Цикл рассказов «Кот в мешке», автор Марина Кулакова

  Доброе утро

— Доброе утро, это издательство «Белая сталь»? — спросил я, заслышав в трубке «алло», сказанное женским голосом.

— Да, здравствуйте, — отозвалась, как я догадался,  секретарша.

— Могу ли я узнать насчет своего романа, высланного вам чуть ли не целый месяц назад? — вежливо поинтересовался я, в нетерпении теребя телефонный провод.

—  Скажите, пожалуйста, вашу фамилию и название рукописи.

— Моя фамилия Пленкин, Иван Пленкин, а произведение называется «Похищение прекрасной и мудрой принцессы или Рыцарский орден идет на разведку за похищенной принцессой!». Этим величественным названием я очень гордился. Впрочем, как и всем романом в целом.

— Минуточку, — в трубке послышалось шуршание, чей-то приглушенный голос и клацанье мышки. Я и не думал, что для того, чтобы ответить мне, что роман принят и скоро будет напечатан, потребуется столько времени! Наконец, трубка ожила:

— К сожалению, ваша рукопись нам не подходит. Всего доброго!

Мне показалось, что я не расслышал, и даже пришлось переспросить. Но когда секретарша повторила, я чуть не задохнулся от возмущения:

— Это как это так? Я не понял…. Почему это?

— Мы рукописи не рецензируем, — холодно ответила секретарша.

— Это еще почему? — вскипел я.

— Такие правила,  — и она отключилась.

Слушая монотонные гудки, я чувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Разумеется, ярости. Наверняка эта курица что-то перепутала. Женщинам нельзя доверять даже место секретарей! Я набрал тот же номер и, услышав знакомый голос, терпеливо начал:

— Я звонил вам только что по поводу своего романа. Вы сказали мне, что его не приняли. Но я уверен, что вы что-то напутали. Пожалуйста, посмотрите еще раз.

— Напомните название романа, у нас тут много таких, только что позвонивших, — фыркнула невежливая секретарша.

Я еле сдержался от уместного  замечания и сказал:

— “Похищение прекрасной и мудрой принцессы или…

— Все, я вспомнила, —  перебила собеседница. — Ваша повесть нам не подходит. Я вам уже говорила об этом.

— Это не роман, это повесть! Ой, тьфу! Это не повесть, это роман! — гневно вскричал я.

— В нашем издательстве романом можно назвать рукопись минимум от десяти авторских листов, — ядовито произнесла женщина, по всей видимости, намереваясь на этом закончить разговор.

— А у меня, между прочим, целых пятьдесят листов! Понятно?- не менее ядовито ответил я, сразу же утерев нос этой невежде.

—  Я имею в виду авторских! — не унималась она.

— Так, а я что, не автор что ли? Конечно же, авторских! Уж точно не читательских! — съехидничал я, недоумевая, как могут таких недотеп держать на работе.

— Все! С вами больше не о чем разговаривать! — секретарша швырнула трубку, вновь оставив меня в обществе коротких гудков.

Я не собирался оставлять дело таким образом и принялся писать письмо в издательство на имя главного редактора.

“Уважаемый Александр Сергеевич, — писал я. — Думаю, Вы помните, что я присылал вам свой роман тридцать три дня назад. Видимо произошли какие-то помехи с электронной почтой, так как я до сих пор не получил от Вас ответа. Напоминаю, что мое произведение называется  «Похищение прекрасной и мудрой принцессы или Рыцарский орден идет на разведку за похищенной принцессой». В  предыдущем письме я уже писал вам, что я — настоящая находка для вашего издательства, и Вы обязаны меня напечатать. Я буду ждать вашего ответа. И еще: Ваша секретарша сказала мне сегодня по телефону, что мой роман не принят. Я уверен, что она что-то напутала. Сделайте ей строгий выговор».

   Секретарша занимала в моем письме особое место — сначала я хотел написать редактору, чтобы он ее уволил, но затем решил ограничиться выговором.

   Прошло целых три дня с момента отправки письма, а ответа все не было. Я позвонил в издательство и сходу потребовал к телефону главного редактора.

— Извините, я не могу его позвать,  он сейчас занят, — голос был явно секретарский, но принадлежал уже другой женщине, помоложе.  Я возликовал.

— Мне нужно знать, что считает редактор по поводу моего романа «Похищение прекрасной и мудрой принцессы или….»

— Ой, ой, — запищала девушка. — Насчет вас, меня просили передать, что ваша рукопись не подходит, и чтобы вы больше не писали и не звонили.

— Это  ваша коллега велела? — возмутился я.

— Нет, это сам Александр Сергеевич…

— Не может быть! Позовите его к телефону!

— Ннне ммогу…Дддо свидания! — я почувствовал, как короткие гудки отдаются в висок.

Мне ничего не оставалось, как сесть за новое письмо.

“Уважаемый (пока что) Александр Сергеевич! Вы наверняка меня с кем-то путаете, раз даете своим секретаршам абсурдные распоряжения насчет меня! Напоминаю, мой роман о принцессе, которую спас мальчик с волшебной палочкой! А самого мальчика с волшебной палочкой в свое время спас гномик, который в конце романа становится прекрасным принцем, а второй принц — оказался братом главного злодея, которого не хотел спасать карлика… ну и так далее. Вспомнили? Я надеюсь, что вы вспомнили, о чем идет речь. Надеюсь, что данное недоразумение уладится. Жду вашего ответа. Можете не извиняться».

   Поскольку ответа на письмо я снова не получил, пришлось звонить еще раз.  На этот раз я все-таки заставил молодую секретаршу соединить меня с главным редактором, угрожая ей увольнением и дальнейшей расправой.

— Что вам от меня надо? Прекратите свой террор! — рявкнул редактор, видимо пропустив  мимо ушей мое вежливое приветствие.

— Послушайте, вы же фэнтези издаете, так? А у меня в романе как раз там рыцари, принцессы, гномики…. — начал я, стараясь ничем не выдать своего раздражения.

— Да, этого добра у вас навалом. Все сбросаны в одну кучу и не понятно, кто есть кто. Знаете, у вас вышел некий винегрет, а мы тут не кулинары!

— Вы не правы! Вспомните любовную линию! Там даже целых три любовных линии! Вы разве не обратили внимания? А мальчик с волшебной палочкой…..

— Послушайте, у вас не получается второй  Гарри Поттер! Хоть тресни! У вас вообще ничего не получается. У вас маленький объем, вместо сюжета — одно название, да и само название — отвратное! — прошипел редактор.

— Кто такой Гарри Поттер? Я не знаю такого автора. А вот Ивана Пленкина будут знать все! Мне не зря снился сон, что я стану великим писателем! — я захлебывался от эмоций, с трудом подбирая слова, чтобы вразумить этого несчастного не отказываться от подарка, упустив который он, безусловно, горько пожалеет.

— При жизни вряд ли, — все так же приглушенно, будто сдерживаясь, просипел редактор.

— Вы, видимо, не очень умный человек и  не поняли, наверное, что в конце принцесса оказывается принцем, а  принц…

— О, боже! Если еще раз позвоните, я лично приеду и сделаю из вас принцессу! — и я опять услышал «музыку» гудков.

После этого я долго еще сидел в обнимку с трубкой и раздумывал, давать ли Александру Сергеевичу еще один шанс.  Он заслуживал того, чтобы на него написали жалобу, но сперва нужно было выяснить, вдруг он жертва заговора недоброжелательных секретарш, которые сами ничего не смыслят в литературе. Для этого я решил изменить тактику, хотя считаю ложь — главным из всех пороков. Да, и еще невежество.

   Я позвонил и, зажав нос пальцами, чтобы меня не узнали, потребовал к телефону главного редактора.

Услышав его голос, я начал с фразы:

— Уважаемый Александр Сергеевич! Я прочитал про вас в Интернете и понял, какой вы замечательный человек! Вы — настоящий профессионал!

— Кто вы и что вам надо?- с подозрением спросил он, явно не клюнувший на мою лесть. Но я решил продолжить в том же ключе.

— Вы — самый справедливый редактор. И поэтому я звоню именно вам, так как один мой приятель отправил вам недавно рукопись, он просил меня узнать о ее дальнейшей судьбе.

— Скажите название, — напряженно отозвался собеседник.

— Похищение прекрасной и мудрой принцессы или….

По ту сторону телефонного аппарата раздался звук, похожий на стон. Очевидно, какие-то помехи на линии.

— Передайте автору, что он доведет меня до белого каления! Передайте ему, что он графоман, неумеха, у него с  головой не все в порядке! Чтобы он близко не подходил к литературе и ко мне! — редактор старался говорить медленно, но в конце фразы перешел на крик.

— А что тут такого! Вы ко всем талантливым авторам так относитесь? Или это заговор такой? Вы заклевываете истинные таланты, не даете пробиться гениям! Разве это справедливо!? У меня мальчик с палочкой, гномики, принцесса… — я плюнул на конспирацию и говорил ему правду, жалея, что не вижу его глаз.

— Ох, где мой валидол, — редактор отключился.

— Я буду жаловаться! Я это просто так не оставлю! — крикнул я гудкам и снова набрал номер. Линия была занята, но я не сдавался.

Пелена гнева застилала мне глаза, но пальцы безошибочно набирали нужную комбинацию цифр. Ну, я им устрою, когда дозвонюсь! Они у меня попляшут! Неожиданно трубку снял сам редактор и тут я уже нисколько не сдерживался:

— Послушай ты, глупец! Ты еще пожалеешь, что не захотел меня выслушать! Я тебя наказываю, понял? Я не собираюсь издаваться в твоем дурацком издательстве! Я  хочу, чтобы ты пожалел о том, какого автора упустил вместе со всеми его листами! Быстро вышли мне мой роман обратно!

— Рукописи не возвращаются, — бесцветным голосом, как робот, ответил собеседник.

— Вы там совсем уже зазнались? Мало того, что не рецензируете, так еще и не возвращаете! Я в суд на вас подам! Я напишу президенту! Вы мне все вернете! — теперь уже я бросил трубку, а потом швырнул на пол телефон. Не хотите по-хорошему, будет по-плохому!

Я заставил себя успокоиться и начал составлять письмо президенту. Недавно один мой знакомый рассказывал, что нынешний президент читает присланные ему со всей страны письма и действительно принимает меры. Я усомнился, может ли такое быть, ведь у него не должно хватать времени на всех, но тотчас нашел объяснение: при нынешнем подрыве доверия к любой власти люди попросту давно уже перестали писать письма главе государства! А если и пишут, то единицы. 

В своем послании я подробно описал свой роман и ситуацию, связанную  с ним. Не забыл упомянуть о том, что редактор говорил о неком писателе Гарри, а это уже, надо сказать, не патриотично! Я потребовал высшие власти разобраться с глупыми секретарями-женщинами и подобными непрофессионалами своего дела, которые даже не в состоянии правильно подсчитать листы в рукописи у автора. Отправив письмо, я лег спать и долго не мог заснуть. А когда Морфей снизошел до меня, то подарил удивительный сон, будто я — великий музыкант, окруженный многочисленной толпой! Проснувшись наутро, я понял, что это вещий сон и тут же сочинил  гениальную песню. Теперь мне просто необходимо показать ее профессионалу. Не подскажите мне адрес какого-нибудь продюсера?

1. Возмутительные вещи

— Доброе утро, это Павел? – ответил я на неуверенное «алло».

— Да.  А кто это?

— Паш, это же я Иван. Иван Пленкин! Узнаешь?

— А, Ваня… Да, конечно.

— Как твои дела? Как насчет встречи?

       Мой знакомый отличается очень шатким здоровьем. Всякий раз, когда предлагаю ему встречу, он сказывается больным.  А я – добрая душа. Даже волноваться за него начал.

— Старик, никак не могу, болею, — отозвался приятель и несколько раз кашлянул в трубку. Я даже слегка отодвинул свою трубку от уха. Неприятно все-таки.

— Ну и  чем же ты болеешь на этот раз, простыл?

— Да, кажется. Возможно, грипп. Точно что-то очень заразное, — голос Павла внезапно стал каким-то сиплым. Я встревожился.

— Павлик, давай я к тебе приеду, помогу?

— Нет, нет… Что ты! Все в порядке! Я справляюсь! Только не надо приезжать, а то еще заразишься от меня! – спешно затараторил он.

Болеть, разумеется, не хотелось. Однако я человек благородный, и решил, чего бы это ни стоило, помочь другу. И вот так постоянно! Многие пользуются моей добротой и открытостью.  Потому что я талантливый, щедрый и общительный. Конечно, помогать каждому  не стоит, но Павел – случай особый.

 Он же обещал одиннадцать месяцев и десять дней назад пристроить мою рукопись в издательство!

— Ты не беспокойся! Я не заражусь. Сегодня же к тебе приеду, поддержу, — сказал я, любуясь своей самоотверженностью.

