пить, а грибы начали немножко неприятно пахнуть. Что-то стискивало мои плечи всё это время, даже не смотря на спокойствие, но это малейшее напряжение снялось, как только я стал спускаться в свой подвал.
Вот и дверь. Достал ключ. Повернул. Открыл… Добро пожаловать домой.
Я проверил лампу — осветительного керосина в ней — на самом донышке. Кажется топлива больше нет.
Чтобы быть уверенным в этом — я пошарился по дому в поисках канистры, но в подвале её не оказалось. Не помню, что оставлял её наверху, но ведь её внизу нет… Чёрт. Я понимал, что у меня просто нет света на эту ночь. Разве что печь открыть — но и так у меня не будет должного освещенья. Почему-то ночью мне очень-очень не хотелось оставаться в кромешной тьме. Словно какой-то детский страх темноты появился. Чёрт. Я ведь взрослый человек — ветеран, ранее служащий в армии, а несу такую детскую ерунду. Но мне и вправду было не по себе, как только я оставался наедине с чернотой. Можно будет разве что использвовать фонарик… Но так жалко его…
Я поднялся наверх, не закрывая за собой дверь. Всё равно я не собирался уходить далеко, да и даже если что-то проникнет внутрь, то оно там найдёт только свою смерть. Поверьте, я трепетно отношусь к своему жилищу и я точно не люблю непрошеных гостей. А непрошеным гостям, очень вряд ли понравится моя труба.
Поднялся наверх по каменной лесенке, скрипя битым стеклом под ногами и стал шариться в самом здании. Настоящая свалка: куча мусора в виде бесполезных тряпок и обломочков разной шелухи. Достаточно пыли. Битые рамки. Порванный холст в углу… И вот чёртовы глаза, смотрящие со стены: целых четыре пары. На картинке — смотрят и улыбаются, девчата и парнишки. Весело им… Весело блин, ведь лес осчастливил их. Весело, да? А мне не очень.
Я взял картинку. Второй раз она заставляет меня немного выйти из себя. Пугает, что ли. Неприятная просто штука. Сожгу и дело с концом… Пошарился ещё и удивился, как я эту штучку не заметил в прошлый раз — под диваном валялся пистолет. Вернее ржавый револьвер нагановской системы без отделки на рукоятке… Я взял его и разрядил: всего патрон. Холощённый и уже убитый временем. Никуда не годная штука. Но вот сам револьвер не охолощён и стрелять из него в теории можно — ударник в порядке. Только ствол надо бы прочистить.
Вечерело. Вечерело сильно, а я ещё поесть плотненько хотел. Пришлось спуститься обратно, закрыть дверь и задвинуть её шкафом. Мне больше нечего делать наверху, во всяком случае сегодня. День достаточно плодороден, так что я не могу назвать его плохим: всё же у меня появилась и еда и вода на эту ночь, а что нужно обычному мужику? Набить брюхо вкусной едой и вообще, в идеале, зашлифовать всё каким-нибудь спиртным напитком. Но
спирта не было.
Задвинутый шкаф, оказался словно точкой. Окончательный вердикт. Гвоздь, в гроб этого дня. Пора готовиться к ночи.
В первую очередь меня беспокоила разбитая форточка. Особо прыткая чернь может без усилий пробраться в неё. Форточка была пока что моим тревожным местом. Но пока я не так опасался за себя — решил сварить грибов. У меня же ещё и вода теперь появилась, так что можно сварить себе супа. Достаточно незамысловатый, даже без соли, но я начал вываривать красные грибочки.
Сварил вместе с чищенной картошкой (благо нож нашёлся). Под конец, уже глубоким вечером, ел эту похлёбку и чёрт возьми — вышло очень даже вкусно. Правда, видимо из-за крахмала, рот немного сушило и была какая-то вязкость, но это можно было перетерпеть. Рот, не значит организм — теперь я был сыт и доволен.
Ночь. Снова ночь. Я закинул фотографию-картинку в печь, вместе с рамкой и задвинул крышку. Печка почему-то сегодня была тихой. Я включил лампу и маленький, стихающий, огонёк осветил помещенье…
Сначала «оборонные сутки» вновь шли тихо, а потом мне почудился какой-то странный звук: словно кто-то с шумом всасывал воздух… И вдруг лампа потухла. Звук прекратился. Я остался без света, в кромешной тьме. Его просто больше не было и всё! Топливо кончилось.
Я открыл задвижку печки и отодвинул крышку. Свет от печного огня еле-еле пробирался в подвал, освещая, буквально, самую малость… Кто-то есть? Я кого-то слышу?
