…
In the startled ear of night
How they scream out their affright!
Too much horrified to speak,
They can only shriek, shriek,
Out of tune,
In a clamorous appealing to the mercy of the fire,
In a mad expostulation with the deaf and frantic fire,
Leaping higher, higher, higher,
With a desperate desire,
And a resolute endeavor
Now—now to sit or never,
By the side of the pale-faced moon.
…
Эдгар Аллан По <<Колокольчики и колокола>>
Крик кидают прямо в ночь,
Прямо в уши темной ночи
Каждый звук,
То длиннее, то короче,
Выкликает свой испуг,—
И испуг их так велик,
Так безумен каждый крик,
Что разорванные звоны, неспособные звучать,
Могут только биться, виться, и кричать, кричать, кричать!
Только плакать о пощаде,
И к пылающей громаде
Вопли скорби обращать!
А меж тем огонь безумный,
И глухой и многошумный,
Все горит,
То из окон, то по крыше,
Мчится выше, выше, выше,
И как будто говорит:
Я хочу
Выше мчаться, разгораться, встречу лунному лучу,
Иль умру, иль тотчас-тотчас вплоть до месяца взлечу!
Перевод Константина Дмитриевича Бальмонта
На свете жил маленький, неуклюжий, толстый, губастый, с одутловатыми, плохо
выбритыми щеками и лёгкой одышкой человек. Костюм он обычно носил
коричневый, ведь на нём не были видны пятна от кофе. К сожалению, некоторых
пуговиц там недоставало. Дома на столе стоял стакан с уже давно высохшим чаем, а
в правом углу стола ещё можно было различить под паутиной когда — то давно
задуманный, но так и не доделанный радиоприёмник. В висевшей на балконе гитаре
уже третий год подряд вили гнездо птицы. Когда — то давно он мечтал о звёздах, но
судьба — злодейка уготовила ему место в бухгалтерии. Ошибки, которые он совершал
с завидной регулярностью, ему исправляли его коллеги — женщины, младшей из
которых недавно исполнилось пятьдесят. Женщины его ненавидели, так как
восьмого марта он без всяких поздравлений пытался уйти раньше всех. Но никто не
знал, что в этой непричёсанной голове шла бурная работа мысли. Двенадцатая
проблема Гилберта не давала покоя нашему герою.
Однажды поздно вечером, гуляя по знакомому парку, он заметил странное
происшествие: как — будто со звёздного неба на него упали синие прозрачные
стеклянные очки. Герой подумал, что кому — то на небе плохо, ведь те очки упали на
землю и разбились. Он почувствовал, как кто — то наверху мучается, гнётся, как
будто его ломает. Не успел он прийти в себя, как на его хлипкую фигуру обрушилось
тело высокой худой девушки в белом летнем платье. Она отлетела от него и
ударилась об плитку.
— Барахлит. Дверка в моём космическом корабле барахлит. Прости, засмотрелась на
твои мысли.
На следующий день Леонид Сергеевич Пререгатов проснулся такой же толстый,
неуклюжий и одинокий. В прошедший вечер девушка пробормотала огрубелым
севшим голосом: мне ещё думать, как добыть этот чёртов эфир для получения
энергии. А калибоэстра совсем развалилась, нужен компрессионно —
пространственный двигатель. Но ведь Корн не ждёт! и смешно пошла на широко
расставленных худосочных ногах, шлёпая прямо по грязным мартовским лужам.
Чёрные длинные волосы прядями поднимались к лицу, гонимые сильным ветром.
Густой, восхитительно собранный хвост блестел и лоснился от жира, чего нельзя
было сказать о её безнадёжно усталой фигуре. Она обернулась и приблизилась.
Леонида передёрнуло от фанатичного красного лица, с припухшими веками.
Казалось, от лика исходило отчаяние. Айяайна (впоследствии герой узнает имя
девушки самым очевидным образом) в припадке безнадёжности схватила
радиолюбителя за воротник, заглянула в самое лицо, скорее прятавшееся от
вторжения, затрясла его от злобы, усталости и бессилия, затем с досадой отпустила и
окончательно зашагала прочь в темноту.
