У отца в комнате стоял большой аквариум. По крайней мере, казался большим. Стены были заполнены полками с книгами, и на одной из них вместо литературы расположились рыбки, в своём прозрачном жилище. Небольшая тусклая лампа подсвечивала подводную жизнь, где среди искусственных зарослей плавали её обитатели. Алёшка любил разглядывать рыбок, и знал их названия. Вот это барбусы – пузатые, с темными полосками на жёлтых боках. А вот меченосец – его легко определить по несимметричному хвосту. Тягает за собой свою природную особенность совсем и не похожую на меч, но так прозвали. А вот гуппи – самые маленькие из всех. Блестящие и цветастым веером на хвосте. Живут как-то, уживаются все вместе в тесном аквариуме. Хотя и деваться-то им некуда.
Трехкомнатную квартиру делили две семьи. Одна семья из отца, матери и сына жила в большой комнате с выходом на балкон, именуемой залом. Другая из отца и двух разнополых детей жила в двух комнатах поменьше. Туалет, ванная комната и кухня — общие. Это называлось жить «на подселении». В городе не было коммунальных квартир в привычном понимании, таких, где много комнат, длинные коридоры, просторные места общего пользования. Городу было всего несколько лет. Его строили вокруг завода, которому требовались рабочие. Производство было вредным и все это знали. Работников при приёме заставляли подписывать соответствующие бумаги, регулярно делали обследования, выдавали ежегодно необходимый курс лекарств. Между собой поговаривали, что таблетки эти не помогают, и выдают их больше для галочки, но на заводе хорошо платили и исправно соблюдали очередь на жильё. Алешкина семья какое-то время ютилась в общежитии, пока не дали комнаты. Получалось что именно их «подселили» к другим жильцам.
Взрослые иногда бывали недовольны. Могли поспорить из-за очереди в ванну или туалет, или из-за того, кто сколько конфорок занял на плите. А детям было все равно на очереди и конфорки, и они дружили между собой. Соседский мальчик Веня, был одного возраста с Алёшей. Он заходил в гости смотреть аквариум. К себе в гости он не приглашал. Смотреть у них было нечего. Насколько ни была просторной комната, именуемая залом, свободного места в ней практически не было. Всё было заставлено кроватями и не распакованными коробками. Родители Вени любили покупать вещи. Вот только ставить их, к сожалению, было некуда, и они в большинстве своем так и складировались в упаковках друг на друге.
Алёшкин отец, наоборот, делал всё своими руками. Двуспальную кровать для детей, свою кровать, полки для книг, гантели, и даже аквариум. Только рыбок пришлось купить в зоомагазине. Их тоже подселили в новую квартиру, но без всякого согласия.
Утром звенел будильник. Первой вставала старшая сестра. Шла умываться, а потом будила Лёшу. Вылезать из-под одеяла никак не хотелось. Отец всегда оставлял в детской слегка приоткрытую форточку, чтобы был свежий воздух. После толчков сестры Лёша немного ворочался в тёплой постели, а потом спускался со своего яруса и сонной походкой шёл в отцовскую комнату. Там залазил в отцовскую кровать и накрывался с головой. Отец в это время обычно брился или готовил завтрак, сестра собирала портфель, а у Алёшки было несколько сладких минут до того, как его непременно поднимут. Но сегодня отец был в своей комнате, что-то делал возле аквариума. Алёша вынул голову из-под одеяла и смотрел за его действиями. Отец вылавливал сачком рыбок и пересаживал в банку.
— Ты будешь мыть аквариум? – спросил сын, знакомый с процедурой.
— Нет. Не успею, — торопливо отвечал отец. – Гуппи ночью родили. Надо отселить мальков.
— Зачем? – Алешка мгновенно выскочил из кровати и подошел поближе, чтобы поглядеть мальков.
— Иначе их могут съесть.
— Кто? – испугался сын.
— Рыбы, — спокойно отвечал отец. – Даже собственные родители. Гуппи не откладывают икру, как остальные. Они рожают сразу живых детенышей. Но по ошибке могут принять их за чужих и съесть.
