АПРЕЛЬ
ГОЛОЛЁД
И всё тут вроде бы ясно:
Маяковский ещё под «Пекином»,
Реагент – под Маяковским.
Неограниченный контингент
Москвичей и гостей столицы
Попирает реагент,
Скользит, потому как склизко.
И ртом разверзайся обувь,
Купленная распродажей,
Разлезайся порознь, врозь,
Отлипай подошвами, швами.
Маяковский же всё же с нами,
И «Пекин» стоит обстоятельно.
И – далеко не уйдёшь.
Падёшь.
ПРОРОК
Пустыней течёт песок,
Пустыни сухой сок,
И я, раскалённый, влачуся,
Иду песком сквозь песок,
В самый жгучий песок,
Бреду в бесчувствие.
Иссяк.
Бреду с бархана на бархан,
Бреду упорным дромадером
До беспредельного предела.
К гортани присох язык,
Костноязык.
Иссох.
На перси – рубища клок,
На чресле — ветхий лоскут,
Чуть прикрывающий срам.
Глаза выедает пот.
В суме – полгорсти акрид.
Почти издох.
Но в сердце жарко горит
Господь Бог.
И день иду, и ночь иду
Я истине вослед,
Несу в себе Благую Весть,
Катая в пересохшем рту
Живое пламенное Слово.
Несу самум
В себе самом —
Исток.
Ведь азъ же есмь и свет, и путь.
И я явлюсь,
И я приду,
Нагряну в логовище Зверя,
Прельстительной и льстивой твари,
Вселенской хвори.
Искореню разврата гидру.
Убью.
И души в камень претворю,
А камень – в веру.
В Твою.
Я слаб и нем, как мой язык,
Но я восстану,
Пред вы предстану
И молча вскрикну,
Скажу раз седьмь,
Седьмижды седьмь
Благую Весть,
Но вам не слышно.
Ведь я же нем,
Глагол иссяк.
Ну так уж вышло.
ДОРОГА НА ТРОЮ
Скажи, Аристотель, дорога на Трою
Закрыта, размыта, забыта, разбита?
Мы, вышедши строем, немногого стоим.
Спартанским постоем стоим знаменито,
Рядами по трое, пока не убиты.
Дорога на Трою не тут пролегает?
Ответь, Аристотель. В нас память забыта.
Она изменяется
И карта меняется.
И шито, и крыто.
1-е АПРЕЛЯ
(стансы)
Мне первого апреля не до шуток.
Я одолел шестидесятый март.
Не так уж это оказалось трудно.
Пойду на кухню, выпью «Арарат».
От утра и до будущего утра
Взойду в азарт.
По жизни многих лучших пережил.
Ну так срослось.
Однако никого не порешил,
Не замочил, не сдал и не пришил.
И это плюс.
В апреле умирает чёрный снег.
И наизусть
Я знаю неопрятный свой конец,
Вонючий воспарения венец.
Но я борюсь.
Но я боюсь.
Хотя и тщусь.
Хотя и прусь.
Но – жуть.
Но – грусть.
И пусть.
А может, по Руси Великой слух
К её камням…
Да нет. Слабо…
И вот лежу, и умирает дух,
Летит легко.
И вот лежу, изъязвлен и опух.
И больно, бо…
Лежу себе в могиле глубоко.
Считай, издох.
Придет пресветлый Ангел по воде,
А вдруг и чёрт,
Предъявит кое-кем и кое-где
К оплате счёт.
И быть беде. Повсяку быть беде.
Ведь – чем отдать?
Где подзанять кой-что и кое-где?
Где подзанять?
Ядрёна мать!
Но, в общем-то, ещё не Новый Год.
И вот, пиях,
Утопший в разной праздной лабуде, —
Допил коньяк.
ЗАТО
Ветшает обложка моей души
И выцветает текст.
Зато –
Мужает души зерно.
Зато –
Густеет в душе вино.
Но не моё. Не здесь.
И с платформы помпезной
НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ
Осторожно, двери закрываются.
И с платформы помпезной
Мы отъезжаем в инферно,
В бездну,
В трубу без света,
В трубу без конца,
В замкнутый круг кольца.
И мёртво меняется
Отраженье лица
За словами «Не прислоняться».
ПЕРЕСЕЛЕНИЕ
Переселенье сперм
В влагалища из чресл.
Переселенье чад
На улицы из чрев.
Переселенье туш
Из пастбищ в телеса.
Переселенье душ
Из тел на небеса.
Переселенье в сон.
Переселенье в смерть.
Переселенье есть.
Переселится всё.
ПОХОРОНЫ
А в переносном? Я переносил.
И мёртвые отживших тяжелее.
У них есть концентрированье сил
К заветной цели.
И мы носили.
К могиле.
СЕМЕЙНЫЙ СКЛЕП
И если ты, и хром, и слеп,
Если в чём мать родила,
Войдёшь однажды туда,
Где завонявшяся вода,
Где гюрзою любая зга,
В тёмный глухой склеп,
И если в 23.07
Войдёшь туда насовсем
Сквозь снег и дождь
(Но ты войдёшь).
И наощупь, и наугад
Не возвратишься уже назад,
То встретишь там мёртвых всех своих
И перецелуешь их
В голую голову, в жёлтую кость,
В останки остатков волос.
И ты не выйдешь уже никуда.
Ну да, не выйдешь, ну да.
Пребудешь во тьме тьмой.
Сам самому тюрьмой.
КРУГ
К чёртовой бабушке улицей шёл.
Бабушки адреса так не нашёл.
Чёртовой улицей вывернул вспять.
Чёртова улица та же опять.
ПОСУТОЧНО. 4800 РФ.
