Замкадыши-3

Люблю старые дома, как высокие сталинские коммуналки, так и добротные купеческие особняки. Последних, так любимых русскими батюшками, год за годом становится всё меньше и меньше; вот на днях ещё один такой немой свидетель старины погорел – теперь жди на его месте очередной «магнит» или «пятёрочку»

Хорошо хоть здание физкабинета такое происшествие не коснулось ещё, так мне нравится его боковой вход с деревянной лестницей, ведущей в кабинет лечебной физкультуры. Здесь в коридорчике на втором этаже прохладно немного – всё-таки ближе к зиме. Но за последние годы ничего не меняется: побелённые полки, выкрашенные масляной краской в бежевый цвет стены, в тамбуре пара скамеек на железных ножках и с скрывающими примятый поролон дерматиновыми седушками, в углу деревянная пристройка под раздевалку и три ступеньки, ведущие в кабинет со старыми тренажёрами. Есть ещё одна дверь, её бесконечно открывает и закрывает худая прихрамывающая женщина в спортивном костюме.

Наконец она заходит в кабинет, и я объясняю сидящему напротив меня мужичку: «Она мне Смуртфеттой представилась» «А мне снимки показывает и спрашивает о том, как часто заставляют весёлые картинки делать. Ответил, что у меня уже целая коллекция. Ну что поделать, все мы люди!»

— Это точно, — вздыхаю я и смотрю в окно – раньше тут были деревянные рамы, и стёкла в зимнюю погоду были холодными. Я любил сюда заскакивать после нелюбимых занятий в техникуме, а потом бежать домой и, усевшись на соседский сундук, карябать какой-то фантастический роман, страниц которого даже не удалось сохранить. Кто знает, может само нахождения меня здесь меня вдохновляло на это написание. Пожалуй, это место являлось для меня своеобразной границей миров между ожиданием и реальностью.

— А ты сюда давно ходишь? — постукивая резиновым набалдашником на кончике клюшки о обшарпанные деревянные половицы, смотрит на меня мой собеседник. Лицо его смуглое и обветренное, а ладони широкие и мозолистые — скорее всего, трудился на улице строителем или грузчиком

— Да я сюда первый раз лет двадцать пять назад пришёл, тогда можно было несколько лет подряд ходить. Многое подкорректировал, исправил. Иной раз забегаю посоветоваться — Марья Александровна реально такой специалист, каких в городе нет, лучше врача проконсультирует. Пробовал одно время — в спортзале абонемент оплачивал, но там похуже стало, бросить пришлось. Ну а сейчас натаскался на последней работе, пришлось увольняться, вот сюда вернулся. А у тебя после аварии?

— Ну да, всю прошлую зиму провалялся в больнице, — мой собеседник что-то рассказывает, а я смотрю в окно, наблюдая как уборщица вытряхивает что-то из грязного мешка в ржавый контейнер, — сейчас вот с поясницей проблемы — одна нога короче стала после операции. Жена велела сюда ходить, а то дома, говорит, ты не будешь ничего делать.

Внизу хлопнула входная дверь и, протяжно ухая, замолкла. Заскрипели половицы. Затихло.

— Кажется, ошибся кто-то, — замечаю я и прислушиваюсь к тишине. Когда-то именно таким я представлял литинститут — со скрипучими половицами, с серебрящимися крупицами пыли на рамах картин, с секундами величественной тишины; и в самой Москве хотелось увидеть нечто напоминающие о старине и полнящееся её духом — последние дворы-колодца, полуподвальные квартиры, старинные улочки. Иногда на телеэкране мелькают кадры с другой Москвой, современной и европейской, с её Москва-Сити, огороженными дворами, обилием бетона и пластика — это далеко не та Москва, в которую мне так когда-то хотелось попасть, отправляясь после прохождения творческого конкурса на сдачу экзаменов в Литинститут. Каким же истинным чудом мне казался когда-то этот вызов из столицы и такой сущей нелепицей для окружающих.

— А уволился, потому что группу дали? — ой, сколько раз мне уже задавали этот вопрос

— Да нет у меня её, справка на лёгкий труд.

— А где в нашем городе её найдёшь?

— А кого это волнует. Можно минималку найти, совмещать. Только и с последним стало тяжко. Так-то и начальница — как раз в физкабинете был — звонила, предлагала другое место, не хотят, чтоб уходил. И я понравился, и мне понравилось, и с людьми там хоть поговоришь.

— А с другими не поговоришь?

— Всяких уж приходилось видеть — и спивающихся, и подбухивающих, и беспамятных. Наверное, мне с ними не по пути. С простым народом всё-таки проще.

— Так может стоит остаться и на другое место перевестись?

— Да я уже узнавал про то место — так же грузят с одной большой разницей, на месте, а не на выезде. Понимаешь, разговор  с врачом был интересный. Пока, говорит, на таблетках каждый день, потом без уколов уже не сможешь, хочешь этого — продолжай работать.

— И что теперь делать будешь?

— А что пить что ль с горя? У нас на районе многих отнесли. Целая делегация за аптекой по утрам собиралась. Единицы живы. Туда что ль сесть? Нет уж, жить надо, жить…

Оставить комментарий