Я смотрю, как в солнечном луче танцуют пылинки. Непривычно тихо. И странно спокойно становится мне при осознании, что данный день последний в моей карьере менеджера. В современном мире проблем с увольнением нет, поскольку в большинстве случаев все работают неофициально.
А пылинки кружат в лучах, просачивающихся из окон бывшей заводской столовки, и оседают на спортивные тренажёры. Я прихожу рано, примерно за час до своего трудового дня. Открываю свой кабинет и пока проветривается, кружусь по залу, иногда закрываю пластиковые окна, иногда нахожу потерянные вещи, иногда проверяю выключатели и краны. Это не мои прямые обязанности, и совсем недавно мне стали за это доплачивать.
Утром тут тихо, и я спокойно могу заняться обзвоном. Иногда сложно это сделать, когда «рамштайн» орёт так, что слышно через дорогу. Постоянно тут гоняют одни и те же диски, и мне это надоедает, а потому я по сложившейся традиции отправляюсь за барную стойку перебираю за ней сборники русских рэперов. Я не был знаком с их творчеством и слушать стал только здесь, пожалуй, это единственное, что мне тут запомнилось. Мне нужно успеть заняться обзвоном, поскольку совсем скоро придётся обилечивать клиентов зала, но я почему-то я не спешу возвращаться в свой кабинет, а, забравшись на стул с длинными хромированными ножками, вспоминаю вчерашний день и продолжаю наблюдать, как в косых солнечных лучах кружатся крупицы пыли…
… Когда я оказался на том рабочем участке, мне было двадцать шесть лет, и я был злой, молчаливый и недовольный: мои ровесники обзаводились семьями, иногда новыми, создавали бизнес, нередко подпольный, получали рабочие разряды и нарабатывали стаж, временами в мегаполисах, оставались в армии на контракт или после армии шли в милицию, обыкновенно тоже не в родном городе, заканчивали институты или выходили из тюрьмы, нередко трудоустраиваясь потом у вчерашних петеушников, дослужившихся до должности товароведа или у знакомых двоечников, ставших известными предпринимателями, а я так и продолжал поступать в Литературный. Это была не мечта и не цель, а скорее виделась в этом возможность вырваться из привычного окружения, оказаться в обществе тех самых Карловичей, которых я так больше и не повстречал, надежда изменить жизнь и забыть прошлое. Но из года в год стоило получить долгожданный вызов, как обязательно что-то случалось, появлялись какие-то обстоятельства или проблемы, и не удавалось скопить денег хотя бы на билет до Москвы.
Так и тогда, в очередной раз по ряду бесконечных причин не отправившись на сдачу экзаменов в столицу, я поступил на курсы поваров и устроился помощником в школьную столовую. Платили триста рублей в месяц с питанием, однако существовала надежда, что оставят постоянно. Отработав там три месяца, меня не оставили на постоянку. И в очередной раз я просто вынужден был скитаться в поисках работы. И как-то у конторы столовки случайный знакомый предложил подработку.
Пожалуй, более бестолкового работника у него просто ещё и не было: свёрла я ломал как спички, лобзиком пилил не ровно, зато жирно и без просветов мазал заготовки вонючим клеем. Причём мазать мне нравилось больше всего на улице, потому что там можно было наблюдать за стайкой дворовых собак-приживалок, подъезжающими на дорогих авто заказчиками и местными забулдыгами. Последние были – люд спившийся и опустившийся, за стакан водки, накапанной из оставшегося после поминального обеда в рюмках, они готовы тут кружиться хоть до утра. Иногда их кормили в столовой, а иногда тарелки, наполненные остатками той же поминальной трапезы, выставляли за порогом у двери. Временами они спали на асфальте, а временами рассуждали о Боге. Так один дворник по огромному секрету уверял меня, что видел Неопалимую Купину и молящегося Александра Невского. А ещё мне тут нравилось, когда посещала это местечко мама моего работодателя и рассказывала о удивительных для современного дня вещах: обучаясь в институте Казахстана, она проходила практику в Латвии, а направление на работу получила в Россию. Когда-то учиться было интересно и престижно. Мне казалось это невозможным сейчас, а ещё напоминало забытые рассказы Карловича о той забытой эпохе, где были республики-сёстры, люди в которых свято верили в светлое будущее, и каждый каждому был друг, товарищ и блат.
