1
Антон нашел ее в небольшой комнатке для индивидуальной терапии. Лена забралась в кресло для пациентов, боязливо свернулась под пледом и тихо всхлипывала. В комнате было солнечно и душно. В приоткрытое окно пролезала прохлада, острым лезвием рассекая тяжелое марево разговорного чулана. На столе лежали рисунки. Изображенное на них было ирреально-красочным. Придавленные карандашами, они слегка колыхались, и сливались в одно. Они пугали своей бесшабашностью и безграничностью, напоминая ожившую галлюцинацию. Антон закрыл за собой дверь.
Девушка в кресле вздрогнула и замерла.
— Это я. Все в порядке?
— Нет, — ответила она через несколько секунд. — Зачем ты пришел?!
— Кто это был?
— Неважно. Старый… — Она замешкалась. — знакомый. Это мой старый знакомый. Мы работали вместе.
Голос девушки дрожал. Молодой человек сжал кулаки и побагровел. Но быстро расслабился, стараясь не выдать своей злости.
— Я его раньше видел. То есть… Я видел его здесь Ты работала здесь, когда я его видел. Он — нет.
Девушка стянула плед со своей головы. Лицо чуть припухло. Воспаленные глаза выделялись на болезненно- бледном лице. Она с удивлением смотрела на молодого человека.
— Это не твое дело.
— Почему?
— Это не твое дело! — Голос девушки стал тверже. — Уходи.
— Хорошо. Это не мое дело.
Антон немного потоптался на месте, внимательно вглядываясь в жесткое лицо девушки. В нем была боль, крик о помощи, но это было обращено ни к нему, ни к кому-то конкретному. Он открыл дверь и вышел. Девушка поежилась как от холода и снова зарылась в мягкий безмолвный плед. Комната замерла. Солнце отодвинуло свои лучи подальше от кресла, оставив девушку в темноте и одиночестве в нутре ее кокона.
Пыльный спертый воздух, полумрак и душевная слабость убаюкивали ее и уводили все дальше от печальных мыслей. Они манили сладостью и легкостью, удивительной ложью сновидений. Она поддалась и заснула, но тут же проснулась.
«Господи, сколько еще…сколько еще… Прошу тебя…»
Она плакала, как ребенок разбуженный раньше времени. Устав от слез она снова проваливалась в сон, но жуткие картины снов выталкивали ее обратно в реальность, на которую у нее не было сил. Ей так нужна была эта пауза жизни. Но покоя найти не удавалось.
Проворочавшись в кресле несколько часов, Лена решила ехать домой. Выбравшись из-под пледа, она задрожала. Дневная духота исчезла и в комнате царила унылая осенняя свежесть. Она обняла себя за плечи и заплакала. Все в мире было не так: он казался серым и страшным. Детские рисунки на столе скалились тысячей сумасшедших глаз невиданных зверей. Они кричали ненавистью.
Девушка рванула дверь на себя и выбежала в коридор и тут же упала. Под дверью, обернувшись шерстяным одеялом и раскидав ноги во всю ширину прохода, дремал Антон.
2
Антон сидел на кухне. На столе перед ним отдавала последний пар кружка с чаем, рядом стояла розетка с печеньем и конфетами. Парень то и дело поглядывал в темный дверной проем. В ванной шумела вода. Ее шелест не давал сосредоточиться — он думал о девушке, плачущей, обнаженной, отчего еще более нежной и слабой. Ему хотелось войти, обнять ее полотенцем и, подрагивающую, на руках отнести в комнату. Яркие картины распаляли его. Он ерзал на стуле, тер ладонями лицо и шею и отбивал под столом какой-то неровный ритм. Чай стоял нетронутым.
Вода стихла. Антон попытался расположиться как можно более непринужденно. Он взял кружку обеими руками и внимательно смотрел в окно. Лена вошла в кухню. Он видел ее отражение в вечернем стекле. Но не повернулся. Халат был тонкой преградой, и Антон, испугавшись собственных мыслей, сильнее сжал кружку. Кроме того, она обещала все рассказать.
— Ну как чай?
— Спасибо, очень вкусно, — он сделал глубокий вдох и повернулся. — Как душ?
— Нормально. — лицо девушки раскраснелось от горячей воды.
— Ты в порядке?
— Да, в полном.
Антон смотрел на нее, не зная, как задать вопрос.
Лена прошла к плите. Ее походка была тяжелой, совсем не женской. Антона обдало ароматом распаренного, обильно умащенного тела. Она была босой.
— Ты простынешь…
Алена повернулась и оперлась на плиту. Она смотрела на Антона, как патологоанатом, которому предстояло впервые самостоятельно вскрыть труп. Парень бездумно покручивал в ладонях кружку.
— Мы были любовниками.
Антон скривился, стараясь отторгнуть неприятное знание, но ничего не вышло. Оно вцепилось в него, накрепко засело в сознании и с каждой пульсацией крови больно кололо его мозг.
3
Съемка сорвалась. БМГ нервно расхаживал по кабинету и шумно отдувался. Кирилл сидел за компьютером, часто щелкая мышкой.
— Лесопарк?
— Уже сняли.
— А прудик?
— Не надо… От департамента природопользования потом не отвяжешься…
— Ну а что тогда? Ничего не осталось! Надо же ехать.
— Надо, — БМГ снова раздул щеки и шумно выдохнул. » Позер, — подумал Кира. — А то, блядь, я запарен меньше его… Трубку надо было вечером снимать. Хренли теперь сопеть». БМГ почесал затылок и сел за свой компьютер. За монитором его было не видно. Кира откинулся в кресле и стал ждать. Через несколько минут БМГ выглянул из-за монитора. Он что-то нашел, но лицо его все равно было нервозным и недовольным.
— Посмотри в заявках. От шестого числа.
— Какого месяца? — равнодушно спросил Кирилл.
— Да этого! Какого еще!
— Чего шумишь?! Упокойся. Сейчас что-нибудь подберем.
БМГ снова раздул щеки. Кирилл пролистал документ, нашел заявку и внимательно пробежал ее глазами.
« Соседка таскает домой мусор с помойки. В подъезде крысы. Нечем дышать. Обращались в милицию, управу и управляющую компанию. Контактное лицо – Светлана». Здесь же был номер телефона. Кира набрал номер. БМГ искоса следил за корреспондентом. Выражение его лица было равнодушно-кислым.
— Алло. Светлана? Здравствуйте. Меня зовут Кирилл. Я корреспондент телеканала ЛТК. Вы оставляли заявку по поводу замусоренной квартиры? Отлично. Вы сегодня готовы поучаствовать в съемке? Да. Замечательно. Через час. Да. Хорошо. Я позвоню вам, как буду на месте. – Он положил трубку и подмигнул БМГ. – Ну вот, старичок, все и в порядке. А ты нервничал.
— Я нервничал? – БМГ вскочил со своего стула.
— Да что с тобой? Ты как с цепи… Короче, я поехал. На связи. – Кира по-военному отдал честь и вышел из кабинета.
— Удачи… — БМГ тяжело опустился в кресло и еще минуту что-то бормотал себе под нос.
В коридоре было темно. Лампа горела только над входной дверью «базы». За окном в другом конце коридора серело утро. Солнце висело еще слишком низко. Кира знал, что через пару часов оно встанет прямо напротив окна, и будет слепить, отражаясь от десятков грамот, висящих на стенах в стекленых рамках, и маслянистого ламината; здесь станет тошнотворно душно и все закроются в своих кондиционируемых кабинетиках. Валик спал на диване. Кира слегка пнул его в ботинок.