— Нет, что ты! Зачем себя утруждать! Тем более, ты же знаешь, я живу за городом. Электричка и пешком еще идти, — вскричал друг, у которого почему-то тут же прорезался голос.

— Ну и что! Для тебя мне ничего не жалко! Я звоню почти каждую неделю в течение года, и ты постоянно болеешь.  Возможно, у тебя что-то серьезное! Я приеду, куплю лекарств…

— Нет, спасибо! У меня все есть! И к тому же мне уже явно лучше, — каким-то испуганным тоном отозвался Паша.

«Бедняга! Наверное, все у него очень плохо. Но он стесняется меня утруждать» — подумал я и еще больше уверился в  решении его навестить.

— Нет, даже и не уговаривай! Все равно приеду. Адрес твой у меня остался в записной книжке, не потеряюсь. Сейчас посмотрю расписание электричек и приеду! – твердо отчеканил я.

— Не надо! Не…

Но я уже положил трубку. Что ни говори, но моя основная черта – самопожертвование. Павлу  явно нужна помощь.  Все-таки постоянно болеть – это не дело. И даже, если его болезнь заразна, все равно приеду и поддержу его. Я чуть не заплакал от своего благородного решения и тут же полез искать записную книжку с адресом Павла.

С приятелем мы познакомились в буфете ЦДЛ. Я пришел туда (не в буфет, а в ЦДЛ)  со своей рукописью в надежде вручить ее одному известному писателю.  Но тот  после моей просьбы, сказал, что у него разболелся живот и исчез. Я искал его повсюду. Первым делом караулил там, где он мог бы быть, согласно своей жалобе. Однако его и след простыл. Отчаявшись, забрел в буфет. Там и встретил подвыпившего Павла. Он сказал, что тоже хочет стать известным писателем, что у него есть связи и он может помочь пристроить мою рукопись, дал свой адрес и телефон. С тех пор мы с ним не виделись, но созванивались регулярно. Точнее, я ему звонил, напоминал про его обещание. Но он оказался очень болезненным человеком. И вот теперь настало время прийти ему на помощь. А заодно и договорится по поводу рукописи!

Итак, я посмотрел расписание,  захватил почти целый блистер аспирина, который, между прочим, очень подорожал в последнее время, и двинулся в путь. Пришлось также совершить вынужденную покупку в виде марлевой маски. А то мало ли!

Ехать надо было с Ярославского вокзала до остановки Софрино. Поскольку трястись в электричке предстояло не менее часа, захватил с собой в дорогу хорошую литературу – свою рукопись. А я читаю только самое лучшее!

В вагоне народу набилось битком.  В ясное субботнее утро, конечно же, люди ехали на дачу. Хотя не понимаю, чего такого замечательного в этом времяпровождении?  У меня пока нет дачи. Но, когда  вступлю в Союз писателей, она сразу появится. Ведь известным литераторам полагается дача. И уж явно буду ездить туда не на общественном транспорте.  И ни в коем случае не буду таскать с собой рассаду и прочую гадость. Буду отдыхать, а не вкалывать, как эти бедолаги! Сидеть в шезлонге, загорать и сочинять новое произведение. С этими мыслями  я опустился на свободное место с краю. Компанию составляли тетка с огромными сумками, молодая пара и мерзкий потрёпанный мужик, не иначе, как бомж. Он сел почти одновременно со мной, и  так получилось, что как раз напротив. Тетка, удачно примостившаяся у окна, брезгливо подвинула свои баулы.

Мне было все равно, в чьей компании сидеть. Достал свою рукопись и погрузился в мир настоящей литературы.

Одной из причин, почему я не люблю ездить в общественном транспорте, является шум. Вся электричка бубнит и не дает сосредоточиться. А уж эти торговцы…

Стоило кое-как отвлечься от посторонней суеты  и приблизиться к самому удачному моменту в романе, как послышалось противное:

— Вашему вниманию предлагается…

Я поднял голову и прислушался. Не иначе как очередная атака спекулянтов и вымогателей. Купи — то, купи – это.  И зачем мне, спрашивается, всё это барахло?

И тут осенило – в гости же еду! Нужно привезти что-нибудь больному человеку.  Не очень дорогое, конечно. Хотя и везу ему аспирин: почти целый блистер, без трёх таблеток.

Торговец, немолодой человек с усами, предлагал столько всего, что я половину не запомнил. Подождал, когда он подойдет поближе и вежливо сказал:

— Доброе утро. Не могли бы вы повторить, что у вас в ассортименте? Я запомнил только про растворитель бактерий для биотуалета.

Усатый с радостью опустил на пол здоровую сумку  и заученно произнес:

— Здравствуйте. В продаже имеются лейкопластыри, пластины от комаров, средство от моли,  резиновые перчатки, веера, фонарики, а также растворитель….

— Да, да… Последнее я помню, — перебил я и не на шутку задумался.  Что же из перечисленного могло подойти Павлу?  Пока размышлял, нетерпеливый торговец переминался с ноги на ногу.

— Вы что-нибудь выбрали?

— Подождите минуту! Думаю! – с достоинством произнес я. — Вот скажите, сколько стоит фонарик?

— Фонарик стоит сто рублей, — оживился тот. — Посмотрите, в комплект входят батарейки. Светит ярко…

— Нет, не надо, — ответил я. Не то, чтобы мне было жалко ста рублей… Просто, ну зачем больному Павлу фонарик? Больные люди вообще не любят яркий свет.– Скажите, а сколько стоит лейкопластырь?

— Тридцать рублей упаковка, — с готовностью ответил собеседник и продемонстрировал мне товар.

— Не… Не то, — поморщился я. Все-таки тридцать рублей – это очень мало для подарка другу. Тем более, он же болеет простудой, а царапины тут не при чем.

— Ну раз вам ничего не надо….. – начал было торговец.

— Как это не надо!? Очень даже надо! Покажите мне веер!

Я, правда, сомневался, что приятелю может понадобиться подобная женская штука, но с другой стороны, когда жара и когда никто не видит….

—  Смотрите, — усатый достал из сумки и раскрыл цветастый веер.

 — Сколько стоит?

— Сто пятьдесят.

Нет уж! Не то, чтобы мне жалко ста пятидесяти рублей для друга… Просто для такой вещи, тем более явно не мужской, дороговато.

— Что за расцветка?! Бешеные деньги для такой безвкусицы! – твердо, чуть пренебрежительно сказал я, — покажите, что у вас там еще есть.

— Средство от моли.

— Во-во! Покажите! – оживился я. Может, у Паши как раз водится моль.

— Пятьдесят рублей одна пластинка.

— Так, пятьдесят рублей…. Подождите, я сейчас позвоню, уточню,  – мне не жалко пятидесяти рублей, просто вдруг у Павла нет моли, и тогда эта покупка окажется пустой тратой денег. Пока  набирал номер, соседи поглядывали на меня с явным неудовольствием. Даже бомж, и тот, проснулся.  Продавец  не скрывал нетерпения.  Все это раздражало, но я держал себя в руках. Номер товарища оказался недоступным. Я вздохнул. Что ж, ладно, не буду покупать средство от моли…

 — Так, что у вас там еще есть, я забыл….

—  Средство от комаров! – резко и быстро сказал усатый.

— Во! Хорошая вещь! Сколько стоит?

— Вряд ли вам подойдет, знаете ли! Двести рублей! – ехидно произнес  он.

— Почему вряд ли? Может, это именно то, что мне надо! – возмутился я.

— Ну,  тогда берите!

— Покажите мне. Это известная фирма?

— Это одна из самых известных фирм. Видите, это спрей. Удобно пользоваться, надолго хватает.

Я задумался. Вот если бы крем… Кремом я и сам пользовался.  Намажешься на ночь, открываешь форточку и ни одного комара… Красота! А спрей никогда не покупал. А потом, кто знает, вдруг у товарища аллергия на эти штуки? Не то, чтобы  жалко двухсот рублей, но все-таки…

— А срок годности у него какой? – осведомился я. В таких вещах это очень важно.

— На ваш век хватит! – грубо отрезал он.

— Кошельки, портмоне, визитницы, обложки на паспорт….. Дайте же мне пройти! – послышался визгливый женский голос позади усатого.

— Не могу! Видите, у меня клиент тут выбирает! – обернулся тот. — Вот уже минут пятнадцать жилы из меня тянет! Может, вам больше повезет!

— И то верно! – обрадовался я подсказке. — Видимо, у вас нет того, что нужно мне.

— Да уж, очевидно, — быстро согласился мужик и,  подхватив свою сумку, ринулся вперед. Как же тяжело иметь дело с непрофессионалами! Даже пластырь продать не может.

— Вас что-нибудь заинтересовало? – тут же  любезно обратилась ко мне торговка, заняв освободившееся место.

— Его интересует все, но он ничего не покупает! – внезапно подала голос женщина с тюками.

— А вас, женщина, никто не спрашивает! – парировал я эту наглость. — Вот покажите мне обложку для паспорта! – это сказал уже продавщице.

Та вытащила из сумки несколько вариантов. Прозрачную, коричневую, черную…. Я задумался. Наверняка, у Павла уже есть обложка.  Может, и не одна. А может, он вообще не любит обложки. Тогда ему не понравится мой подарок. А вот если портмоне…

— Мне не нравится. Хочу посмотреть портмоне.

— Пожалуйста. Выбирайте. По пятьсот  рублей. Берете два – по четыреста пятьдесят. Натуральная кожа!

У меня аж глаза на лоб вылезли.  Ничего себе! У меня таких денег с собой даже не было. Не буду же я брать такие суммы, тем более загород! На вокзале полно цыган и мошенников.  Да если бы и были деньги! Не то, чтобы жалко… Хотя нет. Именно жалко. Уж не такой он мне и друг, чтобы так разориться. Однако не хотелось, чтобы меня посчитали жадным или нищим.

— Знаете ли, дешево как-то стоит, да и смотрится не ахти, — с видом знатока произнес я, критически осматривая товар.  Молодая пара, сидящая рядом со мной, отчего-то принялась хохотать. Хотел сделать им замечание, но сдержался. Не было желания отвлекаться на подобные пустяки.

— Покажите мне тогда…Что у вас там еще… А, визитницу! – теперь это было делом  принципа — все-таки что-то купить. Визитница – вещь неплохая. У меня тоже такая есть. Правда, пока она пустая, но, тем не менее, ношу её с собой. Мой звёздный час может наступить со дня на день, и надо быть к этому готовым.

Продавщица молча показала мне товар. Я задумался. Однако если Павел постоянно болеет, то никуда не ходит. А если никуда не ходит, то какого лешего ему нужна визитница? Она наверняка же недешевая.

— Так как? Вы решайте быстрее, а то сзади «мороженое с водой» на пятки наступает! – пожаловалась женщина, прервав мои раздумья.

— Знаете, так быстро не могу решить! Если вы торопитесь, то идите, не держу, — отреагировал я.

— Правильно! Спасайтесь! – опять протрындела женщина с тюками, а молодые соседи вновь звонко рассмеялись. Один бомж сидел невозмутимо. И я даже чуть-чуть проникся к нему симпатией. Вот человек. Сидит себе, никого не трогает, думает о своем и ладно.

«Мороженое и воду»  решил не трогать, а вот «носовые платки» задержал. Подумал, что будет как раз в тему. Товарищ болеет, и носовой платок – именно то, что может пригодиться.

— Покажите мне все расцветки! – сказал я молодому парнишке-продавцу. Соседи, вместо того, чтобы заниматься своими делами, все время ехидно пялились на меня. Я не реагировал. Нужно быть выше всякого плебса!

Парнишка вытащил несколько мужских платков. Я задумался.  Сколько уже знаю Павла, ни разу не спрашивал, какой он предпочитает цвет. Лично я очень восприимчив к цвету. Мне не нравятся серый и синий. Зато обожаю белый. У меня и носки и платки исключительно белого цвета. А кто ж знает, что предпочитает Павел? Вдруг только усугублю его болезнь, если преподнесу платок не того цвета. Он же вынужден будет в него сморкаться, видеть его всякий раз…

— Ну?  — поинтересовался парнишка.

— Что ну? Не видишь, думаю!

— Ну и думай. Я пошел дальше, — дерзко ответил он и засеменил к противоположному концу вагона.

Я аж задохнулся от такой наглости. Мне? Мне! Будущему известному писателю Ивану Пленкину дерзит какой-то недоучка!

— Правильно сделал, — довольно подлила масла в огонь тетка-соседка.

Я вспылил:

— Знаете что! Вы тут своими делами занимайтесь, а в мои не лезьте!

   И много чего еще мог сказать, если бы не музыканты. Послышалась красивая классическая мелодия. Было невероятно приятно слушать ее. И все бы ничего, если бы они, музыканты эти, не стали  совать под нос сидящим с краю какой-то пакетик. Я даже не понял сначала и хотел забрать его, думая, что это какой-то подарок.   Но быстро сообразил: не отдают, а хотят получить!  Ну, уж нет. Музыку я люблю, но не настолько.

