Отрывок

В прошлой жизни я был алтарником, и так случайно повелось, что моими напарником стал выпускник вспомогательной школы Серёжа, родом из западной Украины. Чему обучался в своей школе и когда это вообще было, Серёжа уже не помнил. Стоило получить ему аттестат за 9 классов, как его по какому-то уговору устроили в Церковь дворником. На работу он обыкновенно приходил в костюме, дворника из него не вышло. Зато он исправно мыл полы и играл в прятки с местной детворой.

И вот как-то в мою смену, Серёжу пригласили в алтарь. Требовалась чья-то помощь, а некому было, вот я и предложил его кандидатуру. Чем это было для вечного ребёнка – это не передать словами: он аж сгонял в свою родную школу, где додумался благословлять обучающихся.
После служб, Серёжа помогал мне с уборкой. Вот только как оказалось, ему, как обычному человеку, невозможно дать какое-то задание. Только весь алгоритм. Попросить что-то протереть или вымыть – это бесполезно. Нужно указывать каждое действие: открой кран, набери воды, намочи тряпку, выжми тряпку и так до бесконечности.
И это оказался урок, принципа которого я придерживаюсь теперь всю жизнь: одно большое действие состоит из массы маленьких.
В новый же период моей скучной биографии у меня был софт: моя первая лицензионная программа. Только с помощью неё, уже вполне реально было получать какой-то дополнительный доход. У меня был сайт, с которого как обычно не было продаж, точнее были отклики на оптовые закупки, но как менеджер я не получал ещё оклада, как то было везде вообще-то принято; и я понимал, что это так и будет просто бесконечно, если я не найду какие-то простые доступные в данной конкретной ситуации действия. И я наконец-то понял и осознал свою ошибку, которую не заметил изначально, стоило мне заняться продажами. Это монетизация. Но прежде чем монетизировать, нужно поднимать показатели ТиЦ. А для этого ежедневно прогонять по профилям трастовым сайтов, самому без фрилансеров, нудно, долго, но бесплатно и результативно.

Таким образом на четвёртый год своей карьеры фрилансера, я постепенно превращался уже в манимейкера, и только теперь нашёл три реальных простейших метода получения дополнительного дохода в свободное время.
Что до реальной жизни… Сказать честно, она и раньше меня не особо привлекала, слишком уж тесны казались рамки малых социальных ролей… Я по-прежнему возвращался в прошлое, но надолго меня уже не хватало. Прежние разговоры и сплетни мне уже как-то не столь интересны и важны были, а поговорить о своих делах было уже просто не с кем. Но прошлое как-то напоминало о себе: в звонках старых знакомых, случайных встречах с прежними приятелями. Один из них по дороге из Храма рассказывал о том, как затрещал по швам уже и третий брак, о том что его жилище напоминает монашеское кельище, что хоть изнутри, хоть снаружи, о том как жарили компанией во дворе этого дома шашлыки и в какую грандиозную пьянку всё это перетекло. Обычный, впрочем, сюжет и банальный, так и подавай Германике, Козлову и Ежовой.
Я сам-то, сколько себя помню, мечтал о таком доме. В первой книге я рассказывал, как первых фабричных рабочих расселяли в общежития, а иногда даже в подвалы и бывшую конюшню. Так вот рядом с бывшим конным двором ещё долго, вплоть до моего детства стоял барак. Такие бараки послевоенной постройки, как то не странно, но ещё кое-где сохранились, причём даже рядом с многоэтажками. А упоминаемый мною барак потом снесли, но за огромной кирпичной стеной и гаражами оставался сад, в который лазило не одно поколение детворы. А ещё дом, окна которого смотрели на стадион и клуб. И я приходил смотреть на этот дом, мечтая о том, что именно в таком когда-нибудь у меня будет своя собственная комната. Потом дом разобрали и отвезли куда-то на дачу, но его образ продолжал жить в моих первых детских опусах, на которые иногда редко, но отзывались взрослые дяденьки-редакторы, восхищаясь и удивляясь, что ещё существуют мальчики, которые не только читают, но и пытаются сами что-то писать.
