1.
Широкоплечий и кудрявый, он шёл тёмными аллеями. Ночные огни навевали какую-то романтику. Вышел к дороге. Вдоль улицы тянулись красные огоньки фар. Где-то лопались хлопушки, раздавался пьяный женский смех. Ночной город и город дневной — это два разных города. Какие-то гопники лаялись между собой, защищая свои районы. Их мужчина обходил. Одет он был в чёрный пиджак и брюки. На белой шапочке держались тёмные очки. Звали его Эдуард.
Эдуард задолжал крупную сумму банку ВТБ (жизнь без родителей начал не так давно, не умел рассчитывать бюджеты затрат). Чтобы погасить долг, он начал писать лёгкую эротику для журналов. Фантазёр по этой части он был большой, оттого его, наверное, не любили девушки, называя «озабоченным». Он продавал свои тесты самым низкопробным и дешёвым изданиям. Один порнорежиссёр даже экранизировал кое-что. Эдуарду были нужны деньги, более ему его тексты ничем не нравились. Такое писание вызвало у него тошноту, но писать — единственное, что он умел. Никакой похоти у самого Эдуарда «новеллы о любви» не вызывали.
Свою грязную работу он замаливал в католических храмах. Замаливал грехи у Бога, но на исповеди не ходил. Он платил десятину от доходов.
Теперь он шёл домой. Половину долга он уже отдал. У него было хорошее настроение. Он шёл из кафе, где сидел с давней знакомой по литературному семинару одного филологического факультета. Девушка Варвара была в шоке, что он теперь порнограф. Сама она была корректором и верстальщиком в одной газете. «Как тебе не стыдно! Это же подростки читают, а потом к шлюхам идут!» — «Попишу и перестану, жду вот-вот богатым стану и тогда начну опять я законы соблюдать. Отдам долг и брошу это дело!» — «И чем дальше зарабатывать будешь?». Эдуард об этом как-то не думал. Он спросил: «Может, ты мне работу найдёшь?! Пристроишь меня к себе». «Можешь устроиться рабочим в типографию, посмотришь, как из бумаги делаются книги». Эдуард согласился, скрепя сердцем, ведь в душе он был всё-таки какой-никакой писатель.
В типографии было не легко. Сначала верстальщик делает макет, потом печатаются все листы первой страницы тиража, потом второй и т.д. Потом листы сортируются и кладутся так, как будет в книге. Потом листы зажимали в тиски, сшивались ниткой и склеивались. Последней приделывалась обложка. Сортировать в правильном порядке тысячный тираж было издевательством. Писатель, живший в раю воображения, попал в ад книжного производства. Верстальщик из него тоже не вышел: Эдуард «не дружил» с техникой, был свободен от техники, чем очень гордился. В типографии Эдуард продержался не более двух недель.
Эдуард: Я не могу, это ад! Я хочу писать, что-нибудь, но писать, я больше ничего не умею!
Варя: попробуй работать учителем в школе: веди литературу и русский язык.
Так Эдуард и поступил. Но и тут проработал он недолго. Директору школы попал в руки экземпляр того журнала, где печатался Эдуард, не скрываясь за псевдонимом. «С таким «послужным списком» я не могу допустить Вас до детей, Вы уволены». «Какая беспечность!» — подумал писатель.
2.
Эдуард бы и снова начал писать порнографические рассказы («новеллы о любви»), но те журналы, где он печатался, закрыли. Тогда он действительно перешёл на новеллы, где кроме секса есть ещё и любовный сюжет. Одна его книжка, выпущенная тиражом 1000 экземпляров, стоила 50 рублей. Эдуарда читали неохотно. Писал он о загранице: о Париже, Лондоне, Нью-Йорке, о городах победившей сексуальной революции. Его герои не были русскими. Эдуард вдохновлялся порнографией в Интернете. Варя снова начал его ругать:
«Жалкий развратитель! Зря тебя письму учили на семинаре! Если бы знали, что из тебя выйдет, тебя выгнали бы с семинара! Пошляк!»
Эдуард: А ты что обо мне так печешься?
Варя: Я не о тебе, я о твоих читателях!
Эдуард: Ну, что мне в землю провалиться!
Варя: Смени фамилию, и снова устройся в школу.
Эдуард: Я не хочу портить детей. Я болен, болен эротоманией! Из всех произведений русской классики я буду делать акцент на эротических историях. Я стал монстром. Спаси меня!
Варя: Бог спасёт! Сходи на исповедь, на настоящую исповедь в настоящем православном храме. Тебе поможет, по себе знаю.
3.
Эдуард с опаской входил в храм. Его пугали образы с хмурыми лицами. «Как мне записаться на исповедь?» — спросил он у торгующей свечами. «Купите эту книгу «Опыт построения исповеди» и приходите на литургию, в самое её начало, там будет исповедь». Эдуард быстро прочёл книгу, и, полный решимости, пошёл на исповедь. К батюшке была большая очередь, в том числе старушки и дети («Дети! Им-то в чём же исповедоваться?»).
Эдуард: Писал и издавал порнографическую литературу.
Священник: Каешься?
Эдуард: Каюсь!
Священник: Делай десять земных поклонов в день, читай главу из Евангелия, приходи на Пасху, я тебя снова исповедаю и причащу. Тогда простятся тебе долги.
Эдуард был даже рад, что на него наложили епитимью. Он устроился работать в магазин игрушек продавцом-консультантом. Долги-то Эдуард давно отдал, поэтому мог себе позволить работать на невысокооплачиваемой работе. Важнее деловой у него была духовная жизнь. Со скрипом он воцерковлялся. Он стёр на компьютере все свои произведения. Отказался от просмотра порнографии в Интернете.
Звонок Варе:
Эдуард: Я больше не эротоман, я другой. Буду писать о любви Христовой, о брачных венцах.
Варя: Я рада за тебя! Теперь я тебя уважаю.
Эдуард: Варя! Выходи за меня замуж!
Варя: <…>
1 июня 2014 года. Москва.
А почему так странно оформлены диалоги. Это что, пьеса? )
ад книжного производства — гениально звучит!
Совсем недавно тут с собратьями- фрилансерами обсуждали, чем мозги промывают современной молодёжи. Раньше Кийосаки грузили, теперь -местный разлив — популярный кое-где роман (не буду указывать автора и название). Сюжет: пацан в школе крутил порноролики и ста таким крутым челом, что чуть ли неногой открывал двери думы, не имея высшего образования. Местами перекликивается, но тут в отличии от того скандального бульварного романчика хотя бы как-то где-то звучит тема раскаянья