Свет в пустоте

Свет в пустоте

(космическая фантастика)

Часть 1.

Яков выронил ферзя.
Фигура звякнула о металлический пол и откатилась в угол, обиженно повернувшись к хозяину круглым основанием. Яков нахмурился: давненько корабль не трясло настолько сильно. Перед большим делом капитан Яков Скопиш всегда играл в шахматы, чтобы настроиться. Но, видимо, не сегодня.
Яков придвинул к себе старенький микрофон, свисавший на толстом проводе, и нажал кнопку «мостик» на радиопанели.

― Бена, что за фигня?
― Небольшой сбой в программе, но уже всё устранили, ― отозвалась первый помощник. Из динамика донёсся кашель, и мостик отключился.
Капитан ещё раз вызвал мостик, но ответил ему лишь тихий шум нулевой частоты.
«Вот чёрт. Неужели так сложно содержать корабль в порядке. Десять же раз сказал, что это важная миссия. И ведь не приструнишь, тварь-то с характером, взбрыкнёт».
Шахматы — серый матовый металл, часть фигур с грязно-белой полосой, часть с угольно-чёрной – грустно смотрели на укатившегося ферзя.
― Я запомнил положение фигур. Не вздумай передвигать, ― бросил Яков андроиду, с которым играл. Тот кивнул шарообразной головой, мигнул похожим на фару глазом, издал протяжный писк и отключился.
Раньше тишина заполнялась едва слышным, размеренным гудением андроида, лёгким свистом в системе вентиляции и задумчивым дыханием Якова. Теперь капитан дышал чуть взволнованно, скользя взглядом по пустым стенам, заправленной чёрным стёганым покрывалом постели, по пустому столу с выдвижными ящичками. Серый цвет каюты успокаивал, в нём можно было раствориться и забыться лёгким, лишённым тревог, сном, что хорошо после большего дела.
«Коршун» плыл, точно дремал, в космическом пространстве. Вокруг простиралось чёрное полотно, на дальних краях которого блестели звёздные пуговицы. Корабль приближался к серой точке — небольшой планете за номером Ф-3481. За последние сто лет открыли десятки галактик и сотни планет, так что имён на всех не хватило. С фантазией – беда. Если даёшь кому-то имя, оно должно что-то значить. Нет, не с фантазией, со смыслом – беда. Чем обширнее становится Звёздный Союз, тем меньше значит каждая планета.
Недалеко от Ф-3481 капитан «Коршуна», разыскиваемый Звёздным Союзом контрабандист и мошенник, Яков Скопиш договорился о встрече с продавцом. Этому жутковатому и жуликоватому типу капитан не доверял и собирался в случае чего удирать на первой гипер-скорости. Но если двигатель или электроника подведут, то придётся познакомиться с негоцианскими казематами. Рассказывали, что излюбленная забава торгашей планеты Негоция – перерабатывать биологическую массу, то есть пленников, в удобрения для редких растений, из которых делают дорогостоящие лекарства. Якову такая перспектива не нравилась. Впрочем, может, и обойдётся. Но капитан часто обжигался и знал, что верить нельзя даже себе.