Незаметно тут текло время, оставляя в своём прошлом дни, недели, месяца, от пурги до капели, от жары до листопада. Непонятно только откуда взялось терпение у моего работодателя, но свою работу я выполнял со временем всё более качественнее и со знанием дела.
По пятницам получал расчёт, покупал вкусняшек и вечерами смотрел арт-хаус. А иногда, отправляясь дежурить на другою работу, изучал мотивирующие сюжеты, но сколь бы не воодушевляла меня история Криса Гарднера, больше восхищали фильмы Дмитрия Астрахана – «Всё будет хорошо», «Тёмная ночь» и «Всё по-честному» Последние я пересматривал практически каждую пятницу, а после просмотра выходил на кухню и таращился в окно. Окно было уже пластиковым, а потому узоров в морозы на нём не было. За окном грохотало, но это не завод оживал, просто на его распроданных территориях, с которых перед продажей нередко валил чёрный дым, настолько вонючий и горький, что местные жители уходили с улицы, строился торговый центр усилиями прибывших, возможно, и из солнечного Коканда, успевшим стать городом совсем другой страны, рабочих-мигрантов, которые вечерами после работы пинали футбольный мяч, а потом исчезали куда-то: может мёрзли в жестяных бытовках, а может увозили куда-то ночевать. И сколько таких разбрелось по провинции? Я смотрел на этих футболистов из окна и пояснял своему верному другу Одиночеству, что существует в мире та пустота, в которой не слышно собственного эха.
Как-то ночью какой-то ненормальный подъехал, что-то кричал и даже размахивал пистолетом. Но мигранты не отозвались. Как же мне хотелось заснять этого клоуна на телефон, но на его покупку долго не было денег. Телефон я приобрету только трудоустроившись в офис. Поэтому и интернетом долго приходилось пользоваться в интернет-салонах или на почте, для меня это было чересчур дорого.
Изначально я проводил всё своё свободное время на литературных сайтах и форумах. Но я откровенно подустал от творчества современных авторов. Несомненно, все эти Оливии, Миланны, Джоны станут со временем если уж не великими, то уж одними из самых популярных авторов. Благодаря им я узнал о существовании книг Зюскинда, Апдайка, Голдинга, но современная литература меня мало привлекала, скорее даже отталкивала. Пожалуй, она казалась мне несколько пошлой, тем более ознакомился я с ней после длительного загона по православной прозе. Но тем не менее лазить по литературным сайтам, хоть и дорого было, но интересно. А уж публиковаться… так это вообще казалось чем-то таким необычайным. Как и многим новичкам казалось, что одна публикация способна изменить жизнь, поскольку не было ни малейшего представления, а подчас и желания, заниматься раскруткой опубликованного.
Когда я впервые, воодушевлённый, после практики в институте, забежал в интернет-салон и опубликовал свои рассказы, хоронили дурачка Ваньку; как же я потом буду корить себя, что не проводил его в последний путь, но в то время мне казалось, что у меня открывается новая широкая дорога в совсем иную жизнь. А литературные инет-тусовки со временем я тоже забросил, за исключением сайтам литературного кружка при литинституте, организованного неким Сашей Вятичем.
