Поэма прошлого
Пролог
Лира играла в печальных аккордах.
Город безумен новым столетьем.
Тихое слово.
Тихие смерти.
1.
Были годы темнее забвенья души.
По обоим столицам мечутся тени.
Вот одна потерялась, и с испуга бежит,
Она молится вслух и забытая всеми.
Вот седой педагог, обнаруживший путь
В неизвестных снегах, прячет книгу в кармане.
Корабельный туман! Только в нём и тонуть.
И смотреть на огни на причале.
Государство, в котором не видно конца
Списку способов медленно гибнуть.
Снег идёт и ноша теней тяжела,
И желание – сгинуть.
Всем законам наук поступая вразрез,
Белое видится чёрным.
Вдовы своих не снимают колец.
Год уходит, уходит, уходит.
Что Россию пронзило? Куда заведёт?
Голуби ввысь поднимаются стаей.
Голуби теням машут крылом,
Тени провожают их взглядом.
2.
Уже бесчисленная ночь
Открыла ей ворота бездны.
Наилюбимешая дочь
Луны и Зевса.
Она прокатится волной
По летним лужам.
Всеупрощающий покой
Совсем не нужен!
Не покидает – никогда –
Её волненье.
Единожды придя –
Закроет двери.
– Чурайтесь! Женщина больна. –
Прошепчут тайно.
Невыносимая печаль!
И снов отрада!
Вам всем объявлена война
За низость мыслей!
И выходившие слова
Со словом бились.
3.
Мы стояли у края реального мира.
И такие морозы терпели тогда,
Что дома покрывались коркою льда.
И ломалась под натиском времени лира.
Митинги, улицы, серые шапки,
Век, не взглянувший на то, чем сделались мы,
Гаснущий свет, толстые лбы
И дров поваленных запах.
Под лапами сОртов иных монголов
Путь в грядущее наш занесён,
Мы ходили, не зная, откуда идём
И боялись, и верили в Бога.
Шёпот из толпы 1934 года
Да, редкостная дрянь, ага, пренепременно
Субъект инакомыслящий мне не товарищ, да.
Пусть едет он в Сибирь
Или какой – нибудь Воронеж.
Пилить дрова.
В красном венчике из роз
Впереди – донос, донос.
—
Но он не знал, и слово продолжалось.
И вновь бежит собака по колющим снегам
Мироустройство раскололось пополам
И грустная судьба сбывалась.
Наивно певший греческим размером
И нёсший груз Гомера на плечах
Испытывал античный страх,
По Невскому бредя, благоговея.
4.
Уходим, милая, задумчивая дама.
Я чую запах приблизившейся тьмы.
Творится здесь безавторская драма,
Уходим поскорей, поскольку мы одни.
Мне некого винить в твоём уставшем взгляде,
И в бледности твоей мне некого винить.
Зачем ты среди них сидишь в белёсом платье
И умудряешься им что – то говорить?
Я просчитал в уме все наши разговоры,
Которые могли б произойти,
Я остудил в сердцах все наши ссоры,
И наше счастье я превозносил.
Но мы ступаем разными ногами
По разным поалевшим полюсам
И восхваляем разными дарами
Безумный век по разным сторонам.
5.
Из переписки
***
Любимейшей Ц. от надёжного друга.
Сегодня я чувствую нашу разлуку
Особенно остро. Повсюду гроза.
И я не могу упрекнуть её за
Столь жестокие звуки.
Я бросался к окну, какие – то люди
Шли навстречу аллее, которая будет.
Слушал Бетховена. Сизая мгла
Меня одарила собою с утра.
Суть открывалась за сутью.
Удлинялось пространство, дерева крона
Почти облетела под натиском зова
Приходящей зимы. В этот момент
Я проклял судьбу, что тебя рядом нет.
И вышел скорее из дома.
Говорливые немцы плыли по штрассэ,
Река уносила водные массы
Подальше от нас. Вторя реке,
Я отправлялся поближе к тебе.
Говорил какие – то фразы.
Как ваши стихи и ваша стихия?
Мне не даёт покоя Вергилий.
Напишите скорее, любящий вас
Во веки веков, то есть здесь и сейчас,
Друг из Берлина.
***
Мой любимый, скорей поспешаю с ответом.
Поэзия – это седьмая часть света!
Я так больна ею – так же и ты –
Вчера разбиралась в делах пустоты
Забытого ныне завета.
Прага прекрасна недвижностью камня,
Но чиркнешь его и появится пламя.
Осень – конец – но, возможно, и – сон,
В коем я – может быть – спою в унисон
С паденьем листвы, улечу, словно – стая.
Обопрёмся на Гегеля. Будем смелее,
Музыку ставя верхушкой творения.