Бена – жгучая брюнетка, надменная, с острым носом и презрительным синими глазами – работала с Яковом уже пять лет. В первую их встречу она отметила его складным табуретом – это случилось в душном баре, где играла попсовая светомузыка, на орбите Сатурна – и почти угнала «Коршун». Но Яков догнал её на одолженном без спроса старом челноке, подлетев достаточно близко, с помощью карманного компьютера вошёл в систему «Коршуна» и перехватил управление. Уже пристыковавшись и перебравшись на родной корабль, хотел вышвырнуть наглую плутовку в открытый космос, но Бена сладким голоском и пистолетом, нацеленным на двигатель любимого корабля, убедила оставить её механиком. Яков согласился: безрассудное «Мне терять нечего!» его подкупило. К тому же он всё равно искал нового механика: прежний ещё за неделю до этого забрал свою долю и покинул службу. Потом Бена стала первым помощником. Дважды пыталась сдать Якова конкурентам ради прибыли и дважды спала ему жизнь. Последнее обстоятельство – может, единственная причина, по которой контрабандист и не думал менять первого помощника. Только она ради него рисковала жизнью. А насчет сдать его конкурентам – так это Яков сам напросился. За него обещали неплохую награду, а где ещё взять деньги, если с заказами перебой? Несколько раз их чуть не ловила полиция и военные. Однажды Яков угодил в лапу старшего брата Бены, подполковника Иоанна Ястребова. Тот набил контрабандисту физиономию и собирался закопать на первой попавшейся необитаемой планете, ведь, оказывается, он, Яков, похитил Бену чуть ли не из-под венца, выхватив из рук богатенького жениха. Бена, правда, в тот раз спасла Якова, раскопала его. Так и жили.
― Докладывай.
― Сбой подачи топлива в двигатель. В течение пяти секунд. Отсюда и тряска, кэп,― хмурилась Бена и напряжённо и тщетно пыталась спрятать в карман фланелевой рубашки пакетик сухариков. Понимала, что облажалась. Дважды. И с кораблём, и с сухариками. Яков не разрешал обедать на мостике, потому что крошки еды потом хрустели у него под сапогами.
― Причина сбоя? ― Яков опустился в потёртое капитанское кресло, рядом с Беной. Перед ними мигала лампочками панель управления, сверху висели мониторы, на которые были выведены изображения космического пространства с наружных камер и несколько изображений с внутренних камер, в частности из машинного отсека, где Миха, механик, ползал по полу и собирал рассыпавшееся во время тряски овсяное печенье.
― Сбой в компьютерной программе, ― неохотно ответила Бена. ― Сглючила и перезагрузилась.
― Рабочая программа в принципе не должна глючить и перезапускаться сама по себе.
― Тебе бы стоило раздобыть руководство пользователя к этой милой старой развалюшке, кэп. Такие сбои могут случаться время от времени, особенно если корабль старый. Сколько ему? Лет тридцать?
Яков метнул на Бену злобный взгляд. Полвека назад дед Якова собрал небольшой челнок из запчастей от трёх разных кораблей, уже снятых с производства, отыскивая их по всем свалкам. Какое-то время летал таксистом между Землёй и Луной, где располагалась одна из колоний с недорогим жильём. Дед умер. Челнок немного погрустил в гараже, но однажды вернулся Яков и перестроил челнок в быстроходный корабль. Один из самых лучших во Вселенной. Полиция уже много лет не могла его поймать. Что ж, любая лошадка рано или поздно выдыхается.
― Бена, твоя главная обязанность следить за тем, чтобы корабль исправно работал. А если бы такая фигня случилась не во время дрейфа, а, скажем, при гипер-проходе? Нас разнесло бы на молекулы!
― Да мы гипер-переходом только раз пользовались! Ты ж у нас всё топливо и энергию экономишь, жадюга. Не заводись, кэп. Поторгуем, вернёмся на Чогу-два к нашему безумному заказчику, по деталькам корабль переберу и всё исправлю. Не парься.
«Добраться бы ещё до Чоги. Сейчас как угодим негоцианцам в пасть».
― Следи за кораблём, Бена.
Яков хотел ещё добавить, но в это время картинка на мониторе сменилась. К месту встречи прибывал корабль негоцианцев, огромный как гора, под которой дракон хранит золото. А золота у негоцианцев, говорят, так много, что можно целую планету слепить. Только представьте – планета из золота! Впрочем, есть металлы и подороже, но жители Негоции хватали то, что блестело.
Негоцианцы не входили в Звёздный Союз, даже напротив, враждовали с ним из-за того, что укрывали у себя сбежавших бунтовщиков и преступников и не желали экстрадировать их. До открытого военного конфликта дело пока не дошло, но, может, ещё дойдёт. Торгаши — народ горячий, возьмут да и влепят по союзническому кораблю из всех орудий.
Словом, даже за разговор с негоцианцами Якова ждут неприятности, а уж за покупку незаконных товаров и подавно.
На мониторе появился негоцианский капитан, дородный, с опухшим лицом и глазёнками, почти исчезнувшими под жирными веками. Одежда его сверкала бело-прозрачными камнями и золотыми нитями, озаряя серый мостик «Коршуна» точно солнце. Яков всегда недоумевал, как можно тратить столько денег на одежду и украшения. Сам Яков обходился потёртыми тёмно-синими джинсами, вышедшими из моды ещё в прошлом десятилетии (сейчас в моде хлопковые брюки со стрелками), серой рубашкой и кожаной курткой.
― А, Скопиш, опять ты, старая крыса, ― прошамкал негоцианец. ― Бабло привёз? Только попробуй надуть, разнесу твой корабль за один присест. У меня тут новая боевая игрушка установлена. Как раз опробовать надо, ― торгаш расплылся в слизняковой улыбке.
Яков недовольно сжал губы. Он и в самом деле время от времени нарушал законы чести, но только когда вынуждали обстоятельства!
― Встретимся у тебя или у меня? ― процедил контрабандист.
― Приходи сам, ― ответили жировые складки продавца.
― Бена, начинай стыковку, ― приказал Яков и отключил видеосвязь с негоцианцами. ― Вот же гадёныш, пушку ему опробовать надо.
Бена подавила смешок.
После стыковки Яков, Бена, начальник охраны по прозвищу Серый Сокол и двое лихих парней – собственно, не считая младшего помощника на мостике и механика, весь экипаж, — надели защитные жилеты. От новеньких супер-орудий негоцианцев не защитят, конечно, но от пуль вполне.
Поднялись на борт негоцианской космической горы. Да уж, старенький «Коршун» был просто грудой металлолома в сравнении с начищенным и украшенным дорогими, но бессмысленными узорами кораблём. Негоцинацы любили внешний блеск. Яркий свет поначалу ослеплял, и Якову и его команде потребовалась минута, чтобы привыкнуть. Белый свет от вереницы ламп отражался от золота и переливающихся радугой камней, прыгал по лестницам, ведущим на верхние палубы, по многочисленным бюстам, расставленным вдоль стен, точно в музее. Не хватало только трона и императорской мантии для негоцианского капитана.
Толстяк-капитан, опиравшийся на титановую трость, и его люди уже ждали. За их спинами виднелась платформа с грузом.
― Бабло, ― потребовал торговец.
Яков и рад бы заплатить, забрать груз и улететь куда подальше, но вот только он негоцианцам ни на йоту не доверял. Облапошат, как пить дать облапошат.
«Надо было к Центавре двигать. На кой чёрт я на периферию потащился? ― корил себя Яков.
Яков кивнул Бене, и та вытащила из-за пазухи портмоне, раскрыла и показала негоцианцам зелёные пластиковые кредитки. Жадные торгаши поначалу требовали чистое золото, но где в наше время можно раздобыть такую груду золота? В Звёздном Союзе золото давно обесценилось и вышло из обращения, только время от времени встречалось в старых коллекциях да на менее развитых планетах. «Неужели такой опытный предприниматель не сможет обменять кредитки на золото? ― говорил негоцианскому толстяку лукаво Яков. ― К тому же вы лучше меня знаете, где добыть наичистейшее золото». Негоцианцы клюнули, а Яков был рад, что не надо тащиться к чёрту на рога и воровать золото. Тем более что заказчик едва ли стал бы спонсировать дополнительную экспедицию.
Жирный негоцианец кивнул, и его помощники вытолкнули вперёд платформу с грузом.
― Вскрыть?
― А как иначе? Я не кота в мешке покупаю.
Как и договаривались, на платформе ровными рядами лежали титановые контейнеры-капсулы.
― Ближе, ― сказал Яков. ― У меня не рентгеновское зрение.
― Покажи ему один, ― приказал толстяк своему помощнику.
Тот вытащил контейнер и поднёс Якову.
Все пломбы на месте, ничто не сорвано. Датчики горят, индикатор показывает, что капсула заполнена полностью. На панели прописан состав содержимого.
Одна такая капсула стоит целое состояние. Это — панацея. То, что остановит чуму на планете Чога, маленькой далёкой планете, которую когда-то использовали как свалку, пока её не выкупил богатый меценат и… Чёрт его знает, что он там делал. Один из членов экипажа, отправленного со сверхсекретной миссией, оказался носителем инфекции. Инфекции, которая уже давно не опасна для родившихся на Земле, но для населения Чоги стала чумой. Болезнь подавили огнём, согнали всех заражённых в лагеря и сожгли. Но инфекция осталась, нашла новых носителей – местных грызунов, адаптировалась, мутировала, и вспыхнула вторая эпидемия. Думаете, кто-то захотел помочь Чоге? Ха! Как бы не так. Меценат к моменту повторной вспышки уже разорился и отбывал на Гнойнике срок за незаконные махинации. Звёздный Союз решил не тратить силы на мусорную планету и просто поставил её на карантин. Когда все вымрут, планету выжгут, очистят, а потом снова будут использовать как космическую свалку.
К счастью для Чоги, нашёлся один богатенький эксцентрик, который пожелал оплатить лекарство. К счастью для Чоги, Яков согласился доставить панацею. Богатенький эксцентрик получит пиар и премию мира, а Яков — деньги и сможет подлатать «Коршуна», может, даже пригласит Бену на свидание, настоящее свидание с красными розами и дорогим рестораном, ну или просто поужинают сидя на крыше корабля и глядя на звёздное небо.
Яков с кредитками направился к негоцианцу. Бена и Серый Сокол встали по обеим сторонам от платформы с контейнерами, но негоцианцы груз не отпускали.
Негоцианец взял кредитки мясистыми пальцами-слизняками и неторопливо пересчитал, затем каждую просканировал специальным терминалом. Когда-то люди использовали бумажные деньги, но это было давно. И, как и золото, бумажки давно вышли из обращения. Сейчас в ходу были пластиковые кредитки, на каждую была намагничена определённая сумма в рублях. Наконец, негоцианец просканировал все карточки и убедился, что сумма на них соответствует номиналу. Он кивнул своим людям, и те отпустили платформу.
Бена и Серый Сокол покатили её на «Коршун».
Яков уходил последним. Едва за ним закрылся шлюз, капитан с облегчением выдохнул. Прижавшись лбом к холодной металлической стене, тяжело дышал.
«Главное, теперь в простых вещах не налажать!»
― Бена, поехали! ― Яков сбросил жилет, радостно плюхнулся в кресло капитана и приказал компьютеру транспортировать с кухни несколько бутылок с холодными напитками. Как же приятно вырваться из позолоченного сверкающего кошмара в мутно-серые, успокаивающе-пастельные цвета «Коршуна».
Бена начала вводить курс, и вдруг компьютер затрещал, и повалил дым. Внутри взорвалось, и верхняя панель отлетела в стену, разбив один из дополнительных экранов. Младший помощник, на которого посыпались осколки, тихо ойкнул.
На мониторе Яков видел, как удаляется негоцианский корабль. Затем картинка сменилась, показалась необитаемая Ф-3481.
И «Коршун» стремительно приближался к планете. Тряхнуло так, что Яков ударился челюстью о подлокотник.
― Входим в атмосферу, ― прокомментировала Бена. ― Приборы не отвечают.
― Да вижу, блин. Почини эту хрень.
― Вся электроника вышла из строя. Компьютер не отвечает.
Яков ругался, ругался так, что покраснела Бена, а младший помощник, тихо сидевший сбоку и отчаянными ударами по кнопкам боровшийся с капризным компьютером, младший помощник едва слышно взвизгнул и спрятался за креслом.
― Ручное управление. Дай я, ― Яков схватил штурвал.
Корабль падал, притягиваемый безжизненной планетой.
«Маленькая, а какая коварная, сука».
Капитан потянул штурвал на себя, попробовал поднять нос и выровнять корабль. «Коршун» не поддавался, перегрузки росли. Якова вжимало в кресло, грудь болела. Где-то позади отчаянно молился младший помощник. Бена просто слилась с креслом и широко раскрытыми глазами смотрела на растущие скалы и представляла, как один из этих пиков прорвёт обшивку корабля и вонзится ей в лоб. Или они все умрут от нехватки кислорода?
― Есть, твою мать! ― крикнул Яков.
«Коршун» поднял нос, со скрежетом проехался по бугристой поверхности, и врезался в каменную глыбу. Замер.
Электроника заработала, Яков ругался.
― Ещё позже не могла включиться?! Бена, докладывай. Мы можем взлететь? Валить нам надо.
Бену явно подташнивало и пошатывало, хотя она и смогла дотянуться до панели управления и прочесть отчёт о повреждениях.
― Машинный отсек докладывает… Первый двигатель вышел из строя… Взлететь не сможем, ― прерываясь на глотки воздуха, говорила Бена. ― Обшивка повреждена, но не порвана. Если аккуратно, то долетим… Компьютер не стабилен, система зависает. Ручное управление заклинило после приземления. Видишь, ― она ткнула на горящую жёлтым кнопку, ― когда мы стукнулись о поверхность, система ручного управления слетела нафиг. Теперь только от компьютеров зависим… Взлететь не получится. Аварийные блоки не работают, но основная система жизнеобеспечения вроде пашет… Хорошо, что подача кислорода и поддержание температуры работают не в связке с системой управления полётом. Предлагаю обнулить систему.
― Обнулить? Потом сможешь настроить?
― Да. Вернёмся к базовым настройкам и полетим. На Чоге-два спокойно разберёмся. Этот же придурок-заказчик разрешит нам приклеиться к его звездолёту?
― Делай.
Необитаемая, непригодная для жизни планета Ф-3481. На мониторе видны только голые серые скалы, похожие на персты, тянущиеся в ясно-голубое небо.
― Бена, ты ещё не начала обнуление?
― Нет.
― Сможешь выдать параметры? Что там за боротом?
― Попробую…. Хм, нет, компьютер совсем с ума сошёл. Показывает, что там температура плюс пятнадцать по Цельсию и содержание кислорода в атмосфере на полпроцента выше, чем на Земле. Ядовитых или неопознанных газов нет.
― Если не ошибаюсь, то в справочнике всегда было указано, что Ф-3481 – температура минус пятьдесят, кислород в атмосфере не содержится. Форм жизни нет. Непригодна.
Компьютер зашумел. Это Бена начала обнуление системы управления полётом.
― Всё. Теперь часа три будет шуршать. Подача кислорода, вентиляция и температура работают в автономном режиме. Исправно. Механик занимается двигателем. Эй, Ром, ― окликнула она младшего помощника, ― разберёшься, что там с аварийной системой и ручником? Нужно на нижнюю палубу спуститься. Посмотри, что там отвалилось.
Младший помощник выполз из-за кресла, торопливо отдал честь и покинул мостик.
― Ребёнок, ― покачала головой Бена.
― Можно подумать, мы такие уж старые, ― усмехнулся Яков.
Они поудобнее разлеглись в креслах, откинув спинки назад, и включили радио. Как обычно, шла одна из пропагандистских программ Звёздного Союза. Говорил профессор Курбасов, важная шишка, один из основателей программы по экспериментальному терраформированию, цель которого сделать пригодными для жизни совершенно гиблые места. Сейчас на счету Звёздного Союза сотни освоенных планет, которые изначально были пригодны для жизни, и колонизировать их особого труда не составило. Но Союзу этого мало. Надо освоить всё, что плавает в космосе, любое газовое облако, создать условия, притащить туда клонированных людей. Фанатики.
Курбасов долго бубнил. А Яков думал о том, что сейчас они сидят на одной из таких малопригодных планет, списанных в утиль в виду своей неперспективности. Конечно, эта планета выглядела более пригодной для жизни, чем газовый шар, но на её исследовании большим корпорациям будет сложнее нажиться. Правительству Звездного Союза прекрасно известно, сколько денег нужно вложить в это место.
― Всё-таки не понятно, почему свойства планеты изменились. Смотри, здесь небо как на Земле.
― Попробуешь высунуться и проверить, что там? ― спросила Бена.
Яков колебался. Его распирало любопытство, но осторожность перевешивала.
Что такое неисследованная планета, Яков знал на горьком опыте. Время от времени в ночных кошмарах к нему приходили жгучие щупальца и щипали присосками, пока Яков с криком не просыпался. Иногда на его вопли прибегала Бена, но капитан ни разу не рассказал, что ему снилось.
Ребёнком Яков жил в провинциальной глуши, затем уехал в большой город, поступил в Звёздную Академию. Закончил с отличием и был принят на работу в Исследовательский Центр Союза на должность младшего специалиста. Ему обещали умопомрачительное будущее. Научный руководитель не уставал им восхищаться. Яков верил, что путь к успеху для него устлан лепестками роз. На втором году Яков готовился к экстремальной экспедиции на недавно обнаруженную планету. Неизвестная система, неизвестная планета. Зонды, которые туда оправлял Звёздный Союз, показывали, что на планете теоретически возможна жизнь.
На планете и в самом деле оказалась жизнь. Хищная. Голодная. Коварная. Она пряталась в тумане, резко выбрасывала щупальца, хватала ученых и уволакивала в сизый дым, потом изрыгала разорванные куски мяса. Яков пробовал вернуться на челнок, но тот потерялся. Пробовал связаться с кораблём на орбите. Бесполезно. Провёл семьдесят пять часов на враждебной планете, глотая туман, сидя под старой корягой, которая оказалась скелетом, сжимая в руках нож. На орбитальном корабле забеспокоились: команда исследователей не выходила на связь. Спустили поисковый отряд. Когда его сожрали, отправили военных, стреляли и взрывали. Уже хотели уйти, когда заметили единственного выжившего, тот осоловевшим взглядом пялился на них из-под груды костей и гниющей плоти. Якова спасли. Три недели в больнице. Пять — у психиатра. Потом Яков сказал научному руководителю, что больше никаких командировок не хочет. Можно просто пробирки в лаборатории мыть? Научрук обиделся. Кому-то позвонил. Якова попросили уволиться по собственному желанию. Тот особо не возражал. Хотел пойти работать в исследовательский центр с меньшими амбициями, но с психотравмами никуда не брали.
Яков оказался не у дел и с разбитыми мечтами. Устроился в транспортную компанию, кое-как убедил руководство доверить ему пилотирование кораблём. Промышлял всякими мелочами. Потом получил от деда наследство – «Коршун», на скопленные деньги и на компенсацию от правительства за участие в опасной экспедиции купил более мощный двигатель, модернизировал корабль, нанял команду и занялся серьёзным делом. Перевозил всякие грузы, потом стал брать заказы посерьёзнее. Летел куда скажут, возил что скажут. Потом на него вышли звёздные гангстеры, заказы посыпались опасные, но прибыльные. Словом, завертелось.
Теперь Яков вернулся к старым вопросам, которые волновали его в юности.
Почему эта маленькая планета, безжизненная и холодная, вдруг живая? Что это? Ошибка взбесившихся приборов? Или тут загадка для настоящего исследователя, которым Яков хотел стать, но не стал.
«Это не моё дело».
Яков ходил кругами. Но учёный всё-таки вытеснил осторожного капитана.
― Бена, пойдём.
Яков вызвал младшего помощника по громкой связи:
― Ром, мы планируем прогуляться по планете. Ты справишься с компьютером?
― А чего тут не справиться? ― пробурчал Рома. ― Обнулится система, заново настрою все параметры и валим отсюда нафиг. Миха уже заканчивает с двигателем.
Яков и Бен облачились в биоскафандры старой модели, оставшиеся у контрабандиста ещё со времён работы в Исследовательском Центре, вернее, украденные со свалки, кто будет старьё пересчитывать? В прошлом веке в таких скафандрах отправляли учёных на неисследованные планеты. Скафандр предусматривал систему фильтрации выделяемой человеком жидкости в питьевую воду, терморегуляцию, портативный сканер, оборудование для сбора образцов почвы и воздуха, отсек для сухпайка, автоматический пистолет, армейский нож и два запасных энергоблока. В таком костюме можно было недели две продержаться в отрыве от базы. Яков надеялся, что они побродят по планете часа два и свалят отсюда.
Шлюз открылся. Капитан первым ступил на твёрдую серую поверхность. Бена за ним.
Почва оказалась каменной, вблизи можно было разглядеть мелкие дробинки пыли, похожие на принесённые с морского побережья песчинки.
― Ничего интересного, ― хмыкнула Бен.
Они двинулись к острым скалам и, обогнув одну, оказались в каменном лесу. Острые пики вокруг вздымались к бледно-голубому небу, тени падали слабые, почти невидимые.
― Я сниму шлем, ― сказал Яков. ― Судя по показаниям датчиков, тут воздух пригоден для дыхания.
― Шлем надо снимать у корабля, чтобы я успела втащить тебя внутрь и откачать, если ты окочуришься.
― А я сейчас рискну.
Яков нажал на рычаг, и шлем отделился от скафандра. Через щель сразу же начал пробираться воздух, прохладный, свежий, чуть пахнущий чем-то сладким. Яков стянул шлем и вдохнул. На секунду голова закружилась, в глазах потемнело. Затем всё стало хорошо. Может, даже слишком хорошо, будто алкоголь чуть ударил в голову. Яков показал Бене большой палец, мол, всё окей. Бена сняла шлем. Лёгкий ветер трепал её жгучие волосы.
― Где образцы будем брать? ― спросила она. Голос её звучал весело. Веселящий воздух, бывает веселящий газ, а у них веселящий воздух. Кстати, можно продавать. Всяким притонам, может, понравится.
― Найти узнать, есть ли тут что-то кроме скал.
Они обошли ещё несколько пиков, и перед ними вырос серый гребень. Они карабкались по шершавым камням, мелкая каменная крошка осыпалась вниз, пыль поднималась тихими вихрями и опускалась на перчатки скафандра. Наконец, взобрались на самый верх.
― Ого! ― выдохнула Бена. У Якова тоже перехватило дыхание и сжалось сердце от открывшейся красоты. Впереди расстилалось сверкающее на солнце бело-голубое море. От блеска слепило, но отвести взгляд было невозможно.
Утерев слёзы, Яков и Бена перелезли через гребень и по пологому склону скатились на берег, по щиколотку утонув в мелком песке, почти золотом. Бена подняла горсть и смотрела, как мелкие песчинки, одна не похожая на другую, радужными кристаллами сыплются между пальцев.
Вода у берега переливалась зелёно-голубоватыми оттенками, и в ней резвились мелкие головастики, некоторые с лапками, другие – без, самые крупные не больше человеческого ногтя. Гребешки пены цеплялись за песок и оставались на берегу растекающейся сахарной ватой.
― А это, видимо, недавно зародившаяся жизнь, ― Яков попытался поймать рукой головастика, но тот ловко ускользал. ― Интересно, с чего это? Никогда о таком не слышал. Все планеты, какие находил Центр, уже были обитаемы… Нет, никогда не слышал, чтобы мёртвый мир оживал… Мой старый научрук от зависти лопнет. Да, что научрук! Курбасову нос утрём! Уже не могу его передачи слушать, так и хочется сволочи шею свернуть.
Яков набрал в одну пробирку просто воды, в другую поймал зазевавшихся головастиков. Бена с интересом наблюдала за ним. Потом точно так же зачерпнула воды и попробовала загнать головастиков в ловушку, но они быстро расплылись прочь. Бена погналась за ними, поднимая сияющие солнцем брызги. Всё происходящее казалось ей забавой. Якова же охватил настоящий азарт.
Море задрожало, волны повалили выше и громче.
Капитан на секунду вспомнил, как дрожала земля и мерцал туман на той планете прежде, чем за добычей выстреливали щупальца.
Вдалеке из воды вынырнул огромный светящийся шар. Яков будто ослеп. Зажмурив глаза, упал на колени и попытался спрятать лицо: шар слепил даже через закрытые веки. Бена, наверное, поступила так же, Яков почувствовал, как её рука в защитной перчатке крепко сжала его. Их обдало жаром. И воздух вокруг нагревался и нагревался. Казалось, ещё чуть-чуть и мир вокруг загорится. На лбу выступил пот, но вскоре кожа высохла.
Жар медленно спадал. Они, наконец, разлепили веки. Светящийся шар поднялся высоко в небо, но смотреть на него по-прежнему было больно.
― Что это? ― спросила Бена, облизнув пересохшие губы.
― Без понятия. Хм, датчики зафиксировали всплеск энергии. На «Коршуне» опять компьютер заглючит. Мы теперь до вечера отсюда не свалим.
― Знать бы ещё, когда тут вечер.
Когда сгусток энергии поднялся настолько высоко, что стал точкой, на которую можно смотреть без боли, Яков и Бена вернулись на корабль и первым делом бросились на кухню к запасам питьевой воды, ту, что входила в набор для выживания, они выпили ещё по пути на «Коршун».
Электроника и в самом деле в очередной раз слетела. Рома чертыхался. Бена кинулась помогать ему с компьютером. Зато механик доложил, что работа двигателей восстановлена в полном объеме, можно хоть сейчас лететь. Только без компьютера, который управляет полётом, взлетать придётся на ручном и без приборов, ориентироваться на ощупь. Яков не любил рисковать без нужды. Можно и подождать.
Капитан спустился в каюту. В центре стояла шахматная доска с неоконченной партией, андроид спал, безвольно завалившись набок. Яков посадил его ровно.
― Ау, включайся.
Но андроид не пошевелился. Видимо, всплеск неизвестной энергии его вырубил.
«Придётся ему все параметры заново настраивать. Но это потом».
В углу была оборудована лаборатория: небольшая центрифуга для молекулярного анализа и несколько контейнеров для хранения образцов. Яков редко что-то исследовал, в основном еду, купленную в сомнительных тавернах. Всё-таки не хотелось бы отравиться и помереть из-за пустяка. Но теперь Яков собирался исследовать взятые образцы. Всегда приятно тряхнуть стариной. Он поместил пробирки в центрифугу, настроил параметры проверки и нажал «пуск».
Через четверть часа в динамике раздалось:
― Кэп, всё системы корабля в норме. Готовы к взлёту.
― Поехали!
Яков не стал подниматься на мостик. Бена прекрасно справится сама. Капитан чувствовал, как корабль поднимается. Чуть тряхнуло, но тут же успокоилось. Небольшая перегрузка. Всё-таки система устранения эффекта перегрузок работала как старая кляча. Ну, ничего, доберемся до базы заказчика, до Чоги-два, всё отладим.
В динамике снова раздался голос Бены.
― Яков, прямо по курсу тот сгусток, который мы видели на планете.
― Он представляет для нас опасность?
― На данный момент нет. Я просчитываю его траекторию. Отклоняется от нашей. Летит за периферию. Скоро мы его потеряем.
― Хм.
В Якове просыпалось нечто давно забытое. Что если удастся выяснить, как из мёртвой материи рождается живая? Это же будет прорыв в науке! Да не просто прорыв! Это изменит представление человечества о мире и о себе. До сих пор люди просто изучали уже существующие явления, но никому так и не удалось докопаться до истины: с чего всё началось? Как ожило то, что было мертво?
Земляне всё ещё спорили о том, откуда появился человек. Противники теории эволюции требовали показать им промежуточную стадию эволюции обезьяны в человека, а когда им предъявляли эту промежуточную стадию, то требовали промежуточную стадию между промежуточными стадиями, и дарвинисты с ног сбивались, пока раскапывали пласты земли в поисках недостающих звеньев эволюции. Креационисты сидели в храмах и ждали того, кого именуют Богом. А самые умные ехидно спрашивали, если Бог создал человека, то где, простите, этот Бог сам обитает? Но Бога никто не находил, хотя человек обшарил все уголки Вселенной.
А теперь у Якова, изгнанного из науки неудачника, была возможность положить конец вековым спорам, нужно только догнать и изучить этот энергетический сгусток, понять его суть.
«Ведь это он! Он воскресил планету!»
― Бена, если пойдём за ним, сильно опоздаем на Чогу?
― До времени, назначенного заказчиком, ещё двадцать часов, ― ответила старший помощник. ― Кэп, у нас серьёзный заказ.
― Курс за сгустком. Хочу посмотреть, что он из себя представляет. Мы можем его сканировать?
― Включаю сканирование. Но, кэп, мы раньше никогда не пытались просканировать чистую энергию…
Тем временем сканер в мини-лаборатории выдал результаты. Образцы с Ф-3481 были очень похожи на земные. Если бы Яков не знал их происхождение, то с уверенностью сказал бы, что их нашли на Земле.
«Неужели планета идентична Земле? Неужели есть шанс проследить развитие жизни? ― шептал учёный в голове Якова. ― Но что послужило толчком? Чёрт, неужели это и в самом деле сгусток энергии? И сколько таких сгустков во Вселенной?»
Яков поднялся на мостик. Хотелось с кем-нибудь поделиться мыслями. Но кому это будет интересно? Едва ли экипаж контрабандистского судна интересовался чем-то подобным. Разве что Бена могла бы выслушать. Бена, конечно, была умничкой, но раньше они не беседовали на такие серьёзные темы. И Яков не знал, как подступиться.
«Коршун» плыл в космическом пространстве. На мониторах и на радаре отображался энергетический сгусток. Корабль не приближался и не отдалялся от него, держал безопасную дистанцию. Яков напряжённо сверлил взглядом сканер, но тот ещё не закончил работу и не выдал данных.
Вдруг «Коршун» тряхнуло.
«Пробит грузовой отсек», ― оповестил компьютер.
Но кем? Ответ пришёл сразу же, раздался из динамика.
― Яков Скопиш! Говорит Натан Рождественский, капитан полицейского крейсера Звездного Союза. Вам приказано немедленно остановиться, отключить все двигатели и подготовиться к стыковке.
― Можем включить гипер-скорость и попробовать вырваться, ― предложила Бен.
― Делай.
Но Натан Рождественский был опытным пауком Союза, поймавшим в сети не одну контрабандистскую муху. Крейсер выпустил стабилизирующий луч и захватил «Коршун». Все системы блокировались.
Яков сжал кулаки. Бежать некуда.
«Да что б тебя!»
Свет погас, компьютеры замолчали. Включилось аварийное освещение.
― Наши орудия отключены, ― доложил из динамика Серый Сокол. ― Можем использовать только ручное наведение… Но выстрел с такого близкого расстояния может повредить корабль.
― Отставить. Мы проиграли, ― Яков со всей дури ударил по приборной доске. Последний взгляд на радар – энергетический сгусток исчез.

