«Схема поцелуя Литвиновой»

В Иркутске у меня было много друзей, товарищей и знакомых. В Москве друзей было мало, и я говорил с ними только об играх на Sega’е и играл с ними в солдатиков (с пушками и укреплениями). В Москве я мечтал об иркутской девочке Маше и никому не рассказывал об этой мечте. Других девочек сторонился. Но я влюбился во второй раз: в Аню Литвинову. Я корил себя за эту любовь, потому что то это было предательство, измена Маше. Ане я был хорошим другом. Провожал после школы до метро. Покупал на дорожку шоколадку или сухарики. Она часто садилась со мной вместе за одну парту. На день моего рождения она нарисовала меня в виде медведя. На новогоднем балу мы танцевали, как я когда-то танцевал с Машей. Она была живой Гердой, а Маша была теперь холодной сибирской Снежной королевой. Но не я признался Ане в любви первым, хотя всегда был рядом. Она от такого признания заплакала, а я любил и молчал. Потом я ушёл из этой школы, потому что там мало давали знаний, но много простого жизненного опыта и личностного развития. Это было сложно. Аню уже провожали другие.
В одну из ночей я всё-таки заплакал — теперь не об Маше, а об Ане Литвиновой. Я достал старый список учеников школы и набрал её номер телефона. Она тоже бросила ту школу, но посетила какой-то тренинг личностного роста (Майкла Эверета). Я часто звонил ей. Я снова стал её другом. Сначала я делал себе шпаргалку — список тем, о которых можно поговорить с Аней сегодня. У неё появлялись парни, но я был её верным Другом, а парни были приходящими. Я познакомил её со своими одноклассниками: с Витей и Игорем. Она хотела научить меня пить пиво, но ей это не удалось. Я дарил ей цветы, водил в театр. Но никогда не говорил о любви. Она как-то поцеловала меня в щёку (кажется, это было после театра). Она любила игрушечных медведей, я подарил ей фарфоровую панду, привёз из Туниса браслет (она его не носила, потому что было раздражение по коже, но берегла). Тогда я хотел быть журналистом и меня от школы искусств гоняли на разные мероприятия для написания статей в газету. Аня поддерживала этот путь.
Мы гостили друг у друга. Вместе ездили как-то на Поклонную гору. Её любила моя собака.
Как-то раз мы ездили с Аней и Витей в роллер-дром. Взяли напрокат роликовые коньки, катались по кругу. Я тогда катался очень неуклюже и сбивал других катающихся. После роллер-дрома Мы с Витей провожали Аню до метро. Вдруг он спросил несколько бестактно: «А ты девственница?» Она сказал, что нет (ей было пятнадцать лет). Я плакал в тот вечер под Шопена, плакал, что Аня — не девственница, не дева, не моя.
Потом началась эра, когда Аня рассказывала мне (почему мне? Я что её духовник?) о своей сексуальной жизни. Девственности она лишилась в четырнадцать лет у кого-то на даче в ванной. Подарила себя на день рождения. Родители как-то искали в её сумочке сигареты, а нашли презервативы. Папа её как-то сам купил ей противозачаточное средство, не понимая что он покупает. (Его спросила продавщица: «Это Вам?». Он ответил: «Нет, это для дочки»).
Она меня даже поучала: обязательно надо до свадьбы всё проверить, всё ли сходится.
В конце концов за Аней закрепилось звание… распутной девки. Она плакала, что её все, кроме меня, считают распутной. Она плакала.
А я плакал у неё в гостях, потому что пришло письмо Маши (ответ на письмо, которое я отправил на адрес школы) с отказом. «Ты можешь не верить в эльфов, но знай: живёт в Сибири одна Эльфийка, которая в тебя верит».
Потом я стал учиться в МГУ и высоко задрал нос. С Аней перестал общаться, такое было моё высокомерие. Увлекался сокурсницами.

Теперь Аня вышла замуж и живёт в Крыму. У неё двое детей.

1 комментарий

Оставить комментарий