Мне виделся ты. И ты был – песком,
А я обнимала тебя ручейком.
Нет – я была моря волненьем.
Двадцатые годы. Новые власти
Уже приоткрыли кровавые пасти.
Звучала цикада, дух замирал,
Уже был расстрелян тот адмирал.
Приглядимся поближе к развалинам улиц –
Кажется, там пробегает безумец.
Ещё он не знает текст приговора.
Храни его Бог, дадим ему слово.
6.
Мне быть ступенью для того,
Что именуется искусством,
И быть оратором, порой,
Слепого чувства.
Что в мыслях ваших, Человек?
Неистребимые годами
Любовь и смерть, любовь и смерть
Шагают парой.
Я видел Африку во снах.
И после пробужденья
Я сразу вспомнил свой Крондштат,
Парадные суженья.
Я видел дворики его
В досель невиданном мне свете.
А дальше я взглянул в окно,
И всё пропало, всё на Свете.
Эпилог
То, что случилось – красиво уплыло,
Что не успело – нам и досталось.
Что с нами было?
Что с нами стало?
___________________________________________________________
Строфы в августе
Август месяц в своём разгаре
Проникает в вагоны западными ветрами.
В чашке ютится кофейный бес.
Поезд катиться к тьме платформы.
Дождь размывает пространства формы.
К небу тянется хвойный лес.
Пробуждение ночью. Мотив скитаний
Предстаёт переливом из расстояний
Между пунктами А, но пока без Б.
Люди смотрят в окно на север.
Простыни втайне от вас желтеют.
С первым лучом выключают свет.
Удлинённый день начинает песню.
Утром слышатся только рельсы.
Отказавший вам в доброй ночи сон
Гостит у семьи рядом с вами. Следом
Все прибывают, куда хотели.
Веет прохладой и чем – то ещё.
Столичный вокзал одаряет гулом.
Чувство, что ты заболел простудой
Кажется правдою. До-ре-ми
Из движенья машин, перезвона церкви
Предлагает забыть про безмолвность елей.
Стрелки едва доходят восьми.
Значит снова горе и радость встречи,
Что именуется в просторечьи
Судьбами нашими. Прикупив
Местной газеты, студент уставший
Размещается в кресле, на сутки ставший
Дальше от юности, Музы. Свой чай допив,
Он пробирается к речке, помножив влагу
На воду падающую вертикально,
Получает в сумме слезу. Вдалеке плывёт
Белоснежный корабль по волнам чёрным.
Чайка видит себя почётным
Гостем на празднике этих вод.
Что же нам делать, и что случится
На тех местах, где должны быть лица?
Месяц возврата из дальних стран,
Пора возвращения к дням безликим
Плавно стирает со ртов улыбки.
Кошка на улице просится к вам.
Парк в тиши не лишенный грусти.
Новейшие стансы август Августе
Пишет. В облако прячется вещий взгляд,
Устав от земной толкотни в прихожих,
От дурных привычек, настолько вхожих
В обиход, что дивишься сам.
Нырнём же в асфальт и, собравши силы,
Прошествуем там, где ещё не ходили.
Оказавшись на месте, напишем стих.
Про то, что нашли и что потеряли,
Про то, как зелёные шири и дали
Корят за способность прожить без них.
_____________________________________________________
Книжное
Отсыревший вечер. Напротив книги
По истории русской глубинки
Я пытаюсь придумать слова,
Чтобы выстрадать летопись будней,
И влечёт меня к не обоюдной
Ночи старинный букварь.
А бетонные белые стены
Упрекают меня смиренно
За движенье в моём лице.
Но и в ночь под покровом бессонниц
Я продолжу испытывать склонность
К описанию мира вовне.
В холодильнике пусто, снаружи
Тоже пусто. Услышать стужу –
Непременно захочется вниз,
Туда, где январская ярость
Заметает то что осталось
От дороги, идущей близ.
Понедельник в подлунном бреде,
Я живу за нехваткой тверди.
Шёл две тыщи шестнадцатый год.
Применить тут можно спокойно
Психологию вашего Фройда.
Но стихи – ненаучный плод.
Ведь поэзия там, где возможно чудо.
И была предоставлена ссуда,
Чтобы мы увидеть смогли,
Как волна бежит томным звучаньем,
Как страна наполняется знаньем,
Как прекрасно без летней листвы.
Я отвлёкся, а в дверь постучали,
И вошли в золотом одеянии
Девять муз и античный хор.
Вы ошиблись, я вовсе не гений
Ни одной из реестра трагедий
И язык мой для вашего плох.
Оглянитесь вокруг – как тихо.
Обрывает нити ткачиха.
И окрестности замело.