Команду «Коршуна» доставили на Землю, где располагалась база Звёздного Союза и межгалактический суд. Якова судили как опасного контрабандиста, неоднократно нарушавшего Звёздное Соглашение о Безопасности, незаконно пересекавшего границы галактик, перевозившего запрещённые грузы, и союзника космических гангстеров. Бену тоже судили, как помощницу. Экипаж судили как сообщников. Груз конфисковали. Корабль отправили на свалку. Хорошо, что дед умер и не видит, что сделали с его любимым «Коршуном».
Экипаж получил от пяти до десяти лет в земной тюрьме. Бена выкрутилась. Её спас старший брат – высокопоставленный офицер Иоанн Ястребов. Весь в чинах и наградах. Спас сестрёнку, увёз домой и отстегал офицерским ремнём. Вопрос только, что она рассказала ему о делах экипажа? Кого сдала? Кого продала? Крыса офицерская.
«Больше никаких баб на корабле».
Яков получил тридцать лет. Многим срок показался несправедливо большим, даже за убийства порой меньше давали. Но Яков уже почти восемь лет трепал нервы полиции, обманул государство не на один десяток миллионов рублей, а от Рождественского уходил двадцать раз, чем сильно подгадил его карьере. Так что судья и присяжные и не задумались о снисхождении или справедливости, тем более в дорогом ресторане их ждали коктейли и закуски за счет Натана Рождественского. Отбывать срок назначали на Гнойнике, планете-тюрьме. Всё, можно больше ничего не планировать. Никто оттуда не возвращался. Все умирали до конца срока. Умирали или сходили с ума. Или сначала сходили с ума, а потом умирали, кончали с собой.
В глубине души Яков мечтал сбежать, а на деле – неплохо бы дожить до утра, а там разберёмся. Иллюзий у него не было.
«Один хер с этими иллюзиями».
Перед Гнойником контрабандиста обрили, заставили надеть тюремную робу, штаны выдали с дыркой на причинном месте, и бросили на самое дно.

Часть 2.

Гнойник — мерзкое болото. Шаттл ещё только подлетал к посадочной площадке, а Якову уже чудился гнилистый мясной запах.
Несколько веков назад Гнойник был планетой прекрасных торфяных болот. Частные корпорации, выигравшие государственные тендеры, приступили к колонизации и разработке планеты и быстро выкачали весь торф. Планета пустела, поверхность её усыхала и сморщивалась. Подземные звери, похожие на кротов-переростков, не приспособились к новым условиям и погибли. Их тела, разлагаясь, извергали из себя маслянистую жидкость, которая заполняла вырытые людьми траншеи и каналы, подтачивала, разъедала каменные породы, размягчая их. Когда профессор Курбасов предложил программу по экспериментальному терраформированию мало пригодных планет, Гнойник был в числе первых.
Но экспериментальное – означает экспериментальное. Было решено организовать на Гнойнике трудовой исправительный лагерь. Труд облагораживает, а зеки – бесплатная рабочая сила. Некоторое время на Гнойнике процветали шахты, где добывали подземные минералы, и был построен посёлок, в следующем году предполагалось заняться сельским хозяйством. Но посёлок на сваях, в конце концов, затонул в болоте, остался только полицейский форт, куда зеки свозили добытые полезные ископаемые, а взаем получали продукты питания, которых нет на Гнойнике. Но как только с трудом отсроенный посёлок затонул, дело заглохло. Зека отбились от рук. Они давно разбились на воющие группировки, шахты либо захватили наиболее сильные объединения, либо разрушили и затапливали. Гнойник практически вышел из-под контроля правительства. Тем не менее, признавать поражение и сворачивать программу никто не собирался.
Это был дикий мир, оторванный от цивилизации, замкнутый, засекреченный. Тут не было охраны или камер. Только со стен форт смотрели солдаты с автоматами в ожидании зеков, везущих минералы, но такие появлялись редко. А если появлялись, то пробовали диктовать полиции условия.
Прилетел челнок с заключёнными, открылся шлюз и новых зеков вытолкнули в болото. Приземлиться челнок не мог, пилот опасался, что освоившиеся на планете преступники захватят судёнышко. Форт отказывался принимать челноки с зеками, только транспортные корабли с грузами.
Зеки упали в вязкую гниющую жижу. Кому-то везло: сломал шею при падении и больше не мучился. Якова выбросили одним из последних. Он приземлился вполне удачно на чей-то хрустнувший позвоночник. Быстро стянул с покойника рубашку – одежда никогда не бывает лишней – и отбежал в сторону. Теперь сидел на кочке и смотрел, как чёртов челнок челночится прочь.
― Сволочи! Но я так просто не сдамся. Сволочи. Вот вернусь и устрою вам гнойник!
Гнойник немного напоминал ту планету, куда Яков совершил провальную экспедицию. Гнойник тоже всеми силам желал пришибить незваных гостей. Разница заключалась лишь в одном: там бояться нужно было тумана и щупалец, а здесь людей, болота и птиц, издающих противный писк перед тем, как спикировать и выклевать глаз, и ещё раз людей.
«В общей, не зевай, кэп»
Единственное, на что тут можно было надеяться, так это на то, что прилетит чудесный челночок и по громкоговорителю объявит твоё имя. Это означает, что тебя забирают в цивилизованный мир. Отбыл срок – можешь вернуться домой. Ну, в смысле, если раньше не подох.
Яков особо не надеялся. Но умирать не собирался. Во всяком случае, не так быстро и не так дёшево.
До заката он брёл по болоту в сторону утопающего солнца, которое насмехалось над ним нежно-жёлтым пятном омлета. От омлета или хотя бы от сваренного вкрутую яичка Яков не отказался бы. Наконец, добрался до суши. Это был скалистый клочок, где не росло ничего, кроме двух хилых деревьев, салата из которых не нарубишь. Из воды торчали ноги в сапогах. Яков потянул сапоги, из них выпала разлагающаяся плоть. Сапоги – это хорошо. Пожрать тоже неплохо бы.
Едой здесь служила земля, редкие растения и мясо убитых слабаков. Если тебя убили – значит, был слабаком. Якову этого правила никто не объяснял, но он сам догадался.
Некоторые люди жили стаями. Яков не надеялся выжить в одиночку и попробовал прибиться к стае, которую нашёл на следующее утро. Если всё время идти вперёд, то утром, когда солнце будет вставать у тебя из-за спины, оно осветит небольшой каменный хребет.
Стая, в мешковатой одежде, покрытой засохшей коркой, сидела у затопленной шахты. Они смотрели волками, из-под заросших бровей щурили узкие чёрные глаза.
Ещё один голодный рот никто не хотел брать. Но Яков в отличие от них, проведших много лет в болоте, не был болен. Пусть у него не было опыта выживания, зато он был физически более крепок. А сильный боец – это хорошо. Поможет отбивать добычу у других стай. В тот же вечер стая порезала на гуляш одного из слабаков. Сначала Яков не понял, что они задумали. Догадался, только когда вожак и его помощник выволокли из шахты доходягу, щуплого, с размазанными по лицу соплями. Он еле волок ноги, даже толком не мог упираться. Его подвели к краю островка и разрезали горло. Он ещё дёргался, пока его кровь сцеживали в каску, в какой ходят шахтёры.
Мясо ели сырым. Вожак сказал, что дым костра может привлечь другую стаю, которая захочет отбить еду или шахту.
Яков отказался. Сидел чуть поодаль, осоловело смотрел, как чужие зубы вгрызаются в чужую плоть. От запаха мутило. Живот сводило от голода. Наконец, Яков подсел к остальным и взял полоску мяса.
«Если остальные могут, то и я могу. Надо выжить, чтобы потом разобраться с суками, которые меня сюда засадили. Выжить любой ценой».
Яков ел через тошноту. Потом привык. Даже воображал, что это баранина под брусничным соусом. Они с Беной такое ели в кафешке на орбите Земли.
Стая оказалась опытной. Вожак провёл на Гнойнике три года, осуждён был за убийство любовника жены. Вожак был мнительным и беспокойным. Якову он не особо нравился, но другие нравились ещё меньше. Да и сам Яков себе не нравился.
«Не знаю, откуда появилось человечество, но зато знаю, где закончилось».
Вожак в прошлом был сотрудником Исследовательского Центра. Может, они с Яковом даже пересекались в общей столовой, только не обращали друг на друга внимания.
Ночь прошла беспокойно. Перед тем, как лечь спать, Яков отломал у покойника ребро. Спал за вагонеткой, сжимая в руках, как нож, чужое ребро с запёкшейся кровью. Снились щупальца с чмокающими присосками. Яков просыпался, дёргано озирался, прислушивался к чужому сопению и редким нервным тикам.
На следующее утро стая показала шахту. Внизу, в тупике, в каменной породе блестели радужно минералы.
― Это минералы Курбасова, ― сказал вожак. ― Их, говорят, можно использовать в качестве топлива для двигателей. За одну вагонетку в форте можно выменять оружие и нормальную еду. Но лучше оружие.