Но я никого не слышал. Почему-то мне показалось, что сквозь форточку кто-то пробрался. Или прямо сквозь шкаф. Кто-то, казалось, быстренько пробежал, пока я отвернулся или даже моргнул и спрятался в тёмном углу комнаты.
Я сунул руку в карман за фонариком, но пальцы сначала уткнулись только в тряпичную куколку. Да-да, надо бы от неё избавится… Так, а вот и фонарь. Я включил его, уже взяв в ведущую руку, трубу. Обвёл светом по углам: чисто и спокойно… Чисто и спокойно…
С улицы послышались шаги. Не слишком осторожные, словно кто-то просто шел, несбавляя темпа. Вроде бы и не шлёпающие по траве, так что ходок был не босой, но и не стукающие, так что я не мог с уверенностью сказать что он обут. Этот визитёр остановился у форточки и наклонился, чтобы заглянуть…
Визитёр показал какой-то свой жёлтый светящийся глаз. Как маленький фонарик или что-то в этом роде. Его свет проник в подвал, освещая стенку с рабочим столом. Я спрятался, забравшись на кровать и вжался в стену. Кажется это было тихо — койка немножко лишь поскрипела подомной, но шум камина заглушил это. Шаги удалились… Кто это был? Наверное ещё одна местная пакость. Нет, ну, конечно, может быть это был и человек: может быть даже разумный. Хотя, никто разумный ночью полесу не ходит. Надеюсь эта чернь мысли не читает — а то ещё вернётся и попытается достать вкусное человеческое мясо, справленное недавно грибами и картошкой, более настырно.
В дверь раздался стук. Такой звонкий по металлу.
Тук-тук тук.
…рука сильнее сжала трубу. Мысли немного сбились, а сердце учащенно начало стучать. Я не слышал новых шагов, хоть и очень уж старался. Там вообще не было посторонних звуков… А тут стук. Даже не просто удары в дверь, а стук. И существо явно обуто — я бы точно не стал стучать в дверь человеку, у порога которого столько стекла набито…
Но стук затих и в этом затишье, я отчетливо услышал звук открывающейся дверцы и увидел как шкаф отодвигался на меня. Оно вошло.
Я отпустил фонарик и он упал на матрас. Трубу взял в две руки. Чёрт возьми. Я же закрывал дверь! На ключ закрывал! Точно помню… Видимо мне всё же свойственно ошибаться.
Но войдя и чуть подвинув шкаф, оно перестало двигатся. Я больше не видел ничего, что подовало хоть какие-то признаки жизни. Оно притаилось там, за металлическим шкафом и никуда более не шло.
— ВЫХОДИ, ПАДАЛЬ! — Крикнул я. Но лес не отозвался. Шкаф стоял так же молчаливо, как и ранее. Ничего не происходило. Всё тихо. Эта тишина грузным маслянистым облаком повисла в здании. Только камин заставлял её превращаться в масло и скатываться
вниз… Я аккуратно подошёл. Если оно ушло, надо закрыть дверь.
Я посмотрел в щёлку между шкафом и стенкой, просто чтобы посмотреть в проход. На лестнице никого не было. Правда, ужасно темно. Я посветил в прощёлку фонариком и… а это ещё что?
На лестнице стояла зелёная канистра. Я там её точно не мог её оставить. Что-то, что открыло дверь — принесло её сюда. Я чуть подвинул шкаф в сторону и схватив канистру, протащил её внутрь через щёлку. Может это был человек? Ну. Может за глаз-фонарь я принял просто садящийся фонарик? Может это Бродяга, который решил ко мне, такому нервному, сейчас не лезть и уйти? Если эта канистра (пусть и полная чем-то) оплата за работу, то мы так не договаривались.
Закрыв дверь на ключ и подперев её шкафом, я снова сел на койку и пододвинув поближе себе канистру, открыл её и понюхал: бензин. Самый настоящий. Интересно, кого-го года?
Где-то я читал, что чтобы определить качество бензина, можно если растереть его между пальцами и по остатку определить, но я не помню что имено из остатка что значит. Я конечно раньше копался в машинах, но топливо оказалось моим промахом…
Так или иначе, я попытался. Обмакнул подушечку указательного пальца в канистру и растер о большой палец. На нём остались какие-то жировые разводы. Вроде бы это не очень хорошо… Я вытер руку о штанину и закупорив канистру, спрятал куда-нибудь в безопастное место, а именно под верстак. Конечно, бензин это топливо, но для моей керосинки он не подойдёт: она вспыхнет и сгорит. Нужен именно осветительный керосин, больше никак.