— Газеты, кроссворды, журналы! – зазвенел голос нового продавца, стремительно приближающегося к моему месту. Вот, точно! Можно купить другу журнал, чтобы ему не так скучно было валяться в постели.

— Э, любезный! Какие у вас журналы есть?

— У нас есть «Лиза», «Вог», «Женские секреты», «Даша» и другие. Что вас заинтересовало?

Я задумался. «Лиза», «Даша», «Женские секреты» — это явно бабское чтиво, а вот «Вог»…  Признаюсь, не знал.

— Скажите, «Вог» — это журнал для мужчин? – поинтересовался я.

— Смотря для каких, — отозвался с иронией продавец.

Тут начался дикий хохот. Смеялась тетка, смеялись молодые люди, смеялся кто-то на другом сиденье…. Не реагировал только бомж, который, казалось, спал.

Я вновь рассердился. Ничего смешного в  вопросе не было.  Видимо, в электричках ездят исключительно эмоционально неуравновешенные люди.

— Что значит для каких?  Вам что, сложно сказать? – я полностью переключился на продавца. — Русским языком спрашиваю! Сам подобной гадости не читаю! Я ведь писатель, знаете ли!

Торговец ничего не ответил. Он молча пошел дальше.

— Эй! Эй! Стой! Стой! Как ты смеешь игнорировать покупателя? – пришлось вскочить и замахать руками. Впрочем, безрезультатно.

— Нет, ну не наглость ли, а?  Что делается-то? – я обвел взглядом весь вагон. Десятки глаз смотрели на меня. Некоторые зажмурились, так как их обладатели тряслись от совершенно необоснованного хохота.

Сидевший напротив бомж внезапно открыл глаза и сказал нечто такое гадкое, что я вмиг потерял к нему всякую симпатию.

Я больше не мог находиться в этом хаосе. Уже и ехать к другу расхотелось. Подождет. Не умрет он, в конце концов. Уж год болеет, и ничего, держится. Будоражила мысль, как можно скорей отомстить всем нахалам сразу. Но не драться же сразу со всем вагоном!  Однако номер поезда я записал еще перед тем, как в него сел.  На всякий случай. Делаю так всегда, когда пользуюсь транспортом.  Я с достоинством вышел на следующей станции и  сразу принялся за поиски полицейского. Он нашелся далеко не сразу, да и слушать меня не захотел! Страж порядка, называется!

— Гражданин писатель, — сказал он, перебив где-то на середине. — Вы занимайтесь своими делами. Вижу, целый талмуд с собой возите. И возите дальше.  А про подобную чепуху даже слышать не хочу! Да и читать тоже.

— Ах, вот как! Я напишу жалобу! – моему возмущению не было предела.

— Да хоть самому президенту…. – равнодушно отозвался тот и повернулся спиной.

« А это идея!» — подумалось мне. Что ж, он сам напросился…

Я пересел на другую электричку и вернулся домой.  В запале, подскочил к компьютеру, который, как назло, долго не хотел включаться, и принялся писать письмо президенту. «Как можно допустить, — писал я, — что общественным транспортом пользуются бомжи, лица, имеющие огромный и занимающий  много места багаж, а также несанкционированные торговцы… Мало того, что у них купить нечего, они еще грубят и дерзят покупателям! Нормальному человеку обязательно расшатают все нервы!  А уж нам, писателям, людям, с тонкой душевной организацией, и подавно! Из-за подобных возмутительных вшей я так и не приехал к своему тяжело больному другу!  Разберитесь, пожалуйста, с этим! Как всегда Ваш, Пленкин».

Потом перечитал еще раз и заменил «вшей» на «вещей».  Письмо, оно, конечно, хорошо. Но для верности неплохо было бы ему позвонить, хотя бы подтвердить получение им жалобы.  Не подскажете телефон президента?

Кот в мешке

   «Алло», — написал я на листе бумаги и глубоко задумался. Идея начать новый рассказ преследовала меня уже давно – часа два или даже три. После написания романа я начал гнушаться малых форм, однако сюжет  именно небольшого произведения упорно  лез в голову.  Речь в новом рассказе должна была пойти про телефонного маньяка. Герой  постоянно звонит кому попало и даже ночью не может уснуть, не сказав кому-то «алло». Именно с этой фразы и началось произведение. И пока что закончилось.

   Я очень долго сидел, но вдохновение, которое обычно меня не покидает, в этот раз подвело.   Безусловно, мне всегда есть о чем писать, и делаю я это мастерски! Но именно в этот день, я уверен, было высокое атмосферное давление, магнитные бури и вспышки на солнце. Все сие не могло не сказаться на самочувствии творческих людей.  Тем более в ясный майский день.

  Поразмыслив, я  все-таки добавил к первому слово второе. Получилось «алло, алло».  Мне понравилось это начало. Но поскольку писательский труд тяжел, а себя беречь необходимо, то  я решил сделать небольшой перерыв, и отправился на прогулку.

  Размеренно шагая по зеленому весеннему парку, я мысленно продолжал вести нить событий нового рассказа. Допустим, мой герой настолько одинок, что даже звонит сам себе, пишет себе записки и отправляет смски… Хотя, насчет последнего сомнительно… Но, предположим, у него есть особенный домашний телефон, с которого можно это делать. Он его сам изобрел. А потом, набрав некий волшебный номер, он внезапно попадает… в прошлое! Далекое прошлое! Желательно рыцарское. Да! Сначала он кажется всем чужаком, но затем его делают почетным рыцарем и нарекают новым именем…

— Дяденька!

… Ну, нет. Он и так уже дяденька, не тетенька же! Женщина никогда бы не смогла создать волшебный телефон.  А назвать  рыцаря лучше каким-нибудь экзотичным именем. Портер! Нет, как его… Поттер!

—  Дяденька!

   Настойчивый писклявый голос на мгновение прорвался сквозь выстраиваемый мир. Я мельком глянул, заметив мальчишку с небольшой сумкой на плече.

— Отстань….

…Так, затем, конечно же, он должен будет спасти принцессу. Какой оригинальный ход! Безусловно, это будет новым словом в литературе!  А что ему до этого делать?

— Купи котенка! За сто рублей отдам!

   Я нехотя приостановился. Перипетии сюжета  настолько овладели мной, что было преступлением их прерывать.

 — Мальчик! Не мешай мне. Уйди по-хорошему, — произнес я, пытаясь не выпустить из головы имя принцессы, только-только пришедшее на ум.

— Дядь! Ну, пожалуйста! Очень деньги нужны! Хоть сколько дай! Купи котеночка! Ну,  пожаааалуууста! – захныкал приставала.

Я пошел дальше…  Принцессу будут звать, будут звать… Черт, как же ее звать-то будут? Только что крутилось ведь! Вот сейчас…

— Ну пож…- начал неотстающий мальчишка, но не закончил. Машинально, лишь бы скорей избавиться от досадного препятствия, я нашарил в кармане мелочь и протянул куда-то в направлении голоса. Вроде, пятьдесят три рубля. Я отнюдь не транжира! Но вдохновение для нас, писателей, дороже всяких денег.  Оно бесценно!

Я пошел дальше…  Принцессу будут звать, будут звать…

—  Дяденька…

… Звать дяденька… Тьфу! Это уже слишком! Я резко обернулся.

— Вы котенка забыли!

    И прежде,  чем я сообразил,  что к чему, мальчишка сунул мне какую-то вещь и убежал. Я простоял несколько мгновений,  осознавая, что со мной произошло. Вдохновение мигом улетело вместе с именем принцессы.  Мной овладела ужасная досада. В своей руке я увидел старую потасканную сумку. Пришлось заглянуть в неё. На дне сидело маленькое черное существо и шипело.

  Первой мыслью было бросить сумку здесь же, возле свежеокрашенной лавки. Но потом я призадумался. Если какой-то мальчишка смог продать мне «это», то почему бы мне не поступить так же? Оглянулся по сторонам – ни души. Так всегда: то надоедливые люди беспрестанно  мозолят глаза, а когда вдруг понадобятся,  глаза замозолишь их высматривать. Я пошел по дорожке, ведущей к центру парка.  Какое-то время, кроме редких аккуратных клумб с разнообразными цветами, мне ничего не попадалось. Тем временем существо в сумке задергалось ещё сильнее. Наконец, я увидел идущего навстречу мужчину средних лет.  Я улыбнулся ему ( а я  всегда очень приятно улыбаюсь!)  и, подождав, пока он подойдет совсем близко, очень вежливо произнес:

— Молодой человек. Не хотите ли купить котенка? Всего двести рублей!

— Да? Дороговато! А чё в нем такого особенного-то, а? – хмыкнул мужик.

— Ну как… Лапы, хвост, уши – всё есть… – я немного растерялся. Что у кошек вообще может быть особенного?

— Да таких везде полно бегает, ты глаза-то открой… Кого надуть хочешь, а? Чё, тебе на пиво не хватает, а?

— Да знаете ли что?…. Я…… — я, честно говоря, просто задохнулся от этой наглости. Мне хотелось ударить его, повалить на землю, а затем задушить. Но пока я представлял, как  буду это делать, он развернулся и пошел.

— Мол….. Да хотя какой ты молодой! Престарелый ты! – произнес я ему вслед. Он, как ни странно,  услышал и обернулся.

— Чё????

 Но тут я развернулся и пошел в другую сторону. И вовсе не потому-то струсил, нет!  Я очень смелый и сильный.  Просто  внезапно увидел  женщину с коляской.

Она неспешно прохаживалась по дорожке, что-то тихо напевая ребенку.  На женщин я всегда умел оказывать сногсшибательное впечатление! Если б пожелал, то отбоя от них не было бы. Просто для меня самое главное в жизни – мое литературное дарование, а все остальное само собой приложится.  

— Милая дама! – обаятельно улыбнулся я ей, — здравствуйте!

— Добрый день! –  кокетливо отозвалась она, явно мне симпатизируя.

— Не желаете ли купить для своего внука или внучки котеночка всего за двести рублей? Недаром говорят, кот – лучший друг человека!

Женщина вмиг посерьезнела.

— Во-первых, я не бабушка, а мама. А во-вторых, никаких кошек мне не надо!

— Хорошо! Тогда за сто пятьдесят!

— Нет!

— Ладно, отдам за сто в хорошие руки! – не сдавался я.

  Тут ее  ребенок принялся хныкать, и дама совсем перестала обращать на меня внимание. Я чуть постоял рядом с ними, но от плача у меня разболелась голова, и я отправился  искать другого покупателя.

   Остальные пятеро, к которым я подходил, тоже не захотели приобрести себе друга. Никто не затруднил себя даже посмотреть на «товар».  Причем, трое из них от меня сбежали. За одним я, было,  погнался, но потом передумал.  Гоняться за кем бы то ни было – унизительно.  Только поэтому. А так бы я его точно догнал. 

   А  один так нахамил, что пришлось сделать пометку в блокноте, чтобы не забыть упомянуть об этом инциденте в моём следующем письме к президенту. Надо отметить, президент всегда прислушивается к моим жалобам. Например, из ларька, который находится рядом с моим домом, наконец-то, исчезли из продажи пиво и сигареты. Также в кафе, где я обычно пью кофе, с недавнего времени никто не курит. Я, как человек некурящий, этому чрезвычайно рад! Вот так им и надо!  Недаром я написал президенту об этом три письма: два про ларёк и одно про кафе.  Теперь надо будет оповестить его, что к ларьку у меня претензий больше нет, зато теперь есть к парку.  В нем производится несанкционированная торговля котами! И хамов полным полно!

   После очередного отказавшегося, меня обуяло дикое негодование и возмущение от людской чёрствости, равнодушия и высокомерия. Да и хотелось уже скорей попасть  домой, чтобы, наконец, перенести на бумагу озарившие меня идеи, пока они не успели перескочить в голову кому-то ещё. Ведь, у нас, писателей, такое сплошь и рядом происходит: стоит только придумать что-то новое и оригинальное, как какой-нибудь юный наглец тут же ворует это прямо у тебя из головы. Я давно подозреваю, что они это делают с помощью каких-то модных технологий. Вроде какого-то вайфая, о котором недавно в поликлинике рассказывал один дед.  И тут моя «покупка» принялась истошно орать и брыкаться.

    Я в изнеможении упал на ближайшую скамейку. Затем быстро вскочил и проверил, не окрашена ли она. К счастью, до этой скамьи еще не добралась рука маляра. Снова присел. Сумку положил рядом с собой. Брезгливо осмотрел: я бы никогда с таким позорищем не вышел на улицу!  Посмотрел на часы, отсчитал ровно пять минут, неспешно поднялся и потихоньку побрел  к выходу из парка.