— Кассеты взял? — не открывая глаз спросил Валик.
— Взял-взял. Давай поднимайся. Едем.
— Нашли что-то новое?
— Да. В твоем вкусе.
4
Двери машины были распахнуты. Кира и Валя курили. Водитель продолжал рассказывать какую-то историю, но ребята его уже не слушали.
— Не нравится мне все это. Быстрые темы… — Кира сплюнул. – Попасть можем. Идет долго.
— Че ты нервничаешь? Успокойся! Все будет нормально. – Валик хлопнул друга по плечу и улыбнулся. – Позвони еще раз.
Кира достал телефон и немного отошел от автомобиля. Неподалеку у подъезда стояла компания женщин разных возрастов. Они эмоционально жестикулировали.
— Валя, достань-ка камеру. – корреспондент убрал телефон в карман и кивнул в сторону шумящих тетушек.
— Думаешь, они?
— А-ха. Доставай.
Валя лениво потянулся и полез за аппаратурой.
— Вторую петлю брать?
— Их много. Лучше с колотушкой.
Увидев камеру, компания притихла. От них отделилась полная молодая женщина и неуверенно подошла к съемочной группе.
— Здравствуйте. – Она мешкала, не зная к кому обратиться. – Я Светлана.
— Здравствуйте, я Кирилл. Это Валера – наш оператор.
— Очень приятно. – Женщина уверенно протянула парням полную влажную ладонь. Они ее пожали. Кира пренебрежительно. Валя – с приятной равнодушной улыбкой.
— Ну что, вы готовы? – Кира кивком предложил женщине идти к подъезду, а сам незаметно отер руку о джинсы.
Валя закинул камеру на плечо, Кира нацепил на себя петлю и взял в одну руку колотушку. В другой он нес смотанный кабель для микрофона.
Толпа женщин хором поприветствовала съемочную группу.
— Здравствуйте. Давайте только договоримся – выступаем поочереди. Сначала говорит Светлана. Остальные молча слушают и ждут, пока я не подойду с микрофоном. О’кей?
Делегация жалобщиц согласно загудела и закивала.
— Тогда начали. Светлана, откуда запах, не дающий покоя всему подъезду?
Девушка рассказывала что-то о пьянице-сыне и его матери, таскающей с помойки мусор, о крысах, вони и маленьких детях. Кира отключился. Он отчужденно наблюдал за мимикой девушки. Когда она замолкала, он задавал следующий из пяти заготовленных вопросов, и снова прятался в глубине своего сознания. Шум снаружи почти не попадал сюда. Корреспондент думал о том, что он не успел позавтракать и живот теперь ноет от голода, о том, что пот вязкой пленкой покрыл его тело и о том, что все эти люди ему неприятны. Они живут в Москве и все время ноют, вычисляют, где и кто их обделил, где им недодали местные власти. Он же четыре часа в день тратит только на дорогу до «базы» и обратно, и никому не жалуется. Там где живет он, о такой роскоши как целый асфальт люди мечтают годами. И тоже не жалуются.
— А куда вы обращались с этой проблемой? – спросил Кира, когда девушка закончила.
— Подожди. – Валя сменил план и наставил теперь объектив на Киру. – Давай.
— Вы куда-то обращались с этой проблемой?
— В управу, в …
— Подождите. – Валя вернулся за спину корреспондента. – Можно.
— Да, извините. Сначала?
Валик кивнул.
— В Управу, в полицию, в управляющую компанию. Куда мы только не обращались!
— И что же вам отвечают?
— В управляющей компании обещали принять меры. Полицейские казали, что не занимаются такими делами и сказали обращаться сразу в суд.
«Черт знает что, — подумал Кира. – Поменялся бы я с вами местами. В Москве им плохо живется».
После он подставлял микрофон каждой из пришедших.
— … блохи!… крысы!.. антисанитария… вонь!!! Вши… мусор…
Кира практически не слушал их. Иногда он что-то спрашивал, направляя разговор в нужное русло. Эти люди не нравились ему, но в нем зарождалось чувство ответственности за них. Его возмущали чиновники, делающие свою работу, только если загоняешь их в угол. Так происходило каждый раз. Внимание нарастало постепенно, пока, наконец, все слова, сказанные людьми, не выстраивались в четкую картину происходящего. И вот их беда стала его личной обидой, а люди, ущемлённые чужой безответственностью, – его братьями.
Вскоре жильцы выговорились и притихли.
— Света, у вас есть телефон участкового? Нам нужно попасть внутрь.
— Так там открыто! – улыбнулась девушка, и уже собралась идти.
— А потом нас с вами за взлом заберут… Нет уж.
— Вика! Вик, у тебя телефон Генки-участкового был. Есть с собой?
Валя снял камеру с плеча и уселся на лавку неподалеку. Кирилл пошел в сторону машины, но на полпути остановился и достал телефон.
— Привет. Да, все хорошо. Нашли. Какая-то бабка мусор с помойки таскает в квартиру. Говорят воняет. Не-а, еще не был. Знаешь что, мне нужен спикер. Врач-психиатр, психолог или психотерапевт… не знаю, в чем разница… Ты бы не хотела? Отлично!
Кира убрал телефон в карман и подошел к Вале.
— Что скажешь?
— Живенько. Смонтируется.
— Не спи только. Щас менты – и внутрь.
— Не спи… Ночью уже не спал. – улыбнулся Валик.
— Опять?
— Опять.
Кира откинулся на лавку. С сигаретой торчащей вверх он был похож на огромный подсвечник.
4
— Рома! Рома, блядь! – Кира, кашляя, вывалился из подъезда. Одной рукой он зажимал нос. Вторую он прижимал к солнечному сплетению, пытаясь сдержать рвотные позывы.
Водитель вышел из машины.
— Рома, будь другом, сгоняй в строительный. Мы там проезжали один. – Кира махнул рукой в сторону шоссе. — Срочно нужны респираторы. – Кира согнулся над урной и откашлялся.
— Жесть? – равнодушно спросил водитель.
— Я бы лучше на войну поехал снимать. В жизни такой вони не слышал. – Кира разогнулся. Его глаза были влажными, из носа текло. – Не в службу, а в дружбу, сгоняй, купи респираторов.
— Сколько?
— Бери штук шесть. На всякий случай. Денег дать? – Кира отдышался, но рвотные позывы раз за разом заставляли его сгибаться – запах гнили неотступно преследовал его. Он словно прилип к потной коже, к одежде. Водитель молча развернулся и ушел. – Рома, и перчаток. Тоже пар шесть. Прорезиненных!
Машина отъехала. Кирилл отошел подальше от подъезда и сел на бордюр. За его спиной посмеивались жители.
— Что, хорош запашок? А мы так уже третий год живем. – визжала одна.
За несколько лет он попривыкли к этому запаху, и реагировали на него гораздо легче. Кира вспомнил, что даже когда открыли дверь, только они трое – сам Кира, мент и оператор, — не могли стоять рядом без повязок. Соседи расположились у самой двери и весело болтали, кто-то даже заходил внутрь.
К нему подошла молодая девушка.
— Как же вы тут живете? – жалобно спросил Кира.
— А вот так… Бывает, утром выйдешь из подъезда детей в сад вести, и блюешь. А кто проходит – думают, что бухала всю ночь. – Она мило улыбнулась корреспонденту, и слегка погладила по плечу. Кира вздрогнул и отстранился. Девушка понимающе кивнула и ушла.
