Сиртаки
Moderato, accelerando
Резкий удар в бок. Печень. Напоминает, что на часах 21 час 57 минут 00 секунд. В очереди за амброзией передо мной двое: Горгона с полудохлыми змеями на голове и какой-то гунн у кассы. В десять водку продавать перестанут, у меня три минуты. Гунн в разных сочетаниях употребляет все три знакомых ему русских слова, но никак не может объяснить продавщице, что пришел за хлебом. Если я его убью, меня, конечно, оправдают. Но тогда я не успею купить водки. Пусть живет.
21.57.20. Тень орла заслоняет мутный закат над Северным Бутово. Это по мою печень. Сердце трепыхается в правом боку. Взрываюсь:
— Милая! Дайте ему батон и половинку черного! Уже без трех минут!
— Вы по-ихнему понимаете? – продавщица, утомленная толерантностью и переизбытком конфессий, подозрительно машет на меня ресничками, осыпая тушью прилавок.
21.57.40. Озирающийся, но довольный гунн, сопровождаемый шлейфом противоречивых запахов, удаляется. К прилавку подплывает бесформенная Горгона. Эта проторчит вечность. Я уже готов упасть на колени:
— Женщина! Дорогая моя! Без трех минут! Я же не успею! Пропустите! Умоляю вас!
— Вам, синякам, только б зенки залить! – завелась мгновенно, будто ждала. Даже змеи на голове проснулись и шевелятся.
21.58.00. Бутовский магазин – восьмое чудо света, торгующее всем: от алкоголя до удобрений, содрогается. Сизиф, по паспорту Сигизмунд Зигфридович, обреченный бесконечно толкать свою «Ладу-Калину» вручную, с грохотом упирает это беспородное чудище в ближайшее дерево и сливает свою скорбь с моей.
— За каким я поехал на машине! – фраза из ежевечернего ритуала вечная, как вселенная.
— Без двух минут, Сизиф! – я мысленно курю с ним последнюю папиросу на двоих перед казнью.
21.58.20. Орел садится на толстую ветку у крыльца магазина, улыбается:
— Без двух минут, Прометей…- перелетает на кассовый аппарат, делает вид, что чистит перья.
21.58.35.
— Женщина! Пожалуйста! У меня без сдачи!- это я снова Горгоне.
— Я тебя сейчас пущу, а ты потом будешь под окнами песни орать до утра! Девушка, мне кефир три и два процента… еще… это… как его…
21.58.50. Время отмеряется ударами сердца. По два в секунду. Быстрее, быстрее, быстрее. Три удара в секунду.
21.58.59. Орел завидует Горгоне, он в состоянии причинять только физические страдания. Почему же я боюсь его больше всего на свете?.. А его ли?.. Он – причина боли, а я помню себя только в связи с болью в печени. Почему?.. если подумать… Я посыпаюсь от того, что болит печень. Иду в магазин за водкой. Если успеваю купить, то выпиваю… и дальше просыпаюсь от боли в печени, а если не успеваю, то прилетает орел, клюет, я теряю сознание… просыпаюсь от боли в печени. И так целую вечность.
ххх
Как-то вечером, примерно тысяч тридцать лет назад, или три… Словом, я проснулся от боли в правом боку и обнаружил себя прикованным к скале. После возлияний, устроенных накануне не то Дионисом, не то Вакхом, я не нашел в памяти ни одного воспоминания. Откуда взялись эти имена, и пил я вчера вообще?
Что я здесь делаю? Кто я? Почему так болит справа под ребрами?
— Эй! Есть здесь кто-нибудь?..
— … будь – будь – будь,- разнеслось по долине внизу.
Где же тот, кто меня приковал? Или так и должно быть, а цепи и скала – это тоже я?
— Добрый вечер. Орел.
Странное существо возникло на ближайшем уступе.
— Простите?
— Орел.
— Что?
— Я – Орел. Меня Зевс прислал.
— Орел… Зевс…
Уже хорошо, что я не одинок.
— Ничего не помните?
— Что я должен помнить?
— Вас Гефест приковал, по приказу Зевса. А мне приказали, вот… -существо взглянуло на тень от скалы,- О, уже десять вечера!
Орел неожиданно подскочил, расправил крылья, заложил вираж над ущельем, подлетел ко мне… и клюнул в правый бок.
— Эй, больно же!!!
— Вы думаете, мне самому это нравится?