Одной холодной ночью Яков поделился с вожаком мыслями о сгустке энергии. Это было спустя много недель работы киркой в шахте, спустя несколько походов к форту, спустя стычку с другой стаей, которая выгнала их из шахты. Теперь они скитались по болотам.
― Я о таком слышал, ― сказал Вожак. Они сидели у костра, прижавшись друг к другу, чтобы согреться сильнее. Огонь выхватывал из темноты морды их спящих товарищей, худые, вытянутые, с потрескавшимися губами и провалами глаз. Огонь мог привлечь другие стаи. Но у Якова и его товарищей нечего отбирать. Кроме их жизней. А жизнь ничего не стоит, когда у меня между зубов застряло сырое человеческое мясо.
― А что ты слышал?
― Я тогда возглавлял Отдел Исследования Новых Планет. И одна из наших экспедиций, уже возвращаясь, была вынуждена сделать техническую остановку на астероиде, который считался не пригодным к жизни… Его лет двести никто не посещал и не проверял, а мои ребята сказали, что нашли там людей, типа кроманьонцев.
― И откуда они там взялись?
― О! ― глаза вожака заблестели. ― Думаешь, я не попытался выяснить? Я попытался. Но – ничего. Ни с того ни с сего состав астероида изменился, и появилась жизнь, в том числе и кроманьонцы. Сколько бы я ни искал, но причины так и не нашёл. В божественное вмешательство я, конечно, не верил. Тогда я предположил, что вмешалась какая-то космическая сила, вселенский разум.
― И ты его нашёл?
Вожак горько усмехнулся.
― Если бы! Грохнул любовника жены, случайно, и оказался в этой клоаке… Но мне бы так и так не дали бы средств для исследований. Незадолго до этого я отправил экспедицию на одну планету неисследованную. Судя по данным зондов, никаких проблем не должно было возникнуть, но там оказались очень агрессивные формы жизни. Щупальца сожрали почти всю команду, выжил только один парень, но он чокнулся и его в утиль списали. А я, значит, за любовника жены сижу.
Помолчали.
― Это я был тем чокнутым выжившим парнем, ― тихо произнёс Яков.
― То-то я смотрю, лицо знакомое. Что ж, светает. Разбуди этих двоих, их очередь стеречь. А мы поспим.
Следующим вечером Вожаком пообедало болото. Отряд преследовал местного мохнатого падальщика, хотели свежего мясца на ужин пожарить, может, даже с воображаемым лучком и перчиком. Вожак оступился и провалился под воду, запутался в водорослях и не всплыл. Яков, может, и мог бы ему помочь, но предпочёл догнать дичь на ужин. Главное, самому выжить. Выжить, вернуться и устроить гнойник уродам, которые его сюда сослали. Яков думал только о мести. О том, что сделает с Натаном Рождественским, который его поймал, с продажным судьёй, который вынес приговор. Мог бы думать и о Бене, которая единственная спаслась, благодаря своему братцу, но Яков запрещал себе думать о Бене. Боялся потонуть в её глубоких синих глазах, боялся, что сладкий цветочный запах её волос опьянит его. Боялся, что Бена его погубит.

На пятом году пребывания в Гнойнике Яков поцапался с местным старожилом, Чёрным Ребром, который из пожизненного срока отбыл уже двадцать пять и сдаваться не собирался. На что он со своим пожизненным надеялся – непонятно. Но, может, ему нравилось пиявок жрать? Вкусненькие пиявочки, особенно с кусочками воображаемого ржаного хлеба, как колбаска!
Яков и его отряд охотились и зашли на территорию Чёрного Ребра. Тот поодиночке перебил всех товарищей Якова, но до бывшего капитана не добрался. Контрабандист нырнул в болото, проплыл по грязи, спрятался за кочкой, переждал бурю и ночью уполз к себе. А, может, Чёрное Ребро специально его отпустил, всё-таки Гнойник не предусматривал холодильники для хранения добычи.
Оставшись в одиночестве, Яков решил новый отряд не набирать и к чужим не прибиваться. Одному легче. Одному надёжнее. Если кому-то нравится добывать минералы для этих сволочей из форта, то – пожалуйста. А Яков больше на это не клюнет.
Давно сбился со счёта. Дни были похожи один на другой. И считать их не имело смысла. Счёт не поможет. Главное – оставаться бдительным и не верить сволочам. А сволочи тут все. Все нормальные подохли в первый же день, потому что это сволочная планета, и надо стать таким же, чтобы выжить.
Однажды в небе раздался голос:
― Яков Скопиш, вам приказано пройти в зону действия телепортационного луча на площадке высадки. Вас ожидают в течение трёх часов.
Голос трижды повторил послание.
Яков вздрогнул. Неужели амнистия? Тридцать лет безжалостно много за невинную контрабанду. Или уже прошло тридцать лет? Иногда Яков украдкой поглядывал на своё отражение в мутной воде, но это не помогало определить, насколько постарела его грязная морда.
«Не терять головы, ― шепнул себе Яков. ― Не терять головы. На этой дрянной планете я не имею права расслабиться».
Погрузившись в воду, так что торчали лишь половина лица и волосы, похожие на островок зелени с клещами, Яков подобрался к зоне высадки и затаился за кочкой. Выглянул, огляделся.
Чёрного Ребра не видать, но Яков был готов поклясться, что он где-то рядом. Да и не только он. Сейчас к телепортационному лучу рванёт толпа в надежде случайно попасть на корабль. Дураки не понимают, что это бесполезно. Их всех просканировали перед тем, как выбросить на Гнойник, и в базе данных есть их биокод. Заберут только того, кто совпадёт с кодом. Но сначала нужно дорваться до луча.
Громкоговоритель вновь позвал Якова и объявил, что осталось полтора часа.
«Перед смертью не надышишься».
И Яков побежал, утопая в трясине, чувствуя, как спящие в болоте твари высовывают языки с присосками, чтобы схватить.
Наперерез ему бросился Чёрное Ребро, огромный, как истощавший бык, косматый и свирепый, с редкими жёлтыми зубами и чёрными провалами под веками. Он был ещё далеко, Яков представлял его хищный оскал.
«Не дождёшься, сволочуга!»
Громкоговоритель объявил:
― Заключенные! Телепортационный луч не будет запущен, пока на площадке не останется только один заключённый, которого вызывали.
«Издевается, гадёныш».
Из-за кочек повылезали другие заключённые, голодно, жадно смотрели на челнок. Они бы прыгали на него как обезьяны, если бы тот не парил так высоко.
Чёрное Ребро сбил Якова с ног, и вязкая жижа разинула пасть и, чавкнув, приняла капитана в своё нутро. Холодная грязь хлынула в нос, здоровенная лапа схватила за лицо и давила, давила. Яков укусил, тут же хлебнул горькой воды. Получил кулаком по зубам, во рту – солоноватый привкус. Лезвие ножа полоснуло щёку. Брыкнулся, куда-то попал. Чёрное Ребро что-то прорычал. Жижа застила глаза. Ослепший, Яков схватил Чёрное Ребро за рукав и утянул под воду.
Они брыкались и глотали кисло-горькую грязь и тину. Яков нехило приложился головой о камень или о черепушку давно затонувшего зека.
«Сейчас ты сам к нему присоединишься».
Нащупал руку Чёрного Ребра, схватил за запястье, вывернул и, глотая воду, с усилием, хлестнул ножом Чёрного Ребра по горлу сволочи, и ещё, удар, вспороть поглубже. Хлынула горячая кровь. Оттолкнул тело, вынырнул, резким движением протёр глаза, сплюнул кровь и выбитый зуб, бросился к лучу.
Прочие заключённые пялились с кочек. Кто понаглее бросился к Якову в расчёте зацепиться и телепортироваться вместе с ним. Чёрного Ребра они боялись, а вот Якова – нет, ещё не осознали, кто Ребро замочил. Одного или двух Яков пырнул ножом, другому разбил лицо кулаком. Третий сам развернулся и бросился снимать добычу с Черного Ребра.
Яков только несколько раз подвергался воздействию телепортационного луча, и то когда работал в Исследовательском Центре. Луч сканировал, определял состав объекта, записывал данные, переводил в код, расщеплял на атомы и переносил в указанное место. Яков до жути боялся этой штуки.
«Окей, понятно, что оно делает с телом. Но как оно переносит мой разум? Сука, а что если оно мой разум потеряет и я стану… а кем я стану? А, пофиг, всё равно человеческое лицо просрал в этом болоте».
Луч сканировал, и Яков почувствовал лёгкое покалывание. Затем картинка перед глазами начала расщепляться. И всё завертелось, будто на карусели раскручиваешься, но вот-вот вылетишь с неё. Голова закружилась, на бракованной плёнке начала проявляться вторая картинка.
Яков оказался на полу в телепортационном отсеке, и его тошнило. Кровь стекала со лба.
«Только бы не блевануть на офицерские ботинки, а то опять скинут на Гнойник».
Челнок дёрнулся и начал набирать высоту.
«Неужели улетаю? Амнистия? Или сделают показательную казнь?» ― Яков не осмеливался подняться, там и стоял на четвереньках, опустив голову.
― Подъем, Яшка, ― процедил смутно знакомый голос.
Встречали его двое офицеров и… Иоанн Ястребов, старший из трёх братьев Бены. Сволочь в генеральских погонах. У кого-то карьера в гору идёт! Скоро, небось, председателем Союза станет!
― Считай, что вытащил счастливый билет, Яшка, ― сухо сказал генерал Ястребов. Его глаза тускло синели, чёрные, как у Бены, волосы покрылись седой паутиной. ― Облажаешься, будешь и дальше гнить. Понял?
Яков, ещё не придя в себя, кивнул.
«Нет, всё-таки сейчас стошнит».
Чуток помучился, вроде прошло. Генерал Ястребов ушёл, оставив своих шестёрок разбираться с подарком.
― И куда меня отправляют?
― На край.

Часть 3.