За барной стойкой я вспомнил вчерашний день, когда как и несколько лет назад, я сидел на крылечке и наблюдал как худенькая девчушка-кухарка ставит у двери тарелку для грузчиков. Ей лет 18, но в столовке она сторожил, работает тут уже года четыре, с тех самых пор, как её вытурили из школы. Вечернюю к этому времени закрыли, да и не каждому хозяину хотелось давать дополнительный выходной своему работнику. Само это местечко было когда-то территорией какого-то предприятия, но что-то тут распродали, что-то настроили, что-то продолжает рушиться. Иногда тут снуют мигранты, которые тут же где-то вроде бы и живут, и работают. Мой бывший работодатель присаживается рядом, он не курит, а всё больше философствует. «Знаешь» — говорит он мне – «Как ты ушёл, у меня не было работников, то инвалид один, мать приходила его, скандал закатывала, ну у нас же тут сделка, а он не тянет. То сын иногда помогает. А недавно друг детства. У нас родители дружили. И получилось так, что в детстве снимали квартиру в том же доме, где жил он. Такой… настоящий вундеркинд. Мы в то время о компьютерах и не знали, а он сайты для предприятий делал. Однажды его побили даже конкуренты. А потом вместе пошли в училище. Мне там нравилось, ну ты ж знаешь, я – портняжка в третьем поколении. А ведь девяностые годы. Родители нам лучшего образования дать не могли. Ну я помогал даже. Я туда в четырнадцать поступил и уже куртки шил на продажу. Нас трое друзей было. Кто яичко принесёт, кто картошки наварит. Дома машинки не было, а там разрешали. Мы до девяти вечера шили, а потом домой через весь город. А этот друг так и сидел дома за компьютером. Я после армии на стройки работал, потом по профессии: днём на предприятии, а ночью на себя. А он то в Москве где-то работал, то аж в Гоа летал. Зайдёт ко мне, а у меня дети маленькие шумят, суета. А он плечами пожмёт, мол, а зачем оно надо, такое счастье. А сюда приехал, так и сидит за компьютером. Меня уж попросили его к себе взять. Вроде бы всё делает, а желания нет, не чувствуется. И вот такое ощущение, что просто ждёт, когда я его пошлю куда подальше. Как думаешь, почему с ним такое происходит?» Я молчу и какое-то время наблюдаю за дворником перебирающим мусор в контейнере. Много лет назад кто-то на свадьбе спрятал пять тысяч в пустую пачку сигарет и выкинул. Дворник, прозванный одноруким бандитом, её нашёл и с тех пор ищет каждый день. Глядя на него я задумываюсь: а не тем же саамы я занимаюсь. Дворник прекратил проверку, поджёг мусор и чёрный дым взвился кострами в тёмное небо. Он поднял с асфальта метлу и ловко одной рукой стал соскребывать мусор, вторая рука его висит как плеть: напоровшись как-то упал на стекло, и если б не его хозяин, по блату устроивший босяка в больничку, неведомо что с ним было бы. «Так что с ним?» — повторяет он свой вопрос. «Да нет нечего» — отвечаю ему я –«Тяжело ему просто морально: наверняка он к другим людям тянулся, другому кругу общения, но окружал совершенно иной социум, в котором ему было неуютно, ощущал дискомфорт внутренний. А когда встретил тех людей, к которым тянулся, не мог найти общий язык, потому что уже привык к общению с теми людьми, которые его окружали. Таким лучше с Одиночеством – с ним проще и понятнее. Вот только одного он не догоняет» Кивок: «Чего?» «Именно такая вот работа формируют привычку доводить начатое до конца»
Общение с бывшим работодателем наводит меня на какие-то интересные мысли, пожалуй, и в литкружке «Белкин» я остался только по его милости: он любил рассказывать как пару раз в год ездил на сессии в институт, и одна преподавательница жутко его не возлюбила. «Кто ты? Рабочий?» — кричала она – «Вот иди яму копай. Нечего тут делать» Однажды ему пришлось рассказывать ей что-то о сублимации. «А, рабочий!» — усмехнулась она – «И зачем ты здесь?» «А я на вас тут сублимирую!» Я эту историю слышал бесчисленное количество раз, всегда одно и тоже. Но однажды, прослушав заново, решил, что останусь в литературном кружке «Белкин», чтобы сублимировать на её участников.