Как давно это было!.. Уже и клуб разобрали, и долго пустующие детские сады около стадиона заселили, оставив в покое изваяния пионеров-героев на тропинках. Здание фабрики уже продали, теперь внуки тех дедов, что из деревень приезжали поднимать производство, разбирают цеха. Я их, в большей массе, не знающих о существовании трудовой книжки, в шутку прозвал археологами, изучающими руины ушедшей цивилизации, и это, как не странно, прижилось…

А ещё в прошлой жизни был у меня бизнес-тренер. Я о нём тоже рассказывал. Он уж чересчур человеком увлечённым был. Однажды, что бы ни ругалась жена, целыми днями на нашем рабочем участке осваивал игру на скрипке. Мне позже признался, что работает с 14 лет, и в жизни этого не было. А хотелось, вот сейчас только, когда стали позволять финансы и подрастать собственные дети, и появилась возможность оплачивать частные уроки в музыкальной и спортивной школах.
У меня тоже были мечты, и только теперь появлялась возможность их реализации – это приобретение книг и дисков. Самое интересное, что вокруг меня уже не было тех людей, что осудили бы это, признав чем-то не совсем нормальным и адекватным. В моём детстве была фабричная библиотека, где всегда на полках были разложены потрёпанные книги с фантастикой (почему-то они были наиболее популярны), только теперь я принялся более серьёзно знакомиться и с этим жанром.
Лем, Стругацкие. Уэллс, многие другие – эти имена я сейчас стал открывать. Конечно, порой чудно даже читать о всевозможных пророчествах, например, о победе коммунизма в 2006 году во всём мире или уничтожении льдов в Арктике в 2010… Какие же наивные люди были когда-то…
Не удивительно, что такие книги в фабричной библиотеке и демонстрировались в первую очередь – росло же поколение мечтателей, воспитывались исследователи, инженера, космонавты! Читали, наверняка, и учащиеся вечерних школ, что в курилке на фабрике слушали изо дня в день рассказы старших товарищей о единственной в жизни командировке в армию, дающую редкую и чаще всего единственную возможность увидеть мир за фабричными заборами, иные города и иных людей…
Мои же загоны по фантастике были достаточно редкими, хотя прекрасно помню, как на одной из работ отца – а он вечно был на нескольких работах – где он числился сторожем, я слушал какую-то радиопередачу, где зачитывались фантастические рассказы, под шум дождя. Почему-то именно это воспоминание осталось надолго в памяти. Дождь, запах мокрых досок и болтовня по радиоприёмнику деда, фабричного слесаря.
Я часто носил отцу обед в ту дежурку, где научился жарить хлеб на электроплитке, колотить ящики и с помощью палки, ящика и тюковой верёвки ловить голубей. И сколько помню, меня по дороге туда преследовали два пацанёнка из конного двора, как вчера в памяти, они всегда скакали по крышам гаражей, являющие собой, возможно, единственную тут игровую детскую площадку, на фоне индустриальных пейзажей. Так и росли: позади через «стендик», на котором летом сушили сено, фабрика, а впереди, через гаражи, где вечерами устраивали мужики посиделки, элеватор, с одного бока завод, с другого железная дорога. Один из них вырос, выучился, уехал куда-то и не вернулся, а второй пристрастился к популярному в наших краях хобби – пьянке и почему-то не ожил до тридцатника…
Я же, так полюбивший ещё в детстве одиночество и тишину пустующих цехов, застрял в сторожах. Не один дождь прошумел во время моих ночных дежурств, прежде чем не дошёл до возможности вырваться без всяких отъездов, переездов и прочего. Конечно, истории Азамата и его команды уже не столь впечатляли, но иногда попадались случайно записи о новом поколении интернет-героев. Запомнилась почему-то современная байка о некоем Павле Морозове из Приморья: школа, армия, колхоз и вдруг на удивление всем и вся карьера копирайтера, а потом новые какие-то подвиги и достижения. Пожалуй, настолько кардинальные изменения у человека возможны разве лишь в романах Стругацких. Но, а если уж парень из деревни смог вырваться из оков обстоятельств, то я-то уж, почему не смогу?!.

(Да зачем в наше время куда-то ехать и что-то покорять, когда такие открылись возможности? Вон биржи фриланса практически все переполнены, и большинство висящих и зависших там что-то не особо стремится покорять Москву. Была бы голова на плечах, а применение своим способностям сейчас найти вполне реально в любой деревне)
Тем более у меня есть софт, вначале я предлагал тем, кто уже стабильно этим занимается выполнять заказы, предлагая 50 на 50, но ничем добрым это не закончилось. Потом чисто случайно вышел на какого-то Тимура, который подивил тем, что на рассылках только у него меньше семидесяти в месяц не выходит.