— Собственных детей? – поразился Лёша.
Маленькие темные черточки мелькали в трехлитровой банке.
— Да. Так бывает, — отец пытался разглядеть, не забыл ли кого, и снова опускал сачок в аквариум, чтобы спасти несчастных новорожденных.
Взрослые рыбы шугались от сачка. Знали, чем он им грозит. Сначала обжигающий воздух, потом пересадочная камера в виде банки на несколько часов, потом опять воздух. А мальки не знали. Они носились по аквариуму, радуясь своему появлению на свет. Изучали среду обитания, и легко попадались в отцовскую ловушку, грозившую им долгой жизнью вместо мгновенной смерти в пасти взрослых рыб.
— Лёша, иди умываться пока свободно, — в комнату заглянула сестра.
— Да погоди, — отмахнулся он.
— Иди быстро, — приказала сестра уже командным тоном. – Опоздаешь опять, схватишь неуд по поведению.
— Иди, Лёх, иди, — попросил отец. – Рыбы никуда не убегут.
На завтрак были бутерброды. Из-за возни с аквариумом отец не успел сварить кашу. Алёша этому обстоятельству был рад. Он быстро пил чай, поглядывая, как Веня ест неприятную манку за соседним столом. За окном шёл крупный снег, и было темно. Кухню освещала одинокая лампочка без плафона.
В школу Алёша успел без опозданий, но после уроков учительница задержала его.
— Алёш, что у тебя на голове?
— Где? – он немедленно начал ощупывать шевелюру.
— Да я про волосы? – улыбнулась учительница. – Ты чего такой косматый? Надо обязательно подстричься. Сегодня же!
— Ну, Ольга Владимировна, — заскулил Лёша.
— Никаких «ну». Тебя же в пионеры не примут с такой прической. Позоришь класс.
— Да какая разница, — уже тише произнёс Лёша.
— Как какая? Ты же на лоботряса похож. Скоро до плеч волосы опустятся. Сегодня же подстригись.
Алёша ничего не ответил, только вздохнул и пошел к выходу.
Мальчики приходили домой одновременно. Без взрослых квартира казалась даже большой. Домашняя работа могла подождать. Впереди была пара часов безконтрольного одиночества. Лёша швырял свой ранец под письменный стол и шёл в комнату родителя. Растянувшись на взрослой кровати, он брал какую-нибудь книгу с полки, обычно выбирал с иллюстрациями, и разглядывал. Если книга была занятной, то под её страницами можно было и заснуть на часок. Если нет, то откладывал книгу в сторону и садился к аквариуму. Ощущали ли рыбы чужое присутствие? Неизвестно. Напугать их можно было постучав пальцем по прозрачной стенке. Спокойно вальсирующие в толще водопроводной воды, они тут же паниковали, прятались кто куда, пытались скрыться за водорослями. Скрыться от неизвестного вторжения в их маленький мир. Робко выплывали и снова нарезали круги в поисках кислорода или пищи. Кормить рыбок можно было только два раза в день. Отец делал это утром, а Алёша вечером под его присмотром. Но иногда сын подкармливал рыб и днем, чтобы полюбоваться, как они будут бороться за пищу.
Сегодня Лёхино внимание привлекли не взрослые особи, а их отпрыски. В прозрачной стерильной банке мальки носились друг за другом, не понимая законов мира. Жадные, ищущие, словно атомы, распираемые необъяснимой энергией, готовые стать пищей или новыми хищниками. С самого рождения оказались втиснуты в крохотный заповедник, не подозревая о бескрайнем пространстве водоемов планеты, заготовленных для них природой. Спустя какое-то время, когда окрепнут, заботливые руки хозяина переместят их в аквариум, который наверняка покажется им большим городом. Там увидят своих родителей, не подозревая о родстве с ними, увидят остальных обитателей, обживутся и заведут собственных отпрысков, воображая, что так и живут все остальные рыбы.