Начинают ходить клиенты, они просят включить музыку, это означает, что обзванивать мне придётся в шумных и экстремальных условиях. Я возвращаюсь в свой офис, перешагиваю через хлам и закрываю окно. Пока собираю вещи, мой взгляд скользит по всевидящему оку монитора – для визуализации я добавил на рабочий стол картинку знаменитого саратовского моста, по которому ещё знаменитый Кваша ходил. Я не знаю, что он втельмяшился мне в голову. Но когда-то я думал, что наберусь знаний или денег, и открою своё дело и уеду из родного города туда, где мы с моим другом Одиночеством заведём кота-таксу и мини-овчарку. По утрам я буду ходить в читальный зал, по которому скучаю много лет, там, в тишине, буду просиживать за конспектами, а придя домой, раскручивать свои проекты в интернет. Но сколько не бьюсь – так ничего и не получается. Наверное, уже пора прекратить мечтать.
Снова громыхает музыка, я открыл нужную папку на рабочем столе компьютера и перебираю свои отчёты, которые никто толком после меня не дорабатывает. Как то не странно, но мне не терпится дождаться вечера и вернуться на рабочий участок – это странно, но именно там вернулся утерянный покой. Кстати, именно там я и воодушевился, и вдохновился, и мотивировался: мне стала интересна и судьба рабочего, ставшего предпринимателем, и история семьи, жившей в колодовке училища, но купившей здание столовой, и даже обычного сторожа, находящего во время рабочей смены возможности калымнуть и даже поставившего недалеко от своего поста железный контейнер для приёма металлолома. Что-то во мне тут стало меняться, даже литературные сайты перестали привлекать. Да и неожиданно для самого себя мне стали интересны не те люди, что публиковали свои произведения на этих литературных сайтах, а те, что создавали данные сайты для собственного заработка.
Пожалуй, это было время своеобразного рассвета интернет-бизнеса. Именно тогда начали скакать по тренингам и мастер-классов седовласые революционеры, сыплющие со сцен арендованных залов мудрёными словечками, призывающие к построению супербизнеса и финансовой свободе. И тысячи молодых людей, обиженных, разочарованных и недовольных, открыв рот, заворожено слушали самопровозглашённых гуру, обучающих созданию этого новомодного бизнеса на обучении создания этого же самого бизнеса…
В сознание людей тогда начал вбиваться своеобразный нигилизм или даже пофигизм: если молодёжь раньше призывали либо учиться, либо работать и приносить пользу обществу, то вдруг стали кричать на каждом углу, что это глупо, скучно и ненужно, а гораздо важнее жить для собственного удовольствия, создавать пассивный доход и плевать на мнения окружающих.
Если когда-то революционеры в России изучали Маркса, то новые подпольщики начала двухтысячных предпочитали учение Кийосаки, ставшее своеобразной философией.
Я читал их мемуары в блогах, и настолько жизнь их со всеми этими мастер-классами, бомжеванием по миру и ночёвками в дешёвых хостелах, казалась мне такой яркой, удивительной и необычной, что жизнь собственная начинала видеться скучной, нудной и унылой. И настолько мотивировал меня их собственный пример, что хотелось добиться чего-то самому. Ради этого я и покинул тот рабочий участок лет десять назад. А зачем? Чтобы сейчас вернуться и вновь мазать заготовки клеем…
Но почему же всё-таки такое вот необычайное спокойствие я сейчас испытываю? Так удивительно мне это… Так неожиданно. И так странно… Я искал этот покой в ином виде занятий или деятельности, а ведь не нашёл. А потерял-то я его там, только признать данное обстоятельство мне почему-то сложно или…просто стыдно… Но ведь как мне не хватало всех этих внутренних ощущений последние десять лет…
А может и стоило ради этого спокойствия вернуться, чтобы заново мазать какие-то заготовки клеем, вспоминая как много лет назад в каком-то салоне авто откручивал потолок, предназначенный для обтяжки, и вдруг начали сыпать смски от Саши Вятича. Телефон чужой, кнопочный, взятый напрокат. И тут смс, как долгожданное чудо. Эти смс были для меня эхом того мира, к которому я всегда стремился и от которого подсознательно ждал понимания.