Два бомжа в пятизвёздочном номере
Друг за друга от зависти померли,
Друг на друга помойкой дыша
(А ведь жить хорошо,
Да и жизнь хороша
В бывшем Советском Союзе –
В джакузи).
Только поутру вновь ни гроша.
И — ни шиша.
ЗАПОЙ
С водкою мы расправились.
Крылья наши расправились.
И без конкретной цели
Мы вертикально взлетели,
Будто в какой зенит
Нас притянул магнит.
И так вот летели-пели,
И ни однажды не сели
Две с половиной недели.
И в самом деле.
САМСА
В белых одеждах,
В чунях причудливых,
Кормят славян иностранные чурки.
И преет в тандыре самса
24 часа.
Воздух от смачного бизнеса густ.
Самса аппетитна на вкус,
На зубах оставляет приятный хруст.
Заходи, дорогая рус.
Чурки не знают моих падежей.
Дательный-брательный им по душе.
Но выживут, что б ни стряслось.
Чурки – российская острая ось
Коловращенья планеты,
Которой уже и нету.
В ОБЛАСТЬ
Стою на мосту,
А МКАД, как река,
Течёт подо мною налево-направо.
Направо красна, налево бела,
И вширь широка, и вглубь глубока.
Оттаяла и правит
МКАД.
А справа и слева – мгла.
А в каждой корейской такой четверне,
В каждой красной квадриге
Автомедон укрощает коней,
Ахилл выгибает спину
(А мы постоим покурим).
И пешеходом, пока впереди,
Пока шлемоблещущий, Гектор бежит
(Ему уж бежать недолго).
И под поножами в страхе дрожит
Жёстким покрытием чёрная Волга.
СОЛОВЬИНЫЙ СВИСТ
Не тароват и не речист,
Но обессилен, хоть и чист,
Тревожный звон колоколов,
Ватаженный ушкуев свист
Зовёт на Куликово поле.
Иду на свист.
Но поутру Ослябя слаб,
А Пересвет нездоров
От жадных вчерашних баб,
Наломавших из витязя дров.
По полю же ездят сенокосилки,
Ведомые неверными.
Скверно. Скверна.
Траву вековую скосили
Под корень –
Под картофель,
На чипсы.
ГРАФОМАН
Я графоман. И что мне делать с ним,
И ненавистным, и таким моим?
Я то тебе Есениным спою,
То Надсоном щеку слезой полью,
То Маяковским трубно закричу,
То Заболоцким тихо промолчу.
А где же я? Везде, но и нигде.
Я растворяюсь в буквенной воде,
Я проникаю воздухом в народ –
Сейчас азот и тут же – водород.
Урод.
И счастлив я, искусность возлюбя,
Но и несчастлив в поисках себя.
Терпи стерпя.
КАК ЖАЛЬ
Как жаль, что я не генерал
Или не контр-адмирал,
Что не хожу с утра, ссутулясь,
Осями улиц,
Что в ногу не гуляю монотонно,
Что не хожу под грузом
Своей поношенной шинели,
Фуражкой в стуже,
Стопою в луже.
С утра не в форме,
Но в полной форме
Со споротыми погонами.
Я проиграл.
А в целом ряде городов
Мной названы десятки улиц,
Которых брал и умирал
И похоронен на проспектах
Под пьяный духовой оркестр.
Исчез.
О йез!
Слава КПСС!
САМОВАР
Ни орден, даже ни медаль
Не осенили эту грудь.
А ты, Всевидящий, подай
За что-нибудь.
Когда-нибудь.
Подай мне по заслугам, Бог,
Чтобы я смог, чего не смог.
Да нет заслуг,
А также рук, а также ног,
Жены сам-друг.
Соратник в рот мне водку льёт.
Легавый по ебалу бьёт.
Но, колокольчик дар-валдай,
Но, Милосердный, ну подай,
Подай мне вдруг.
СТОЛПОТВОРЕНИЕ
В этом столпотворении
Я потерял речь.
Господи, о Господи,
Этим-то хоть обеспечь!
Брожу я звероподобным.
Ни образа, ни подобия.
Вою себе на луну.
Прости мне, Великий Господи,
Но я тебя прокляну.
ТЮРЬМА
Не знаю честно, что тут к чему,
Что тут когда и зачем,
Но я полюбил свою падлу тюрьму.
Сижу и в ней ем
(А кормят хорошо.
Добавки – бери от пуза ещё.
Сам седьмь)
Сижу, уминаю острейший хрен,
Буквально ложками ем
(И спросим – зачем, почему?)
Попал в тюрьму – так уже про тюрьму:
Тяжёлые стены, мозолистый пол,
Сочащийся слизью свод
Не пожелаю вовек никому,
Какой бы он ни был скот,
Как бы он ни был мёртв.
Я бы ушёл бы даже во тьму,
Но никуда бы я не ушёл.
Твоя тюрьма –
Моя тюрьма.
Вот то-то, Маша,
Тюрьма-то наша.
ВЕСНА
А что ж природа, мать её честна?
А как она? И как же без неё?
Ан – расцветает на дворе весна,
Стоит в ружьё.
Журчат ручьи и, выйдя из-под сна,
В любом ручье
Снуёт мальками мелкая плотва,
Ещё ничья.
И так – вообще.
Пока ещё не то, ещё и ветр
Ещё суров,
Но чувствую уже за километр
Прорыв паров
Прогретых над пустыней тёплых масс,
Их фронт и ширь.
И скинем польта мы. И будет класс.
Начнётся жизнь.
ДУРАК
Когда я был маленький,
Я был дурак.
А теперь вырос старенький –
И опять дурак.
Вот так.
Ну всё не так.
вот вот вот вот…
потоптавшись с пол-жизни в сенях философий
толкнешь распашную дверь
и весьма подивишься открывшимся видам
)