Кирилл был не из самых чистоплотных людей. Но увиденное выпотрошило его сознание. Ему казалось, что весь он теперь покрыт насекомыми – блохами, мошками и мухами, муравьями и тараканами, каких было полно в квартире, а неизвестные смертельные болезни пробираются внутрь него сквозь мелкие ссадины на коже. Он физически ощущал внутри себя всю увиденную грязь и мерзость, и запах гнили теперь исходил от его гниющего тела. Киру охватила паника. Все его тело зудело, но он боялся касаться себя – повсюду была невидимая страшная болезнь, которая только и ждала, когда на теле откроется свежая царапина. Кира все сильнее дрожал. Ему хотелось курить, но он не знал, как достать сигареты.
Из подъезда вышел оператор. Почти все его лицо было замотано тряпкой – одна из женщин вынесла влажное кухонное полотенце. По глазам было видно, что он рад. Он поставил камеру на асфальт, стянул полотенце и долго кашлял и отплевывался. Наконец, улыбающийся он подошел к бледному Кире. Того слегка потряхивало.
— Ну как ты?
— Это что-то невероятное. Ты это видел?
— Если честно – нет, — рассмеялся Валик. – Смотрел только через видоискатель. Второй глаз даже не открывал. – Валик оценивающе посмотрел на товарища. – А нервишки-то у тебя ни к черту. Чересчур впечатлительный для журналиста.
— Там же просто… — Кира никак не мог подобрать нужного слова. – Я не знаю, что это. На помойке так не воняет. У меня ноги липли к полу. Мне смотреть по сторонам было страшно.
Валик улыбнулся.
— Как там жить-то можно? Я не верю, что там можно жить.
— Везде можно жить. Мы вообще сначала внутри женщин живем.
У подъезда собралась толпа. На шум и запах подтянулись люди со всего дома. Кто-то вызвал техника подъезда и директора управляющей компании, которая вовремя не навела порядок. Интервью они давать отказались, поэтому корреспондент остался сидеть на лавке. Рома привез респираторы. Кира повесил свой на шею, а Валик надел и на полчаса пропал в квартире.
— Обещали мусоровоз пригнать и весь этот хлам увезти, — довольно сообщил оператор по возвращении. Он равнодушно стряхнул с себя пару сувенирных букашек, оттряхнул футболку и той же рукой отер пот со лба. Кира смотрел на все это открыв рот.
— Когда?
— Через часок. Сегодня все сделаем.
— А кто обещал?
— Усатый.
— Подрядчик… — протянул Кирилл. — Сука.
5
Детская наркология показалась Кире лучшим местом на земле. Перед тем как позвонить врачу, он сел на лавочку и пытался надышаться чистым воздухом с ароматом тающей на жаре листвы. Земля была укрыта камуфляжем жидких вечерних теней. Откуда-то тянуло прохладой. Паранойя немного отступила.
— Отдышался?
— Не совсем.
— Зови ее. Домой охота.
Кира нехотя достал телефон.
— Привет! Да. Мы уже внизу. Ждем. – Он повернулся к Валику. – Идет.
Посмотрев на телефон, Кира снова затрясся – он не помнил, брал он его грязными руками или нет.
Их лавочка стояла напротив входа в Центр. Оттуда вышла молодая девушка. Она была высокой – даже выше Валика. Кира невольно оценил ее открытую улыбку, небольшую грудь и изящные ноги.
— Неплохо, — прошептал Валик. Кира кивнул.
— Привет, милая! — девушка подалась вперед, обнять его, но парень отскочил от нее почти на метр.
— Что за фокусы?
— Дома расскажу. – грустно и немного нервно отрезал Кира. – Только пока не трогай меня, ладно?
Девушка Кивнула и корреспондент, немного успокоившись, представил девушку оператору.
— Знакомьтесь. Валя – Лена. Лена – Валя.
— Привет. – Валя протянул руку. Та пожала ее и скорчила Кире рожицу.
Интервью заняло три минуты – Лена говорила четко и ясно. Валя сиял – можно было ехать домой, – он заторопился к машине. Кира задержался.
— Я должен заехать на базу. Встретимся дома, — Кира неуверенно посмотрел девушке в глаза. – Не злись. Дома все расскажу.
— Хорошо, – она потянулась за привычным поцелуем, но Кира снова отпрянул. Чувствуя себя виноватым, он поник.
— Я позвоню, когда освобожусь, — сказал он и поплелся к машине.
Девушка еще какое-то время стояла на месте, вглядываясь в свои мысли сквозь спину удаляющегося бойфренда.
6
Девушка нервно расхаживала по квартире. Ее взгляд беспорядочно метался с одного на другое. С каждой секундой она все более раздражалась. Царивший в квартире абсолютный порядок был невыносим. Хотелось, как в детстве, набрать полные ладони вязкой жирной грязи и измазать ей все здесь. Из-за боязни насекомых окна практически все время были закрыты. Работал кондиционер. Из-за него воздух в квартире имел неприятный металлический привкус.
Они вместе посмотрели сюжет Киры про сумасшедшую бабку, таскавшую домой хлам и мусор с помойки. Увидев все это, она старалась не обращать внимания на появившееся у него параноидальное стремление к чистоте. Но мысли о том, как сильно он изменился, с тех пор не давали ей покоя. В тот вечер он несколько часов проторчал в ванной, обрабатывая себя средствами об вшей, блох, клещей и, наверное, еще от каких-нибудь паразитов; он использовал целый флакон геля для душа и истер кусок хозяйственного мыла, пытаясь отмыть с себя невидимых микробов. Он практически прокипятил всю одежду, в которой был; когда Лена достала ее из машинки все, кроме джинсов было испорчено.
Не успокоился он и через несколько дней спустя: постоянное мыл руки, ежечасно наводил порядок. Конечно, Лена не была в той квартире, не прочувствовала на себе всей ее мерзости. Увиденного в сюжете ей хватило, чтобы понять – с непривычки это серьезный удар по психике. Она решила подождать. Как же она ненавидит себя за это сейчас!
С каждым днем становилось только хуже. Кира стал повсюду носить с собой антибактериальный гель. Мыло – только жидкое. «На кусковом размножаются бактерии. Это не гигиенично». Уборки в квартире стали включать новые и новые пункты. Полы всегда мылись только с дезинфицирующими средствами, запах которых уже въелся в пол и стены, в руки Киры. Да и в ее руки тоже. Ежедневно он вытирал пыль. С полок, ламп, столов, книг – в общем, со всего, что было в квартире. Раньше Кира неделями ходил в одной и той же одежде. Теперь он сразу бросал вещи в стирку. Раз в неделю он обрабатывал квартиру химикатами: от блох, тараканов, мух и крыс. Он постоянно мыл Лену и себя средствами от вшей. Девушка вздрогнула.
Паранойя Киры набирала обороты, и Лене становилось все более не по себе в его присутствии. Каждый раз, когда он возвращался домой и начинал этот ритуал чистоты, она закрывалась в туалете и тихо плакала до тех пор, пока Кира не стучался в дверь со словами: «Милая, открывай. Я здесь быстренько уберусь…»
Теперь он заставляет ее чистить унитаз после каждого посещения туалета. Кроме того, обычного мытья рук после этого было уже недостаточно – Кира требовал, чтобы Алена принимала душ. Это казалось ей унизительным. Она с сожалением посмотрела на свою иссохшуюся кожу, покрытую раздражением и трещинами от постоянного мытья.