— Интересно, эфир нужен сам по себе, в качестве результата или это лишь средство?
По факту, в современной физике эфир не используется. И почему она такая
невыспавшаяся? — автоматически подумал Лёня.
— Стой! Куда? — заволновался бы обычный человек, но Леонид — экстраординарная
личность, поэтому он медленно открыл один глаз, затем второй и когда увидел
потрёпанный куцый куст родного парка, наконец успокоился. Разумеется, идя
домой, наш герой ждал опасности из-за каждого угла, он припоминал все детективы,
прочитанные в раннем детстве, а детективы Лёня знал хорошо. На старом
боярышнике Леониду мерещилась смертельная петля, в старой машине соседа, с
ручным переключателем скоростей, он узрел трясущегося, как скрюченный суслик
шпиона, за дверью подъезда точно кто — то стоял. Леонид то семенил по парку,
подражая мисс Марпл, то характерным жестом стряхивал пепел в траву, а иногда
останавливался отдышаться, поджидая на лестничном пролёте Гастингса. Но Леонид Пререгатов не знал: в те минуты он был настоящим Ниро Вульф.
Вернёмся к началу. Надо признать, Леонид Сергеевич не в состоянии был
успокоиться. Он недоумевал.
Леонтий недоумевал: как можно погрузить человека в фантастическую среду и
потом бросить его. Такие вмешательства вызывают депрессию, однако этот факт,
похоже, заботит только Лёню. Жить по-прежнему уже не хотелось. Леонтий решил
измениться. Но на работе он также путал циферки, говорил не то, что хотел. Он
ходил на биржу труда — биржа закрыта, её нещадно заливает зябкий дождь, Head
Hunter ничего не отвечает, бегать одному вокруг дома непривычно; бегать одному не
хватает воли.
Тени вокруг газоразрядной лампы напоминали головы змей. Лео позвонил матери.
(Пока шло соединение, он думал о том, что лампы бывают газоразрядные,
накаливания и светодиодные. Отличие газоразрядных ламп состоит в наличии в них
газов, светящихся под действием электрических разрядов.)
— Мама, а она вернётся?
— Вернётся, вернётся.
— Ну тогда ладно.
— Пока?
— Пока.
Лео искал в интернете информацию о девушке-пришельце. На последней странице
поиска он натолкнулся на понимание со стороны пресной, скверно выполненной,
никем не просматриваемой страницы. На ней излагалось описание нескольких лиц,
при встрече с коими следовало обращаться к отправителю.
Леонтий удивился: в адресе стояло ГКБ №40.
Лёня буркнул, но назавтра отправился по адресу.
Его машина тихо остановилась в мертвенно-бесшумном пустом районе.
Тишина настолько сильно овладела мотоциклом, пятаком подержанных авто,
бетонными стенами мутного здания, что легко можно было расслышать скрип по
асфальту приземлившегося листа.
Лёня вытянулся к переднему стеклу машины и, увидев предметы, будто выросшие
не в городской зоне, а среди парка, особенно стену, словно выросшую из земли,
расписанную бунтарскими надписями, засомневался: а вдруг вне машины гуляют
чудовища?
Страшновато вылезать из нагретого автомобиля на заведомо прохладную улицу.
Через зелёные двери с обсыпавшейся краской Лёня вошёл в неврологическое
отделение. До этого он долго заполнял анкеты в регистратуре.
Идя по коридору, сидя на проштампованном дырчатом стуле, он был взбудоражен,
по телу скакали мурашки, приятные от предвкушения долгожданного чуда. На
кровати лежала громоздкая семнадцатилетняя девушка, чьё тело было унизано
присосками с проводами, подводящимися к кардиографу, непрерывно измеряющему
сердцебиение. Кожа на пальцах слоилась, волос местами недоставало. Те, что
остались, были тонки и сужены к концам прядей. Вот чудовище, — может, и
фантастики не надо — подумал Леонтий. Леонтий удивился: вся комната этого урода
завалена сорняками. На шкафу, на подоконнике, на полу в вазах, в руках
улыбающейся девушки находились одуванчики. Везде одуванчики.