Когда-то мне писали письма хиппи, спустя годы монахи, а потом я стал наблюдать за похождениями сетевиков – и все они были свободны, и все они были счастливы и понятны мне своими счастьем и свободой.
Иногда в соцсетях я забредал на страницы тех людей, кто некогда мотивировали меня своим собственным примером, благодаря кому собственно я и начал копаться в этой мировой свалке под названием интернет. Они уже создавали новые проекты, воспитывали детей, продолжали чего-то изучать и добиваться.
А я же вдруг понял одну простую истину: чем не больше я пытаюсь вырваться из прошлой жизни, благодаря интернету, тем больше я в неё только застреваю. И, наверное, пришла просто отпустить и подождать, а не скакать по недолговечным лоховозкам профессиональных рефоводов. У меня на то время была сформирована практически бригада постоянных фрилансеров, был софт, оставалось только решить вопрос с монетизацией.
В жару и пекло уходящего лета, скукожившегося в душный август, я дожидался дождей и осени, читал зарубежную фантастику и смотрел отечественный арт-хаус, поскольку всё это соответствовало моему внутреннему настроению и состоянию. В те редкие минуты, когда попадалось фэнтези, воспоминания возвращали меня в прошлое, в чём-то даже привычные дни очередной безработицы.
Я словно видел себя обдирающем ягоды рябины в родном дворе. Помню, как набиваю гроздями этой самой рябины свои сумки, а поодаль бродит, выгуливая своего добермана, мой ровесник из соседнего дома, молча наблюдает за моим странным занятием и поведением, а потом подходит ко мне, — если вот честно, с ним мы и не особо-таки когда контачили, как-то обдурил меня, выцыганив старинные монеты, который ещё мой покойные дед приберёг -, но вот пара дней, как он, забросив какую-то там платную учёбу, вместе со мною лазает по деревьям. И каждому из нас по двадцать лет. И всё что нас объединяет – это вырваться из этой жизни, в чём-то непонятной, в чём-то прикольной, но одинаково чужой и непривычной. Ему с его еврейскими корнями удастся – позовёт какой-то двоюродный дядя в Израиль на помыв автобусов, а чуть позже в отпуске, перепоив всех возможных и вероятных друзей, он вспомнит и обо мне, забежит на пару секунд, расскажет и троюродном дяде из Канады, зовущем его к себе, подарит деньги на книжки… И каждый из нас поймёт, что и говорить нам уже не о чем, вообще никак. Разговор не клеится, всё что от разговора останется – это подарок, на книжки… После рябины нам удастся не сгореть в подвале какого-то гаража, переделанного под цех, а потом ещё в очередном полуподпольном цеху приятель, вечно бегущий за деньгами, не сильно раскурочит кисть на пилораме и станет мне приносить какие-то книжки из разряда фэнтези, описывающие невероятно кровавые бои со следами крови на страницах. А потом будет продолжаться осень, и мы окажемся на непонятной хате, где в дедовой шубе мне не будет стыдно. Случайно оказавшись в обеденный перерыв, я почему-то эту хату буду вспоминать столь же часто, как вечернюю школу, которую чаще прогуливал. Но, даже проходя мимо дома, мой взгляд ещё долго невольно будет метаться к пустым глазницам окон той самой хаты с некрашеными советскими деревянными рамами. Пожалуй, если б не срослось с Израилем, приятель жил бы тут, ему тут было весело. А мне спокойно и странно, потому что едва ли не впервые я увидел тут читающего человека. Тут не было телевизора, и царил бардак, тут не каждому доставалось место на кровати, чаще на полу и раскладушке. Кто-то приходил, кто-то уходил, а кто-то и беременел или от кого-то скрывался. А вот полка с книгами никогда не пустовала, книги на ней менялись каждый день, возможно, потому как именно благодаря этим книгам удавалось убежать от реальности. Приятель вырвался рано, я же застрял ещё лет на 10-15. Полка с книжками из жанра фэнтези в непонятной квартире для меня осталась лишь воспоминанием. Если приятеля ждал Израиль, то меня же ждал завод, который для меня битлы, Евтушенко и Хемингуэй… Нудное времяпровождение на заводе мне когда-то так хотелось стереть из памяти, как-то морально неуютно мне там было, нет-нет, да рассматривал раскачивающийся провод за окном, мечтая об иной жизни и возможностях; именно отсюда, проскакивая вертушку на проходной, реально сходя с ума от первой столь поздно пришедшей любви, я мчался в игровой салон, где дети и подростки, попивая пиво из горла сквозь сигаретный дым мочили виртуальных лохов и монстров.