Пощади же нас всех Каллиопа,
Останься, чтобы испытывать злобу
На меня и моё перо.
Нам нельзя изменить отчизне,
Как бы ни был нам рад и близок
Романтично-книжный Париж.
Ведь история не место для торга.
Об этом когда-то говаривал Лотман.
Не уйдёшь и не улетишь.
Мне припомнилась поздняя осень,
Как читали мы Роберта Бёрнса
У притока Москвы-реки.
В ту дневную приятную слякоть
Постепенно мы все отдавались
Году, что должен прийти.
Но мы все куда-то пропали.
Нас закутали и не раскопали,
И сидим по своим домам.
И полночные приведенья
Посещают свои постели.
И январь обходится сам.
Приготовился чай. Продолжив
Написанье стихов похожих
На звучанье зимы во мгле,
Я пытаюсь сложить осколки,
Чтоб вершить поразительно долгий
Переход в новый день.
«Страшный суд» висит прямо напротив
Микеланджело Буонарроти.
Но как верить ему сейчас?
И Варфоломей вместе с содранной кожей
Посмотрел на меня. Положим
Что сегодня и есть тот час.
Строки эти не столь оправдание,
Сколько жажда построить здание,
Чтобы в нём и существовать.
И жонглировать словесами,
Дабы виделся свежим раем
Твой реальный, будничный ад.
Вдруг заслышались карнавалы
За окном. Не хочу, не надо.
И дрожащий раздался смех.
И горгульи бродят по крышам.
И слетают летучие мыши
Из щелей, пробоин, прорех.
Как же ты допустил ошибку,
Наблюдатель за вещью в мире?
Но не буду тебя винить.
Видно и не припомнишь, наверно
Это горе людских «Ich Schterbe».
Тишина с тишиной говорит.
Философия здесь бессильна.
Всё живёт в покое могильном,
Покрываются пылью глаза,
Карнавалы смолкают, но чаще
Мы бредём за ними по чаще,
Увы, не в Булонских лесах.
Я листаю страницы альбома.
Я устал от плохого глагола
И не знаю, что дальше сказать.
Кропотливая перепись судеб,
Давай обо мне позабудем
И о том, чему не миновать.
И последняя папироса
Завершает весь ряд вопросов
На которые не дан ответ.
Гражданин, обитающий в «тёплом стане»,
Встречает утро в оконной раме
И глядит на январский рассвет.
__________________________________________________________
Анне Андреевне Ахматовой
Мадемуазель, луга по – прежнему живые.
Их так же не окучивает плуг.
Невинность эта сродни балерине,
Танцующей в безлюдных залах круг.
И всё такие же изгибы линий
По новой настораживают дух.
Мадемуазель, сей алфавит природы,
Опознанный на четверть дикарём
Скорее поломает, чем поломлен
Хоть кем – то будет. Нипочём
Такой безвременной породе
Наш жалкий и всеобщий моветон.
Да – да, мадемуазель, вы здесь в почёте,
По – прежнему имеете здесь вес.
Быть может, даже клин при перелёте
Поёт «Ave, богиня» в вашу честь.
И кружит мошкара, в своём полёте,
Стараясь сымитировать ваш жест.
В беседке вашей пусто, тихо.
Она сейчас константа всех столпов,
Всех фрау, что Ich liebe dich и
Всех херров, что стоят у ваших ног.
И там все так же много бликов
Не то от солнца, не то от ваших слов.
Мадемуазель, моё посланье скудно.
Не ведая, как выразить в письме
Поклон, рассудок прибегает к лучшей
Доле – обращается к душе.
И всех её задворок совокупность
Благодарит вас чрез года за свой портрет.
_______________________________________________
***
Упакуй все леса,
Что когда – либо знал
В дальний угол шкафа,
В неугодный ландшафт.
Осуши все моря,
Истреби вороньё,
Что клюёт небеса.
Положи это всё
На чердак и забудь.
Там хранится уже
Побледневшая муть
Твоих глаз. И зачем
Эти горы и степь,
Эта церковь и мост?
Поруби их скорей,
Чтобы им не пришлось
Убиваться в сердцах,
Для чего карий цвет
Твоих каменных глаз
Недоступен им впредь.
Положи под скамью,
Где когда – то сидел
Бархатистый велюр
Для укрытия тел.
Если что – то и есть,
В философьи потерь,
Это жажда присесть
На скамью, где сидел.
Не оставь ни следа.
Впереди Рождество.
С новой истиной сядь
На судьбы колесо.
И примкни, пилигрим,
К этой мессе зимы.
И себя накорми
Тем, что сможешь найти.
И не бойся за тех,
Что хранятся теперь
Под надзором оков
И тягучестью лет.
