БЕЛКИНУ-УРА!

Шутка — пиеска.  Шутки, как известно, нельзя принимать всерьез.
На сцене стоит стол и пять стульев. Четыре вдоль стола, лицом к зрителю, три из них заняты  действующими лицами. Пятый стул у левого торца стола.
К нему подходит А.М..  Покосившись на присутствующих, он, загораживаясь ладонью  от сидящих, нервно расчесывает усы и прячет расческу, одергивает пиджак.
Сидящие  — кто в чем. Ф.М. в пиджаке  с галстуком,  М.Е. в больничном халате,  Н.В. в бархатном черном халате с темно-зеленым воротником, в руке  чубук на длинном мундштуке с перламутровыми вставками.
А.М. громко откашлявшись.  – Тов…  Пауза. – Гос… Пауза. Быстро достает расческу, аккуратно причесывает усы,  успокаивается, начинает:
— Позвольте мне приветствовать всех присутствующих в этом зале!
Одобрительное покачивание головами за столом .     Пауза.
М.Е. – Вы не волнуйтесь так, мы вас внимательно слушаем!
А.М. – Да, волнительно, что говорить. Сейчас, сейчас…
— Понимаете ли, поручено мне, как наиболее современному к нынешнему поколению… писателю…
За столом смешок и переглядывание. Н.В. откидывается от стола и громко стучит  чубуком.
Ф.М. – Господа! Мы так ничего не услышим.  Продолжайте, батенька.
А.М. – Ох, Ф.М.. – был у меня один приятель, любил всех «батенькой» называть, а потом всю Россию без церквей оставил… Мы по архиважной проблеме пригласили всех Вас.  Слово русское,  не сказать что гибнет – расточается как-то…, чужим быльем заросло!  «Что делать» — хоть бы решить, а уж  «кто виноват» — не важно уже.
Н.В. – Как это не важно? А что вы делали-то до сих пор, современненький вы наш? Начали буревестником, кончаете на дне?
Ф.М. – Господа, господа! – Вы, А.М.- от нас, что хотите?
А.М. —  Понимаете ли,  какая штука, — литинститут тут, имени меня… Все хорошо, прекрасно и ребята есть – таланты!  Талант есть, а «куды его дявать», по-русски сказать… Вообщем, как всегда, – родной вопрос. Как-то бы в классическое т.с. русло  свернуть.  Тут уж без Вас – никак!
Пауза.
Н.В. – Буревестник не помогает?
А.М. – Н.В., от Вас не ожидал. Уж вы-то понимаете… — Ну, не каждый успевает лишнее убрать. Ведь жалко поэтический посыл т.с.,  настрой.
Н.В. – Да жалко, а  может быть,  и  нет. Что ж, господа,  неужто и тут мы виноваты?   — Уж  как мечталось, как виделось уже  —  пути развития  …
М.Е. – Вот так клеймишь все темное, а результат один!  Все что клеймишь растет, а души глохнут к прекрасному…
Ф.М. –Господа, позвольте мне сказать, как я проблему вижу? Спасибо!  — Конечно, мы всё хотели правильно. И, вроде, всё сделали, борясь за души человечьи. Уж  кажется, нет проблем, не обозначенных  хотя бы,  в литературе нашей. Ведь чувствовали все, уже при нас ведь надвигалась сила не подвластная перу писателя. А после нас – смотрите  Что пришло?  При всем преподаваньи наших с вами трудов в учебных заведеньях, вроде этого. Да  что там! А в мире что творится?  Как дрянь,  какой-нибудь  политиканишка  с куриным мозгом, а Достоевского читал!
Все душу ищут русскую, а что её искать? И где она теперь, на самом деле?  У Лимонова? – тьфу, гадость!
М.Е. – Не нравится? А помнится, что кто-то восторгался матюками,  — мол  «при помощи трех слов, всю гамму чувств возможно описать»…
Ф.М. – Да это ж не то, а  кстати, если б у кого-то история города Умнова была, а не Глупова,  глядишь и были б все умней.