Воспоминания напоминали витки спирали. С каждым новым кругом болезнь молодого человека набирала размах. Алена словно наблюдала в микроскоп, как мимолетная картина чужой жизни запечатлелась в мозгу Киры яркими красками страха, который, удобно расположившись, быстро обжился и день за днем расширял свои владения, пока не захватил все мысли и не подчинил себе чужую жизнь.
Она хотела дождаться Киру, поговорить с ним, объяснить все по-человечески. Но, посмотрев на чемоданы, стоящие у двери, испугалась – вдруг он удержит ее, вдруг она не сможет уйти, когда он будет смотреть ей в глаза… Лена склонилась над листком бумаги, что-то быстро написала на нем и выскочила из квартиры.
7
Антону стало не по себе. Зачем он влез в ее прошлое? Теперь что-то изменилось. Сказать с уверенностью, что именно он не мог, но Лена изменилась. Стала более достижимой, но в то же время – жалкой и не такой желанной. Тайна сегодняшнего пациента, его родственники, говорящие с ней доверительно и называющие Аленой – все это подогревало его чувства. Он не хотел больше ее слушать, не хотел больше ничего знать. Но остановить ее он не имел права.
— Вчера они позвонили. Кира перестал выходить из дома. Выбросил большую часть вещей – одежду, мебель. Он совсем не выходил из дома. Они попросили помочь. «Может быть у вас в клинике этим занимаются…» И я… я же вовремя не остановила. Это моя вина. И я согласилась.
— Кто его будет у нас лечить? У нас нет спецов.
— Не знаю… Его переведут. Пока попросила Наташу подержать его у нас… пару дней. – девушка злобно посмотрела на Антона. – Неужели не ясно? Это моя вина…
Антон слегка скривился. «Ну да, — подумал он. – Твоя. Надо было сразу вести его к врачу, а не реветь сидя дома на унитазе… » Его лицо имело сосредоточенное выражение, но он не был сколько-нибудь обеспокоен. Алене казалось, что сейчас он просчитывает свои шансы на ночь. Она с пренебрежением и неприязнью смотрела на него, как будто слышала его мысли.
— Уходи.
Антон сфокусировался на ее лице.
— Ты его еще любишь?
Лена отвернулась и склонилась над раковиной.
Молодой человек хотел что-то сказать, выбросить из головы всю эту историю и остаться, успокоить ее. В горле пересохло. Он несколько раз шумно сглотнул слюну, но легче не стало – ему нечего было сказать. Он встал и молча направился к двери.
8
— Сейчас спит. Дали успокоительное.
— Что случилось.
— Нашел клок пыли, начал истерить. Пришлось накачать.
— Я сейчас приеду.
Девушка вызвала такси и выбежала на улицу. Ночная прохлада немного успокоила. Звезды мерцали в такт замедлившемуся сердцебиению. Она глубоко вдохнула, прикрыв от удовольствия глаза. А когда открыла и огляделась, заметила мир, совсем ею забытый, затерянный в воспоминаниях о другой, спокойно жизни. Контуры теней изменили двор до неузнаваемости. Земля укрылась изящным узором, непостоянным, как облака. Тихо жужжали фонари. Алену захватило странное чувство влюбленности. Своего рода рефлекс, выработанный годами. Вместе с этим появилось жгучее желание прикоснуться к чьей-нибудь теплой руке, обнять и идти, идти вперед, пока не кончится ночь.
Подъехавший таксист ослепил фарами. Ночь вдруг стала холодной, одинокой и страшной.
Всю дорогу она разглядывала пустые улицы. Перед глазами на фоне черного полотна ночи разыгрывались сцены ее недолгого счастья. Ничего не получилось, ничего толком не кончилось, поэтому так тяжело. С другими было иначе. Ссоры, самость каждого, причины. А здесь… Она просто сбежала. Она не помогла ему в самом начале, и теперь он исчез. Кончился. Больше не будет прежним. Ему вправят мозги, конечно вправят. Она пролистала в уме всех своих «страшных пациентов». Большинство из них тихо и мирно жрут таблетки у себя дома. Но они… Что они? Полулюди. Цапли. Стоят на одной ноге. Стоит их пошатнуть – и все, конец. Все сначала. Клиника, реабилитация.
— Приехали.
На улице стало еще холодней. Лену потряхивало. Она расплатилась с водителем.
— У вас случайно не будет сигареты?
Краснолицый таксист посмотрел на ее лицо, только сильнее побелевшее в темноте, и протянул ей пачку.
— Возьми все. Ночь длинная.
— Спасибо.
Лена прошла мимо сопящего охранника и поднялась на третий этаж. Кира лежал в изоляторе. Забыв о том, что ему дали успокоительное, она осторожно открыла дверь. В палате было тихо. Полоса света из коридора рассекла комнату надвое, но нисколько не разбавила плотной темноты. Девушка вошла внутрь и затворила за собой дверь.
Это куперовский анонимный друг? заценим заценим.
чой-то хочется сжать кулаки, побагроветь, вздрогнуть, тихо повсхлипывать и задрожать. а дочитывать не хочется. но к семиниру я дочитаю, ыыы.
«плакал, как ребенок, разбуженный раньше времени» — это какое, интересно, время Х такое?
Текст похож на подстрочник сценария фильма, перевод с иностранного.
Неудачные фразы типа «сделайте мне красиво»:
В приоткрытое окно пролезала прохлада, острым лезвием рассекая тяжелое марево разговорного чулана*жесткое лицо девушки*зарылась в мягкий безмолвный плед* удивительной ложью сновидений* Воспоминания напоминали витки спирали* Земля была укрыта камуфляжем жидких вечерних теней*вглядываясь в свои мысли сквозь спину удаляющегося бойфренда.
Особенно плохо: Перед глазами на фоне черного полотна ночи разыгрывались сцены ее недолгого счастья. (черное полотно? И что на нем увидишь?)
раскидав ноги во всю ширину (…)?))..) прохода…
Она обняла себя за плечи. (просто: обняла себя)
просчитывает свои шансы на ночь (недостаточность)
В горле пересохло. Он несколько раз шумно сглотнул слюну…(бессмыслица)
Далее пошел просто диагноз, «худ-проза» кончилась:
Детские рисунки на столе скалились тысячей сумасшедших глаз невиданных зверей. Они кричали ненавистью…С каждым новым кругом болезнь молодого человека набирала размах.Алена словно наблюдала в микроскоп, как мимолетная картина чужой жизни запечатлелась в мозгу Киры яркими красками страха, который, удобно расположившись, быстро обжился и день за днем расширял свои владения, пока не захватил все мысли и не подчинил себе чужую жизнь.
компания женщин разных возрастов (протокол участкового Пупкина)
молодая девушка (но коммент)
постоянное мыл руки (опечатка)
иссохшуюся кожу, покрытую раздражением (сыпью — да, раздражением — нет.)
Браные слова не украсили рассказа и торчат, как пупки.
Алена-Лена — чередование — путаница.
И главное. и чё? А зачем это все написано? Смысл?
Не надо всуе упоминать фамилию Пупкиных! Вы сами не из них ли будете? Тем более участковые Пупкины встречаются куда реже писателей Пупкиных. А «компания женщин разных возрастов», если она слегка нетрезва — то прекрасна!