Саша Вятич предлагал помощь от поэтов Екатеринбурга. Я крутил гайки и не понимал, как же объяснить им какая помощь мне требуется. Пожалуй, основной проблемой для меня был набор текста. При отправке рукописей в Литературный Институт я на этот набор тратил целый зарплаты, а потом ещё за дополнительную плату корректировал опечатки и ляпы в ворде, оплачивал время пользованием компьютера на почте. Да и какие зарплаты? Если помощником повара выходило изначально триста рублей в месяц, то здесь капало на первых порах сто в день, пробовал совмещать с другой работой на выпечке в кондитерском магазине, но, проработав пару месяцев, отказался: в тридцатиградусную жару следить за противнями в электропечи – то ещё удовольствие, да и руки постоянно в ожогах.
Я тогда вылез из этого авто и так же сел на крыльцо, опустив голову на руки. Мелочи в моём кармане хватало лишь на несколько минут пользования интернетом. Однако если отправиться пешком, а не на автобусе, можно наскрябать и на оплату ворда. А так не хотелось вообще идти, лишь бы добраться до дома, набрать кастрюлю воды и водрузить её на газовую плиту, ведь летом привычно отключают горячую воду. А утром привычно к шести на одну работу, после неё на вторую. Но тут… помощь предлагают, и вдруг что изменится таким волшебным образом, что похождения эти мои закончатся.
Как бы не обмануться, ведь сколько раз уже я верил в такие чудеса; как-то дворником работал, сортируя коробки у контейнеров. Тогда шёл дождь, и мне приказано было расплёскивать лужу, но неожиданно получил предложение вести рубрику в газете. Соцпакет, свободное посещение, зарплата! Но месяц решали, второй, а я с радости работу бросил, запер метлу в бытовке и убежал. Вот тогда-то у меня и появились идеи интернет-проектов: рубрики я решил вести в интернете. В очередной раз мне казалось, что решается моя судьба. Предложившая мне этот вариант журналист долго тянула с ответом, я приходил в редакцию и за её компом набирал статьи, иногда её злило, она наобещала добрать самостоятельно и тотчас это забывала. Иногда приходили студенты с родителями, и родители шептали, чтобы помогли написать статью и опубликовать с именем чада. Я усмехался, вспоминая, что лет в 15-16 выдавал такие статейки пачками. А временами она вспоминала Кутилова, редактора подростковой газеты, местного писателя, что был её учеником в вечерней школе, а так же относительно меня о чём-то долго шепталась с редактором, а я стоял под дверью, слушал смешки и глупо считал, что решается сейчас моя судьба. В итоге так ничего и не решили, я психанул и пошёл искать обычную работу.
Но в этот раз может всё будет иначе? Думалось мне тогда. Может набранный на старой печатной машинке рассказ сумел Сашу удивить? Ведь написанное не придумано, а пережито – я тогда в Монастыре немного был, вернулся воодушевлённым, не мог не писать. А тут один священник печатную машинку подарил (сбылась детская мечта!) Неужели же он на самом деле понял мою проблему? Неужели ему понятны все мои злоключения? Неужели же действительно существуют такие удивительные люди? Я упрямо не хотел замечать людей вокруг себя, которым действительно был не безразличен?
Наверняка, Саша Вятич осознаёт насколько накладна мне подготовка рукописей. Я решил, что стоит добраться до детского игрового салона пешком, а вдруг действительно помогут, поймут, поддержат…
Но увы… выставили на смех…