А потом была осень. А осень для меня – это пора надежд. Это обновление и перерождение даже. Именно осенью я попал в Школу Дураков когда-то. Об этом мало кто знает, но собственно само моё появление здесь было более чем непривычным: если в бурные 90е годы кого-то сюда приводила милиция или загоняли, выпихнув из школы и ПТУ, а в лучшем случае перенаправляли из вспомогательного интерната, то я же пришёл брать интервью для газеты. А когда статья была опубликована, то я и сам перевёл себя в здание этой школы, издавна славившейся неадекватным поведением обучающихся в ней. Конечно, для редких рабочих, приходящих отсыпаться на уроки, мои заработки в редакции казались смешными. А учителя… да не всё ли им было равно? Одни отдали документы лично мне, малолетке, другие их приняли.
Я не могу этого объяснить, но вот эта атмосфера, царящая в тех стенах, можно сказать, что до сих пор меня не покидает. Прогуливать позволялось с молчаливого согласия классного руководителя, главное, лишь поставить её в известность, и сто пудов, никаких «нб» в журнале за этот день не будет.
Но учителя там, конечно, были энтузиасты, они бегали едва ли не за каждым учеником по городу, а к некоторым лезли в душу.
Что-то цепануло меня тут. И я вернулся сюда, спустя годы на курсы операторов ПЭВМ, которые вёл учитель физики, обучившийся, как я уже рассказывал, у своего ученика в 90е.
Те же стены, та же атмосфера, да и для обучения так же было достаточным нарисоваться один раз в неделю, чтобы стопроцентно получить «корочку»
В ту пору в той группе несостоявшихся операторов у нас был парень с иранскими корнями (его романтик-дед приехал строить светлое коммунистическое будущее, и, как многие, застрял на нашей знаменитой фабрике) Тогда практически каждый из нас прошёл подпольные заработки и центры занятости, только он после медицинского-то училища подался в диджеи. Он пытался заговорить со мной о каких-то неизвестных группах, но я ничего о них и не слышал. Если в ШРМ кто-то и тусил под буржуйских исполнителей, то непременно во вторник, потому что в среду можно было не идти на работу, а отоспаться на уроках. К отечественной попсе я, косивший под неформала, относился пренебрежительно, но вот шансон вечерами слушал под стойкой бара, более известного как «гадюшник»
Когда я учился на курсах, мой кореш уехал в Израиль, точнее сбежал от матери и грузина-отчима, который беспрерывно заселял квартиру приятеля своими друзьями и родственниками. Мне же всё вспоминалось, как я лазил по рябинам и сбрасывал ему гроздья, как дома мы со своими семьями, включая всех домочадцев, перебирали эти гроздья по ягодке и таскали мешками сдавать на ликёро-водочный завод. Как мне повстречался на таких заработках мой одноклассник по ШРМ, старший меня на четыре года, так и продолжающий торчать на разваливающемся предприятии. А ещё та самая «хата», где почему-то так было удивительно спокойно, аж до непривычного с прибежищами для сна на полу, раскладушке и на кровати, а главное с книжной полкой, с которой я почему-то чаще всего тырил Перумова, но восхищался «книгой Арды» некой Некрасовой… Если б не поездка в Израиль, то мой корефан наверняка перекочевал бы сюда, причём вместе со своим доберманом; его мать была чересчур либеральных западных взглядов…
Как приятель уехал, в той квартире меня больше не было, а его доберман бродил с местными дворнягами по улицам. Неоднократно подходила ко мне его мать, предлагала написать мне письмо ему, готова была продиктовать адрес, но мне и рассказывать-то было нечего, и я отказывался. Наверняка, в её глазах я выглядел невероятным жлобом и скрягой, по отъезду я вытребовал какую-то книжку, потом пытался стрясти дедовы монеты, на которые приятель меня давненько и так прехитренько развёл. А потом он, приезжая, показывая крутизну и удаль, поил в барах грузинов, а я же ходил на бестолковые курсы операторов ПЭВМ, по окончанию которых выдают жёлтую карточку.