Мы-то сами из народу, да ни одного на роду сидельца-висельника, вертухая-шлепальщика, — всё герои да мученики за Веру и Отечество.
> просчитывает свои шансы на ночь (недостаточность)
По-моему тут как раз всё ясно. Без никакой недостаточности.
Человек написал, за что ему спасибо, нам есть что обсуждать. Хорошо, что человеку хочется писать на бумаге какой-нибудь текст. Замечательно, если люди рисуют, играют на рояле, на скрипке, поют, в конце концов. Если бы в свободное время этим занимались втрое больше людей хотя бы в Москве, наступил бы коммунизм. В крайнем случае, в метро была бы атмосфера званого вечера (нет?)
Так что пускай автор пишет дальше. Ничего в этом нет плохого. Проблема, как мне кажется, вот в чем. Автор человек молодой (возможно не по паспорту, бывает и так), такое впечатление возникло у меня от текста (любовь рассыпалась, йа, йа, плач, больной болеет, девушка в трансе, рядом какой-то там не такой, она хочет прежнего, а он болеет). См кстати Ремарка (и не только данный автор, у нас на Белкине много пишут про «люпофф», про нежность, про семью, никуда не денешься. Так что Ремарк? У него в «Трех товарищах» молодой человек ищет идеала, находит, а идеал умирает. Схожая история, правда, только у Ремарка умирает девушка. Причем без всяких «полотен, лун, рисунков, заломленных рук», умирает от туберкулеза, ее рвет кровью, она падает в обморок и все такое. Так вот автору следует срочно (и очень внимательно!) прочитать эту книжку (называется, см выше, «Три товарища»), она есть в сетевых библиотеках, можно, я думаю, скачать. Плюс к этому посмотреть постановку по книге в театре (где-то эта вещь недавно шла). Зачем в театре? Там переделали на «современный лад», более приближено к сегодняшним реалиям. Потом автор может посидеть и подумать, что у меня в этой моей вещи не так. Ну, выкину я все эти «руки, муки, ноги (врозь), заломы и прочее», и что, тогда все станет супер? Нет, конечно, не станет. Потому что действие должно быть реальным, пошла куда-то девушка, сказала что-то, надо так написать, чтобы возникло ощущение, на самом деле сказала. Девушки ведь не только «сворачиваются в кресле», а делают массу других вещей, просто садятся (как? ставя ступни вместе, врозь, ногу на ногу (и что при этом думается? ничего или что-то в голове у ее спутника возникает, думает ли он, что зря она напялила эти брюки или, напротив, пялится на ее коленки, как дурак (как умный). Одним словом, в тексте должно возникнуть нечто совершенно живое и понятное. Девушки могут не стихи писать, а, например, икать. И герой тащит бедняге стакан с теплой (холодной) водой и тут его, дурака, пробивает такая нежность, вот, мол, она, бедолага, икает, как какая-то приблудная кошка, а я ее пою, я ее люблю, я ее обожаю, наконец. А она (девушка) поднимает на него круглые, мокрые глаза (ее икота замучила плюс неудобно, что у него, у парня, дома это все и случилось), а тут и замечает, что парень на нее так смотрит, прям балдеет от нее, плевать ему на икоту, он ее глазами есть, он готов… и так далее. Так что идти надо вот в таком железном ключе. Никаких красивинок. Это на первых порах. В этот момент красивинки очень портят все. Выкинуть их совсем. Попробовать (хотя бы и через силу) описывать старуху, которая грязненькая такая, немытенькая, но сын (например) ее любит. Писать про старух, собак, валенки, ментов так, как художники пишут этюды.
Далее. Давно хочу сказать, да все забываю. Иногда не совсем ясно, собирается ли человек серьезно заниматься литературой, писать, и завтра, и через полгода. Тут надо самого себя понять, что вы с этим «писанием» собираетесь делать. Часто у нас появляются «непроходные» тексты, автор (почему-то?) убежден, что этой «супер», а мы все его просто не поняли, не разобрались. И редко видно авторов, которые только и думают, как сделать новую вещь лучше.
В тексте, кстати, есть и удачные места, они покрыты слоем «красивинок», похожих, кстати, на стихи, которые пишут в школе (про сумерки, закат, глаза, обрыв и так далее). Диалоги краткие, за которыми автор попробовал «вставить» настоящие эмоции. Есть, есть такие места. Но «красивинок» перебор.
Автора, как мне кажется, серьезно «подвел» сюжет. Девушка любила паренька, а он увидел какую-то загаженную квартиру, и съехал с ума на почве микробов. Как-то это выходит скучно. Ну, любила и любит, спит у него в изоляторе. Жалко ее. И ничего больше. Часто приносят такие рассказы, где есть попытка «выжать слезу». Понятно, что авторы на самом деле переживают из-за придуманного, но читателям видны всякие нестыковки, скучные куски, вялый сюжет. Не знаю, будет ли что-нибудь делать автор с этим текстом дальше, но можно и сделать ведь так: никакой загаженной квартиры, просто парень больной, просто девушка к нему ходит, никак не могут они расстаться, даже не писать, что у него болит, просто болит. Подробно о том, как они сидят вместе, о чем говорят, как парень ее гонит, а она не уходит, как она домой идет, о чем думает, что ее мать говорит, что сестра думает. И так далее.
Рассказ ведь в чем сложен, тут должна быть четкая «линия», чтобы дальше хотелось узнать, бросит она его или нет. Но про «жалость» тема невыгодная. Часто и везде тема эта вылезает. Сложно сделать что-то интересное. Хотя у Ремарка получилось. Значит, есть еще неиспользованные возможности.
Высоцкий учит Билана петь.
Вот все-таки не согласна я с этой анонимностью.
НМСВ, автора нужно смотреть в динамике.
По мне бы посмотреть какой-нибудь предыдущий текст этого товарища и только тогда судить…
Потому что я сейчас для себя поняла, что есть авторы прогрессирующие, есть «на одном уровне», а есть конкретно регрессирующие.
И вот за последних больнее всего. Хотя моя надежда, как всегда, умирает в большой агонии и все еще жива.
после обсуждения автор обычно вскрывается, так что вполне можно и динамику посмотреть.
Ну почему сразу вскрывается? На миру чаще стреляются. А вскрываются и вешаются дома, без свидетелей)
Всем привет! Зарегилась наконец-то.)
Тут такая тема, не могла пройти мимо. Постараюсь приехать на обсуждение.
Прочитала два раза. Написала сначала один отзыв. Потом даже не помню зачем, решила освежить текст в памяти, и с удивлением прочитала второй раз. И вот уже, зная содержание, все более-менее прояснилось.
Возможно, тема для меня такая неровная, что я ее воспринимаю не очень ровно ( как бывший специалист). А, может, я не люблю про плохих психологов.)
Поэтому сначала критика.
Незнание темы сильно подкачало. Тема психологов мне здесь крайне не нравится. Все искажено так, что даже подобия не вырисовывается.
товарищ Антон и девушка – представляют клан мозгоправов, а именно психологов, насколько я поняла. Это настолько лишне, как и вдруг изменившееся отношение Антона к девушке (совершенно непонятное ни с профессиональной, ни с любовной точки зрения). Почему она стала жалкой? Что связалась с жалким парнем? Я тут совершенно ничего не поняла. Или из-за того, что она расстроена. И тогда жалкая. Т.е. нельзя растраиваться, психологи должны быть как кремень?
