На конкурс «Аномальная любовь» _рассказ №11_ «Лето любви»

Музыка не отражалась от стен.
Чудаки были счастливы второй день.
«Нормальные» находят фестивали странным отдыхом. Непонятное увы вызывает неприязнь. Потому некоторые из «нормальных» заменяют букву «ч» в слове «чудаки».
Это действительно нелогично – ехать черт знает куда, чтобы жить в антисанитарных условиях и слушать музыку в посредственном качестве. В записи звук всегда чище: гитаристы не рвут струны, вокалист не путает слова, колонки не свистят и рядом стоящий человек не орет во все горло.
Но только на фестивалях музыка не отражается от стен. Она летит прямо в космос, как молитва богу, которого нет.
Крича и двигаясь под музыку, люди достигают чего-то среднего между катарсисом и трансом. Они плачут, орут или смеются. И понимают об этом мире абсолютно все.
*
Эмоция, выраженная в звуке, не встречала стен, но находила другие преграды.
Из-за чудачки Лили вчера дрались двое. Оба высокие, молодые и пьяные. А сегодня она впервые целовалась в этом году. С немолодым некрасивым низкорослым евреем. Голова кружилась не от алкоголя. От шока. Лилю шокировало то, насколько ей нравится с ним целоваться.
В ее возрасте Кобейн и Лермонтов уже нашли свою пулю. А в ней, убежденной no children, накопилась уйма родительской нежности. И при это ее детство было не таким далеким. Еще не зажила рана от пули, которую ее отец пустил себе в лоб, оставив свою родительскую нежность гнить внутри собственного трупа. Удивительно – расстояние от ствола до лба не превышало пары сантиметров. Но пока пуля преодолевала его, она успела задеть по касательной несколько душ.
Тот чудак, что целовал ее сейчас, был ребенком возраста ее отца. Он слизывал с губ нежность, которую она могла бы отдать трем мужчинам. Только их нет и не будет. Но один из них был. Его кровь смешалась с мозгами в луже на полу.
Если все так сложилось с отцом искать мужа и рожать сына совсем не хочется.
Она сильно сжала зубами не свой язык. Это еще не все. Она искала в нем и четвёртого мужчину, которого нет. Того, о чьей смерти говорил Заратустра.
Лиля кусала мочку уха некрасивого чудака. Почему плотину, сдерживающую никому не отданные эмоции, прорвало от его прикосновений?
Музыка, которая не отражается от стен, ненавидит преграды. Она помогает их рушить.
**
Чудак Юра сегодня утром полюбил Аду. Сейчас он, надевая презерватив, целовал Дашу. При этом он не пытался представить на месте Даши Аду. Он искренне любил одну и хотел трахнуть другую. И чувствовал, что это нормально. Даже правильно.
Утолить духовный и физический голод из одного сосуда почти невозможно. Прекрасное не долго остается прекрасным, если часто трогать его потными руками.
Любовь возникает под влиянием красоты. Которая, что бы не говорили, совсем не равна здоровью. Умирающая прекрасная принцесса красива, но она не сексуальна. Не смотря на контрацептивы и планы на ближайший год, животная часть нас хочет только тех, кто сможет выносить потомство. А желательно еще и выкормить. Развитые молочные железы имеют прямое отношение к сексуальности и очень косвенное к красоте.
Ада красива – на нее хочется смотреть, затаив дыхание. Дашу хочется прижимать к себе в темноте. Брат Ады тоже красив. Юра понял, что мог бы любить его. Любить и не хотеть. Любить как воплощение красоты в этом мире. «Красота не имеет пола». Любовь бисексуальна.
Ища один объект для любви и для секса, мы пытаемся найти что-то среднее между Моной Лизой и картофельным пюре. Это не попытка принизить секс. Для того, чтобы наслаждаться живописью в полной мере нужно хотя бы три раза в неделю есть.
Музыка легко прошла сквозь стены палатки. Юра развел Дашины колени. Сегодня он хотел насытиться до изнеможения. А завтра еще сильнее и чище любить Аду. Он резким движением вошел. Даша вскрикнула. Кровь брызнула на спальник. Дашин крик задохнулся в поцелуе.
***
Чудачка Ира прыгала у сцены иногда попадая в такт музыки. Слезы текли по ее щекам, шее и груди. Бюстгальтер, который останавливал эти потоки, был уже влажным. Вчера она не воплотила свою мечту. Она нашла себе много оправданий. Сегодня она была спокойна и не винила себя. Но со сцены донеслось: «пока есть руки, ноги и на плечах голова, пока ты на что-то годен кончай жалеть себя». И иллюзия «мне не больно» рухнула. Самопрезрение разгоралось от порывистых движений, крика и слез. Она наслаждалась возрастающей болью. Ира становилась сильней.
Рядом пара десятков раздетых по пояс парней толкали друг друга. Слэм сопровождался искренним смехом.
Сколько раз каждого их этих чудаков толкали не в шутку? Сколько раз они чувствовали презрение и непонимание коллег, родственников, бывших друзей?
Откуда они ушли сами? Откуда их выгнали? Куда они идут?
В смехе у сцены не было счастья. В нем была свобода.
Свобода, как ненужность.
Свобода, как изгнанность.
Свобода, как сожженные мосты и нереализованные мечты.
Свобода полна боли.
Свобода – это боль. Это очень много боли. Настолько много, что она перестает чувствоваться.
Ира рассмеялась. Она плакала и смеялась. А потом «остановилась и, обняв, поцеловала того, кто был рядом с ней». Незнакомый парень поцеловал ее в ответ.

Со сцены доносилось:
«У нас не было лета любви и Вудстока,
Нас сразу накрыл героин.
Кобейн застрелился в двадцать семь лет —
Он будет всегда молодым».

Эмоция, выраженная в звуке, не встречала стен и рушила все прочие преграды.

Иван Петрович Белкин
Иван Петрович Белкин родился от честных и благородных родителей в 1798 году в селе Горюхине. Покойный отец его, секунд-майор Петр Иванович Белкин, был женат на девице Пелагее Гавриловне из дому Трафилиных. Он был человек не богатый, но умеренный, и по части хозяйства весьма смышленный. Сын их получил первоначальное образование от деревенского дьячка. Сему-то почтенному мужу был он, кажется, обязан охотою к чтению и занятиям по части русской словесности. В 1815 году вступил он в службу в пехотный егерской полк (числом не упомню), в коем и находился до самого 1823 года. Смерть его родителей, почти в одно время приключившаяся, понудила его подать в отставку и приехать в село Горюхино, свою отчину.

Оставить комментарий