На кухне Алёша жарил себе яичницу, а Веня разогревал суп.
— У наших рыбок мальки родились? – сообщил Лёха.
— Рыбы не рождаются, — заявил Веня. Он был на год старше и уже побольше соседа понимал в биологии.
— А вот и рождаются!
— Нет.
— Не веришь? А ну пойдем, покажу.
— Ну покажи.
Осмотрев банку с новорожденными, Веня дал оценку:
— Они из икры вылупились!
— А вот и нет!
— А вот и да!
— А вот и нет!
— А вот и да!
Спор был бы бесконечным, если бы с кухни вовремя не потянуло подгорающей яичницей.
Сестра приходила на пару часов позже. Она была уже в старшем классе. Но, ни большая разница в возрасте, ни пионерский галстук не мешали ей подтрунивать над Алёшей. Уже с порога, сняв потную шапку и путаясь в слипшихся волосах, она предъявила:
— Я видела твою учительницу. Она сказала срочно отвести тебя в парикмахерскую.
— Я ещё уроки не сделал, — буркнул Лёша, не поворачиваясь к ней от письменного стола.
Парикмахерская была для него, что место казни. Скрип заточенных ножниц над ухом будил такой страх, в пору было кричать. Малейшее движение головы и ты рисковал остаться без уха. Уж лучше всю жизнь ходить косматым. Черт с ней, с вашей пионерией! Черт с ней, со школой! Только не сажайте в кресло, не укутывайте простынёй.
— Собирайся, я долго ждать не буду, — бросила сестра, и прямо в пальто ушла на кухню.
Лёха зарылся бы сейчас, как страус, головой в учебники, убежал бы со скоростью чемпиона мира, лишь бы никуда из комнаты не выходить. И уроки-то как назло были уже сделаны. Оставалось выучить стихотворение — десять минут работы.
На кухне зазвенели кастрюли, хлопнул холодильник, раздались звуки ножа бьющего о доску. Может быть, она поест и успокоится, подумал Алёша. Назло его мечтам в комнату вернулась сестра.
— Ты все сидишь? – спросила она набитым ртом. – А ну собирайся.
— Я не пойду, — тихо произнёс Алеша со страхом. Эти слова, словно заклинание готовы были пробудить к жизни самые разрушительные силы.
— Пойдёшь, как миленький, — в голосе сестры появился яд. Она демонстративно захлопнула его учебник.
— Ну! – выпалил Алёша. Он раскрыл учебник в поиске нужной страницы. От этого зависела жизнь, ни больше, ни меньше. – Отстань!
— Ах так? – сестра схватила его за ухо и потащила прочь от стола.
Лёшка закричал. Не столько от боли, сколько от унижения. Сдаться сейчас означало согласиться на стрижку. Этого допустить нельзя. Он вырвался из хватких пальцев и бросился в коридор. Там схватил ботинок, и лишь сестра показалась в дверном проёме, пульнул его ей четко в голову.
— Ты! Гад! – голос перешёл на визг.
Лёха понял, что перешёл черту. Теперь возврата нет. Миром это не кончится. Бежать на кухню? Бессмысленно, скрыться там негде. Он юркнул в комнату отца. Может забраться под кровать? Достанет. Письменный стол? Кресло? Всё не то. Он схватил из угла лыжную палку и приготовился к обороне. Сестра влетела, как зверь. В распахнутом пальто, всклоченными волосами, и намечающейся шишкой на лбу. Она бы в миг его раздавила, но острая торчащая палка защищала, словно копье. Всякое бывало в их конфликтах, но подобного рода оружие ещё ни разу не использовали. Если бы не палка, сестра бы уже его заломала и выкрутила все уши и нос. Наверняка бы и волосы повыдергивала, вместо ровной стрижки. Но сейчас её в лицо смотрела заточенная железка, грозила лишить глаза или оставить глубокую рану.
— Я тебя всё равно достану, — прошипела сестра, сняла с полки книгу и запустила в Лёху.