— Мужчина! Мужчина! Вы забыли! – послышалось сзади. Обернулся и увидел девушку. Она радостно подскочила ко мне, протягивая сумку. 

— Это не мое! – воскликнул я.

— Нет, ваше! Я видела! – настаивала она.

— Хорошо! Ладно, — я принял обратно сумку с животным. — Кстати, вам не нужен котенок?

— О, нет! У меня дома собаки!  А так бы с удовольствием! – ответила девушка. Она явно колебалась.

— Ну что вы! Кошки с собаками очень хорошо ладят! Вы только посмотрите на это чудо!  Могу взять чисто символическую цену, – я начал показывать ей то, что находится в сумке.

Содержимое при этом показало себя с плохой стороны. Оно все взъерошилось и попыталось вылезти наружу, при этом угрожающе рыча как настоящий тигр.

  Девушка покачала головой и поторопилась отойти от нас с «тигром».

Я с ненавистью затолкал  кота обратно.  Вот только молнию застегивать не стал. Лично мне он не понравился с самого начала.   Драгоценное время уходило.  Я уже с трудом вспоминал имя своего главного героя – Потнер или Потный что ли…

  Тогда я предпринял еще одну отчаянную попытку. Высмотрел бабку с палочкой. Подскочил к ней и дружелюбно сказал:

— Это вам! Подарок!

Она машинально приняла сумку, и меня уже ветром сдуло бы, если бы не поскользнулся на какой-то гадости. Надо будет в моем письме еще упомянуть, что за дорожками в парке совершенно не следят. Всякие нахалы раскидывают шелуху от семечек и кожуру от бананов, а дворников это совершенно не интересует!

   Пока я падал, бабуля успела кинуть в меня моей же сумкой. При этом кот, как ни странно, не выпал. Эта зараза  закрепилась  там как-то.

— Что вы творите! Как не стыдно?! – возмутился я, лежа на асфальте в обнимку с проклятой «покупкой».

 Но бабка, по-видимому, только притворялась немощной. Пока я поднимался, она неожиданно быстро начала удаляться.

— И на тебя, мымра немолодая, тоже пожалуюсь! – горячо пообещал я.

 И тут меня осенило.  Я отошел подальше в глубину парка.  Туда, где природы было больше. Кусты, деревья, высокая трава. То, что надо для обитания хищников. Положил сумку  на землю и скомандовал:

— Давай! Выходи!

  Зверь, очевидно, дураком не был, поэтому выходить не торопился. Пришлось его грубо вытрясти на траву.  Котенок сразу весь как-то сжался и поглядел на меня так, как никто еще не смотрел.  Смесь ненависти с отчаяньем.

— Давай, давай! Беги уже куда-нибудь! – приказал я, чуть поддев его кончиком ботинка.  Тот встал, и, спотыкаясь, сделал несколько шагов.  Он оказался еще и хромым!

  Подняв сумку с травы (я человек аккуратный и воспитанный), старательно сложил ее, сунул подмышку, чтобы выбросить в ближайшую урну, и двинулся в обратный путь.

   Значит, Поттер… Прежде чем спасти принцессу, он должен сделать еще какое-то хорошее дело. Спасти кого-нибудь! Например, кота… Черт! Не то… Спасти, допустим, младшую сестру принцессы. Совсем маленькую, беззащитную, хромую… Ой!  Что ж такое? Ладно, пусть сразу спасает принцессу. У нее будут голубые глаза, а волосы черные, как… Опять забыл. Один только кот на уме! Может, в этом всё дело…

 — Ну, всё! – сказал я сам себе и развернулся.

   Животное находилось на том же месте. Казалось, что спит, но как только я подошел, оно вылупилось на меня злыми глазенками. И даже позволило себе зашипеть.  Не церемонясь, я подхватил его, закинул обратно в сумку  и, скрипя сердцем,  понес домой.

    Дома зверь  сразу же поковылял под кровать и затаился. Но мне было сейчас не до него. Руки чесались излить на бумагу гениальные строки.  Ручка и бумага – самые верные друзья настоящего творца!

  По своему обыкновению, я  проговаривал вслух то, что пишу. Когда дело дошло до имени принцессы, я ненароком обернулся и увидел сидящего посреди комнаты котенка.  Тот очень внимательно глядел на меня, будто понимал каждое слово. В его голубых глазах я прочитал искреннее восхищение.

— Ми….ми…..мя… – сказал этот малыш.

— Точно! – обрадовался я, — пусть принцессу будет звать Мими! Оригинально, свежо, небанально.  И вместе с тем коротко и запоминается.

    А до принцессы, главный герой должен будет спасти… Кота! Точно…

Я с умилением посмотрел  на черное взъерошенное чудо.

—  Муз! Я назову тебя Музом!

  Далее строчки бежали  одна за другой. Если бы не назойливое мяуканье, я бы еще нескоро поставил точку.

   Однако перерыв все равно требовался.  Я, как человек не только талантливый, но и сообразительный, смекнул, что орущему котенку что-то надо. Очевидно, поужинать.

    Поскольку в моем холодильнике ничего мясного не оказалось, пришлось тащиться в магазин. Я разбираюсь во всем, кроме животных. Поэтому надолго задержался  возле полки с кормами. В итоге взял самый дешевый. Не потому что я жадный, нет.  Просто кот же не видит названий и без разницы ему, какой корм есть.

Когда я вернулся обратно, то не поверил  глазам:  в коридоре повсюду валялись мелкие бумажки. Поднял одну и прочел: «Ми…».

 Этот черный негодяй в мое отсутствие изорвал плод часовых усилий в клочья!   Мной овладела вполне справедливая злость. Я влетел в комнату и сразу увидел его.

— Мяу! – сказал он и захромал на кухню.

  — Ах ты, свинья кошачья! Ах ты, злодей! Ах ты! – вне себя повторял я, следуя за ним. – Да я тебя сейчас выкину в окно!

  Я был почти готов исполнить свой приговор. Но провинившийся зверь доковылял до угла кухни и грохнулся на пол. И словно бы замер. Тут  злость вмиг куда-то улетучилась. Я испугался и засуетился. Схватил купленный пакетик с кормом, выдавил содержимое на клочок своего же разодранного  текста и подложил «умирающему».  Тот чуть привстал, понюхал, словно я ему отраву предлагаю, и начал есть. Сначала именно есть, а через пару мгновений, совершенно меня не стесняясь,  жрать.  Пока я смотрел на него, в голову пришел очередной оригинальный ход по сюжету. А пусть в  моем рассказе кот окажется говорящим и станет лучшим другом главного героя!

  Закончив трапезу,  Муз облизнулся и залез на мой тапочек.

Устроившись на ноге, громко замурлыкал.

— Ладно уж, Муз, — растроганно произнес я. — Ничего! Мы с тобой еще лучше рассказ напишем!

Помеха

— Алло, доброе утро! Это поликлиника?

— Да. Здравствуйте.

— Мне нужно записаться к терапевту. И к хирургу. И к неврологу. И к инфекционисту. И к урологу. И к гинекологу….

— А к гинекологу-то зачем?

— Не перебивайте! И к дерматологу, и к венерологу, и к офтальмологу, и к кардиологу…

— Молодой человек! Вам нужно либо к психиатру, либо сразу к патологоанатому!

    От страха я бросил трубку, потому что к подобному специалисту я собирался в последнюю очередь. А может она права, и я скоро умру?

    Во всем была виновата птица. Я люблю сидеть у окна, взирать на природу и думать о своем славном будущем. В последнее время все мои силы и вдохновение уходило на сочинение песни.  В тот день, как обычно, я сидел у окна, продумывая рифму к слову «тучи». И тут меня осенило: «Люди! Тучи – люди! Отличная рифма!». И в этот самый момент огромная клякса как раз в форме мелкой тучки приземлилась на мое окно. С внешней стороны, разумеется. Это меня раздосадовало. Пришлось открывать окно и, превозмогая сильное отвращение, удалять это безобразие. Вдохновение как рукой сняло, да и здоровье тоже! Ибо  на следующий день меня сразил страшный грипп. Или ангина. Или воспаление легких…. А может, птица, через то, что она оставила на окне, передала мне какую-то заразу…  Или же даже все вместе! Потому что, ища в Интернете свою болезнь по одолеваемым меня симптомам, я вдруг обнаружил, что все они про меня. Даже беременность, и то, по многим признакам подходила и мне.  Причем лечение одной болезни противоречило лечению другой, что окончательно сбило меня с толку. В воспаленной голове пронеслась мысль, а вдруг я – избранный! Я прославлюсь благодаря своему редкому заболеванию? Но для того, чтобы снискать для себя этой славы, хотелось бы еще пожить. Вот поэтому я и обратился в поликлинику. До этого я был там всего один раз. Первый звонок меня напугал так, что я сразу залез под одеяло и померил температуру. Тридцать семь и два. Явно болезнь прогрессировала, так как накануне было тридцать семь и один.  Нельзя было терять ни минуты! Поэтому я заставил себя перезвонить.

— Девушка, милая, запишите меня к терапевту, к хирургу, к неврологу…

— Это опять вы? Может, вы сами подъедете и запишетесь по электронному терминалу? – голос женщины показался мне еще более раздраженным, чем в первый раз. Конечно, женщины, а не девушки. Это я ей так польстил. Хочешь жить – умей крутиться!

— Какие терминаторы? Я не знаю, что это! Я не могу, я плохо себя чувствую, у меня все болит! И вообще, по всей вероятности, я – настоящая находка для медицины!

— Значит, вызовите «скорую», раз так. Телефон ноль три, — женщина, судя по тону, уже намеревалась оборвать разговор.

— Нет! Послушайте! Вы обязаны меня записать, — вскричал я, чувствуя, что у меня неумолимо повышается температура. Наверное, уже тридцать семь и три. – Моя фамилия Пленкин. Я был у вас год назад.

Собеседница внезапно затаилась.

— Алло, алло. Вы меня слышите?

— Пленкин? Иван Пленкин? – наконец, неуверенно уточнил женский голос.

— Да! Надо же! Вы меня помните! – я даже немного умилился.

— Да. Конечно. Как вас забыть, — напряженно отозвалась тетка. — Вас на какое число записать? Я запишу вас к терапевту, а дальше он вас направит…

— О нет, только не к  Николаю Борисовичу! – воскликнул я, вспоминая свой визит годовой давности.  Тогда я пришел к врачу с простудой. Николай Борисович оказался невнимательным и весьма дряхлым дядькой. На все мои жалобы он кивал и выводил бесконечные каракули на бумажках. Много бумаги он тогда измарал, но дельного ничего не посоветовал. К тому же оказалось, что он половину того, что я рассказывал, не расслышал. Пришлось повторять по новой. Ему это не понравилось, но я проявил упорство. Наконец, он выписал лекарства, но меня насторожили незнакомые названия. Он выписал другие. Но я, человек грамотный, не забыл осведомиться о противопоказаниях. И не зря, так как явно и эти мне не подходили. В итоге он выписал те, которые я хотел.  Но по дороге в аптеку я нечаянно обронил рецепты, и мне пришлось к нему вернуться…

— Николай Борисович у нас уже не работает. А давайте-ка я вас запишу на среду к…

— Никаких сред! Сегодня же! Или завтра. Я же умереть могу!

— Да, да…. Конечно, конечно, — засуетилась она.- Минуточку! Вот, к Елене Яковлевне на одиннадцать часов завтра, подойдет?

— Ну, если другого варианта нет, то да. Попробую дожить.

Мне самому не хотелось практически на ночь глядя куда-то тащиться. Пусть даже за спасением жизни.

— Отлично! – как-то резко обрадовалась она. — Тогда завтра возьмете в регистратуре свой талончик.

— Спасибо, — вежливо ответил я, — а эта Елена Яковлевна – хороший врач? Опытный?

— О! – очень восторженно отозвалась регистраторша, — это самый лучший наш врач! Именно поэтому я записываю вас к ней! Она у нас профессионал, к ней очереди самые длинные. Она уже точно поможет вам, только вы все ей подробно расскажите, опишите каждый симптом, ничего не забудьте.

— Даже и не сомневайтесь, — вторил я, — я еще прославлю вашу поликлинику, если вам удастся меня вылечить!

— Я не сомневаюсь! Мы же до сих пор помним вас, и поэтому советуем все только самое лучшее!

— Тогда до завтра, милая девушка, — попрощался я. Может, ей, действительно, не так уж и много лет.  Голос-то звонкий, радостный стал ближе к концу разговора.

    Перед сном я снова померил температуру. Градусник показал тридцать семь, но я решил, что слишком мало его подержал. Но сон поборол болезнь, и мой воспаленный мозг погрузился в спасительную дрему.

