… прошло лето. сначала синее, потом красное, с формами закатного распада, когда разрезающие ножницы облаков стремились сквозь вечерний мозг на юг.
… но было интересно. мой велик вез меня в стрекочущую бездну лугов и пропадал в почти безатмосферной невесомомости сорокаградусной жары — и я не успевал доехать до реки и растворялся в пейзаже, как в молоке — кусочек песочного печенья.
… но ничего не было — ни творчества, ни музыки, ни речи — и только пиво разговаривало со мной в своем желто-коричневом сиянии, пузырясь, словно атомная бомбардировка, когда я отводил растворяющийся в белых лучах пивной бокал ровно на такое расстояние, которое прописал Нильс Бор — и все это, чтобы повторить распадающуюся голову ангела…
… тогда я расщепил все атомы вселенной и парил между ними, как герой Боба Гелдофа среди щепок и деталей своего бывшего мира. я разложил их так, словно между ними была невидимая логическая и гравитационная связь. но двумерная картина на полу унижала объемный замысел картины, и я смешал в сорную кучу листы, краски, литеры, проволоки умозаключений, пиксели, компьютерные иконки и все, что попадалось под руку в этот момент. мне хотелось истины и гармонии одновременно. мне хотелось быть святым и всезнающим — сразу, словно, чтобы, взглянув в свое неправильное отражение в зеркале, я бы увидел того, кто был моим отражением, но таким, которое бы вело меня за собой, отражением, котрое бы подсказывало бы мне — меня.
… но такого не бывает. и я начал встречать осень, когда еще август не зазолотился улыбками кленов и стал мерно пить алкоголь — литрами, беспросветно, как дождь, который читает прустовский период и не видит конца строке, утопающей в беспамятстве опьянения.