Написан текст от наблюдателя со стороны. Наверное, можно его доделать, если оставить повествование только от девушки и только от парня. Антону здесь место статиста, на большее он не тянет. Хотя, если его роль как-то почетче прописать. Или он врач, к примеру.
Я не поняла, где они работают, но там есть кабинет индивидуальной терапии и могут оставлять на ночь.
Пациент описан уже просто как псих. Без рассуждений. Причем подано это происшествием.
Такие расстройства называют пограничными. В возникновении этого расстройства тщательно разбирается врач-психотерапевт. Любой психолог понимает, что вот так просто с лёту обычно ничего не происходит, и что подобные случаи имеют вехи из детства. У человека невроз навязчивых состояний, по-научному Обсессивно-компульсивное расстройство. Т.е. страхи, тревоги, и попытка защититься. Это эмоциональный стресс, который чевлоек снимает посредством оттирания от грязи.
Но что породило этот стресс, в этом как раз и разбираются. Девочка в данном случае, не смогла убедить своего молодого чевлоека, что от той грязи он уже отмылся в первый же день, а уж через неделю тем более, и отдалить его воспоминания. Если он начал пристально всматриваться в каждодневные соприкосновения, то тут уже надо было бить тревогу и тащить на консультацию. Почему у парня включился механизм защиты жизни, почему у него пробудилась какая-то связь одной ситуации с другой – вот в чем вопрос.
Кстати, обычно страдающие ОКР люди с высоким IQ.
Таким людям нужен спорт и умение расслабляться. А в помощь – человек со здравым смыслом, который бы поддерживал веру в себя, объективную реальность и нормальные способы защиты.
Кстати, дети себя очень охраняют от сильных переживаний. И даже копание в прошлом может выявить пару травмирующих ситуаций, но той самой, третьей – фиксирующей, он может и не вспомнить, как бы обойдет вниманием. Только если кто-то из окружения вспомнит и начнет ему рассказывать, хоть вскольз, он ее также туманно припомнит. И снимать, как ни странно, надо третью, та, которая убедила почему-то. Именно это убеждение нужно снимать. Есть психотерапевты, которые работают жестко. По данному рассказу, такой как раз бы подошел, что называется, сразу вправить мозги – это как ложное убеждение заменить на новое, нормальное убеждение, методом наезда. Вот такие дела.
Но я больше склоняюсь к тому, что автор хотел показать плохих психологов. Трудно представить себе нормального человека, который бы не отвел вовремя парня к врачу. Возможно пару недель на успокоительных ему бы помогли без всяких бесед.
Прочитала второй раз, чтобы освежить в памяти и удивилась. Многое прояснилось, что-то даже понравилось. Только так мельком в начале дана информация – и что девушка в детской наркологии работала, и какие-то там намеки на отношения с Антоном. И про предательство девушки, молодой специалистки. Тут автор краски слишком сгустил, что парень и ее мыл разными средствами. Хотя бы здесь, должно было проявиться какое-то противостояние, где-то поблажка, где-то настойчивость с ее стороны.
В общем, очень обрывочные скачки от сцены к сцене, хорошо бы к каждой дать подводку. И героиню прорисовать, если стерва, так стерва. Если молодая и глупая, которая растерялась, испугалась, то и представляла его совсем другим, а тут и т.д.
Но, чтобы молодая специалистка так ничего и не предприняла, а только давала себя мыть? Верится с трудом. Уж что-то она бы попыталась сделать, настойчивости могло не хватить. И, по сути, она с ним работать уже не должна. Она же близкий человек. То есть встреча в кабинете с ним, чисто как попытка оказать внимание, поддержку, пока ищет другого специалиста. Она не имеет права с ним работать, потому что они были в отношениях и там не будет професиональных отношений «врач-пациент». А парню надо проблему решать. Это, кстати, к вопросу, а кто же Антон в этой всей истории. Как бы здесь кто-то должен быть врач.
В тексте не хватает жизни и плавности. И про «полулюди». Это кто ж их так называет. Ну ладно уж цапли, сравнение понятно. Но тут. С таким уровнем эмпатии в этой профессии делать нечего. Вы же не будете называть детей и стариков полулюдьми.
профессия психолога у нас в стране на троечку с минусом, так что если уж писать о ней, то пытаясь разобраться со всеми участниками.
Итожу: многие мысли понравились, текст похож на развернутый конспект, который нужно дописать, «красивости» встречаются нормальные, явные ляпы только убрать. И проработать героев. Постаралась выразить все, что я думаю, из своих скромных познаний, но. Возможно, слишком эмоционально, за что прошу прощения. Тема психологов для меня как красная тряпка, уж извиняйте. Я работала так осторожно, по западной системе, в которой говорится, что прежде чем начинать, надо сначала самому пройти два года психоанализа, чтобы проработать свои проблемы и не решать их потом за счет пациентов. Меня удивляют самоуверенные специалисты, которые ставят себя хозяевами чужих мозгов. Пользуясь случаем, предупреждаю на счет гельштатчиков. Эта теория хороша для индивидуального применения. А те, кто работает на гельштате сильно раскачивают агрессию, исходя из того, что депрессия – это подавленная агрессия и проявление злости – это первый шаг к выходу. Только они не учитывают, что уровень злости должен проявляться тот, с которым пациент справляется. Ураган эмоций ему не нужен, и поэтому искусственно раскачивать нет смысла. Не буду гнать на всех, но тех, кого я встречала, уровень ответственности нивелирован слишком.
Так что, и психологи бывают разные, и иногда сами ходят к психологам по разным жизненным ситуациям. Сторонний взгляд, спокойный и уравновешенный нужен всем.
Еще раз по тексту – меня удивил подход, что на человеке сразу поставили крест. Вот это конкретно наша российская школа. Если с таким подходом лечить, то и результат понятен. У человека могут остаться трудности, а может, он их преодолеет, и никому не ведомо как оно будет, чтобы называть калеками. Это плохая работа специалистов. Специалист должен верить, чтобы ему верил пациент. Это всего лишь травма, только психологическая. И человек потом может пользоваться «костылями», а может и восстановиться полностью или частично и помогать себе сам. Думаю, что в наркологии совсем другие представления и ОКР не совсем их профиль.
Это похоже на то, как взрослый чевлоек вдруг чувствует себя ребенком в мире взрослых.
Преодолевают снижая эмоциональное напряжение и поддерживая чувство защищенности.
По тексту вроде все сказала. Ну а по теме, так высказалась.)
Эээ, про наркологию я поняла, что его поместили временно, а имела в виду, что тамошние психологи может как-то отличаются, взирая на людей, как на калек. Не знаю.
Рассказ мог получиться интересным, если бы автор изначально не выбрал неверный тон. Немножечко слишком «душераздирающий». «Нас пугают, а нам не страшно». Нас пытаются впечатлить, навязать эмоции, которые мы, читатели, должны испытывать, ан нет, возникает даже некоторое отторжение. Я во многом согласна с Алексеем Самойловым (см. коммент). А Ремарка, конечно, наверняка все читали, но автору пора уже перечитывать. И не только Ремарка. «Волшебная гора» Т. Манна, к примеру. Но Алексей предлагает какое-то совсем другое произведение, вот тут я не согласна. Материал-то интересный. Вдумайтесь, герой сходит с ума «от грязи». Человек, выросший в нашей стране, и даже не москвич. Вспомните общаги, коммуналки, рынки, вокзалы, бомжей, копающихся в переполненных мусорных контейнерах, а потом спящих в метро, общественные туалеты, деревенские туалеты, опушки лесов и берега водоемов. Где-то я недавно прочитала, что изобретение унитаза это проявление цивилизации, а унитаз в каждом доме – культуры. Грязь и нищета – взаимосвязанные вещи. Чуть начинаем жить лучше, так сразу и чище. Но я впадаю в ересь, тоже пытаюсь намекнуть (навязать) автору на какие-то другие ходы и возможности. Респект Игорю за шутку насчет Высоцкого и Билана. Не в бровь, а в глаз. Очень порадовалась.