— Зачем же? У меня там и без вас болит!
— А что делать, у меня приказ…
Орел снова клюнул меня в то же место, вырвал кусок кожи, брезгливо выплюнул его, с отвращением взглянул на струйку красной жидкости.
— Зачем же вы истязаете меня, если не голодны?
— Это, увы, не обсуждается. А вообще я предпочитаю на ужин седло агнца, ваш ливер меня не интересует.
— Тяжело вам…
— Я проклинаю тот день, когда свил гнездо на Олимпе. Место божественное, воздух чистый, но близость к Зевсу имеет свои недостатки. Не отвлекайте меня, пожалуйста, можно я быстренько доклюю, и спокойно поговорим.
Орел стал методично разрывать мне бок, периодически сплевывая. Пока он проклевывал кожу и мышцы, я, кажется, привык к боли, но прикосновение его клюва к печени отключило сознание.
Резкие порывы ветра привели меня в чувство. Орел сидел на уступе и обмахивал меня левым крылом, перекрывающим закат.
— Вам лучше? – надо же, ему хватает совести спрашивать.
— Да, спасибо, ваша… эээ… миссия закончена?
— На сегодня да. К сожалению, только на сегодня.
— Я могу поинтересоваться, что все-таки происходит?
— А вы, Прометей, ничего не помните?
— Прометей?
— Даже имени…- Орел загрустил.
— Меня зовут Прометей?
— Это значит Предвидящий,- покачал головой орел,- Вот люди! Когда они научатся давать имена?
— Люди дали мне имя. А кто они?
— Люди?
— Люди.
— Давайте я вам все коротко изложу, а то мне на Олимп пора, отчитываться.
Орел уселся поудобнее:
— Давным-давно вы подарили людям… Нет, что-то не с того я начал. Однажды вы спустились с Олимпа… ерунда какая-то получается… короче, вы вылепили из глины людей, чтобы нагадить Зевсу. Вам этого показалось мало, и вы подарили людям огонь. За это Зевс приказал Гефесту приковать вас здесь на Кавказе, а мне — каждый день переть сюда с Олимпа, клевать вашу печень. Представляете расстояние?
— Нет.
— Вам-то что, к утру печень зарастет. А я на рассвете вылетаю, к десяти вечера весь в мыле добираюсь сюда, домой возвращаюсь только к утру, а утром мне снова вылетать к вам. Меня жена уже в гнездо не пускает, у детей клювы какие-то подозрительные, явно не мои.
— Так кто такие люди?
— Вон, внизу копошатся. Совокупляются, жертвы приносят, воруют, истребляют друг друга. Зачем вы для них огонь крали?
— А я крал?
— Эсхил говорит, что вы не просто огонь сперли, огонь – это так, символ. Он утверждает, что вы им под видом огня божественные знание и мудрость контрабандой протащили.
— Эсхил — он тоже на Олимпе живет?
— Что вы! Он один из этих,- поморщившись, орел сплюнул вниз.- Ладно, мне пора. До завтра.
Орел бросился вниз, расправил крылья и быстро растворился на фоне заката.
Я подвел итоги. Меня зовут Прометей. Я вылепил людей из глины. Украл для них огонь, одарил знанием. Тем самым нагадил Зевсу, который главный на Олимпе. Меня за это приковали, и орел будет каждый день клевать печень. Жизнь удалась!
ххх
— Добрый вечер, Орел!
— Вы думаете, Прометей?
— Я тут в боку поковырял, чтобы вам не переутомляться, а вы лучше расскажете побольше.
Орел осмотрел кровоточащий бок.
— Качественная работа, Прометей. Я пару раз клюну для протокола.
Больно-то как!.. И это у них называется «протокол».
— Так вот,- орел вытер клюв о крыло,- сегодня утром я общался с несколькими жителями Олимпа,- на священной горе есть много несогласных с политикой Зевса.
— Зевс, это тот, которому я нагадил, а он меня за это приковал?
— Он самый. Я намекнул в узких олимпийских кругах, что имеется мученик, который мог бы возглавить освободительное движение.
— Мученик?
— Я имел в виду вас, Прометей. Многие боги согласны, а люди точно поддержат.
— Я вас не понимаю.