Новая осень моей жизни дышала в спину каким-то отчаянием и разочарованием. Привычные, впрочем, состояния душевного дискомфорта, от которых хочется, и убежать, и избавиться. Чтобы перебороть вот эту душевную смуту, я искал работу. Фриланс мой зачах, с монетизацией не клеилось, а компьютер вообще даже видеть не хотелось, вот честно настолько достало это всё. Занимал деньги, а потом сливал их на какие-то беспонтовые курсы под личиной обучающих материалов, хотя достойная информация находилась и в свободном доступе. Продумывал и просчитывал какие-то очередные схемы, но опять всё упиралось в деньги. Если честно, я рад даже был и тому, что расходы на сайт продлевают каждый месяц: мне важно было собственно обучиться за счёт ведения этого проекта чему-то новому.
Но и жить же на что-то надо, как говорится. Я готов уж был и на завод какой пойти, только там везде на их месте были какие-то полуподпольные цеха или шикарные магазины. В очередной раз убедился, что знания разные нужны. Абсолютно случайно попался мне какой-то парень, слово за слово, и он приглашает меня к себе в бригаду, но мастерок для меня – это не компьютерная мышь.
А потом волей случая или Божия промысла, я стал менеджером. Правда, чтобы сделать такой шаг и трудоустроиться, нужно напрочь выкинуть из головы все некогда прочитанные или услышанные высказывания всевозможных адептов млм и прочего. А оказалось, наверное, лучшего и не найти. Только тут я реально отдохнул, да так, что не заметил, как и месяц проскочил. Нередко, конечно, вспоминал, и творческие бзики, как одна скандально известная сетевая писательница на подобной работе накатала роман и слила его в интернет на растерзание.
Для меня же творческий путь был давно определён: кое-какие нестандартные для творчества цели я поставил ещё тогда, как разбазарил все свои последние рукописи. И вот теперь набирался знаний для своих проектов. Но что-то такое напало на меня, может появление финансовых каких-то возможностей, что я стал слушать музыку, читать книги, смотреть фильмы, причём совершенно разных жанров и течений и в самых невероятных количествах. И мне постоянно было этого мало. Я старался выудить эту музыку из интернета, подписывался в какие-то музыкальные группы в соцсетях. Стал даже загоняться по этой казавшейся жуткой попсе 90х, которую до прихода кабельного телевидения мы лицезрели по местным телеканалам от спившихся впоследствии дикторов, черпали из замусоленных клипов перед трансляцией видиков с самым ужасным гнусавым переводом. А сколько в зарубежной там оказалось много хороших вещей, а я прошёл мимо всего этого. Только сейчас словно возвращал утраченное. А ведь, наверняка, что-то и на дискотеках90х крутилось.
Я вот реально больше свободы получил именно на наёмной работе, после которых, как пенсионер какой, бродил по увядающей осени вокруг дома, слушая в наушниках скаченные на телефон песни Игоря Растеряева, Семёна Фролова и Виталия Смелова.
На работе же втихаря шебуршил электронные библиотеки. Отравившись современной литературной попсой, я старался держаться от неё как-то подальше, хотя сам внутренне незаметно из Жени Лукашина трансформировался в Женю Стрельцова. Но кое-что из современного барахла не оставляло меня в покое, проза Юлии Лемеш, например, сюжет её творчества я даже настоятельно рекомендовал Виталию Смелову увековечить в песне; возможно, читая её совершенно депрессивно-подростковую байку, я вспоминал сам себя, так не похожим на привычное провинциальное окружение, вечно лохматого в двух рубашках и джинсах, украшенных какими-то цепочками и советскими монетами…
А вот просмотр собственно аниме-драм я почему-то временно прекратил, переключившись на гениальнейшие просто вещи Александра Петрова.
Всё это, конечно, такие мелочи, что могут показаться просто смешными, вот только не понять моих внутренних эмоций тем, у кого эти кажущиеся маленькими радости не были годами столь недоступными…