Научно-исследовательская станция «Дальний рубеж» висела в чёрной пустоте, на орбите маленькой планеты под номером А-178 в галактике, которой ещё не придумали красивого и звучного имени. Планета вращалась вокруг звезды, единственной в этом облаке разноцветной пыли, фотографии которого в учебниках печатают с примечанием: самая дальняя галактика. И кто знает, может, последняя, если путешествовать в этом направлении. Какие бы телескопы ни были установлены на станции, в них можно увидеть только чёрную пустоту, абсолютное ничего, которое раскинулось на миллиарды световых лет. Конечно, если развернуть телескоп от темноты и смотреть в ту сторону, откуда прилетают корабли, то можно увидеть десятки освоенных людьми галактик. Человек, наконец, осуществил мечту и дотянулся до края мироздания, только всё равно не мог за него уцепиться, край терялся в пустоте. И если долго смотреть в эту черноту, то начинают мерещиться несуществующие звёзды, тогда делаются десятки фотографий, но, когда их просматривают — совершенно чёрное ничего. А все звёзды – это лишь сны наяву, промелькнувшие фантазии.
Станцию «Дальний рубеж» основали в запале и азарте, но в итоге она не оправдала ожиданий Звёздного Союза, и финансирование было сокращено. Может, станцию и совсем бы закрыли или перегнали в другое место, но маленькая планета А-178 ещё подавала смутные надежды.
А для кого-то «Дальний рубеж» был возможностью сбежать из собственной тусклой реальности и начать всё сначала.
Якову нравилась перспектива оказаться в этом богом забытом месте. Всё-таки лучше, чем коротать срок на Гнойнике. На станции неважно, кем ты был раньше. Прошлое стирается в тот момент, когда твой мини-шаттл, или проще говоря, транспортную капсулу, выпускают с полицейского крейсера. И пока ты летишь по пустоте к «Дальнему рубежу», чтобы состыковаться со станцией, в этот момент для тебя отсчёт начинается заново.
― Десять лет прошло, ― прошептал Яков. Он ещё вздрагивал при каждом шорохе. Ему казалось, что хищная птица с Гнойника пикирует или чавкает по болоту враг. Но обычно это оказывался кто-нибудь из персонала полицейского судна. Яков привык быть на чеку, привык бояться, жрать сырое мясо, перерезать глотки. Теперь он сидел у иллюминатора, смотрел на чёрную красоту, и не чувствовал ничего. Ни радости, ни жажды мести, ни скорби.
Ничего.
Несколько месяцев назад Якова освободили и как хорошего летчика и конструктора отправили на «Дальний рубеж» трудиться на благо родины. Когда Яков услышал приказ, он чуть не расхохотался в лицо Иоанну Ястребову. Не поверил. И даже когда его проводили на полицейский крейсер и заперли во вполне безопасной и цивильной каюте с душем, туалетом, туалетной бумагой и полотенцем – всё равно не верил. Не поверил даже, когда пришёл врач, осмотрел его, с анестезией выдернул гнилой зуб, пообещал вставить новый.
Поверил только на пятые сутки, когда обнаружил, что дверь в его каюту не заперта.
― Привет, Яков! ― шаттл пристыковался, шлюз едва открылся, а Бена уже махала рукой. Кроме Бены, никто не встречал. Ну и ладно.
Яков и Бена обнялись. Секунду Яков чувствовал себя счастливым. Хотелось просто прижаться к Бене и больше не отпускать от себя. Всё. Больше никаких сожранных людей, никаких червей и подступающих комков тошноты. Теперь только Бена, тёплая, живая, которой не снятся кошмары по ночам, от которой сладко пахнет, и голос весёлый-превесёлый, будто каждый день у неё праздник.
А разве каждый день – это не праздник?
Жгучие волосы Бены тронуты сединой, под глазами расползлась сеть мелких морщинок. Но Бена всё равно самая красивая и самая родная. Якову не хотелось выпускать её из объятий.
― Давно не виделись. Пойдём, я тебе тут всё покажу, ― Бена говорила легко и весело, как раньше.
Бена шла чуть впереди, Яков смотрел ей в спину. Знал, что это она уговорила братьев найти ему адвоката и вытащить из тюрьмы. Только не понимал одного: зачем и почему сейчас? Привык думать, что Бена его кинула. Он – в тюрьме, она – на свободе и девять лет и пальцем не пошевелила, даже послание-голограмму не отправила. Они кинула его. Бена часто кидала. Иногда Яков даже думал, что Бена в принципе не знает, что такое дружба.
Но теперь она зачем-то вытащила его из тюрьмы. И вот – год полёта — он здесь, на «Дальнем рубеже». Да, увидев её вновь, Яков обрадовался, но теперь радость сменилась подозрениями.
― Это транспортный отсек, ― показывала Бена. ― Вот этот шаттл сломан. Вернее, по условиям эксплуатации подошло время очередной проверки. И, кажется, там что-то отлетело. Эти два зонда тоже вышли из строя. Пробовала починить, но не вышло.
― А где ваш второй техник?
― Контракт закончился, и он свалил на Землю. Пойдём, познакомлю тебя с нашими учёными. Они тут всем заправляют.
Яков нахмурился. Когда они встретились, Бена уже неплохо разбиралась в технике, может, у неё был врождённый дар, а когда Яков её многому обучил, и она стала инженером не хуже него. Так неужели не смогла починить шаттл и зонды?
«Если только она не причина поломки, ― Яков перестал хмуриться. ― Ладно, я тебе подыграю, Бена».
Планировка корабля казалась Якову знакомой, будто он тут уже когда-то бывал. Но не мог понять. Только чувство, что он обретает нечто родное и близкое, вдруг поселилось в его душе. Здесь всё было родное, серое, отдавало минимализмом.
Проходили по длинному коридору с иллюминаторами, из которых открывался вид на космический простор.
― Это та самая планета? А-178? ― Яков указал на чёрно-синий шар.
― Ага. Вода есть. Атмосфера есть. С землей не повезло. Мы пытаемся терраформировать. Нам даже привозили из центра почву, но земляной островок разнесло штормом. С ресурсами не очень. В других местах есть планеты получше, не такие затратные. Но зато на этой отличная рыба водится. Правда, непонятно, откуда она там завелась. Там каменное дно, на застывшую лаву похоже, иногда немного песка попадается. Но рыба ничего так. На первый взгляд, немного жестковата, но это смотря, как приготовить. Пришли!
К учёным Яков всегда относился настороженно. Учёные обычно относились к Якову так же. В принципе ничего другого и не ожидал. Талантливый от рождения, он никогда особо не усердствовал в учёбе. А те, кому приходилось много трудиться, выкладываться по полной, чтобы в чём-то разобраться, поднатореть, те Якова не выносили. Может, если бы Яков посвятил жизнь работе на официальной исследовательской базе Союза, то к нему бы относились бы иначе. Но не сложилось. Яков пытался, но не сложилось. А после Гнойника вообще забыл, что такое доверять.
― Это профессор Курбасов, ― Бена указала на высокого худого мужчину с начавшими седеть волосами.
Яков едва сдержал смешок. Пропагандистские радиопередачи с бубнящим профессором Курбасовым отравляли Якову всю его контрабандистскую жизнь. А теперь – пожалуйста, получите-распишитесь. Курбасов собственной персоной. Но, надо заметить, выглядел он осунувшимся, бледным, не таким, как представлял Яков. Профессор был немного надломлен. Видимо, за те годы, что Яков был лишён удовольствия слушать радио, Курбасов растерял фанатов.
― А это аспиранты Михайлова и Дерганова, ― продолжала Бена. ― Они разрабатывают программу терраформирования А-178. Пока у нас главная проблема в том, что государство сократило финансирование в виду отсутствия результатов и перспектив. Но мы не сдаёмся. Пробуем синтезировать почву из воды. Да, Курб?
Профессор хмуро кивнул.
Аспирантки, уже далеко не молоденькие студентки, с любопытством поглядывали на Якова. У Михайловой было вытянутое лицо, сплющенное по щекам, светло-пшеничные волосы и огромные рыбьи глаза. Дерганова была высокой и нескладной, и непослушные кудряшки обрамляли её неожиданно хмурое лицо.
Бывший контрабандист подумал, что таким талантливым девушкам, с острым умом и прогрессивными взглядами, наверное, скучно в глуши «Дальнего рубежа». Они бы с радостью терраформировали что-нибудь поближе к Млечному Пути. Яков много читал о том, с каким трудом несколько веков назад осваивали Марс, как боролись с гравитацией, с радиацией, как заставляли мёртвую красную почву обогащаться минералами. Видел фотографии счастливых астронавтов, когда у них, наконец-то, получилось. Михайлова и Дерганова родились в век, когда наука и экспансия зашли так далеко, что для великих открытий и совершений уже не осталось места. Всё открыли, всё совершили. Но они всё-таки мечтали стать первопроходцами.
На Якова аспирантки смотрели с затаённой надеждой. Вдруг новый человек принесёт что-то небывалое, и случится прорыв?
Яков их прекрасно понимал. Он тоже был молод и полон надежд, когда-то очень давно, в прошлой жизни.
― Собственно, это почти весь наш персонал, ― сказала Бена. ― Я – техник, ты будешь со мной работать. Есть ещё капитан Щеглов. Он нам раздает указания из Центра. Я вас вечером за ужином познакомлю. Есть ещё шеф-повар.
― И всё? ― удивился Яков. ― У вас два шаттла. Кто пилоты?
― Обычно Щеглов. Теперь будешь ты, если, конечно, починишь. Вообще тут не очень много дел.
Бена показала Якову его комнату. Пожитков у бывшего контрабандиста оказалось немного. Только старые металлические шахматы, в которые он обычно играл с андроидом. Но его, как и корабль «Коршун», конфисковали давным-давно и, наверное, отправили на металлолом. Каюта Якова живо напомнила его родную каюту, только домашней лаборатории здесь не было.

Поломка шаттла с красивым именем «Карина» оказалась несущественной. Видимо, Бена и в самом деле сломала намеренно во время плановой проверки. Только не собиралась раскалываться и объясняться.
А вот с зондами было сложнее. Они потеряли связь с центральным компьютером и никак не желали принимать от него команды. Эти, возможно, сломались и без посторонней помощи.
― Ты забыла, как транспорт чинить? ― спросил Яков, заменив перерезанные провода и соединив все микросхемы.
Бена пожала плечами.
― Это место заставляет забыть даже самые простые вещи.
― Что ты задумала? ― Яков подошёл к ней вплотную.
― Ничего. Разве я не могу освободить старого друга?
Яков нахмурился. Он не верил ни единому её слову.
Бена врала всю жизнь и всем: братьям, кинутому жениху, Якову, конкурентам — всем. Но сейчас бывший контрабандист не понимал, какая Бене выгода.
Ужин проходил в специальном столовом отсеке. Бело-сером, как и все жилые и рабочие помещения корабля. В центре – металлический стол и пластиковые стулья. Под иллюминаторами, за которыми виднелась чёрная пустота, стояли длинные и широкие кадки, где росли петрушка, укроп. Две кадки были отданы под картошку, одна – под клубнику. В угловой кадке росли огурцы, цепкими усиками цеплялись за сетку и добрались почти до потолка. В другом углу цвела черешня.
― На верхней палубе у нас ещё огородик, ― сказала Бена.
На ужин была жареная картошка и рыба, настоящая, выловленная на планете. Как Бена и обещала, рыба оказалась жёсткой, но вполне пригодной.
Капитан Анатолий Щеглов пришёл в столовую последним. Он был примерно ровесником Якова, может, чуть старше, на год или два. Крепко сбитый, невысокий, с короткой стрижкой, и широким, раздавшимся в стороны носом.
Щеглову Яков не понравился. Контрабандист почувствовал это по холодному взгляду.
«Интересно, как Бена уговорила его взять меня?»
На Бену Щеглов не смотрел.
Ужинали в тишине, пока, наконец, профессор Курбасов не заговорил.
― Нам нужны сваи и плот.
― Что? ― переспросил Щеглов.
― Сваи и плот, ― повторил Курбасов. ― На мели установим сваи, на них закрепим плот, на плоту будем размещать грунт и…
― И как ты установишь сваи? ― перебил Щеглов. ― Мель каменная.
Но профессор не растерялся.
― Пробурим скважину, туда сваи и установим.
― Угу, ― усмехнулся Щеглов. ― А буровую установку кто тебе даст?
― Звёздный Союз.
― Курбасов, ― строго сказал Щеглов. ― Тебе уже тысячу говорили, что ресурсы надо расходовать разумно. Предыдущие три попытки терраформирования смыло штормом к чертям. В соседней галактике есть две, целых две планеты, по свойствам почти идентичных Земле. Их разрабатывать намного выгоднее, чем возиться с нашей лужей. Поэтому повторю то, что уже говорил центр. Один последний проект. Провалится – базу сворачивают. Все возвращаемся на Землю.
Курбасов нахмурился. А Щеглов продолжал.
― Вот вас, Курбасов, что ждёт на Земле?
Профессор недовольно скрестил руки.
― Правильно, вас ждёт срок за нанесение побоев средней тяжести.
― На себя посмотри, ― пробурчал профессор.
― А что мне на себя смотреть? ― удивился Щеглов. ― Я тут добровольно, служу Родине.
― Ага, как же, все мы тут добровольно, ― процедил Курбасов. ― Только на хер мы Родине нужны. Вот ты, взрослый мужик, неужели веришь во всю эту пропагандистскую хрень?
― Курбасов, я пятнадцать лет видел твою рожу в каждой передаче и слушал твои сладкие речи, ― шипел Щеглов. ― Ты своим экспериментальным терраформированием мне плешь проел!
― А ну цыц! ― повар, розовощёкий Кирилл постучал по столу. Кирилл был огромен как борец сумо, и казалось странным, как его вообще выпустили в космос, он же едва ли мог пройти медкомиссию.
― Цыц! ― повторил Кирилл. ― Сами же знаете, не будет результатов, всё равно свернут программу. Закрыли тему.
Ужинали молча, каждый уткнувшись в тарелку. Яков ни секунды не сомневался в том, что правительству по большому счёту плевать на терраформирование А-178. Отмыли деньги – молодцы. Курбасов, кажется, ещё не до конца поверил в то, что последние пятнадцать лет правительство просто им пользовалось, а теперь нашло повод избавиться. Интересно, кто теперь в передачах вместо Курбасова выступает?
Но вечером Яков убедился, что все социальные сети и Интернет были на станции заблокированы. Можно было только писать сообщения в Центр по официальному каналу связи. Яков прокрутил список доступных адресатов, кроме незнакомых сотрудников Центра, были ещё — военный следователь, какие-то родственники Дергановой и Михайловой и трое братьев Бены. Наверное, ей разрешали с ними переписываться. Словом, Якову было некому писать.
― Не больно-то и хотелось.
В сетевой папке Яков нашёл фотографии картошки – от ростков до белых цветков, фотографии черного моря А-178, до жути однообразные. Было ещё несколько запароленных папок, к которым Яков не смог подобрать пароль. Одна из называлась «Бена». Отчаявшись подобрать к ней пароль, Яков создал папку со своим именем и придумал к ней пароль. Положить в папку пока было нечего, но пусть будет. Наконец, нашёл библиотеку. Судя по рейтингу, самым популярным чтением на станции были Библия, энциклопедия по ботанике и Достоевский. Покрутив список, выбрал «Братьев Карамазовых» и заснул на второй главе, уронив планшет на грудь.
Чёрная болотная птица спикировала на него и клюнула в глаз, отбирая кусок сырого мяса. Яков отбивался от неё планшетом.
Когда Яков проснулся, то обнаружил, что никакой птицы нет, только осколками планшета усеян пол. И во рту привкус сырого мяса.
Яков пошёл в хранилище за новым планшетом и чуть не задохнулся от дыма. Это курила Дерганова, прислонившись к холодильнику с запасами синтезированной пищи. В знак молчания она прижала палец к губам. Сбоку от неё висела табличка «курение запрещено». Яков молча взял новый планшет, забыл записать в журнал и ушёл. Но заснуть он больше не смог.

