Когда перестанет время

Приближалось Рождество.
Внизу, в гостиной звучала старинная музыка, нежная и неповторимая, — как в детстве.
Скрипочки ласково, слой за слоем, последующий ряд на предыдущий, косым, тонким приливом набегали друг на друга. Словно снег, настилавшийся разреженной сеткой на белый предновогодний мир. Это была музыка Корелли «В ночь перед Рождеством». Я слышал ее каждый год в одни и те же дни, с самого детства. Год за годом, набегавшими в моей жизни каждый раз — один следом за другим, один поверх другого.

Анна хлопотала на кухне, готовя ужин; дети шумно спорили в детской, порой заглушая сильный, монотонный голос телевизионного портала.

Развешивая новогодние гирлянды под потолком во всем доме, я временами спускался вниз, в гостиную, выключая свет, чтобы увидеть, как огоньки будут смотреться снизу. И здесь, в полутемноте, любуясь находящимся на высоте мерцанием миниатюрных, совершенно невидимых лампочек, я оказывался рядом с голографическим проигрывателем, транслировавшим объемную запись концерта Корелли. Я знал, что ее сделали в 1960-ом: изображение было нечетким, шершавым, иногда волнистым, синеватым, а музыка словно поднималась из-под попоны прошедшего почти полутысячелетия — томной, иногда далековатой и не всегда четко различимой волной. Музыканты парили почти на середине комнаты, скорее, едва ближе к стене, на высоте гостиного столика.

Я присел на пол, в совершенной темноте, светившейся только фигурками музыкантов, игравших на своих маленьких, странных, древних инструментах; вверху мерцала развесистая люстра рождественских звезд — необъятным, уходившим под потолок, во все края дома калейдоскопом.

Мягкий, упруго подававшийся под движениями тела пол, едва уловимый запах ароматизированной ели, сине-серебристое сияние музыкального концерта и невпопад, неуследимо сложными ритмами дробившиеся вскрапливания домашних звезд — вдруг навеяли детское, невыразимо-томительное и сладостно-тоскливое чувство бесконечной, полной, совершенной гармонии, счастья, разлившегося между моими глазами и пространством вокруг меня, словно меня никогда не было, и словно я был везде — это чувство ребенка, мысленно впервые потрясенного пониманием своего существования и присутствия в мире. Меня не было, не было времени, а было только окружение вещей, существовавших всегда, в застывшем, неизменном, совершенном мире.

Я закрыл глаза и почувствовал, как теплые, несильные слезы выступили поверх ресниц.
Тишина была совершенной, словно вылившейся в мир из всех небесных запасников…

Я не знаю, какое прошло время, пока меня не вывели из этого созерцания голоса детей, вбежавших в комнату. Они, было, подбежали к границе темноты гостиной, потом, поутихнув, остановились, а когда заметили меня, снова начали наперебой галдеть.
Я встал, включил верхний свет и убавил громкость концерта.
— Папа, — кричала младшая Рита, — времени не будет! Времени не будет! Сказали, время кончилось!
— Что это значит? — я перевел взгляд с Риты на Андрея.
— По порталу сказали, что теперь время не будет идти вперед. А будет идти только назад.
В проеме двери в кухню стояла встревоженно-настороженная Анна. Вытирая руки, подошла к детям и, положив ладони на их головы, посмотрела на меня:
— Это серьезно? О чем это вообще? — спросила она с едва нервно дрожавшими окончаниями слов, как будто я был ответствен за это новое явление. Словно все, что происходило в мире, зависело и исходило от меня.
— Я не знаю, в чем дело, — подхватив засмеявшуюся Риту одной рукой, другой взял под локоть Анну, успокаивающе поглаживая ее мягкое, шелковистое предплечье пальцами. — Может, это очередная шутка журналистов; может, дети чего-то не поняли…
— Я все понял, — перебил Андрей, посмотрев едва насмешливо и исподлобья, как мне показалось, с ноткой обиды в глазах. — Ученый из обсерватории Хаббла, которого зовут Аарон Гавриил, рассказал, что критическая масса Вселенной оказалось такой, что теперь Вселенная будет сворачиваться в точку. Потому что когда-то она расширялась, а теперь будет уменьшаться, и поэтому время пойдет назад.
Анна вопросительно-пытливо и едва укоризненно посмотрела на меня.
Андрею было десять. Он начинал открыто и нарочито упрямиться.
— Ладно, — сказал я примирительно, но твердо, заглянув в нежный, глубокий взгляд Анны, приподняв брови, давая понять, что я с этим разберусь и что дети опять чего-то недопоняли.

Был уже совсем поздний вечер.
За окном медленно, умиротворенно падал снег, искрясь подлетавшими близко к окну отдельными снежинками. Огромный, разбросавший, как цветы по поляне, дисковидные жилые массивы, город светился под сходившей с небес снежной сыпью длинными, заплетенными в снегопад лучами — похожий на подводную иллюминацию. Мегаполис-сад, построенный по проектам идеалиста и технократа Жака Фреско.
В своей комнате я включил новостное поле и, манипулируя в воздухе жестами-посредниками, выбрал из него самые крупные, собравшие наибольшее число просмотров миниатюры сюжетов. Просмотрев некоторые из них, я выключил поле и, оставив течь через комнату медленно менющуюся цветовую гамму, похожую на северное сияние, лег на парящий почти на уровне пола антигравитационный гамак.

В доме все уже спали. Анна и Рита, долго прощавшиеся и сюсюкавшиеся перед сном, Андрей, упрямо и рассеянно что-то обдумывавший.
Я вдруг вспомнил то странное и приятное чувство, пришедшее ко мне в начале вечера, и снова включил музыку.

«Теперь время пойдет назад.
Из прошлого к настоящему.
То, что на краю Вселенной, — для нас это прошлое, и оно теперь движется к нам, в наше настоящее.
Через миллиарды лет настоящее и прошлое встретятся, и тогда наступит единственное временное наклонение — Всегда. Не будет ни пространства, ни времени — будет одно Всегда. Бесконечное, безвременное, плотное, истинное Бытие. Которое тут же станет Небытием. И в этот момент вся материя, все атомы и субатомные частицы, все бывшие тела и души Вселенной встретятся в одной точке. Из которой все вышло и в которую все войдет обратно. Как в игольное ушко. И пройдут в это игольное ушко все: и чистые, и грешные, — и сольются, и исчезнут».

Я вспомнил взгляд Андрея.
Он, Андрей, был похож на меня в детстве.
Я был такой же, как он теперь. И он сейчас такой же, как я тогда.
Он, мое прошлое, стоял в моем воображении на границе темноты со светом, — как сегодня вечером, возле входа в гостиную. Он стоял там, в прошлом, а потом шел сюда, ко мне, в настоящее. И так пойдут теперь все бесконечные поколения: из прошлого в настоящее, единое — к первобытному, первому Адаму.

——————
Музыку, звучащую в рассказе, можно послушать по ссылке ниже, а затем снова перечитать текст)))
http://music.yandex.ru/#!/track/1322406/album/139026