Все это время А.М. суетится вокруг стола: достал где-то чашки, сахарницу и плошку с печеньем.  Никто не обращает на него вниманья.  Он сел, но после последней фразы Ф.М. вскочил и «председательски» постучал концом расчески по краешку стола.
А.М. – Господа, позвольте!
Он долго что-то ловит в глубоченном кармане широких брюк и ставит на стол бутылку «Столичной».
Немая сцена.
А.М. – Я понимаю, конечно, что нужен графинчик, рюмочки и прочее, но,  знаете ли, я здесь тоже, как бы в гостях.  Экспромтом,  может быть,  по — чуть-чуть?
М.Е. отодвигает вынутый из кармана пузырек с каплями и громко двигает свою чашку на середину стола. –  Эхма, лечиться, так лечиться!
Чашки дружно двигаются в сторону А.М.. Тихое бульканье в абсолютной тишине.   Все дружно встают.
А.М. – За встречу!  Пьют.
Из правых кулис вбегает А.С. В одной руке его трость, перчатки и цилиндр, — в другой початая бутылка шампанского.
А.С. – Как, без меня?   Друзья, а как же наш союз «нерасторжим и вечен»?
Все вскакивают, бегут к нему, несут ему стул-кресло и ставят по правому торцу стола.
А.С. бросает на стул цилиндр и перчатки, громко ставит на стол шампанское. Все аплодируют.
Ф.М. – Поэту, — родоначальнику русской прозы!
Все кричат – Браво! – Ура!    А.М. быстро ставит чашку на стол, вытирает усы и  слезу большим клетчатым платком, приветственно машет рукой.
Н.В. – А.С., друг любезный, где же вы были? Без Вас так было не уютно!
А.С. – Где? В эмпиреях! Ха-ха!
Разливает шампанское в чашки.
А.С. – Прекрасно! Великолепно! Друзья мои, — Любовь, Надежда, Вера, — да будут вечно с нами!
Все пьют.
А.С. – Я тут нашел, —  ну просто чудо! Живой источник оптимизма для всех нас!
ВСЕ – Что?
А.С.-  Иду по лестнице сюда и вижу – девица, довольно стройная, сидит с какой-то штукой, а там картинка движется. Я к ней, – что это?  Названье какое-то смешное – нотбук.  Думаю — «нет книгам» что ли?  Она и показала. Оказывается мой Белкин, которого, как говорят здесь, я в траве нашел, — ха-ха, теперь литературовед и критик! Ну, ничего смешней нельзя придумать, кажется. Хотя, конечно, в каждой шутке лишь доля шутки.   Я почитал, там даже есть стихи, есть строчки неплохие!  Кто мог подумать, что после стольких лет мытарств и политических эксцессов,  останется жива искра поэзии. Нет, право, я был польщен!  Девица  меня узнала,  залепетала  что-то про Натали…,  — вот невоспитанность, но ладно, не это главное.
А.М. наполнив чашки, — еще по маленькой?
ВСЕ — разобрав чашки, — Что ж главное?
А.С. – А главное, наверное, то, что в этом «белкинском» смешении всех стилей и манер, порывов пламенных и тихих размышлений, желанье есть отдать себя для высшей цели. Мне даже вспомнились иные времена…
Поднимая бокал (чашку) – Побольше  оптимизма!  Пока нас здесь ждут, мы здесь всегда!
Ф.М. – Позвольте все же маленький штришок, одна «деталь» меня смущает.  Таланты ваши хороши, но как- то они, пожалуй, отвыкли от России. Для своего,  для  НАШЕГО  читателя  поболее  пусть пишут.
А.С. – Да-да!   А Белкину – ура!
ВСЕ  — Ура! — ура! — ура!
Занавес.

 

Андрей
художник, во втором пятидесятилетии, не печатался, не привлекался, но увлекался. Люблю Белкина и хорошую литературу.

Оставить комментарий