На следующие сутки Яков и Бена отправились на планету. Яков занял место пилота. Бена — место помощника. Всё как в старые добрые времена. Только по-старому уже никогда не будет.
Волосы жгучей брюнетки тронуты сединой. Лицо всё ещё такое же острое, но на лбу морщинки. На себя в зеркало Яков не смотрел, не хотел. Но чувствовал, что постарел. Глядя на редкую седину Бены, думал об опущенных возможностях.
Когда-то, когда они ещё промышляли контрабандой и срывали неплохие куши, Якову приходила в голову мысль всё бросить, забрать Бену и улететь так далеко, как только получится, и жить в своё удовольствие. Но всегда находился ещё один выгодный заказ, профукать который – форменное безумие.
Планету А-178 покрывал океан. Тёмно-синий, местами – чёрный, только солнце белым играло в волнах. Тихим плеском танцевали гребешки волн.
― Длина экватора двадцать тысяч километров. Щеглов запрещает отлетать далеко, ― сказала Бена.
«Дальний рубеж» вращался вокруг А-178. Планета тоже вращалась вокруг своей оси. И получалось так, что база всегда висела над одним и тем же местом, которое называли посадочным квадратом.
― Кто-нибудь был на той стороне?
― Щеглов был. Но он летал один и никого с собой не брал.
― И что там?
― Тоже вода. Никакой суши. Если пролететь двадцать пять километров на юг от посадочного квадрата, то будет небольшая мель. Можно посадить шаттл.
Мель была бы бледно-голубой, но застывшая чёрная лава на дне делала воды чёрными, как запёкшаяся на Гнойнике кровь.
― Что с атмосферой? Радиация есть?
― Нет. Всё годится для человека. Температура плюс пятнадцать. Скафандры можно не надевать.
Шаттл выпустил ноги, и те уткнулись в лавовую мель. Шлюз грузового отсека открылся.
Яков и Бена сели на краю, Яков опустил руку и коснулся воды. Холодная. Бена открыла контейнеры с бутербродами – синтезированный хлеб, который прислали из Центра, и клубничное варенье, которые они с Михайловой и Дергановой сварили в прошлом сезоне. Варенье было немного кислым.
― Поедим, потом сбросим сети. Может, поймаем что-то интересное.
Завтракали, а перед ними серебрилось безграничное, как космос, море. Где-то вдалеке оно сливалось с голубым небом. И было их не различить.
― Что говорит Курбасов? ― спросил Яков после того, как они раскинули сеть и стали ждать косяк рыб. ― Вы брали образцы почвы?
― Ага. Это застывшая лава. Один раз нашли немного песка. Не знаю, может, где-то глубже и растут водоросли и прочая растительная фигня. Но сканеры ничего не нащупали. Мы отправляли зонд, но он, сволочь, затонул. Щеглов не разрешил рисковать ещё одним.
― Нужен батискаф, ― сказал Яков.
― Ага. Конечно, с нашим финансированием, ― рассмеялась Бена.
― Я не смогу сделать буровую установку, чтобы мы осуществили проект Курбасова. Но переоборудовать один из шаттлов для подводного плавания вполне могу. Если на дне что-то есть… Должно быть.
― Эй, смотри, только тихо, ― Бена ткнула его локтём. ― Рыба.
Рыбёшки были мелкие, чёрно-серебристые, с острыми шипами.
― Осторожно, ― сказала Бена, ― Ноги поднимай из воды. Зубы у них тоже острые.
― Сеть прорвут? ― Яков неторопливо вынул ноги из воды.
― Нет. Но тебя пожрут. Мы называем их пираньи.
― Мило. А кто тут ещё есть?
― Вообще-то мы пока только этих тварей и нашли. Они каннибалы. Один косяк жрёт другой. То, что осталось, объединяется в новый. Может, раньше здесь было что-то ещё. Курбасов сказал, не исключено, что здесь когда-то было как на Земле.
― Но потом вулканы стали извергаться, вся суша покрылась запёкшейся лавой, а со временем океан заполнил то, что осталось, ― понял Яков.
Бена кивнула.
― А эти хищники сожрали всех остальных. Скоро и себя сожрут.
― Если мы не съедим их первыми, ― хмыкнул Яков. ― Их популяция восполняется?
― Мы не смогли их пересчитать. Сначала ставили на некоторых маячки. Но наших шпионов, видимо, скушали. Так что мы тоже решили не церемониться.
Когда сети наполнились, Бена включила подъемник. К краю грузового отсека подъехал контейнер, а подъемник поднял и вывалил в него сеть.
― Что с остальными? С нашей командой?
Бена молчала, грустно поджав губы. И всё-таки раскололась.
― Серый Сокол отсидел шесть лет на Земле, вышел, записался на службу в колонизаторскую армию. Убит при исполнении. Я хотела слетать на похороны, но не разрешили. Вообще мне ничего не разрешают, сижу в этой тюрьме. Только иногда младший братик новости сливает. Ромка – молодец, отсидел три года, вышел, устроился клерком на Земле, женился, фото детей присылал. Может, ещё бы что написал, что мой старший братец посчитал, что нефига мне с бывшими коллегами переписываться, и заблокировал его адреса. Да уж, Иоанн за мной крепко следит… А наш Миха ещё сидит, сидел, когда в последний раз о нём слышала. Подрался, ему срок накинули. Ты доедай варенье. Я тут десятый год это варенье ем, уже сил нет его жрать.
Яков быстро вычистил банку и облизал ложку. Кисловатое варенье намного вкуснее сырого мяса.

Следующим утром Яков объявил Щеглову, что собирается малый шаттл «Амброзия» переконструировать в батискаф, чтобы Курбасов и его аспирантки могли изучить дно вблизи.
Щеглов согласился неохотно. Ну, как неохотно? Распсиховался так, что чуть не запустил в Якова кружкой кофе. К счастью для бывшего контрабандиста, капитан вовремя вспомнил, что кофе – очень редкое удовольствие, и успокоился. В прошлый раз Центр пожадничал и прислал всего два контейнера кофе. В следующий раз может и вовсе не прислать.
― Надеюсь, вы в курсе, что оборудование – дорогое. Финансирование нам больше не положено. Если на дне не обнаружится ничего ценного, то программу свернут, и всех нас отправят по домам. А вас в тюрьму.
Яков присел напротив, развалился на чужом диване, положив ногу на ногу.
― Меня в тюрьму не отправят. Я читал условия моего освобождения. Меня с распростёртыми объятиями будет ждать новый дальний рубеж. А вот вам, Щеглов, не повезёт. Я читал ваше дело.
― Это засекреченная информация.
― Ну, не для меня. Вам ведь рассказывали, что я хорош?
Щеглов нахмурился.
― Просто поражаюсь, как такого крутого и талантливого контрабандиста сумели поймать?
Яков пожал плечами. Тогда, на южной периферии, они увидели нечто необычное, то, чего там быть не должно было, некий объект, появившийся из чёрной пустоты и в неё уходящий. И пока они смотрели на этот небывалый объект, они упустили из виду полицейский крейсер, который подкрадывался к ним. Но Яков ни о чём не жалел. Потому что понимал: в тот момент он наблюдал нечто, чего не доводилось видеть другим людям.
Но Щеглову он об этом не собирался рассказывать.
― Будем считать, что у моего любимого «Коршуна» забарахлил двигатель. Машины – всё-таки капризные создания. А вот ваша история, Щеглов, куда интереснее. Давайте к ней вернёмся. Вас-то за что сюда сослали? Оказывается, вы сами, добровольно попросились на «Дальний рубеж».
― В отличие от вас, Яков Скопиш, некоторые люди и в самом деле патриоты и хотят служить родине.
― Да ну? В вашем деле написано, что в доме случился пожар и ваша семья погибла. Интересно, что после этого случая вы бросили курить, судя по вашей медицинской справке. Я слышал, что из-за непотушенных окурков иногда…
Яков видел, как напрягся Щеглов. Конечно, он всё понимал, но даже в самых страшных мыслях не произносил того, на что намекал Яков.
Бывший контрабандист улыбнулся.
― Вы бежите от себя. Мне это знакомо и понятно. Поэтому, Щеглов, перестаньте ставить палки в колёса, запреты вводить. Давайте попробуем сотрудничать. Чего вы добиваетесь?
Щеглов вздохнул.
― Это мёртвая планета. Можете построить батискаф, но внизу вы ничего не найдёте. Вы просто истратите ресурсы, а после нас всех вернут туда, куда мы возвращаться не хотим.
Яков нахмурился.
― В вас, Щеглов, нет жажды познания. Вы мертвы внутри. И от этой мертвечины вам не убежать.
Щеглов часто заходил в транспортный отсек, который Яков временно превратил в строительный гараж, и наблюдал за работой. Стоял у входа и наблюдал. Якова такое соседство раздражало. Он привык работать один, неторопливо продумывать детали. Но прекрасно понимал, что Щеглов всего лишь завидует. Он обрёк себя на жалкое существование, в его надломленной душе не было просвета. А Яков верил. Действительно верил, что внизу, на дне, они могут найти что-то живое, смогут терраформировать эту планету, создать нечто живое и прекрасное. Он цеплялся за эту мысль, заполнял ею голову, чтобы вытеснить оттуда сны о Гнойнике, чтобы во сне его не клевали птицы, но каждое утро просыпался и неизменно чувствовал привкус сырого мяса на языке.
Потребовалось около месяца, чтобы перестроить малый шаттл «Амброзия» в батискаф «Немо». Щеглов неохотно назначил погружение на завтра. Якову на мгновение показалось, что Щеглов хочет попроситься с ними, но капитан промолчал, а бывший контрабандист не настолько ему сочувствовал, чтобы пригласить.
Ночью Яков плохо спал. Снилось песчаное морское дно. Сначала песок был белым, почти прозрачным, затем из него проступала лава, и всё чернело, застывало расплывчатыми фигурами копоти.
Яков проснулся и сел. Он совершенно ясно осознал, что ничего они не найдут. Потому что эта планета умирает. Это край мироздания. И там дальше нет ничего. От обиды вдруг захотелось плакать. От обиды. Ему только показалось, что он обрёл новый смысл жизни, но этот смысл оказался так слаб, так беззащитен, и поток холодной застывшей лавы может с лёгкостью его разрушить.
Яков вышел прогуляться по коридору с иллюминаторами. Смотрел на тусклую звезду, вокруг которой вращалась А-178, а чуть дальше пылилась россыпь звёзд. Те звёзды и галактики уже были изучены людьми, где-то там висела планета, на которой Яков родился, но которая не стала домом. Её не видно, она слишком далеко. И не видно того космического бара на орбите Сатурна, где Яков встретил Бену. И жизнь разделилась на одинокую жизнь до, и жизнь после, с надеждой. Яков всегда думал: «ещё одно последнее дельце, ещё чуть-чуть денег, и мы уйдём в отставку, улетим в какие-нибудь джунгли новой планеты».
Потом Якова отправили на Гнойник, а Бена…
«Сука, ― Яков сжал кулаки. Хотелось ворваться к ней в каюту и врезать ей хорошенько. ― Сколько лет ждала и не шевелилась! Убить бы суку, всё-таки у неё привычки как у Гнойников».
Яков вспомнил, как однажды после удачного дела он с командой отдыхал на первобытной планете. Там ещё не было людей или хищников, только бесконечные тропические леса. Пока остальные выпивали, он и Бена поднялись на высокий холм, усеянный мелкими четырёхлистными бело-голубыми цветами. Солнце садилось очень быстро, тёмно-малиновым расплывалось по небу. Яков привлёк Бену к себе, хотел её поцеловать. Но она со звонким смехом вывернулась из его рук и побежала по холму вниз, а ночные бабочки разлетались прочь.
Теперь всё это осталось в прошлом, в той звёздной россыпи, куда им не вернуться.
«Мы уже слишком стары для счастья, ― думал Яков, ― этот Щеглов, наверное, живее меня будет».
И разжал кулаки. Бена ничего не могла сделать, чтобы спасти его. Братья заперли её в этом богом забытом месте, спрятали ото всех, но она всё-таки смогла ежедневными письмами, слезами, угрозами, нудным нытьем уговорить их вытащить Якова, заплатить кому надо, сказать что надо, и отправить его сюда, где он никому не нужен и никто о нём не вспомнит.
«Мы тут все обречены умереть от скуки».