Там сейчас вместе то,
Что способно лишь врозь
В настоящем толочь
Этот холод и лёд.
Там всё связано, там
Неудачный шажок
Не рассорит леса,
Где ступать хорошо
Было нам. Чепуха,
Что, возможность прожить
Заимев вновь, душа
Устремится к другим.
Так что этот удел,
Данный нам кем – то там,
Не заполнить ничем.
А кричать по углам –
Колебать пустоту
Или проще – немым
Выставлять себя у
Высоченной стены.
Убери под кровать,
Отложи на балкон,
Где всё будет лежать.
Не оставь ничего.
_________________________________________________
***
Февраль тысяча девятьсот девяноста пятого года.
Тусклая лампа озаряла кровать, погода
Стояла как водится в феврале,
Верша кавардак в окне.
Снег занёс переулки, хоть выколи глаз, пророк
Не увидел бы здесь зарожденье будущих строк
И опёрся б на трость, тяжело дыша,
В голове кавардак верша.
Успокоив мысли, он бы пошёл смотреть,
Как в лесу безмолвствует бурый медведь,
И подумал бы, что и должно так,
И шагнет с головой во мрак.
Видно в мире данном одни глаза
Способны заметить туда-сюда
Кочующий смысл, и в тот февраль
Я надеюсь, что видел вдаль.
И не столько я, сколько тот божок,
Певший мне колыбель: «Дружок,
Помни то, что сейчас зима,
И радость оставь для сна».
***
Первые холода сметают октябрьский внешний вид,
В ресторане подали омара, в углу сопит
Человек с приличным лицом, но неприлично бедный.
Лежит в скромной позе и как бы победной
Над тем, что мы называем быт.
Засмотревшись, порой не расслышишь того щелчка,
Который послужит точкой отсчёта пути, прыжка
В мир, где ты обрастаешь книгой, где твой телефонный номер
Мало кто помнит, где ты почти что уже антоним
Ужина вместе с семьёй. Года
Набегают к полям, в которых когда – то посеян злак,
Надвигаются тучи, как весьма нехороший знак.
И вы шествуйте, в надеждах связать себя с кем – то прочно,
Но вам даже не предлагают буклета с рекламой цветочных
Магазинов. Затем происходит так:
Сперва вам наплюёт в лицо ваша верная муза,
Когда вы оправитесь от, поразившего вас, конфуза
Увидите спины друзей, что впрочем не шибко важно,
И слава вам, если вы держали себя отважно.
(Возможно, примите потерю ВУЗа),
Следом на горизонте появляются очертания мглы,
Там кто – то есть, кто должен за старшим прийти.
Совместная жизнь давно не является правдой,
И ваше жилище становится общей парадной
Для случайных знакомых, с кем по пути.
Но в этом всём есть иная приятная сторона.
Ежедневное чувство, что тебя умножают на
Ноль даёт тебе силы быть от ноля отличным,
И коль уж ты оказался один меж домов кирпичных,
Входи в пустоту, как заходят в храм.
***
Как древнего мира тугая стрела
Проспект улетает в сторону юга.
Звучаний новых имена
Тревожат ухо.
Отринь ненужный обиход,
Как зонт, забытый в ресторане
И вспомни старых дней полёт,
Что потеряли.
Верши свой беспокойный ямб
Среди столичных хлор-этилов.
И будь тем самым, что ты сам
Постичь не в силах.
И принимай, что льётся дождь,
И что жена посмотрит мимо,
Что чаще пробирает дрожь
Тебя в квартире.
Направо пролегает мост,
Откуда видно то, что лучше.
Туда не нужно, ибо взмёрз,
Поскольку стужа.
Налево бар, но там славянофил
Вам будет говорить про еры.
И если вам ужасна жизнь,
То вам налево.
Но чтобы не испытывать судьбу,
Вернее добрести до дому.
И там чинить сухую тьму,
Глядя в альбомы.
И ты увидишь – льётся дождь,
Ну а жены и нет в помине,
И прокрадётся мельком дрожь,
И всё затихнет.
***
Дымка над Новоспасским,
Утяжелённая стать
Предполагает фразы,
Которые нужно сказать.
Фразы про пешеходов,
(Идут, запахнув пальто)
О том, что возможно горе.
Что, в общем, его полно.
О, благосклонный вечер,
Плывущий в своём бреду.
Виновен ли я за речи,
Которые произношу?
Фонтан мирозданья брызгал
Потоком безумных идей.
Виновен ли я за смысл,
Который несу в себе?
Ведь мне непременно нужно
Спуститься на самое дно.
Там я испытывал ужас,
Заглядывая в ничто.
Отзвуки белой тайны,
Тёмно-зелёный лес,
Не променяй на правду
Кладезь своих чудес.
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.