У меня целая коллекция изречений о целях и задачах литературы. Вот одно из них: «Задача литературы не давать ответы, а углублять вопросы». (Мы с вами понимаем, что этим задачи литературы не ограничиваются, но, тем не менее…)
Я однажды видела, как работники ЖЭКа освобождали захламленную, бомжатскую квартиру. Из окна второго этажа в узкий палисадник летели пятнистые матрасы, комковатые серые и сырые на вид подушки, драный тюль, комки тряпья, из которого вдруг вычленились кримпленовые «клеша» салатного цвета, примерно 73 года пошива, почти новые. Потом табуретка в облупившейся краске. Точно такие табуретки изготовляли мальчики из моего класса на уроках труда. Я завидовала. Мне тоже хотелось сколотить табуретку, а не «обрабатывать пройму подкройной планкой или косой бейкой». Кипы пожелтевших журналов «Наука и жизнь», «Вокруг света», «Работница». Пустые бутылки, заплесневелые банки, деревянные лыжи с кожаными ремешками-креплениями, толстая, потрепанная книжка… Я бы забыла начисто этот эпизод, если бы не книжка «Словарь литературоведческих терминов», которая теперь стоит у меня на полке. Я использую ее в работе. И порой, когда в очередной раз пытаюсь уразуметь разницу между «сюжетом» и «фабулой», думаю, а кто жил в той квартире? Наверное, семья простых советских инженеров. Потом дети выросли, жена умерла. Остался дед, спился, опустился, умер… А может все было по-другому…
А напоследок:
«В комнате было солнечно и душно. В приоткрытое окно пролезала прохлада…» Как это, одновременно и душно и «пролезала прохлада»?
«Она плакала, как ребенок разбуженный раньше времени. Устав от слез ОНА снова проваливалась в сон, но жуткие картины снов выталкивали ЕЕ обратно в реальность, на которую У НЕЕ не было сил»
«Лена склонилась над листком бумаги, что-то быстро написала НА НЕМ и выскочила из квартиры»
«Девушка стянула плед со СВОЕЙ головы».
Выделенные слова – лишние. Таких слов в тексте очень много, зато запятых не хватает.
А вот «Земля была укрыта камуфляжем жидких вечерних теней» мне понравилось, точный образ.
Спасибо, Нина Владимировна!
А «в нутре»? Забыли? А вот Натанович свет наш, прочел, наверное. И заметил. И вот.
А ещё: «Она была босой». Это же былина про Льва Николаевича, помните? «Не ел ни хлеба, ни мяса/И вечно ходил он босой».
Где ж точный? Простите, но жидкие тени — это такая косметика.)) Землю камуфляжем не укрывают!)
Это наоборот не точно, поэтому глупо и не красиво. Проза, она ж мысли требует и только мысли. Этот камуфляж нерусский ни к чему не ведет и не является ключом к возможным последующим после него событиям. И зачем тексту, и без комуфляжа мутному —
лишнее, от которого Вы справедливо призываете избавляться?))Логика?
о, я прочёл.
долгие, продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию.
все встают.
спасибо, без вас бы у меня ничего не вышло!
У меня нет актёрского таланта. Поэтому, если я сейчас пойду поступать в театральный вуз, и на экзамене меня попросят изобразить злость, то я, скорее всего, сожму кулаки и побагровею. Прямо как Антон.
Вот таких плохих актёров из любительского театра напоминают персонажи рассказа. Каждый из них безбожно переигрывает, аффектируя до нелепого предела даже мелкие свои эмоции. «…внимательно вглядываясь в жесткое лицо девушки. В нем была боль, крик о помощи…» «Он ерзал на стуле, тер ладонями лицо и шею и отбивал под столом какой-то неровный ритм». «Оно вцепилось в него, накрепко засело в сознании и с каждой пульсацией крови больно кололо его мозг». Понятно, хочется слепить трагедию. А получается-то фарс!
А самое печальное, вместе с героями начинают переигрывать и декорации. Карандаши не просто лежат на столе, они ПРИДАВЛИВАЮТ! Плед не просто плед, он БЕЗМОЛВНЫЙ!! Кружка с чаем не остывает, она ОТДАЁТ ПОСЛЕДНИЙ ПАР!!! Короче, Васисуалий Лоханкин, заговоривший пятистопным ямбом.
То есть переигрывают, конечно, не персонажи и не предметы. Чувства меры не знает автор.
К третьей части стало полегче. Динамику привнесли развесёлые телевизионщики. Я уж было подумал, осознал человек. Ан нет. «Корреспондент думал о том, что он не успел позавтракать и живот теперь ноет от голода, о том, что пот вязкой пленкой покрыл его тело…» Узнаю, как говорится, руку. Ну не думает никто о вязкой плёнке. О поте думают, а о плёнке только пишут.
Почему же относительно наладилось повествование? Потому что наконец-то появилось действие. И спотыкается повествование теперь лишь там, где возникают эмоции. Эмоции, как ни печально, пока не даются автору совсем. С действиями дело обстоит несколько лучше.
От переигрывания в деталях переигрывает и вся фабула в общем. Сама надуманная история с впечатлительным корреспондентом становится натянутой попыткой вызвать у читателя настоящие живые эмоции. Но эмоции вызываются лишь такие же кукольные. «Бывает, утром выйдешь из подъезда детей в сад вести, и блюёшь». Я даже не знаю, плакать тут или смеяться. Не над героями, над автором.
Комментарий отрицательный, но я завидую автору текста «Болезнь». Поскольку я на свой текст твой обещанный комментарий всё жду, жду, жду и никак не дождусь. Глядишь, и ждалка скоро лопнет.
Да-да, я помню. Уже скоро;)
Я предлагаю автору попробовать быть гением. Есть наблюдение, что гений начинает сочинять с конца. В романе «Воскресение» использовал избитый, затёртый сюжет, характерный для французской развлекательной романистики. Молодой барин, страдающий похотью, погубил девушку из низшего сословия. Нехлюдов в качестве присяжного судит Маслову. Вот чем завершил бы талантливый писатель. Но Лев Толстой делает гениальный ход, эпизодом суда он начинает «Воскресение». В «Палата №6» история погружения в сумасшествие пациента Громова пересказана. Основное повествование Чехов начинает, когда Громова уже определили во флигель для душевнобольных.
Во время обсуждения моего текста «Я очнулся в забытьи» глубокоуважаемый Владислав высказал настолько сложное и содержательное суждение, что мне до сих пор не удалось осмыслить его полностью. Что автор в первом абзаце «весь караван облаял». Я предлагаю автору текста «Болезнь» попробовать сделать то же самое. Уместить весь рассказ в один абзац и предпринять попытку «начать с конца». Чтобы проследить историю взаимоотношений молодого человека, уже утратившего рассудок, и его возлюбленной девушки. Пусть автор попробует быть гением. Именно попробует. Не надо подвергать психику чрезмерным нагрузкам. Чтобы исключить риск возникновения сходного заболевания.