— Что тут непонятного? Вам не нравится ежедневное клевание печени, а мне отвратительно каждый день ее клевать, мотыляясь с Олимпа на Кавказ и обратно. У Гермеса серьезные претензии по налогам. Фемиду — вашу мать — не устраивает «олимпийское правосудие», Геру – кстати, по одной из версий, тоже вашу мать,- замучили венерические заболевания, а Венере надоел ее статус при Зевсе. И это только начало списка правозащитников. Олимпийские правозащитники – серьезная сила! Решайтесь, Прометей.
— Секундочку, так моя мать — Фемида или Гера? Насколько я знаю из наблюдений за людьми внизу, можно сомневаться в отцовстве, но не в материнстве.
— О чем вы говорите, Прометей! Сейчас ни в чем нельзя быть уверенным. Люди каждый день придумывают новые мифы, а на Олимпе из-за этого бардак,- птица явно занервничала и теряла остатки терпения.
— Не совсем понимаю вас, кто же главный — боги или люди?
— Естественно, боги! Хватит трепаться!
— Тогда объясните, почему людские мифы влияют на жизнь Олимпа?
Вместо ответа орел взмыл с уступа, стремительно подлетел ко мне и вырвал огромный кусок плоти из правого бока. Теряя сознание, я услышал только:
— Сволочь!
ххх
Следующие несколько веков орел клевал меня молча, с ожесточением. Я пытался с ним заговорить, но в ответ получал лишь более жестокие удары в бок, так что желание общаться быстро прошло.
Как-то вечером, во время одной из орлиных процедур, ко мне подошел молодой человек атлетического телосложения:
— Добрый вечер. Вы не подскажете, как пройти к Гесперидам?
— Здравствуйте. За этим утесом направо, потом вниз, а там спросите дорогу.
Молодой человек посмотрел на орла, чавкающего моей печенью:
— Вам птичка не мешает?- вежливо спросил он.
— Как вам сказать, приятного мало,- на самом деле я уже терял сознание.
Молодой человек, не переставая вежливо улыбаться, снял с плеча лук, вытащил из-за спины стрелу, натянул тетиву и выстелил орлу в шею. Орел икнул и рухнул в ущелье.
— Так лучше?- спросил молодой человек.
— Спасибо.
— Геракл, меня зовут Геракл.
— Прометей. Извините, не могу протянуть вам руку.
— Это мы сейчас решим,- Геракл непринужденными движениями освободил меня от оков. Мы пожали друг другу руки.
— Кто вас так, Прометей?
— Говорят, что Зевс. Я сам ничего не помню.
— А-а-а. Я слышал этот миф. Круто папаша с вами.
— Папаша? А у вас проблем не будет, Геракл?
— Не думаю… Но вы, на всякий случай, посидите тут, а я с папой переговорю.
ххх
— Орел??? Вас же Геракл вчера?..- моему удивлению не было предела. Я снова прикован, печень снова болит, и снова прилетела эта… птица.
— Миф не прижился. Вернули старую версию,- орел смачно клюнул меня в бок.
— Как это возможно? Кто вернул?
Ответа я не услышал. Воскресший орел отличался изощренной жестокостью. С тех пор я не пытался с ним разговаривать.
Моим вниманием завладели люди внизу. Создал их я, если верить мифу,- вполне симпатичными, с богатой фантазией. Огорчало, что фантазия их направлена на утоление самых низменных страстей. Мифы они придумывали, чтобы оправдать свои преступления и безнравственность. У меня даже возникло сомнение, из глины я их слепил или из чего-то другого. На моих глазах главный демократ Афин впарил публике миф о Зевсе и Кроносе. Под это дело он прирезал своего отца, мешавшего, по его утверждению, процессу демократизации. Ушлый купец спер армаду кораблей с товаром и придумал Посейдона, который корабли «утопил». Актеры, чтобы оправдать свое пьянство, придумали Диониса… Интересно, откуда тогда взялся Дионис в моих первых воспоминаниях? Путаница какая-то. Не могу понять: если я создал людей, вдохнул в них сознание, а они придумали мифы о богах, это значит, что и меня они придумали?.. Кто из нас кого создал? Я их из глины или они меня в мифах? Если они меня выдумали, как своего создателя и благодетеля, то, причем здесь печень? Они, получается, наказывают меня за то, что я их создал? Людей не устраивает жизнь, если они мстят своему создателю? Их жизнь – страдание, а я за это расплачиваюсь? Они говорят: «Мы не просили тебя, Прометей, нас создавать, никому не нужен твой подвиг. Страдай, как мы». Кто же все-таки был раньше, кто первопричина? И — что существует на самом деле? Только миф?..
