После пурги

С Леной Сафроновой приехали в Кировск. Пурга. Продрогли до косточек. Окна в гостинице наполовину засыпало снегом. Степаныч — начальник, отрубил: теплых номеров свободных нет.  Остался один холодный. Дал калорифер и восемь одеял.  На следующий день отопление включат – пообещал.

    Что такое провести декабрьскую ночь в Кировске без отопления мы узнали на собственной коже. Высунув носы из-под одеял,  свернулись калачиками и пытались заснуть. Ленка, подвывала какую-то странную песенку: хо-олодно, холодно, холодно.  Хо-олодно, холодно, холодно! Калорифер не спасал, он был кругленький и хиленький. И на него можно было только смотреть. Ленка часто грустила. Она вообще очень часто грустила. Ляжет на кровать и о чем-то думает…

    Но сейчас в  холодном номере Ленка смешила меня  своей песенкой. И я хихикала и подпевала вместе с ней. Хо-олодно, холодно, холодно.  Хо-олодно, холодно, холодно! Первое слово надо было тянуть,  а два вторых произносить очень быстро,  наподобие рэпа, поэтому под одеялом, чтобы не стучать зубами,  мы трясли головой и руками.  А под утро бодренько вскочили и пошли на склон. Хотя бы почувствовали себя людьми. В горнолыжном комбезе было тепло. Намного теплее, чем в номере.

    До горы-то еще дойти надо. Снега по колено. После пурги тропы не видать. Идем с Ленкой след в след — прокладываем путь до подъемника.

  — Девчонки, подождите меня! —  догоняет  Наташка, веселая, как солнышко.

А чего это вы, девчонки, кислые такие! – она-то не спала в холодной комнате. — Ленка, ты же вылитая соломинка, а ты, Анька  — пузырь. А я  – лапоть. Вот это да, девчонки!  Пузырь, лапоть и соломинка идут кататься на горных лыжах!

  — Эй, пузырь, смотри-ка,  а то лопнешь еще! Анька – пузырь, ха-ха. А,  ты, соломинка, совсем согнулась от ветра!  Ленка – соломинка, ха-ха!

  — Ну, а лапоть-то что?

  — А что лапоть! – веселиться Наташка. – Лапоть, он так  и будет – просто лапоть!

   Наташка в детстве занималась художественной гимнастикой. Ее родители,  Разумовские, работали в ЦСКА тренерами по спортивной гимнастике.  В 90 годы  во время перестройки  переехали жить  и работать в Японию. Наташка жить в Японии не захотела.  В России  — друзья и любимый фристайл.

    Девчонки! – какой-то вихрастый парень,  в домике на втором этаже, увидел Наташку и машет  с балкона рукой.   Сережка, крутой и насупленный, — начальник подъемника  и, конечно,  горнолыжник. Тут в Кировске, все горнолыжники.  Куда еще  людям деваться,  если на весь городок одна огромная гора!    «Подъемник не работает, и не будет работать до следующего дня», —  отрезал начальник. Что-то там  сломалось во время пурги.

  Мы с Ленкой переглянулись. Перлись, как дураки, по колено в снегу.  И зачем? Чтобы развернуться и идти обратно? Наташка хотя бы к друзьям пришла, а мы? Вот, черт! Опять в эту холодную комнатушку пиликать! Чего делать-то будем?

   Наташка зовет.

 — Девчонки, идем, Вас тоже позвали!

Ладно, если позвали, почему бы и не пойти. Не съедят же нас, в конце концов. А так погреемся хотя бы. Поднимаемся за Наташкой на второй этаж.

  На столе водка.

 — Девчонки,  пить будете? – Думаю,  что еще тут пить-то, если одна водка на столе.

 — Да я водку вообще-то не пила ни разу, — брякнула.

 — Вот и попробуешь.  В конце концов, надо же когда-то попробовать, — Серега разливает. – На, держи.