     В десять сорок пять я был уже в поликлинике. Получил талончик и поднялся на лифте, которого, кстати, пришлось долго ждать, на второй этаж. Очередь у нужного мне кабинета образовалась нешуточная. Но я ни о чем не беспокоился – встал себе в сторонку, подальше от остальных больных. Я решил, что поскольку и так болен чуть ли не всеми на свете болезнями, то не стоит еще больше усугублять ситуацию чужими. Стоял себе спокойно и никого не трогал, пока одна несимпатичная старушка не  открыла рот, чтобы сказать:

— Парень, ты очередь занимать не собираешься? За мной будешь!

— У меня, бабуля, электронный билет есть, если вы знаете, что это такое. На нем написано одиннадцать ноль-ноль. Вот тогда я и войду, — я с достоинством достал из кармана бумажку и продемонстрировал ей.

— Я знаю, что это такое. Но очередь у нас живая! – насупилась та.

Я чуть не подавился со смеху. Надо же, совсем из ума выжила!

— Бабуля, что живая, это я вижу. Мертвым лечиться не надо.

   Мне думалось, я сделал удачное замечание. Но присутствующим так не показалось. Они были напрочь лишены здравого смысла.  Они начали ругаться и принуждать меня занять очередь. Якобы, мой электронный билет  на настоящий момент – ерунда полнейшая. Я должен был поверить либо им, либо регистраторше. Второй вариант выгоднее.

Я сказал:

— Товарищи! Вы – пещерные люди. И не моя вина, что вы не умеете пользоваться терминатором! Это раз! А второе…

    Но договорить мне не дали.  Один из этих неучей сказал такую оскорбительную фразу, что я опешил. Затем посмотрел на часы, которые показывали ровно одиннадцать, и заскочил в кабинет. Вовсе не от трусости, нет! Просто уже подошло мое время.

   В кабинете помимо медсестры и врача еще находилась пациентка. Встретили меня там еще более недружелюбно, чем снаружи.

 — Выйдите из кабинета, — грубо сказала мне, по всей вероятности, врач.  Потому что именно она, скрючившись над столом, что-то писала, а вторая, помоложе, ничего не делала.

— У меня талончик на одиннадцать ноль-ноль! – не растерялся я, пытаясь нашарить его в кармане.

— И что дальше? Вы не видите, что у нас пациентка? Идите за дверь и ждите!

— Вот еще! Я не намерен ждать! У меня талончик! Черт, куда я его засунул, — я в панике принялся обыскивать себя по второму кругу.

— Немедленно покиньте кабинет!

— Я на одиннадцать ноль-ноль! А сейчас уже одиннадцать ноль одна! Вы обязаны меня принять!

—  Быстро выходите!

—  А вот и не выйду! – Я сел на кушетку и сложил руки на груди. Как древний фараон, кажется.

В кабинете зависла неприятная пауза.

— Елена Яковлевна! Что с ним делать? Охрану вызвать? – обратилась грубая женщина к той, что помоложе. Я понял, что ошибся. Та, молодая, выглядела более привлекательно: круглое светлое личико, русые длинные волосы, мягкий взгляд серых глаз. 

— Извините нас, пожалуйста, за создавшуюся ситуацию, — обратилась ко мне та самая врач, — к сожалению, вы должны подождать какое-то время в коридоре, пока мы не закончим осмотр. Вам придется занять очередь, но мы вас обязательно примем.

   Я слушал ее бархатный голос как зачарованный. Захотелось что-то сделать для нее, например, выполнить любую ее просьбу.  Тут мне вспомнилось, что за дверью меня ожидают недоброжелатели, несмотря на то, что  талончик у меня на одиннадцать ноль-ноль! Но отчего-то засмущавшись, я вышел. И вновь очутился в волчьем логове. Кто-то что-то сказал, но  я промолчал, но не от трусости, а потому что с дураками спорить бесполезно. Принялся искать куда-то запропастившийся талончик.

— Что, терминатора потерял? – пискнул кто-то с галерки, и все остальные почему-то начали громко смеяться. 

— Эх вы! – горько вздохнул я, — взрослые люди! Но откуда в вас столько желчи? Я, между прочим, сильно болен и неизвестно, сколько проживу еще на этом свете. А вы бессовестно ржете! У меня есть все болезни…..

— Да, и талончик на одиннадцать ноль-ноль! – перебил писклявый, чем  почему-то вызвал еще одну порцию хохота (совершенно необоснованного).  Я начал подозревать, что это у них спровоцировано какой-то заразной болезнью.            Мне смеяться совершенно не хотелось, но стало страшно, что я могу заразиться от них. Еще не хватало, чтобы ко всем моим болячкам присоединился дурацкий хохот!   Я очень испугался, но и разгневался, надо отметить, тоже!  Единственным правильным выходом виделось мне  прибежать к регистраторше вниз и нажаловаться на этих ненормальных людей. Я стремглав  бросился к лифтам.  Лифт шел целую вечность. За эту вечность я решил спуститься по лестнице. Потом передумал, потом снова решил, а пока копался,  приехавший лифт кто-то перехватил. Пришлось все-таки идти.  Там внизу, продираясь через еще одну очередь, уже к регистратуре, я получил тысячи проклятий в свой адрес. Думаю, если бы все они сбылись, я вряд ли бы прожил больше минуты. Невиданное хамство! Но я  все-таки растолкал этих невежд и выкрикнул в окошко о своей проблеме. Но к моему удивлению, в ответ мне тоже выкрикнули. Правда, всего одно слово: «Псих!».  Сказав  им в ответ примерно то же, что и они мне, я отправился домой. Не потому что струсил, нет… Я решил написать жалобу президенту на эту поликлинику.  Задумано – сделано! Сначала я описал в письме симптомы моей болезни, потом оповестил о злых пациентах, перешел к некорректному поведению медсестры и работников регистратуры. Я поведал президенту о том, что у меня была законная запись на определенное время (через электронный терминатор, между прочим),  которой все пренебрегли. В конце я отметил, что если все-таки умру от своих болезней, то всему виной – моя районная поликлиника. В итоге письмо получилось длинное и обстоятельное. Очень оно мне понравилось! Я сразу же отправил его по адресу. Лег спать, по своему обыкновению, в одиннадцать ноль-ноль.  Только после этого, я вспомнил, что все еще болен.  Эта мысль бросила меня в жар. У меня  же нет ни лекарств, ни рецептов, даже анализы не успел сдать из-за тех нелюдей.  Я внимательно прислушался к себе и с ужасом осознал, что с каждой минутой мне становится всё хуже и хуже. Похоже, недуг резко прогрессировал.

«Хорошо еще, что письмо успел отправить! После моей смерти им точно воздастся по заслугам!» — подумал я и обессилено закрыл глаза. Наверное, мне не суждено уже подняться. Что ж, к гениям судьба всегда несправедлива.  Пусть суждено мне сгореть в расцвете лет, но я навсегда оставлю после себя след…

 — Мяу!

След… Лет…. В рифму, однако. Жаль, не успею записать.

— Мяу, мяу, мяу!

— О, черт! Совсем про тебя забыл. Ладно, иду, иду! – Я вскочил с кровати, сразу же попав ногами в тапки. Это не всегда бывает, но отчего-то сегодня получилось.

— Иду, иду, паразит голодный!  Надоел ты мне. С тобой даже помереть нельзя!

Таланты

— Алло….

— Доброе утро, Иван!  Спите?

— Уже нет, — я повесил трубку. Посмотрел на часы: ровно семь.  Два дня назад она была более великодушной: позвонила в восемь тридцать.  До этого – часов в девять. Если динамика сохранится, то в следующий раз придется проснуться в районе шести. А ведь раньше звонила по вечерам, пока я не стал отключать телефон.  Но на ночь оставлять его выключенным не мог: а вдруг мне станет плохо? Пока соображу, как и что, и помереть недолго. А она, зараза, просекла! А начиналось-то все вполне безобидно…

    Девушка  стояла около входа в ЦДЛ и курила. Прямо около самого входа. Это же просто безобразие! Ее черные волосы развевались на ветру. Я только отрыл рот, чтобы сделать девице замечание, как вдруг очередной порыв ветра выхватил из рук мою рукопись. О курящей я вмиг забыл  и начал лихорадочно  собирать с асфальта страницы романа. Девушка бросилась мне помогать. Но я жестом отстранил ее. Еще не хватало! Вдруг приберет себе пару листов?  А у меня же каждая страница – настоящее сокровище. Небанальный сюжет, прекрасно выстроенная композиция, яркие персонажи….

— «Рыцарь отошел в сторону. И тогда герцог влез на коня и сказал ему: «Она не достанется тебе!», после чего пришпорил его и поскакал…..», — все-таки ей удалось завладеть одной страницей.

— Отдайте!– я  возмущенно выхватил у нее лист.

— Но это же  гениально! – воскликнула девушка.

— Сам знаю! – зло отозвался я, пытаясь на весу разложить страницы по порядку. Однако не мог не заметить, что девушка эрудированна и начитана.  И почему мой роман никто не хочет издать? Литературным миром правят коррупция и безвкусица. Редакторы все как один печатают проходную муру, из расчета на примитивного обывателя.  Но я не отчаиваюсь и упорно хожу в Центральный дом литератора в поисках единомышленников. Пока что, за восемнадцать походов, таковых отыскать не удалось

— Вы, наверное, известный писатель? Могу я узнать ваше имя? – не унималась черноволосая.

  Я немного смягчился. В конце концов, мнение читателей тоже очень важно.

— Меня зовут Иван. Иван Октябрович Пленкин. Писатель. А как зовут вас?

— О! Кажется, я слышала о вас! А меня зовут Ирина. Я начинающий поэт. Мне очень повезло, что я вас встретила, — девушка вцепилась мне в руку. Ее глаза горели.

«Вот она слава! — подумалось мне, — интересно, где она могла про меня слышать?  Ну, понятно, в ЦДЛ всегда завистников хватает или молва всегда впереди героя скачет… Я здесь часто появляюсь».

— Ирина, — как можно галантнее произнес я, высвобождая руку, —  здесь прохладно. Давайте пройдем в помещение. Там и поговорим.

Она с готовностью кивнула. Как только мы вошли, девица начала тянуть меня  в сторону буфета.

— Может быть,  выпьем за знакомство, побеседуем! Мне важен ваш совет! Не беспокойтесь, я угощаю, — на ее последней фразе я проникся к ней доверием.

 — Хорошо! – сдался я. Не так часто удавалось побывать в обществе единомышленников. Тем более таких, которые что-то понимают в литературе.  Мы спустились вниз. Именно здесь, в этом прокуренном помещении, дня три назад, я пытался достучаться до издателя Антона Корректорова. Но он был настолько пьян, что позволил себе нагрубить.

— Товарищ Пленкин! Вы меня уже достали! Займитесь своими прямыми обязанностями. Вы по профессии слесарь? Вот и слесарьте! А в литературу не лезьте. В ней и так полно таких как вы, графоманов, — сказал тогда он, опрокидывая очередную порцию коньяка. Я не стал писать на него жалобу только из-за его состояния. Предполагаю, что в трезвом виде он передо мной извинится, как минимум. А скорей всего оценит по заслугам и издаст мой роман. Поэтому я просто его ударил. Мысленно.

   Ирина проворно отыскала свободный столик, усадила меня и побежала делать заказ. Я огляделся.  Кругом знакомые лица. Вон этот, толстый, месяц назад, даже слушать меня не захотел… Но ему еще придется. А вот тот, с красным лицом, неделю назад признался, что никакой он не издатель, а обычный пьяница-неудачник.  Вот к нему точно не подойду, чтобы время не тратить.

 Ирина вернулась довольно быстро. Я даже не успел разглядеть их всех в табачном тумане. 

 — Иван… Можно, я буду без отчества? А то оно у вас сложное… Я пишу стихи, хотела бы проконсультироваться, насколько они хороши.

— Видите ли, —  слегка развалившись на стуле, я принял непринужденную позу. По моим наблюдениям, так делают все литературные мэтры. – Я специалист в прозе, а не в поэзии. Но, конечно же, попробую вам помочь.

— Ой, как здорово! – она захлопала в ладоши. — Я так мечтала поговорить с настоящим писателем! Мне так важно ваше мнение!

    Она достала из сумочки скомканный листок и протянула мне. Я развернул.  И,  признаться, ничего из написанного не понял. Там  все было не в рифму. Какие же это стихи?

 — Хм, — тем не менее произнес я с умным видом, — хм… Ну, неплохо.

— Ой! Здорово! А что вам больше всего понравилось? – глаза собеседницы загорелись.   Да и  вся она словно светилась изнутри. Мне не захотелось ее разочаровывать, и поэтому я ответил:

 — Вот про любовь, сияющую в ровном свете свечи в предутреннем мраке очень даже неплохо. Только вот непонятно, почему не в рифму…

— Но это же верлибр! Разве вы не поняли?! – воскликнула Ирина, делая большой глоток вина из бокала. Я последовал ее примеру.  Не мог же сказать ей, что наверняка это какая-то новомодная придумка, возможно для эстрадных певцов или для тех, кто говорит под музыку. Кажется, рэп, называется.  Чушь какая-то, наверное.