По ту сторону форточки я услышал шаги — кто-то пришел. Кто-то, вроде как, четвероногий. Кажется пёс: ноги у него босые, но подушечки на лапах твёрдые. Ну-ну, братец. Сунешься сюда — живым или здоровым отсюда очень врятли выйдешь.
Пёс видимо не захотел прислушиватся к голосу разума и подойдя к разбитой форточке, стал принюхиватся. Я увидел его чёрный нос, просунувшийся внутрь. Сам он не влезет, нерасцараповшись — слишком большой. С другой стороны, этот достаточно крупный, чтобы попытаться достать меня через боль.
Сквозь запах остатков грибов и варенной картошки, пёс учуял меня. Решил пролезть внутрь, но кажется чуть-чуть застрял: зацепился шкурой о осколок. Зарычал и сорвался на беспорядочный лай. Стекло впилось ему в шкуру, но от этого он только злился, пытаясь протиснутся то вперёд, то назад.
Я с размаху ударил по этой морде трубой, но пес только вывался из форточки, тем самым ещё её немного разшатав. Он стал заливатся яростным лаем и ходить туда сюда у форточки снаружи, словно пытаясь меня выкурить этим звуком.
Спустя минуту пришел ещё кто-то и собака переключилась на него. Этот крупный пёс побежал от пришедшего нечта и оно, словно прогоняя его, залилось хриповатым, булькующим криком, больше похожим на рык.
Настало затишье. Тяжёлая походка кого-то раздалась рядом с форточкой. Оно наклонилось и посмотрело. Вот все теперь сюда смотрят, вы охренели там!?
Но существо по ту сторону юмора не оценило и громко начало орать. Ну как пёс.
Правда от крика стало и вправду немного жутковато, но почему-то я был уверен в том, что оно меня учуяло. Прятаться больше нет смысла.
Я включил фонарик и посветил в форточку. Луч света упёрся то-ли в пасть, то-ли в разворошенное мясо. Свежая кровь и слюни отражали немного света. Это что-то, протянуло руку вперед, зацепившись за подоконник вполне человеческой рукой.
— Иди куда шёл! — Крикнул я в пасть, но оно слов определённо не поняло. Вместо этого стало продираться сквозь несчастное окно. Его опредлённо не сильно волновало стекло. Может боли не чувствует, может ещё что. Выеснять это я не стал и начал беспорядочно бить трубой по протискивающейся тварине: кажется сломал кисть — оно вытащилось обратно и схватившись за руку, отпрянула от форточки. Но страдало существо недолго: уже забыв про ладонь, побежало через главный вход. Спустилось по лестнице, постоянно рыча от боли и стекла в ступнях, но ей это не помешло влететь в дверь плечом. Сила удара оказалась такой, что двер
ь пошатнулась. Оно почти сломало замок, а ночная тьма за окном начала рассеиваться красными утренними лучами. Существо ударилось плечом еще раз, крича от боли, ярости и злости, сотрясая откругу своим воплем. Я перехватил трубу… Дотянуть до утра. Дотянуть до утра. Утром оно исчезнет, как и исчезали все твари до этой.
Дверь затрещав, сломалась. Я слышал как проломился замок. Оно почти опракинуло шкаф, но он только покачнулся и заваливатся пока не торопился. После оно стало его двигать на меня, а утренний гул всё нарастал и нарастал, словно накатывающая к берегу морская волна.
Тварь была похожа на человека, которого кто-то очень сильный рубанул острым топором по голове. Рассёк до пояса, создав ей ужасную пасть. Это и вправду был человек: вернее был им когда-то. Человеко-подобный монстр кинулся на меня, но я был готов к удару и труба моя соприкоснулась с головой монстра, окрасив себя в красный. От неё разило гнилью. Кто-то определённо не пользуются предметами личной гигиены и совсем не контролирует поступающюю в орагнизм пищу.
Оправившись от удара, пожиратель (а я только так мог окрестить это) кинулся вновь на меня и времени на замах у меня не было. Я успел разве что кинутся в сторону. Наступив на какой-то металлический предмет, я не успел удержать собственный вес и упал на пол. Рука схватилась за ржавый револьвер и я нажал на спуск.
Ничего не произошло. Сухой щелчок. Чёрт, в нем же нет патрон!
Но гул перекрыл эту мысль. Яркий белый свет вспышкой залил всё вокруг, а гул перекрыл все остальные звуки… Доброе утро.
<center>***</center>
Сначала мне показалось, что за руку меня тащил пожиратель. Я хотел бы заорать, но вовремя увидел рукав кителя и понял, кто именно меня усадил на кушетку.
— Тяжёлая ночка, а? — За деревянной маской наверняка стояла улыбка, но видеть я её и не мог.
— Здорова, Бродяга…