Шаттл «Карина» выпустил ноги на самом краю мели, распугав косяк пираний. Яков сверился с показателями компьютера. Да всё верно: через метр от погрузочного отсека начинается морская бездна. По предварительным оценкам зонда – глубина полтора километра.
― Команда, займите свои места в батискафе, ― по громкой связи объявил Яков.
― Кто останется наверху, ты или я? ― спросила Бена.
― Ты останешься, ― сказал Яков. Понимая, что если внизу возникнут проблемы и батискаф «Немо» не всплывёт, то он не хочет, чтобы там была Бена.
«Может, мы ещё не стары для счастья», ― подумал, выходя с мостика. Обернулся и встретился взглядом с Беной. Сегодня она собрала жгучие волосы в хвост, но прядь всё равно упала на глаза, и она, улыбалась, откидывая её назад. Как в старые времена. Яков улыбнулся ей и махнул рукой.
― Всё будет хорошо.
В погрузочном отсеке руки подъемника уже держали «Немо». Собственно, эта подводная машина не была батискафом в том виде, в каком его придумали учёные далёкого XIX века. По форме это был всё тот же прямоугольный шаттл, но сверху к нему крепился мешок-гондола для воздуха, насосы, а по бокам контейнеры с балластом.
Внутри батискаф был единым пространством. Из бывшего шаттла убрали все отсеки и лишнее оборудование — всё, чем можно было пожертвовать, Яков вынес и в специальных контейнерах разместил снизу и по бокам «Немо». Это был балласт, который сбросят в самом конце. Тогда батискаф станет лёгким, и воздух в гондоле вытолкнет его на поверхность.
Яков включил программу. Тотчас же заработали насосы, и гондола начала наполняться воздухом.
― Всем пристегнуться, ― скомандовал Яков и снова почувствовал себя капитаном корабля. Давно забытое чувство.
«Я – живой. Всё-таки живой».
Подъемник начал вытаскивать батискаф наружу.
Кресел пилота и пассажирских в батискафе не было, Яков посчитал, что их вес будет лишним при всплытии, и выбросил их. Поэтому сам стоял у пульта управления, а профессор и аспирантки встали у иллюминаторов и закрепили себя ремнями безопасности.
― Бена, ― сказал в микрофон Яков, ― размести нас в трёх метрах от края мели.
― Поняла, кэп.
Подъемник загудел. Яков напряжённо смотрел в монитор, а его пассажиры застыли в нетерпении. Так далеко им ещё не приходилось заходить.
― Бена, почему мы остановились? ― компьютер показывал, что батискаф завис примерно в полуметре от конца мели.
― Дальше не могу, кэп, ― отозвалась Бена, ― вы очень тяжёлые. «Карина» начала крениться, ноги два и четыре вот-вот поднимутся, и мы завалимся на бок.
― Понял. Сдвинь нас ещё хотя бы на десяток сантиметров и отпускай, ― Яков не хотел подвергать опасности шаттл, где находилась Бена, но в то же время понимал, если они начнут погружение рядом с мелью, то рискуют на неё напороться. Можно было бы всё же погрузиться здесь, а потом с помощью винтового двигателя отплыть подальше. Но Яков не был уверен, что маневрируя так близко к мели, они при развороте не заденут её хвостом. Кто знает, какие выступы и острые пики скрыты под водой? Сканеры показывали, что вниз идёт почти отвесная лавовая скала, почти прямая и ровная стена. Но нельзя во всем полагаться на технику. Верить можно только себе.
Бена дала им ещё двадцать сантиметров и отпустила. «Немо» шлёпнулся в воду, брызги закрыли иллюминаторы. Яков чуть пошатнулся, но не упал. Аспирантка Дерганова тихо взвизгнула, а Михайлова шикнула на неё. Профессор Курбасов отстегнул ремень и первым прилип к иллюминаторам. Главное, ничего не пропустить!
Началось погружение. Заработали сканеры, определяя, как близко левый борт к мели.
«Надо было сделать боковые двигатели, чтобы двигаться во всех четырёх направлениях без всяких разворотов», ― подумал Яков.
Включил первую передачу. Очень медленно батискаф подался вперёд, при этом постоянно уходя вниз. Капитан тихо выдохнул. Вроде ничего, пошло дело.
Яков, не моргая, смотрел на данные со сканеров. Сейчас они будут проходить опасный выступ. Если «Немо» не сдвинется, то они проплывут в паре сантиметров от него.
― Это потрясающе, ― сказала аспирант Михайлова. Она смотрела в иллюминатор и видела чёрную лавовую мель. Но ей она виделась не бесконечным чёрным пятном, таящим опасность, а прекраснейшим лавовым формированием, в беспорядочных изгибах которого, проступали прекрасные рисунки и нерассказанная история.
― Ой, мы кажется чью-то фигуру, застывшую в лапе, пропыли. Можно вернуться выше?
― Нет, мы на самое дно погружаемся. Там свои фигуры соберешь, ― ответил Яков. Они, наконец, проплыли опасный участок. Капитан сверился со сканерами, убедился, что в ближайшее время им не грозит напороться на затаившийся выступ. ― Не беспокойся, Михайлова, бортовые камеры делают снимки. На компьютере потом посмотришь.
Но аспирантка уже его не слышала. Она жадно впилась взглядом в иллюминатор и смотрела на мелькающие, заставшие в лаве пузыри.
― До дна тысяча двенадцать метров, ― сказал капитан.
Яков вывел на экран изображения с камер, закреплённых вдоль иллюминаторов.
Это и в самом деле было невероятное зрелище. В лавовых образованиях удавалось угадать очертания исполинских деревьев, полностью погребённых в чёрной застывшей массе.
― Это какой же силы и размаха было извержение? ― спросил Яков.
― Огромной, ― ответил Курбасов. ― Больше, чем может вообразить наш скудный человеческий умишко. Думаю, оно было гигантским, единовременным, и сразу накрыло всю планету.
― Если оно было настолько огромным, то почему океан… ну не знаю, не высох? ― удивился Яков.
― Возможно, тут был лишь один континент. И лава, дойдя до берегов, потухла после соприкосновения с водой.
― Семьсот метров, ― сообщил компьютер.
― Если лава потухла у берега, значит, морское дно не должно было пострадать, ― сказал Яков.
― Именно так, ― улыбнулся Курбасов. ― Именно это дно мы и ищем.
Стемнело. В иллюминаторы стало почти ничего не разглядеть, Яков включил подсветку внутри и фары снаружи.
«Но где же это песчаное морское дно?»
Чернота за иллюминаторами становилась всё более однородной и непроницаемой. Если раньше ещё можно было разглядеть разные потоки лавы, то теперь – только единородную чёрную черноту.
― Как вы там? ― раздался из динамика голос Бены.
― Нормально. Погружаемся, ― ответил Яков.
― Щеглов звонил. Он немного на взводе. Воображает, что вы там все потонете – а его за это посадят.
Курбасов усмехнулся.
― Трусливая собака.
Наконец, «Немо» достиг дна. Яков показалось, что чуть заскрипел металл под давлением воды. Оглянулся. Команда вроде ничего не заметила, всё ещё завороженно сморят в иллюминаторы. Хорошо, когда команда уверена в капитане. А вот Яков не был так уверен. Может, когда-то он и собрал свой «Коршун» из подручных материалов, но то космический корабль, которым он грезил с детства, а тут батискаф, давление воды, неизведанный океан. Яков, конечно, проверял все расчёты по несколько раз, но всё же.
― Пятнадцать минут, и всплываем, ― сказал он. Снова послышался скрип. Скрип или птица с Гнойника прилетела? Отдирает обшивку, отдирает кожу, отдирает черепную кость, долбит, чтобы до мозга добраться.
Батискаф медленно полз вдоль дна.
― Здесь тоже одна лава, ― огорчённо сказал профессор.
― Неужели всё это тоже было сушей? ― расстроилась Дерганова. ― Значит, наша мель, наверное, была пиком горы.
― С другого места мы бы всё равно не смогли погрузиться, ― заметил Яков.
Они прошли ещё метров десять, но ничего и не увидели, кроме лавы. Чтобы уж не уходить ни с чем, выпустили «руки» и вырезали небольшой кусок.
― Сравним с другими образцами.
― Всё. Всплываем, ― сказал Яков.
― Подожди! ― профессор схватил его, не давая нажать на кнопку сброса балласта. ― Давай ещё вперёд пройдём. Мне кажется, там что-то есть.
Металл скрипел, но, кроме Якова, на это никто не обращал внимания. Это всё Гнойник скрипит, чёрными когтями стучит по крыше, дырку в черепе ковыряет. Якову стало труднее дышать, пальцы не гнулись, и тело потяжелело. Учёных вдруг охватил азарт, они поверили, почуяли, как гончие, что уже близки к цели, что вожделенное сокровище, которое докажет, что планета не безнадёжна, что из неё ещё можно что-то выжать, — это сокровище уже рядом, нужно лишь пару метров проползти.
― Мы затонем, если сейчас же не всплывём, ― Яков попытался вырваться из хватки профессора. А гнойная птица ещё стучала по черепу.
― Но я видел. Вон! Смотри!
Впереди что-то блестело в свете фонаря.
― Может, это от погибшей цивилизации осталось. Тут мог быть город.
Батискаф приближался к блестящей находке. Всё скрипело. Под давлением вот-вот выскользнет какой-нибудь винт, расползётся шов или просто проломится крыша. Яков уже чувствовал, как вода душит его.
«Подумать только, столько раз из перестрелок невредимым уходил, а тут затону. Надо было Бене хоть записку оставить». Но какая записка? Гнойник болотом пожирает все записки, бумага сгнивает за одну ночь – в жидкую кашицу, как выклеванный и выплюнутый мозг.
Наконец, Яков тоже увидел этот сверкающий предмет.
Батискаф протянул руку, чтобы схватить находку. Но предмет застрял глубоко в лаве, и выдернуть его не получалось.
― Пошли больше энергии на руку и включи скорость, ― сказал профессор. Глаза его жадно блестели.
Якову показалось, что верхний шов сейчас разойдётся и в салон хлынет вода. Вон, уже, кажется, протекает. По стене поплыло мокрое пятно. Будто тело пырнули ножом, и ткань одежды медленно промокает.
И резко, не думая, нажал на кнопку сброса балласта. Контейнеры отпали от «Немо». Подлодку резко потянуло наверх, воздух в гондоле стремился вырваться из подводного плена. Но рука батискафа ещё крепко держала странный предмет.
«Немо» неестественно вывернулся, нос устремился вниз, а хвост вверх, тросы, державшие гондолу с воздухом, натянулись, напряглись. Если оторвутся – уже не всплыть.
Все упали.
― Чёрт, ― выругался Яков, потянувшись к панели управления.
― Не отпускайте эту штуку! ― Курбасов опомнился и первым бросился к панели.
― Вы не умеете управлять! ― крикнул Яков, но было поздно. Курбасов включил третью скорость. Но так как нос батискафа смотрел в дно, то вместо того, чтобы помчаться наверх, судно ринулось вниз, и они бы врезалась в твёрдое лавовое дно, если бы не гондола с воздухом, которая со стоном тянула вверх.
Всё затрещало. Откуда-то вылетел винт и ударил Михайлову в лоб.
― Ой! ― девушка осела. Дерганова сидела рядом с ней и, зажмурившись, бормотала: «Мы все утонем».
Курбасов ошеломлённо застыл, поздно сообразив, что сделал что-то не так.
Ругаясь, Яков отключил двигатель, перехватил застрявший в лаве предмет той рукой, что находилась в хвосте корабля. Затем выровнял «Немо» и направил нос наверх.
― Вам точно нужен этот мусор?
― Конечно!
Вздохнув, Яков включил пятую скорость. Двигатель взревел. Вокруг батискафа замельтешили горячие пузыри. И вдруг судно стало подниматься, а торчавшая из лавы штуковина поддалась и с протяжным треском оторвалась от дна. С бешеной скоростью батискаф устремился наверх. Яков отключил двигатели.
Океан выплюнул «Немо» на поверхность. И вовремя. Верхняя часть корпуса, наконец, отломилась и медленно падала в пучину. Немного солёной воды плеснуло внутрь. Солёной, как свежая кровь, вытекшая из перерезанного горла, так пили на Гнойнике.
Яков облегчённо вздохнул, глядя в небо, такое же голубое, как и океан, но не такое злое.
«Гнойник остался позади. Я туда больше не вернусь».
По рации раздался голос Бены:
― Сами доплывёте? Триста метров до вас.
― Доплывём. У нас немного топлива осталось.
― Щеглов будет в ярости.

Выслушав отчёт, Щеглов просто продолжил сидеть в кресле, скрестив руки. И молчал. Казалось, он пропустил отчёт мимо ушей. Аспирантки потихоньку выскользнули. Бена тоже отступала к выходу. Только Яков и Курбасов ждали бури.
― Идиоты, вы угробили целый шаттл с оборудованием, ― выплюнул Щеглов. ― Ради чего? Ради того, чтобы достать эту автомобильную раму? Нахрена она нам?
Курбасов довольно улыбался.
― Зато можно с уверенностью сказать, что здешняя цивилизация очень похожая на земную.
Щеглов ещё долго ругался.
― Эта цивилизация давно откинулась. Нам-то что с этого мусора? На других планетах, знаете, какие храмовые комплексы находят, а у вас какая-то рама затонувшая! Пошли на хер отсюда.
В конце концов, Щеглов сдался, написал отчёт в центр и попросил разрешить дальнейшие подводные исследования и выслать необходимое оборудование.