— И все равно! Должно быть в рифму! – продолжал упорствовать я, хоть уже и не очень уверенно.

— О! А я думала, что вы профессионал, —  разочарованно протянула собеседница и отвернулась.

— Очень даже профессионал! – я сделал еще один глоток. – Поэтому и говорю, в рифму должно быть! «Любовь — вновь», «тебе — себе», а у вас ни в одной строчке этого нет!

— Понятно! – Ее глаза сразу словно бы потухли, — значит, по-вашему, у меня нет таланта?

— Ну почему же… Просто вы пока новичок, — я отпил еще, — но если хотите, научу вас писать хорошие стихи. Я сам когда-то в юности писал. Они даже печатались в одной известной газете.

   Про последнее  я соврал. Напечатаны они вовсе не были, потому что оказались слишком хороши для той газетенки, куда я их отправил.  Другой причины быть не могло.

— Я очень была бы этому рада! Ведь с вашей помощью меня напечатают, правда? – она  вновь схватила меня за руку. В Ирининых глазах плескалась такая мольба, будто от меня зависела ее жизнь. Я даже чуть не поперхнулся вином. 

— Если вы будете прислушиваться к моим советам, то конечно,– я сделал еще глоток.

   Ирина внимательно смотрела, затаив дыхание.  Конечно же, ведь перед ней живой классик, молодой, умный!  К тому же  я, как очень хороший оратор, не подкачал и здесь.  Перечислил все свои публикации, звания, озвучил сумму гонораров. И пусть немного приукрасил, ну почти всё,  – ну и что с того? Не нужно быть оракулом, чтобы предвидеть такой очевидный факт.  А то, что непременно сбудется, никак не может являться ложью.

Девушка всё это время глядела на меня с нескрываемым восторгом.

— А сейчас расскажу вам о своем новом романе, —  и я пересказал  ей содержимое рукописи. Потом, конечно же, пожалел. Зачем вот так первой встречной подбрасывать такие хорошие идеи!?  Но я был слегка…одурманен. Возможно, она мне что-то подмешала в вино…

— Как это все интересно! Вы просто гений! – воскликнула она  после того, как я блестяще завершил повествование.

— Да! Но это еще далеко не все! У меня в планах есть продолжение. Вот тот герцог, он должен оказаться внебрачным сыном короля…

— Какой замечательный ход! Давайте выпьем за это! – Ирина меня прервала. Я даже немного обиделся.

— Знаете что… Не хотите слушать – не надо!

— Нет что вы! – замахала руками она, — просто уже очень поздно и пора идти.  Но очень хотелось бы продолжить общение. Могу ли взять у вас телефон?  И свой оставлю. Ведь вы мне поможете с моими стихами, правда?

Надо было сразу сказать, что ее стихи – лишь неудачный набор слов. Но у меня уже еле-еле шевелился язык. И вовсе не от вина, а оттого что пришлось очень много говорить.

— Мммм….. – отозвался я, делая  гло…. В общем, отозвался.  Она приняла это за знак согласия.  Радостно оторвала кусок салфетки, написала номер и протянула мне. Я машинально положил бумажку в карман.

— Спасибо, спасибо! Я знала, что сегодня у меня удачный день! Невероятно повезло встретить вас! Такого талантливого, опытного, известного! И непременно оставьте автограф! Я буду показывать вашу роспись друзьям! Я такая счастливая! – Ирина гладила меня по руке и улыбалась.

   Я не мог не оттаять.  Она снова протянула мне ручку и салфетку.  Как можно изящней я поставил свой автограф и написал телефон. Последнее я сделал зря, но уж очень подкупила меня тогда искренняя  радость поклонницы.

Ирина позвонила уже на следующий день. Долго и нудно читала в трубку свои  новые произведения. Я едва не уснул, но все же выдавил из себя какую-то похвалу, лишь бы отстала.

 — Ура! Я рада, что понравилось! Вы поможете мне это опубликовать?

— У меня полно дел. Как-нибудь обязательно, но попозже, — ответил я.

— Хорошо! – легко согласилась Ирина, — тогда я позвоню завтра.

И она не солгала. На этот раз я сказал, что приболел.  И целых два дня жил спокойно. На третий день вновь раздался звонок.

— Как вы себя чувствуете? Вам нужна помощь?  – ее голос был полон сочувствия. Но я не поверил в ее искренность.

— Уже намного лучше, но все еще не очень хорошо, — пришлось пару раз кашлянуть для эффекта и ложно высморкаться.

— Выздоравливайте скорее! Я вам написала стихотворение, вот послушайте…..

И мне пришлось слушать. А на следующий день слушать еще.  Я начал бояться телефона. Но не брать трубку не мог. Ведь в любой момент могли позвонить из какого-нибудь издательства.

Я очень культурный и воспитанный человек. Этим, конечно же, многие пользуются. Вот Ирина, к примеру.

— Знаете что, девушка, не звоните мне больше. Всё! Я не желаю слушать ваши графоманские стихи и помогать вам не собираюсь! Отстаньте! – это я сказал уже после восьмого или девятого звонка. Хотя, может, седьмого.

— Как вы можете со мной так обращаться? Как вам не стыдно! Вы мне сами обещали помочь! Я буду жаловаться в  ваш Союз писателей! – затараторила «трубка».

     Ни в каком Союзе писателей я (пока!) не состоял, поэтому не испугался. Наоборот, разозлился еще больше.  С размаху повесил трубку. Нет, такой славы не хотелось.  Все-таки не везет мне на фанатов.

Через пару дней мне позвонила неизвестная гнусавая женщина.

— Здравствуйте! Это известный писатель Иван Октябрович?

— Да, — я затаил дыхание.  Наверняка та самая Изольда Дмитриевна из издательства «ТСА», которой я на днях выслал роман.

— Мне из Союза писателей дали ваш номер телефона. Очень хотелось бы получить рецензию на пару талантливых стихотворений. Нужно авторитетное мнение. Не подскажите вашу электронную почту?

— Конечно, – ответил было я, но тут вспомнил, что не состою до ближайшего будущего в этой организации.

— Так. Это Ирина? – догадался я.

— Нет, Татьяна, — прогнусавили в ответ.

— Ну да, конечно! Не держите меня за дурака! У меня стопроцентный слух. Еще раз позвоните – я обращусь в полицию! Перестаньте меня донимать! – я разозлился не на шутку. Если бы сейчас она сидела рядом, точно выдернул из-под нее стул.

— Ха, ха!  — Перестала прикидываться противная девушка и уже своим голосом продолжила, —  не говорите чушь!

— Вот оно что, вот… – от гнева я никак не мог подобрать нужные слова, — вы сами — чушь!

— Не оскорбляйте! Лучше послушайте, что я вчера сочинила…..

     С тех пор я начал по вечерам выключать телефон. Но стало хуже – она будила по утрам.  Маньячка во что бы ни стало, стремилась воспользоваться моим именем, связями и терпением.

    Конечно, я пошел к участковому. Но тот сказал, что, видите ли, раз нет угроз, то оно и ничего, пусть названивает, пока не надоест… Я, конечно, ответил  все, что думаю о нем.   А думаю я одно —  он уже давно подкуплен. Да той же Ириной, к примеру!  

    Оставалось единственное средство – написать письмо президенту. В нем я подробно изложил проблемы и завершил эффектным абзацем:

«Довожу до вашего сведения, что всякие неуравновешенные графоманы не дают проходу талантливым людям. Это безобразие! Ведь творческая личность не может обрести музу, когда ее ставят в условия стресса! Эти графоманы наглы, настойчивы, твердолобы и, главное, не понимают, насколько они смешны и глупы! Пожалуйста, примите меры к подобным личностям! Работать в такой атмосфере совершенно невозможно! Как всегда, искренне ваш, Пленкин. Иван Пленкин».

    На другой день звонки прекратились. Видимо, президент принял меры. Я давно не был таким довольным.  Все-таки не зря же существует высшая власть.

    Начал  с  упоением продолжать писать вторую часть романа. Но что-то не клеилось, было не так. Хотелось бы посоветоваться с кем-то. И тут я подумал про Ирину.  Как узнать ее телефон?

Но тут вспомнил, что засунул бумажку с ее номером в карман брюк.

— Да, слушаю… – голос на другом конце провода показался мне сонным. Странно, ведь уже полдевятого утра.

— Ирина! Доброе утро! Вот послушайте… Я тут написал кусочек небольшой, не могу понять, что в нем не то…

И я стал читать ей свой отрывок.

 Здравствуйте, я ваш дядя!

— Алло, алло, это ты?

— Я – это я, а уж кто вам нужен – не знаю, — ответил я на столь дурацкий вопрос. Телефонный звонок застал меня за приятной послеобеденной дремотой, от которой, понятное дело, теперь не осталось ни следа.

Мужчина в трубке, однако, не расслышал.

— Так это ты, да?

Я разозлился. И хотя на линии шумы и помехи, как будто звонили издалека, тем не менее это не оправдание для идиотизма.

— Я – это я, а вот вы-то кто?

— Не слышу…. Алло, алло…..Плохая связь…. Я же издалека….. – голос то приближался, то отдалялся под аккомпанемент гула, навевающего мысли о том, что звонящий стоит посреди огромного снежного поля в самом центре бури. Ветер свищет ему в уши,  снег залепляет глаза, но он упрямо стоит, держит замерзшей рукой телефон, который уже намертво примерз к уху, и все ради того, чтобы узнать, я ли это или не я…. Так ярко представил себе эту картину, что чуть было не забыл о собеседнике.

— Что значит издалека? Из деревни Кукуево что ли? – ехидно отозвался я, все еще под впечатлением звуков бури из трубки.

— Да, — неестественно громко и даже обрадованно ответил мужик, — Так ты меня узнал, Вань?

Внезапно я вспомнил, что у меня есть дядя, вот уже несколько лет  действительно проживающий в Кукуево.

— Дядя Владлен…. – предположил я, хотя очень надеялся, что ошибся.

— Да, да, это я! Сейчас отойду чуток, может связь получше будет… Погодь….

Картинка в моем воображении сразу сменилась на другую. Хоть я никогда не был в Кукуево. Мне представился мужик в телогрейке и резиновых сапогах, стоящий посередине огромного свинарника и со всех сторон на него шипят свиньи. Хотя свиньи вроде бы хрюкают…Может, это змеи?

— Ну вот, я отошел от телевизора, теперь тебя лучше слышно!

Действительно, теперь я его слышал идеально.

— У тебя есть телевизор? – удивился я.

— Конечно! И телевизор, и компьютер с Интернетом…. И звоню я тебе, между прочим, с мобильного телефона.  А ты что думал, у нас в деревне каменный век?

 Дядя всегда, сколько я его помню, был очень едким человеком. И, я бы даже сказал, малоприятным. Но до сих пор все складывалось благоприятно, и  встречались мы редко. В последнее время я вообще забыл о его существовании.

— Думал, что каменный. И что ты столько лет не объявлялся, поскольку гонец с весточкой от тебя все еще в пути, — съязвил я. Хотя, если честно, меня нисколько не волновало, как поживает дядя Владлен и как его дела. Но его, видимо, очень волновали мои.

— Как твои дела? – мое резонное замечание он пропустил мимо ушей, — Ты там как в столице поживаешь? Не женился еще?

— Нет.

— Очень хорошо! –радостно воскликнул дядя, — Тогда я приеду к тебе на пару-тройку дней, у меня как раз дела в Москве.

Вот только этого мне еще и не хватало! Я в ужасе замер и начал лихорадочно придумывать, как бы предотвратить грядущее событие. Я не то чтобы человек негостеприимный, просто мой дядя из разряда тех гостей, которых никто не ждет и не приглашает. Куда бы он ни приходил, везде устанавливает свои правила, постоянно жалуется, спорит и считает себя во всем самым умным и гениальным. В общем, очень неприятный характер! Хорошо, что я не в него.

— Алло, Ваня… Ты здесь?

— Дядь Коль, я… Это… Болею… Простудился. Ты это, лучше ко мне не приезжай, а то заразишься, — выпалил я первое, что пришло в голову. Хотя, насколько я знал родственника, если он что-то задумывал, то обязательно выполнял. Попытался покашлять, но получилось похоже на кряхтение.

— Опять эти помехи на линии! Да что ж такое! А ты все болеешь, да болеешь….  Что-то хлипкое у тебя здоровье. Закаляться надо. Я помню, лет пять или шесть  назад ты тоже заболел перед моим визитом… Ну ничего, у меня как раз аспирин остался. Срок годности через неделю истекает, прям даже не знал, куда его девать. Теперь знаю, тебе привезу. Во как удачно сложилось!