— Здравствуйте, — я Леонтий.
— Здравствуйте, — я Ветта.
— Откуда у Вас столько одуванчиков?
— Это мои любимые цветы. Откуда они, Вы узнаете, когда я расскажу Вам свою
историю, вы ведь за этим сюда пришли?
— Да, — ответил Лёня и рассказал ей, как он здесь оказался.
— Теперь моя очередь, — сказала Ветта.
Мне было двенадцать. Нас с братом отправили к тётке на лето, в загородный дом. Я
первый раз одна пошла гулять и, пройдя сквозь лес, вышла на незнакомое поле.
По полю проходила дорога, на которую я не сразу вышла. После нескончаемого
блуждания по дороге я добрела до узкой прозрачной холодной голубой реки. На
другой стороне я увидела что-то невероятное: под белым дубом стояла удивительная,
невозможная к описанию машина. Она стояла, освещаемая весенним солнцем,
которое дарило ей свои золотые лучи. Этот прибор выглядел ещё грандиознее в
потоке самолётиков-листьев с соседнего дерева. Наступая в холодную, режущую
ноги воду, я пошла по камням и дотронулась до калибоэстры. Название это я узнала
позже. Что было дальше — не помню.
Я открыла глаза в многолюдном шумном зале, посреди коего стояла группа
интересных молодых людей. Очень странная толпа шла на них, повсюду двигались
существа разных видов. У всех были значительные отличия от людей. Люди в
«чистом виде» располагались лишь в одном месте – в центре прохода. Та группа, по
виду учёные, усиленно что-то обсуждала, столпившись вокруг чудного устройства.
Высокая девушка, сидящая у устройства, медленно поворачивает голову, она,
ломаясь, распрямляет колени, как железные шторки. Она встряхивает голову,
блестящая чёрная грива рассыпается сзади неё. Айяайна. Справа уходил по эллипсу
Чотзытаву, повторяя: Ну где же? Где же? Разбитое жизнью существо рядом, форма,
образованная от человека, застыла в раздумии. На вид – лесник в тулупе с
пронзительным взглядом в никуда. Собравшись кучкой, визжат и переговариваются
девушки: Савфыдон Гоп, Сейси, Лаледия, Фузи, Мецвон, Дудь, Илезир. С левого
бока непонятной машины два парня: один высокий, худой, некрасивый, в чёрной
водолазке. Другой – симпатичный, с закруглённым мягким кнопкой-носом,
Аландел.
Устройство имело вместительную кабину вполне удобную для пряток. В кабине
полыхало пламя. Сверху прикреплена грубой рукой лампа, от которой тянутся во
все стороны нити – провода, по ним бегут яркие заряды. Сверху из окна торчат две
ноги-железки, справа – блок-плата, нечто схожее с коробкой передач. Вдруг из-за
конструкции вышел некто. К нему прикованы все взгляды. Корн. Корн. Корн. Шум
в ушах нарастал. Под громкий шум шум толпы, едва не задев смешной
мальчишеской головой одну железную ногу, пригнувшись, вышел парень в длинном
белом халате, на шее – длинный, в красную клетку шарф, красные глаза альбиноса,
волосы вьются бесцветными кудрями. Айяайна многновенно съёжилась, стала
маленькой и куцей, судорожно принялась теребить жабо на рубашке. Да что там
Айяайна, с появлением Корна у половины парней пропал голос.
Как-то я не знаю. Скомкано, в плохом смысле наивно)
Нечто похожее по содержанию я читал в омском рукописном самиздате 90ых — это были сочинения Алисы Паникаровской. Но она писала так, что запомнилось на всю жизнь
Что ж.. бывает..) не слыхал о той девице
Сейчас она — член союза писателей, и её книги изданы. А когда-то, закончив школу с золотой медалью, работала натурщицей, родила двойню и жила на вписках у хиппи. Кажется, были проблемы с наркотиками. Если не ошибаюсь, и рисовала она неплохо, видел её рисунки. Извиняюсь, прошло 25 лет с момента знакомства с её творчеством, потому могу ошибаться.