Несколько дней Щеглов запрещал спуск на планету, но затем закончились запасы рыбы, и капитан сжалился.
― Только без фокусов, ― предупредил Щеглов, отправляя Якова и Бену на поверхность.
Яков и не планировал устраивать фокусы. Хотя после приключения на батискафе, он вспомнил, почему пошёл в контрабандисты. Ему не хватало опасности, риска. Он запросто мог бы работать в каком-нибудь конструкторском бюро, собирать космические корабли, но помер бы от скуки в первый же год.
Бене он так и не сказал всего того, что копил в себе долгие годы. Потому что Бена всё равно не согласится. Она из тех самодостаточных замкнутых натур, которым никто особо и не нужен. Ей хорошо так, как есть. И если захочет что-то изменить, сама сделает первый шаг.
― Мы полетим на другую сторону планеты, ― сказал Яков, когда они с Беной приземлились на мель и раскинули сеть.
― Щеглов запретил, ― напомнила Бена. ― Да и нет там ничего.
― Да, я помню. Это просто мёртвая вода с кучей пираний.
― Тогда зачем?
― Всё равно программу скоро свернут, и мы отправимся туда, откуда приехали.
― Может, отправят на новый дальний рубеж, ― предположила Бена.
Молчали и смотрели, как спокойно идёт рябь по воде, тихо, сонно, размеренно. Безграничный океан, скрывший собой целую цивилизацию и освободившийся от её власти, безмятежен и будто знает ответ на все вопросы. У него словно нет прошлого и будущего. Он — нечто безграничное и безвременно, нечто вне привычного мира.
Покой.
― Почему ты сбежала? ― спросил Яков.
Бена не ответила. Встала, прошла на маленькую походную кухню шаттла. Налила в кружки кипятка, открыла полку с запасами синтезированной еды, достала самую дальнюю коробку, а из неё – банку молотого кофе. Заварила, одну кружку протянула Якову. И коснулась его руки. Бена была тёплой и живой. И рядом с ней Яков чувствовал себя живым и беспокойным. А океан был мёртвым и безмятежным.
Они так уже однажды сидели. Только тогда – звездной ночью, на крыше «Коршуна», сидели бок о бок и смотрели на мир, который принадлежал им обоим. Может, мир людей их и отверг, вычеркнул как преступников, но звёзды всё равно принадлежали им.
― Почему я сбежала?
― У тебя были богатые родители, богатый жених. Могла бы остаться.
― Потому что я знала, что меня ждёшь ты.
Яков удивлённо взглянул на неё.
― Тебя часто показывала в новостях. Ты путешествовал, рисковал, жил, а я сидела в клетке. Мне хотелось быть, как ты. Быть с тобой.
Океан был холодным и мёртвым. А они — живыми, и горячими ладонями касались друг друга.
«Почему ты столько лет ждала прежде, чем вытащить меня с Гнойника? Зачем заставила жрать сырое мясо? Зачем заставила резать живые глотки?» ― хотел, но не спросил Яков. Могла бы раньше, вытащила бы.
― Ладно, полетели на ту сторону. Убедимся, что Щеглов ничего от нас не скрывает, ― сказала Бена.
Загрузили рыбу в контейнер и отправились в полёт над безграничным океаном. Впереди бушевал шторм. Они улетели очень далеко от посадочной мели, и впереди видели завихрения ветра и воды, вздымающиеся к небу, и куда ни глянь, только шторм свирепо танцевал.
― Какого чёрта вы делаете? ― раздался из динамика голос Щеглова.
― Путешествуем.
― Назад живо! На той стороне только шторма. Вас засосёт, путешественники хреновы.
Но Яков и Бена не поверили. Им казалось, что в шторме может быть ответ. Ответ о смысле жизни, ответ о безмятежности, ответ о том, куда исчезла цивилизация. Яков и Бена думали, что ещё чуть-чуть, ещё чуть-чуть… Но если развернутся, если не доберутся до сердца шторма, то навсегда упустят нечто важное, нечто необъяснимое, что всегда пытались понять, некую ускользающую правду. И, может, на секунду им показалось, что они видели тот самый сгусток света, вырывающийся из вихря и уходящий в черноту.
Лишь когда волны стали заливать иллюминаторы и «Карину» затрясло так, что казалось, вот-вот опрокинет, они засомневались и увидели своё безумие.
― Летим дальше или разворачиваемся? ― спросила Бена. Глаза её блестели, губы возбуждённо подрагивали.
― Разворачиваемся, ― сказал Яков. Скажи Яков: «Летим дальше» — Бена последовала бы за ним безропотно. Больше всего Якову хотелось прижать к себе Бену, но нужно было сосредоточиться на управлении шаттлом, который вот-вот поглотит пучина.
Когда уже поднимались с планеты, Яков прошептал:
― Мы должны полететь туда.
― В черноту? Там нет, ничего, конец мира.
―Помнишь тот сияющий сгусток энергии, который оживил планету? Я не хочу сгнить на «Дальнем Рубеже», не хочу менять один рубеж на другой. Уж лучше в пустоту.
Бена долго молчала. И перед тем, как начать стыковку ответила:
― Я с тобой.

Вернувшись на станцию, они ожидали, что Щеглов их обругает. Но тот просто махнул рукой.
― Программу сворачивают, ― сказал капитан. ― Через шесть суток за нами прилетят и заберут.
― А станция?
― Затопят. Она свое отслужила. А буксировать её в ремонт или в другую галактику — дороговато.
― Но она же всего десять лет работает? ― удивился Яков.
― Да, ― сказал Щеглов. ― Но раньше она была кораблём, очень старым. Его тогда пожалели списывать.
И Яков улыбнулся. Вот почему, когда он прилетел, станция неожиданно показалась ему знакомой, близкой и родной. Всё это время он был дома.
Это «Коршун». Старый добрый «Коршун», который в очередной раз вывернули наизнанку и перекроили, перешили, перекрасили. Но всё-таки в глубине души это «Коршун».
― Правительство не стало его уничтожать. Решили, что его ресурсы можно использовать, ― пояснила Бена.
― Они сняли двигатели? ― спросил Яков.
― Нет. Только надстроили исследовательские блоки, сделали перепланировку, косметический ремонт, но сердце не тронули.
Яков недолго думал. Это решение он принял давным-давно, ещё до того, как попал на «Дальний рубеж», до того, как оказался в тюрьме, до того, как стал промышлять контрабандой. Это решение жило с ним с самого рождения.
― Предлагаю проверить, так ли космос бесконечен, и отправиться туда.
― Куда? ― удивился Щеглов.
― В черную пустоту.
― Спятил совсем, да? ― огрызнулся Щеглов. ― Там нет ничего.
― То, что в ту часть космоса ещё никто не летал, не означает, что там нет ничего, ― ответил Яков. ― И чёрные фотографии с телескопов тоже ничего не значат.
Бена улыбнулась, узнавая того человека, ради которого когда-то бросила всё.
― И как далеко вы планируете улететь? ― хмурился Щеглов.
― Насколько хватит энергии гипер-двигателей.
― Если израсходуем всё, то обратно не сможем вернуться.
Яков рассмеялся.
― А нам и не потребуется возвращаться. Найдём планету годную для терраформирования и там и останемся.
― Мне нравится идея, ― сказала Дерганова. ― Мне нечего терять.
― И мне, ― сказал Курбасов.
― Вы охренели? ― взвыл Щеглов. ― Подохнуть хотите? Нет в этой пустоте ни хрена!
― Подохнем, так хоть красиво, ― огрызнулась Михайлова. ― Не хочу до конца жизни картошку на периферии выращивать. Лучше один раз рискнуть, чем всю жизнь на картошке жопу греть.
― Я тоже согласен, ― сказал Кирилл, борец сумо. ― Меня нигде не ждут.
Щеглов растерянно-зло переводил взгляд с одного на другого. Их ничего не связывало с привычным миром, там они потеряли себя, а в космической пустоте могли вновь обрести.
― Можем оставить тебя в капсуле. Сам же сказал, что через шестеро суток за нами прилетят.
Щеглов смерил всех злобным взглядом изподлобья.
― Ладно, я с вами. Командуй.
Яков ввёл в систему пароль, свой старый пароль от «Коршуна», который знал только он, и который всё ещё был действителен, потому что перепрошивал корабль не особо старательный умник. Включил спавшие гипер-двигатели. Корабль ожил. Яков улыбался. Теперь всё на своём месте. Как в старые добрые времена. Команда немного другая. Но прежняя была для контрабанды, а эта – для поисков неизвестного.
Развернул корабль в сторону пустоты. Чернота завораживала, пугала и манила необъяснимыми тайнами.
Яков обратился к Щеглову:
― Мы сейчас на расстоянии десяти миллиардов световых лет от Земли. Правильно?
― Да. И телескопы на нашей станции изучили всё на таком же расстоянии в сторону пустоты. Нет там ничего.
― Хорошо, ― Яков стал набирать команду компьютеру. ― Значит, наш первый прыжок будет на девятнадцать миллиардов световых лет.
― Мы израсходуем шестьдесят процентов ресурсов, ― сказала Бена. ― Обратно уже не вернёмся.
― Пристегнитесь, ― Яков продолжал вводить команды компьютеру. Обернулся на секунду. Бена пристально на него смотрела. Она видела, как долго он возится, видела, что делает что-то лишнее, морщила лоб, пытаясь разгадать его план. Яков подвигнул ей. ― Поехали.
Полёт в никуда был головокружителен. Пустота, черная, однотонная, безликая, неслась вокруг них. Если смотреть в иллюминатор, то казалось, что они никуда не движутся. И только стремительно меняющиеся цифры на мониторе показывали, что они не висят в пространстве.
Гиперпрыжок занял несколько суток.
Они замерли в пустоте. Яков почувствовал, как разочарование охватывает его спутников. Отсюда не было видно света звёзд ни новых, ни старых. Они оказались в месте под названием ничто и никогда. Ни времени, ни пространства, ничего. Чёрное, обволакивающее, холодное, такое, что стынут слёзы.
«Надо держаться».
― Профессор, включите телескопы, посмотрим, где мы.
Курбасов и аспирантки проверили оборудование, установили выдержку на фотокамерах телескопов и нажали на спуск. Оставалось ждать фотографий.
― Я поставил выдержку десять суток.
Ожидание было мучительным. Яков томился, временами сомневался, правильное ли решение принял. Пробовал играть в шахматы, но фигуры всё время падали. Бена молча сидела рядом с ним. Она казалась совершенно спокойной, как тот океан, только живой.
― Даже если там ничего, ― сказала Бена, ― главное, что мы дома, на своём месте. И вместе. Это лучше, чем до конца жизни скитаться по рубежам и работать на пропащих планетах.
Яков кивал. И если она брала его за руку, то просто надеялся, что так и дальше будет сидеть с ним, пока вечность не превратит их в прах.

― Ничего, ― Курбасов показывал фотографии на большом мониторе. ― Тут только чернота. Там дальше нет других галактик.
Повисла напряжённая тишина. Яков понимал, все думают о том, что не вернутся живыми. Это конец. Здесь, сейчас, в бесконечной пустоте. Физически не прямо сейчас, они ещё помучаются от нехватки ресурсов. Но духовно они умрут сейчас, сольются своей пустотой с пустотой космоса.
― Ладно, ― произнёс Яков. ― Ещё прыжок. Бена, включаем резервное питание.
Они совершили ещё один прыжок. Ещё несколько миллиардов световых лет. Пока двигатели не заглохли.
Включилось аварийное освещение, мир стал чёрно-красным, лица – пугающими масками, проступающими из темноты.
Вышли в главный коридор с иллюминаторами, чтобы посмотреть на настоящий космос, а не на электронное изображение.
И ничего.
Трепет ожидания сменился чёрной бездной. Всё, что было в душе, оборвалось. В космосе – ничего.
Яков смотрел в пустоту и ждал, когда его товарищи взорвутся.
― Это самоубийство! ― крикнул Щеглов. ― Ты нас всех убил!
― Ты ещё не понял? ― усмехнулся Яков. ― Мы умерли в тот момент, когда нас вписали в это исследовательскую программу. Мы давно умерли.
Щеглов смотрел злобными красными глазками.
― Да блять, кого мы слушаем? Зека с Гнойника, который жрал своих товарищей!
Зарычал и бросился на Якова, врезал тому кулаком в челюсть. Завизжали испуганные аспирантки. Яков ударился о стену. Но прежде чем Щеглов успел нанести ещё удар, на него навалился Кирилл, борец сумо, и придавил бывшего капитана к полу.
― Протокол «Пустота», запрос на активацию, ― произнес металлический голос компьютера. И в огромный иллюминатор они увидели далёкий светлый огонёк.
― Что это за фигня? Что вы тут устроили? ― закричал Щеглов. ― Бена, эта хрень включается уже пятый раз. Я же просил удалить все левые программы!
Яков и Бена переглянулись.
― Пятый раз? ― спросил Яков.
― Да, четыре раза до твоего прибытия. Я внесла небольшие изменения в систему. Настроила радар на фоновый поиск сгустка. Это он. Мы его нашли.
Яков не мог сдержать улыбки.
«Всё-таки нашли! Всё-таки он существует!»
― Давай снимем основной и запасной двигатели с «Карины» и разберём, наконец, эти бестолковые зонды. Может, получится выжать ещё энергии. Попробуем подлететь к этой звезде поближе.
Щеглова заперли в карцере, чтобы не путался под ногами.
Когда закончили перебирать двигатели шаттла и чинить «Коршун», свет почти исчез. Только протокол «Пустота» ещё подавал признаки жизни и указывал предполагаемые координаты сгустка, который теперь блуждающим огоньком заманивал мотыльков.
― Поехали, ― сказал Яков.
Временами им становилось страшно потому, что в огромной чёрной пустоте не было ничего, кроме них. Точка на радаре горела, но была безумно далеко.
― Мы, наверное, уже никогда не вернёмся. Так далеко, ― Яков взял Бену за руку. Ему было всё равно, вернутся они или нет. По крайней мере, они теперь вместе навсегда. Яков улыбался.
И кошмары ему больше не снились.
Индикатор показывал, что топливо на исходе. Запасов больше не было. Разве что – пустить Щеглова на биотопливо. Но Яков не хотел превращать корабль в мини-версию Гнойника.
Наконец, точка начала приближаться.
Сгусток энергии плыл в чёрном пространстве, сиял и переливался, искрился, нагревался и всё рос и рос, заполняя собой черноту видеомониторов.
На секунду показалось, что время перестало существовать, пространство перестало иметь значение – корабль затянуло в сияющий сгусток. И пустота вокруг заполнилась жарким светом.
Заряд тепла прошёл по телу. Якову показалось, что тёплое и мягкое прикоснулось к его душе лёгким дыханием, подняло его над миром, возвысило, и словно все знания мира влились в разум, взорвали его, испарились, оставив приятное чувство умиротворения, и всё плавно успокоилось. Яков вернулся в тело.
Свет исчез, осталась только космическая чернота на мониторе, но в глубине этой черноты горела спираль галактик.
Новой безымянной галактики, которую никто никогда не видел.
― Жаль, что об этом никто не узнает, ― вздохнул Курбасов.
― Честно говоря, перед первым гиперпрыжком я отправил в Центр сообщение о том, что мы получили сигнал из пустоты, и отправились на его поиски, ― сказал Яков. ― Так что, думаю, Союз пришлёт кого-нибудь за нами. А если нет, то я ещё написал твоим братьям, Бена.
Бена звонко рассмеялась.
― Эти всю Вселенную перевернут, пока не найдут меня.
Яков взял её за руку.
― Отлично! А теперь давайте подумаем, как нам доковылять до этой галактики. Наверняка, там есть пригодная для жизни планета.

Оставить комментарий