ххх
… Но тогда получается, что я сам, очередь в магазине, Орел, водка, идиоты, которые постановили не продавать ее после десяти вечера, – это все чья-то фантазия?.. Моя??? Ну нет, не мог я придумать такой бред, чтоб водку — только до десяти…
21.59.00. Горгона попросила взвесить ей килограмм «Докторской». Я точно не успею. Сизиф – мой брат по циррозу печени — достает анальгин:
— Мы не успеваем, Прометей… Будешь?- добрая наивная душа, он предлагает мне обезболивающее. Если бы все было так просто.
21.59.10. Орел улыбается, почесывает клюв о правое крыло.
21.59.20. Сизиф горько хрустит анальгином, но не уходит,- желает испить чашу страданий до последней капли.
21.59.25. Горгона тихо ликует. Она косится на меня, даже не обращая внимания на колбасу. И кто же тебя такую придумал?.. Точно не я.
21.59.35. Продавщица, заметив, что Горгона отвлеклась, подсовывает ей обветренный кусок «Докторской», цветом напоминающий мою печень. Надо же, хоть кто-то извлек выгоду из моих страданий.
21.59.40.
— С вас две тысячи сто пятьдесят девять рублей пятьдесят копеек,- продавщица не знает, что за магическое число произнесла она. Если составить эти цифры рядом, получится
21.59.50. У меня десять секунд. Девушка успеет пробить чек.
Девять. Горгона роется в карманах, поглядывая на часы-ходики над прилавком.
Восемь. Продавщица не выдерживает:
— Женщина, не задерживайте очередь.
Семь. Горгона медлит:
— У меня есть без сдачи.
Шесть. По прилавку рассыпается мелочь, продавщица с Горгоной неловко ее собирают.
Пять.
— Женщина, а две сто пятьдесят? Вы только мелочь дали.
Четыре. Горгона окаменела, будто взглянула в зеркало:
— Одну секунду, где они у меня.
Три. Горгона достает тысячную купюру.
Два. Горгона достает сотенную и полтинник.
Одна. Из часов вместо кукушки вылезает Орел:
— Ку-ку, Прометейчик. Уже десять.
Горгона отходит от прилавка, гордая, как Ника. Орел ехидно кукует в ходиках. Все… Пробил твой час, Прометей…
Но что это!?… Продавщица хитро подмигивает мне, едва заметно кивает в сторону черного входа в магазин: «Я продам тебе водку, Прометей». Добрая самаритянка, я понял, кто ее придумал. Ее создала моя печень. Нет, ее создала боль моей печени. Но если так, то… она создала и все остальное? Кроме этой боли ничего не существует? Все сущее рождено этой болью?
Орел почуял неладное, неуклюже вылезает из ходиков.
Сейчас я с тобой разделаюсь, гадкая птица. Сейчас я со всеми вами разделаюсь. Чтобы уничтожить мифы, прикрывающие зло, и чтобы уничтожить зло, рождающее эти мифы, мне нужно просто остановить боль в печени. Пусть я исчезну, но вместе со мной сгинет все это. Еще одна бутылка водки не спасет ни меня, ни этот мир.
Я вырываю из рук Сизифа пачку таблеток анальгина, грызу их вперемешку с бумагой. Изумленный орел застревает в окошке ходиков.
Сизиф участливо заглядывает мне в глаза, продавщица продолжает призывно подмигивать. Теперь мне уже все равно. Теперь все закончится…
Медленно исчезает прилавок, растворяется Сизиф, от продавщицы остается только улыбка и подмигивающий глаз, а потом и они превращаются в дым. Крик орла звучит уже в темноте, это последнее, что я слышу:
— Сво-о-о-о-о-о-ло-о-о-о-о-о-очь!
ххх
Нежный розовый свет пробивается сквозь закрытые веки. Сейчас я открою глаза. Сейчас, еще мгновение…
Как прекрасно небытие. Силуэты гор утопают в закатном пламени. Если придется провести здесь вечность,- мне наконец-то повезло.
— Ну и как тебе анальгин, Прометей? – орел, ухмыляясь, точит клюв о скалу. — Напугал ты меня вчера, в обморок грохнулся. Будто робкая нимфа какая-то…
— Ты???
— Ждал кого-то еще? Где там наша печень?..