Проблемы автора не только с эмоциями персонажей, как было верно указано выше, но и со стилистикой. «Безмолвный плед» плох не тем, что его «молчание» преподносится как жирный напыщенный знак состояния персонажа, а тем, что плед не бывает безмолвным. И вот в каком смысле. Беглый просмотр результатов поиска по национальному корпусу русского языка по запросу «безмолвный+сущ» показывает, что безмолвными могут быть люди (и их скопления), пространства (комната, зал), периоды времени. Есть и другие случаи, о них позже. В любом из уже указанных мной случаев эти безмолвные сущности могут также производить звуки. Безмолвный/говорливый собеседник, безмолвный/шумный зал, безмолвный/шумный час (предрассветный!). Даже лес, который тоже может быть безмолвным, может, скажем, шелестеть. В случае с безмолвными камнями, которые тоже бывают, но не умеют говорить или шуметь, нмсв, происходит олицетворение. Безмолвные камни, могущие встретиться в каком-нибудь тексте, выступают своего рода собеседниками (безмолвными же!) лирического героя или повествователя. То есть, это некие объекты, противопоставленные герою или повествователю, отдалённые от него. Можно наблюдать (лицезреть) безмолвные камни, но нельзя сидеть на безмолвном камне или карабкаться на безмолвную скалу — все эти вещи в безмолвном состоянии можно только наблюдать с расстояния. Если представить фантастический мир, созданный неким эксцентричным автором, в котором громадные пледы были бы раскиданы по просторным полям до горизонта, тогда да, они могли бы быть и безмолвными. И таких примеров по тексту масса. Это стилистика. Автор не чувствует (или чувствует, но не слушает свою языковую интуицию), какие слова можно «подружить», а какие нет. Дело не в некой доктрине граммар-наци, в соответствии с которой что-то можно, а что-то нельзя, — а в интуитивном чувстве языка.
А по сюжету — а даже не совсем понял конец. Журналист двинулся, а его тёлка перебежала к другому, но у неё все были такие «сложные» приятели? То есть вот этот новый, тоже двинется? Ничерта не понятно)
А речи могут быть немолчными, xen?
могут, т.к. немолчный означает не умолкающий, звучащий непрерывно. К тому же у Гоголя есть. Вообще, весь Интернет в твоём распоряжении)
А как же
«На бледно голубой эмали, какая мыслима в апреле, березы ветви подымали и незаметно вечерели…»
Или
«Невыразимая печаль открыла два огромных глаза, цветочная проснулась ваза и выплеснула свой хрусталь…»
Или
«… сон, как отзвук колокола, смолк…»
(цитирую по памяти Мандельштама и Пастернака. Пардон, если не точно)
Тема, ты своим «нельзя» закрываешь дорогу любому словотворчеству. Но во всем, что касается автора «Болезни», я с тобой согласна. Нет пока чувства языка.
породить текст, вызвавший бурление читательских умов — это ли не авторское щасье.
И не говорите, просто удивительно, как народ взбодрился. А я ведь даже не знаю, кто автор.
какой-то мальчик со стороны. анонимный друг Купера)
То есть ты не согласна с тем, что я написал про «безмолвный плед»?
Я же специально написал в конце, что это не судейско-императивное «нельзя», а «нельзя» такого рода, которое заложено в самом языке. Это не я лично запрещаю, потому что мне не нравится, а просто это выглядит в лучшем случае забавно, а так — неумело. И словотворчество тут ни при чём, т.к. словотворчество — это выдумывание слов, а речь идёт о возможности поставить два слова рядом — о так называемой лексической сочетаемости. Когда люди уходят, но собираются скоро вернуться, они говорят «я сейчас приду», но они не говорят «я теперь приду», хотя, заметь, «теперь» и «сейчас» — это слова, которые, собственно, означают одно и то же — текущий период времени.
И в приведённых тобой строках ошибок нет. Правда, они звучат ужасно напыщенно, но это уже вкусовая оценка, тогда как лексическая сочетаемость вещь в общем объективная.
Так вот как раз и удивляет, что у Гоголя.
Немолчные — немолчащие речи. Это тафталогия. Любая речь немолчной будет всегда, как несухая вода. И если следовать твоей логике с пледом, то и такого словосочетания быть не может.
Юра, не тупи, на это больно смотреть.
Хамство — твое второе имя.
а твое, судя по всему, Умчестьисовесть)
Нет. Немолчный — звучащий непрерывно; неумолкаемый. Речь может прерваться, смолкнуть. А если она немолчная, то она не прерывается и не смолкает — в описанном эпизоде. Если сравнивать с водой, то можно сравнить с текущей водой. Вода может течь, а может и не течь. Речь может прерываться, а может быть немолчной.
сам же себе и противоречишь
В чём я себе противоречу, Юра?
Тема!
«Безмолвный плед» в данном конкретном произведении — плохо, т.к. сказано от балды, ни для чего, для пущей красивости. Не работает ни на картинку, ни на образ героини. И ты, конечно, прав насчет «лексической сочетаемости». Но я вполне могла бы себе представить где-нибудь в другом произведении, скажем, плед «кричащей» расцветки, и, вдруг, выключили свет. Получается образ какой-никакой. Строго говоря «березы» не могут «вечереть», и «бежать по небу» а «сон» — «смолкнуть», но для того, чтобы добиться «образности», можно сочетать что угодно с чем угодно. Главное, чтобы это было художественно оправданно.
А строчки, вырванные из контекста, может и звучат напыщенно и даже глупо, зато стихи (целиком) просто ну очень душевные в смысле настроения, ощущения, картинки, да и вообще. Согласись.
Осип Мандельштам
На бледно-голубой эмали,
Какая мыслима в апреле,
Березы ветви поднимали
И незаметно вечерели.
Узор отточенный и мелкий,
Застыла тоненькая сетка,
Как на фарфоровой тарелке
Рисунок, вычерченный метко,—
Когда его художник милый
Выводит на стеклянной тверди,
В сознании минутной силы,
В забвении печальной смерти.
Борис Пастернак
СОН
Мне снилась осень в полусвете стекол,
Друзья и ты в их шутовской гурьбе,
И, как с небес добывший крови сокол,
Спускалось сердце на руку к тебе.
Но время шло, и старилось, и глохло,
И, поволокой рамы серебря,
Заря из сада обдавала стекла
Кровавыми слезами сентября.
Но время шло и старилось. И рыхлый,
Как лед, трещал и таял кресел шелк.
Вдруг, громкая, запнулась ты и стихла,
И сон, как отзвук колокола, смолк.
Я пробудился. Был, как осень, темен
Рассвет, и ветер, удаляясь, нес,
Как за возом бегущий дождь соломин,
Гряду бегущих по небу берез.
> но для того, чтобы добиться «образности», можно сочетать что угодно с чем угодно.
Я так не считаю)
Мандельштам ужасен, не люблю его. Почему его вообще в школе проходят, не понимаю.
Пастернак соу-соу. Лучше, чем Мандельштам, но вообще-то тоже не очень.
Тема! Я с тобой вовсе не спорю, считаю, что ты прав. Просто пытаюсь расширить «контекст»
По-моему фраза «Детские рисунки на столе скалились тысячей сумасшедших глаз невиданных зверей» — несомненная удача. Побольше бы таких образов, подмеченных с натуры!