 Я был противоположного мнения.  Вдобавок меня охватила паника.

— Дядя, я…..

— Не слышу! Опять ты пропадаешь! Жди меня завтра вечером, буду тебя лечить.

И он отключился. Я резко почувствовал себя действительно нехорошо. Даже решил померить температуру. Но и она оказалась не на моей стороне – как назло доползла до идеальной отметки и никак не хотела подниматься.

 Я сел на кровати в позу китайского мыслителя и принялся перебирать все возможные варианты предотвращения визита родственника. Ни один не подошел. Вариант забаррикадироваться внутри квартиры и не открывать дверь пришлось отмести сразу, как только я представил, как дядя Владлен вызывает полицию, скорую помощь, МЧС и ломает дверь. Один раз так чуть было и не случилось.  Можно было еще подговорить Ирину, якобы она моя жена и мы живем вместе, чтобы дядя почувствовал себя неловко и быстро отбыл. Но при таком раскладе существовало две опасности. Первая, дядю это не смутит, что очень даже на него похоже. А вторая, что эта затея так понравится Ирине, что она еще напридумывает себе невесть что и захочет навсегда у меня поселиться… Женщины, они же такие коварные….

    Помню, когда я был еще совсем юным, мне очень нравилась одна девчонка. Я долго ухаживал за ней: читал стихи, провожая домой. Но однажды, во время очередной, очень даже удачной, декламации, она резко остановилась и сказала: «Что ты ко мне прилепился со своей чепухой? Хочешь приятное сделать, на вот, понеси портфель». И она ухнула мне свой саквояж. От неожиданности я выронил навязанную вещь в лужу. Луже это не понравилось, и она  обдала платье девчонки грязью. Совсем немного, в двух-трех местах. Пока я думал, что предпринять, ведь лезть в лужу совершенно не хотелось, попутчица залилась слезами.  «Ты специально это сделал, дурак!» — она не поленилась нагнуться, черпнуть грязи и запустить в меня. Грязь попала в цель, в самый лоб. С тех пор я понял, что женщина – существо в высшей мере коварное.

Поэтому от этого плана я быстро отказался. Еще можно было бы самому уехать куда-нибудь, оставив дяде записку под дверью. Но тогда придется уезжать минимум на неделю, потому что я даже и не сомневаюсь, что дядя Владлен будет все равно наведываться каждый день и звонить.  Одним словом, пришлось смиряться с неизбежностью. Небольшую надежду, впрочем, я возлагал на Муза – вдруг у дяди аллергия на кошачью шерсть. Или это у дяди Сталена? Не помню.

 В тот день у меня было настолько паршивое настроение, что я не написал ни строчки.

  Неприятный момент встречи наступил. На всякий случай я все-таки обмотался шарфами буквально с головы до пят и немного натер лоб и щеки свеклой, типа у меня жар.  А еще можно сказать, что у меня какое-нибудь аллергическое и жутко заразное заболевание… Хотя нет, тогда точно дядя в больницу меня засунет!

  Звонок в дверь прогремел ровно в шесть ноль-ноль, и я поплелся открывать.

 Дядя оказался точь-в-точь таким, каким я его запомнил: румяным, высоким, бородатым и круглым. За плечами у него возвышался рюкзак, а руки занимали огромные пакеты. У меня закралась нехорошая мысль, вдруг я ослышался и дядя собрался ко мне не на два-три дня, а на два-три года.

   — Вань, ну чего стоишь, пройти-то дай, — пробасил он, — На вот, пакет возьми. Там твой аспирин, кстати.

Я чуть было не согнулся пополам, настолько тяжелой была эта его поклажа.

 — Да… А ты все такой же худенький и хиленький…. Москвич, одним словом, — дядя прошел в прихожую и легко скинул все свои баулы. – Да, у тебя ничего не изменилось, вот только пахнет по-другому.

 Тут взгляд родственника упал на Муза. Кот принял гостя более чем прохладно – он ощетинился, зашипел и от греха подальше спрятался под ванну. Я проводил его тоскливым взглядом… Счастливчик!  Жаль, но я там точно не помещусь…

— Кота, значит завел? Зря, зря… Это же целую кучу денег стоит, кормить его. Транжира ты, Ваня,  транжира…

  Поскольку дядя спокойно прошествовал на кухню, а не выскочил за дверь, я сделал вывод, что аллергией на котов родственник точно не страдает. Тогда я громко чихнул, то есть очень постарался имитировать чихание.

— Вань, ты уж не пой, ладно? Я помню, ты в детстве увлекался пением, но поверь, голос у тебя ни к черту…

И дядя Владлен, втащив сумки на кухню, преспокойно начал вытаскивать какие-то свертки.  Я был вне себя от ярости, и готов был наброситься на нахального родственника, но с большим трудом сдержался. Ведь родственник как-никак. Иначе бы я его….

— На вон, это тебе, держи, — он протянул мне газету.

— Спасибо, мне неинтересны новости двухмесячной давности, — недовольно сказал я.

— Да причем тут это… Хотя, а почему бы и не почитать перед сном? Я так всегда делаю. И потом ничего же особо не меняется. Те же физиономии. Ты посмотри, там аспирин твой.

 Я нехотя принял сверток. Дядя внимательно посмотрел на меня и недобро прищурился.

— Надо же, как это на тебя столица действует…. Краситься  что ли стал?

 Тут я по-настоящему вспыхнул. Наверное, остатки свекольного сока поблекли перед естественным гневом.

— Что? У меня, если хочешь знать, температура, аллергия, и вообще…. И вообще, я тебе не маленький мальчик! Я известный писатель! И если ты приехал ко мне, чтобы меня оскорблять, лучше поезжай обратно в свое Кукуево!

 Вот какую фразу я сказал и тут же пожалел. Конечно же, не себя, а дядю. Нехорошо все-таки расстраивать родственников, он такой чувствительный и немолодой…  Дядя медленно встал со стула и почесал бороду. Я отлично знал этот жест,  и вдруг мне захотелось выйти из дома и прогуляться по парку. Я вспомнил, что уже давно хотел погулять, да и полезно это, подышать воздухом перед сном. Я уж было собрался осуществить задуманное, как дядя вполне мирно поинтересовался:

— Так ты писателем стал? Не ожидал! Молодец! Ну, тогда я могу тебе кое-что показать, может, посоветуешь…

 Он развернул плоский рваный пакет, которому было уже лет сто, не меньше. Тем не менее, дядя еще как-то умудрился завернуть что-то в эти лохмотья. Лично я давно бы  уже выбросил подобное позорище. Но мой дядя всегда был жмотом. Даже аспирин и тот привез лишь потому, что почти просроченный!

 — Вот, погляди!

 Дядя с гордостью начал демонстрировать содержимое позорного пакета. На мой взгляд, оно оказалось даже кошмарней обертки. Это были небольшие листы бумаги, на которых либо новорожденный, либо слепой пытался что-то изобразить в цвете. Поскольку дядя Владлен не был женат и не имел детей, то, возможно, это было творчество деревенской детворы. Ну, или какого-нибудь местного юродивого…. Пока я размышлял над этими каля-маля, родственник глядел на меня с довольной улыбкой.

— Ну как тебе, а? – спросил он, видимо, утомившись ждать моей реакции.

— Ну…. , — осторожно начал я. –  Насколько я разбираюсь в живописи, это явно авангард, да?

— Почему же, — обиженно произнес дядя, — Вот смотри, вот это, например, очень даже реалистичный пейзаж. Вот облака, вот небо, вот трава, видишь?

 Ничего подобного я не видел. Только лишь какие-то абстрактные несуразные пятна, неряшливо разбросанные по бумаге. Даже жалко было такой хороший лист тратить на подобный «шедевр»! Лучше бы мне отдал, я бы на нем написал рассказ, а то приходится писать на клочках бумаги… Мой блокнот уже давно «закончился».

— Ну, как бы…… — я тянул время. Конечно же, можно было сказать, что изображенное – чепуха полная, но, повторюсь, дядя – человек немолодой и, может быть, не очень здоровый… Кто знает, может эти каля ему чем-то дороги… Вдруг, это его детские рисунки.

— Ты давай, время не тяни. Вижу и так, от восторга дар речи потерял. Это хорошо. Значит, здесь и другие признают, что я великий художник!

 Я чуть не захлебнулся от изумления. Надо же, так это совсем недавнее дядино «творчество»…

— Я затем и приехал, чтобы показать одному известному художнику. Еле раздобыл его координаты, — сказал дядя, любовно рассматривая свои «рисунки».

— Знаешь, эти рисунки…ммм… странные на мой взгляд, уж не знаю, понравятся ли они профессионалу,- наконец произнес я, хотя планировал сказать намного категоричнее. Но язык не повернулся. Жаль ранить дядю Владлена.

— Думаешь? – резко развернулся тот, — Да что ты понимаешь в живописи? Ты вообще ни в чем ничего не понимаешь! Вот ты точно так не сможешь нарисовать!

 Говоря все это, родственник побагровел так, что мне сделалось страшно. За него.  К тому же он был совершенно прав в том, что ТАК нарисовать я точно не смогу. Поэтому, чтобы не нервировать пожилого человека, я гордо прошел в свою комнату и запер дверь. Не потому что кого-то боялся, а потому что решил открыть форточку, а сквозняков я опасаюсь.

 Я еще долго слушал, как дядя на кухне шуршал газетами и ворчал. Наконец, ему это надоело. Он постучался ко мне:

— Вань, давай, выходи. Помоги мне постелиться, как-никак ты тут хозяин…

 Я громко захрапел. В конце-концов, пусть потрудится. Уж диван в большой комнате найдет.  

Назавтра пришлось тащиться с ним в магазин. Дядя наотрез отказался идти туда один. Честно говоря, этого похода я опасался. В магазине все меня знали и уважали. Еще бы! До этого я на них написал целых три жалобы, одну из них президенту.  Теперь же несносный и неотесанный  дядя мог испортить их положительное впечатление обо мне.  Так и оказалось. Пока мы с ним ходили по магазину, он то и дело громко комментировал цены. Мне они тоже не шибко нравились, но я говорил о них я совершенно в других выражениях. В какой-то момент мне сильно захотелось сделать вид, что я не с ним. Я попробовал так и поступить, но родственник ходил за мной по пятам и неизбежно оказывался рядом.

— Это возмутительно! – басил он на весь магазин, — За какое-то химическое молоко такая цена космическая! Да у нас в Кукуево на целых десять рублей дешевле! Что ж мне теперь, оттуда продукты привозить? Где это видано, что магазин так крупно наживается? А хлеб…. Он у вас что, из золота?

 Наконец, он положил в корзину яйца, хлеб, молоко и самые дешевые котлеты, которые даже я не покупаю.

 Мне было стыдно идти с ним в кассу, но, тем не менее, конечно же, пришлось.  Кассирша со мной поздоровалась ( я давно заметил, что нравлюсь ей, она смотрит на меня очень пристально. Хотя неудивительно, я нравлюсь многим женщинам). Обычно мне это приятно, но только не в компании дяди.

— Сколько, сколько вы сказали?

Кассирша терпеливо повторила сумму.

— Нет, быть того не может! Я в уме по-другому посчитал! Минуточку, сейчас калькулятор достану, а то я явно вы меня надуть хотите!

И он принялся щупать свои карманы.

— Это ваш отец? – с немного, как мне показалось, язвительной улыбкой обратилась ко мне кассирша.

— Ничего подобного! Дальний родственник! – поторопился ответить я.

— Понятно. Вы очень похожи.

 Очевидно, ей хотелось сделать мне комплимент, но не получилось. Я нахмурился и отвернулся. Ничего я не похож. У меня нет бороды, пуза, и вообще я еще очень даже не пожилой человек. И уж точно не такой жадный и дотошный!  Надо же, а я еще симпатизировал этой девушке!

— О, черт! Вы меня сбили!  Придется заново считать! А был бы я твоим отцом, ты бы уже, глядишь, в правительстве работал, как твой покойный отец Октябрь. Но нет, распустил он тебя….

  — Знаешь, дядь Владлен, считай скорей, вон какую очередь собрал! – поторопил я его. Ненавижу, когда бедные люди стоят и ждут из-за какого-нибудь барана! Хоть я и сам, бывает, пересчитываю на калькуляторе, но только в случаях необходимости, а иногда и просто делая одолжение кассирше, чтобы она имела возможность подольше на меня любоваться.  Очередь, надо отдать должное, стояла тихо-мирно и ждала. Кто-то, правда, видимо не из аборигенов, начал было возмущаться, но на него зашикали остальные. Тем временем дядя раза три посчитал и у него, видимо, все сходилось. С досадой он засунул калькулятор обратно и, наконец, сошел с места. Очередь при этом вздохнула с облегчением.