  С любопытством смотрю на прозрачную жидкость в рюмке. Почему-то в детстве представляла себе водку чем-то сверхъестественно горьким. Во всяком случае, взрослые ее пили при мне с таким отвращением на лице, как будто бы заливали себе внутрь жгучую микстуру.  Но вот теперь, наверное, и мое время пришло. Восемнадцать лет, подумала я, совершеннолетняя. Пора, значит. Зажмурилась. Как и положено, одним глотком выпила чудодейственный напиток.  Хм, странно. И чего это взрослые морщатся все время. Ну, немножко щипит, конечно, но не до такой же степени, чтобы лицо кривить.

   — Ну, как Анька, — Наташка смеется.

   — Да ничего особенного, — пожимаю я плечами. —  На воду похожа.

   Серега хмыкнул, с философским видом разглядывая меня. Мол, это вообще тут кто? И что она, мол, из себя представляет?

   Сидим с Ленкой в уголочке. Разговор не клеится.   Прыжками с трамплина я похвастаться не могу, да и на склоне  похожа скорее на каракатицу, чем на горнолыжницу. Такие, как я, относятся к разряду чайников.  А к чайникам, как и везде,  подход однозначный: подъемник за деньги, и в душу не лезь.

 Наташка болтала без остановки. За что мы с Ленкой были ей благодарны.

Выпила еще  пару рюмок.   Ленка толкнула в бок: «Пойдем».

  Вышли на белый снег. В душе потеплело. Зимнее солнышко заливает все кругом: и склон, и серые домишки.

  — Ой, Ленка, посмотри какая красота! Как уходить не хочется!

  — А давай пойдем на гору, — Ленка, кстати, тоже три рюмки выпила.

  — Как это пойдем? Подъемник же не работает, — опешила я.

  — А мы  на Воробьевых горах пешком  всегда ходили, когда подъемника не было,- промурлыкала Ленка, готовая, казалось, обниматься теперь со всеми горами на свете.

  — Я подняла голову. —  Огромедная гора, упиралась, в купол неба.  Где Воробьевы, а где Хибины.  Господа, почувствуйте разницу. — Ну, давай попробуем, коли не шутишь.

    Называется, после трех рюмок потянуло на героические подвиги. Хороша водичка! И кто это там говорил, что ничего особенного?

   Японский пейзаж — снежная гора на все полотно, а у подножия – две черных точки  с черными дощечками.

   Пузырь и Соломинка ступили на героический путь покорения вершины. Хорошая накачка для ног:  в горнолыжных ботиках,  да с лыжами на плечах, да по свежему снегу! Солнышко припекает, пот со лба градом течет.  Красота! Называется, девчонки по горе соскучились. А гора, огромная, снежная, во всем своем величии возвышается над нами. И никто ее у нас не отберет. И это только наш путь. Чувствуешь всем своим нутром  непокоренную вершину, и хочется орать, и размахивать руками,  и даже здесь у подножия горы, размахивать руками, и кричать во все горло, что это мы, мы – будущие  покорители самой огромной и снежной горы!

  Пятьдесят шагов наверх.

— Уф, Ленка, высоко же мы с тобой забрались, — хихикнула и села на снег. От трех рюмок водки не осталось и следа.  Ленка застегнула крепления:

— Анька, помчались! –   на лыжах по целине потопала вниз —  оставила свой первый след после разрушительной пурги. А я за подругой.

    Идем по Кировску. Просто идем и все. И будто бы ни о чем не думаем. С одной стороны,  домишки,  с другой     огромная гора. И  если  бы жить возле горы, как частичка ее, как этот снег, как это небо, можно было бы просто жить и ни о чем не думать…

   Пришли. Слава Богу, отопление включили. Прибежал Степаныч, забрал калорифер и лишние одеяла. Ну вот, можно теперь согреться   по-человечески  и отдохнуть.

Оставить комментарий