— А вы, Иван Октябрович, ничего покупать не будете?

 И тут я вспомнил, что хотел купить корм для кота.  

— Да, я вспомнил, что мне нужны пара пакетиков….

— Я сейчас принесу! А то мы тут вечно стоять будем, уж не в первой! – вызвался молодой человек в самом конце очереди.

— Но вы ведь не знаете…

— Очень даже знаю! Каждый день вас тут вижу.

И он исчез за полками. Дядя с уважением поглядел на меня. Я даже выпрямился. Вообще, за осанкой я слежу, но не всегда получается про нее помнить. Ведь столько всего надо держать в голове, что какая-то там осанка уходит на десятый план.

— Вот!

— Это не такие, я хочу взять с рыбой, — категорично заявил я, когда он принес два с мясом. Доброволец недобро на меня посмотрел и побежал менять.

 Наконец мы вышли из магазина. Я ожидал, что дядя скажет что-нибудь в духе, «да, я теперь понял, что ты известный писатель, тебя знают люди», вместо этого он сказал:

— Запомни, Ваня, всегда считай на калькуляторе не по одному разу. Кругом одни мошенники, норовящие одурачить. Однажды меня нагрели на десять копеек, я это понял только дома, пришлось возвращаться и разбираться с администрацией. И они мне их вернули. Нас, Пленкиных, не проведешь!

 Я хмыкнул. Вообще-то за десять копеек отстаивать свою правоту нелепо. Вот если пять рублей – другое дело, но копейки – это уже перебор. Вообще, все, что делал дядя – так это во всем перебарщивал. И при этом еще и имел обыкновение поучать.

— Давай своему коты не полпакета за раз, а четверть! Так ему на четыре раза хватит, а то и на пять. Ты совершенно не умеешь экономить! Как ты еще не спустил всю сумму, что у тебя на счету лежит… Кстати, сколько у тебя там?

— Знаешь, вот это уже не твое дело! – не выдержал я.

— Как это не мое? Мой брат тебе завещал, и я имею право знать, как племянник ими распоряжается…

— Ты не интересовался этим лет десять! И еще десять лет в неведении поживешь, ничего страшного! – тут уж я дал себя волю. Даже Муз испугался. Я вскочил и принялся размахивать руками. Есть у меня привычка такая. Говорят, со стороны очень страшно выглядит, просто в шок ввергает противника. На дядю, видимо, тоже подействовало. Он хотел что-то сказать, но передумал и махнул рукой. Затем занялся очередной раскладкой своих ужасных произведений.  На следующий день он собирался показать их какой-то якобы «шишки». Я очень надеялся, что «шишка» разъяснит дядюшке о его художественной профнепригодности, и тот быстро соберет вещички и отчалит домой. Но получилось не совсем так.

 На встречу с «шишкой» дядя пошел один, чем несказанно меня обрадовал. Я целых два дня не имел возможности писать, и с радостью воспользовался его отсутствием. Но не так-то просто нам, истинным творцам, настроиться на рабочий лад после столь большой паузы. В голову сначала ничего не шло, пока я не придумал весьма удачный ход с новым персонажем. Я назвал его дядюшка Дурашибальд и сделал самым отрицательным и кровожадным героем своего нового романа о приключениях короля. Только у меня он получился почему-то худым.

«Аха, — злобно сказал Дурашибальд, — а вот и я……»

Звонок в дверь заставил меня вынырнуть из мира литературы.

— А вот и я! – провозгласил дядя Владлен, вваливаясь в прихожую.

— Ну как? – с напускным интересом спросил я. Хотя и так уже знал ответ.

— Да никак! Видите ли, болеет он! Сказал, чтобы я завтра пришел. У вас тут что в Москве, эпидемия? Ну, ничего, приду завтра. Кстати, ты еще не весь аспирин съел? Дай пару таблеток, я ему отнесу. Тогда точно меня примет.

    Я вздохнул. Нет, все-таки не знал ответ. Получается, что дядя точно сегодня не уедет, да и завтра навряд ли.  Но все оказалось куда хуже, потому что этот мифический великий художник вновь отказался разговаривать с моим родственником. Я его прям возненавидел, этого «больного». Решил, если он в скором времени не поправится, самому к нему придти и объяснить что к чему, а еще за моральный ущерб взыскать. Моральный ущерб тем временем все возрастал. Дядя Владлен успел разругаться вдрызг с парикмахерской, где ему якобы не так подравняли бороду. Не на 1,2 см, а на 1,4.  При этом он не поленился придти туда с линейкой и измерить «до» и «после». Затем в самый час пик он настроил против нас с ним целый вагон метро, нас даже хотели выпихнуть, но мы держались, как могли. В итоге победили. И как только двери закрылись, я вспомнил, что эта была наша остановка. Пришлось еще целый перегон слушать недоброжелательные возгласы в наш адрес.

— Я вас всех найду! Я на вас жалобу напишу! А ну слезай с моей ноги,– угрожал дядя, затиснутый между двумя огромных размеров тетками, на фоне которых он выглядел почти что худощаво.

— Куда я ее дену, отстегну что-ли? Терпи, деревенщина, — вызывающе ответила одна из дам.

 Тут дядя Владлен сказал нечто, очевидно на Кукуевском наречье, и я очень пожалел, что недостаточно худ, чтобы протиснуться в сантиметровый просвет между компании мужиков, к которым я против своей воли был крепко прижат. К счастью на следующей остановке нас  буквально вынесли на руках и аккуратно поставили около полицейского. Разговор с полицейским у нас получился коротким, потому что он наотрез отказался зафиксировать наши жалобы.

— Безобразие! Меня, самого Владлена Пленкина, названного в честь великого вождя пролетариата, оскорбляет какой-то там пацан в форме! Не остается ничего иного, как написать президенту! – пригрозил дядя.

  Оказалось, что главе государства он пишет из Кукуево чуть ли не еженедельно. Причем отправляет обычной почтой. Но, скорей всего, письма перехватывают шпионы и недоброжелатели, поэтому он решил написать письмо из столицы.

  Едва вернувшись домой, мы принялись за составление письма. Вернее, принялся только дядя. Поначалу я, как опытный составитель подобных писем и, к тому же, профессиональный писатель, высказал свои ценные соображения. Но родственник сказал, что он лучше меня разбирается в этом вопросе и чтобы я ему не мешал. Я обиделся, но потом решил, что так даже лучше, хоть время есть поработать над рукописью. Но только я окунулся в свой мир, меня позвал дядюшка.

«Аха! Все-таки не может он без меня!» — злорадно подумал я. Но оказалось, что он давным-давно завершил дело и остро нуждался в конверте.

 — Нет у меня конвертов! Отправь по электронной почте, чай не девятнадцатый век, — громко и резко сказал я.

— Ты чего это там мямлешь? Не слышу! Повтори….

— Нет, говорю…

— А вот это плохо! Самый надежный способ – это отправить по почте, запомни! А в компьютере твоем наверняка куча вирусов, которые сожрут сообщение, пока оно доходит.

— Кто тебе сказал такую чушь?

— Никакая это не чушь. Мал ты еще, не соображаешь ничего!

Я хотел было возразить, но разве дубину этакую переспоришь?

  Утром я сказался больным, и дядя, ворча, в обществе своей ужасной мазни пошел сначала на почту, а затем снова к тому известному художнику. К счастью последнего, тот не торопился выздоравливать.

— Нет, ну это уже совсем никуда не годится! Мне уже обратно надо! Без меня ж пропадут там все!

  Насчет того, что пропадут, я сильно сомневался. Небось, вся деревня Кукуево широко отмечает дядюшкин отъезд и надеется на то, что вернется он еще не скоро. Ну я им устрою!

— Конечно, пропадут. Никакого порядка не будет. Как им без тебя и твоих картин? Просто никак, хоть в петлю, — как можно убедительней отреагировал я, стараясь скрыть иронию. Наверное, я вполне мог бы стать великим актером.

— Думаешь? – с сомнением поглядел на меня родственник.

Я сделал озабоченное лицо и кивнул.

— Терпеть не могу, когда ты гримасничаешь. Но в твоих словах есть резон… Надо возвращаться.

 За последнюю фразу я готов был простить ему все оскорбления в мой адрес, которых я немало уже наслышался.

Дядя тем временем все еще сомневался.

— Давай сделаем так: ты отправишь свою маз…., то есть свои рисунки по почте на адрес этого художника. Вложи туда номер твоего телефона, и он тебе позвонит.

— А ведь это идея! – обрадовался собеседник, — Только я ему дам не свой телефон, а твой. А ты тогда позвонишь мне. У меня там бывает плохая связь, и я могу пропустить столь важный звонок.

 Меня не обрадовала его идея, но я был более чем уверен, что звонка не последует, поэтому, скрипя сердцем, согласился. Пришлось помогать дядюшке с упаковкой «шедевров». Хоть он и говорил, что вся деревня без ума от его творчества, я не особо поверил. Точнее, в том, что они все сошли с ума, увидев данные пейзажи, даже и не сомневаюсь. Есть от чего свихнуться.

  Но, видимо, одними деревенскими ценителями искусства и несчастным художником, которому еще предстояло получить свою долю «удовольствия», дядя Владлен не ограничился.

— На вот, дарю тебе этот натюрморт. Пусть висит у тебя на кухне, украшает стену. Если кто-то к тебе заявится, показывать будешь.

 — Нет, что ты! Не надо! Лучше художнику отправь, — попытался я отмахнуться от презента в виде изображенной кривой трубы, как я догадался, пытающейся выдать себя за вазу, и резких красных пятен, притворяющихся, вероятно, розами.

— Бери, говорю! Будут к тебе поклонники твоего творчества приходить, а ты их на кухню сразу веди! – настаивал тот.

  Я подумал, что все мои фанаты сразу же удерут, если увидят это безобразие. Но, с другой стороны, если ко мне проникнет вор, то есть чем от него защититься.

 Я сдержанно поблагодарил.

Дядя Владлен собирался так долго, что я чуть не потерял терпение. Он тысячу раз складывал свои работы, что я поневоле их всех запомнил на всю жизнь. Затем он сворачивал и разворачивал одеяло, не желающее помещаться в сумку. Но помогать ему у меня не было никакого желания, поэтому я просто стоял и смотрел.  Наконец, все было готово.

— Слушай, ты вроде здоровым выглядишь, а у меня что-то голова разболелась. Может, вернешь мне аспирин?

 Я считаю крайне бестактным отбирать то, что сам же подарил или отдал. Я так сделал всего один раз, когда машинально протянул бомжу сто рублей. Но тут же их забрал, хоть тот и сопротивлялся.

 Тем не менее, я молча вышел из кухни, отыскал в аптечке его таблетки и отдал.

— Кстати, писатель, а что ты пишешь? – поинтересовался родственник, засовывая таблетки в карман.

— Я пишу роман! – гордо отозвался я.

— А о чем он?

— Он о…

— Ладно, ладно… Не надо. А то я на поезд опоздаю. Не забудь мне позвонить!

И дядя, вместе со всеми своими баулами, наконец-то меня покинул.

 От радости я чуть было не подпрыгнул, но сдержался. Не часто испытываешь чувство, будто с души скатился огромный камень. Какое же счастье, что я совершенно не похож на дядюшку! Мне захотелось поделиться своей радостью с Ириной, но решил повременить.

 Сперва глянул еще раз на натюрморт. Конечно, если бы я умел рисовать, то  дядины каляки на фоне моих рисунков выглядели бы еще более жалко.

  Тем не менее, мне предстояло еще отправить дядину посылку и я, нехотя, поплелся на почту и исполнил свой родственный долг. Надеюсь, что в последний раз.

  Придя домой, я тут же засел за свое произведение. С отъездом дяди оно писалось как никогда легко. Три дня я с упоением занимался исключительно произведениям, делая перерывы только на еду для себя и Муза.

 На четвертый день мне позвонили.

— Алло, это Владлен Евграфович?

— Нет, это я племянник. Кто его спрашивает? – настороженно спросил я, не веря собственным ушам.

— Это Александр Владимирович, художник, член МОСХа. Мы сегодня получили его полотна. Должен признаться, они произвели на нас неизгладимое впечатление.

— Еще бы, — злорадно ответил я, — надеюсь, никто не умер?

Собеседник пропустил уместное замечание и восторженно затолдычил:

— Мне очень жаль, но я болел и не смог принять Вашего дядю лично. Но мы рады, что он прислал свои композиции именно нам. Передайте ему, чтобы срочно с нами связался. Это просто шедевры!

 Я окаменел. Вот так с трубкой и застыл

Хотя…. Кто сказал, что я не умею рисовать, если ни разу не пробовал? Вот нужно попробовать. Вдруг я умею! И стану великим художником! А еще смогу иллюстрировать свой роман!

 Подгоняемый ветром, я побежал навстречу своей будущей славе, в магазин за красками.