Отцовскую книгу!!! Как же это можно? Ладно, если учебник, он казённый. Отец собирал свою библиотеку годами.
— Вот тебе, — сестра сняла ещё одну и снова кинула в него.
— Ах так! – рассвирепел Алёшка, замахнулся и швырнул в неё палку.
Сестра ловко уклонилась, и по кривой дуге палка полетела дальше. Прямиком в банку с новорожденными рыбами. Раздался звон и всплеск, словно банка только того и ждала, чтобы лопнуть и осыпаться на ковер брызгами и осколками. Прозрачные искры на полу заблестели, и где-то среди них брыкались мальки.
— Хана тебе, малявка! – произнесла сестра уже без злобы, а скорее с предостережением.
Они бросились собирать мальков и осколки. Выудить микроскопических гуппи из ворса ковра оказалось не просто. Сестра закинула пару спасённых мальков в аквариум. Алёшка запротестовал и побежал в ванную за тазом. Он знал, что времени совсем нет. Рыбы не могут дышать на суше. Налил немного воды на самое дно и побежал назад. Сестра из ладони высыпала в таз несколько собранных мальков. Казалось, они ещё шевелились. Осколки банки клали в сторону, мальков пытались не раздавить. Через несколько минут искать было уже бесполезно. В тазу вяло колыхались те, кого вытащить всё-таки удалось. Сестра порезала палец, но не замечала этого. Вражда по поводу подстрижки была забыта. Они посмотрели друг на друга. В Лёхиных глазах застыл испуг. За такое отец не похвалит, это точно. Лучше схлопотать двойку. Или две. Их можно исправить.
— Надо высушить ковёр, — сказала сестра и поднялась на ноги.
Таз до поры до времени поставили в детскую. Собранные осколки сложили в ведро. Чтобы вытащить ковер пришлось поднять кровать. С него посыпались мелкие стекла. Кое-как ковер прислонили к батарее. Сестра принесла тряпку и ведро, чтобы убрать лужу в комнате. Алёшка пытался помочь, но не знал чем. Вина была целиком его, он это осознавал, а расхлёбывать приходилось сестре. Впрочем, ещё не вечер. Через несколько часов вернется отец и тогда настанет его час расплаты.
После уборки про парикмахерскую никто не вспоминал. Сестра, наконец, сняла верхнюю одежду и перевязала руку.
— Ты ел? – спросила она.
Лёха понуро кивнул. Сестра кивнула в ответ и ушла на кухню готовить ужин. Пусть уж всё остальное к приходу отца будет в порядке. Лёха вернулся в детскую. Хотел было доделать уроки, но внутренний страх мешал сосредоточиться. Он сложил руки на столе, положил на них голову и уставился в окно. На серых улицах валил снег, а фонари ещё не зажгли. Лёша глянул в таз, стоявший рядом с дверью. Темные черточки замерли в спокойной воде. Движения не было.
Когда пришёл отец, дети встречали его в коридоре. Он долго топтал коврик, пытаясь выбить из подошвы весь снег. Обувь каждой семьи стояла рядом с входами в их комнаты. Никто не хотел тащить слякоть к себе. Отец нагнулся, чтобы разуться, а Лёшка взял сестру за руку. Она сжала его ладошку, не сильно. Дала понять, что рядом.
— Вы чего тут столпились? – посмотрел на детей отец.
В и без того тесном коридоре для трёх людей места было катастрофически мало. Чтобы снять куртку, отцу пришлось открыть дверь в свою комнату. В глаза сразу бросилось отсутствие ковра. Он стоял собранный в конус рядом с батареей. Движения отца замедлились. Он накинул куртку на вешалку, и сделал плавный шаг вперед. Огляделся и остановил взгляд на полке с аквариумом. Банки не было. Отец повернулся и спросил:
— Что случилось?
— Он… — запинаясь, начала сестра. – Мы… разбили банку.
Отец посмотрел на Алёшу. Нижняя губа сына неохотно начала выпячиваться вперед. Глаз он не поднимал, только сильнее сжал руку сестры. Отец вздохнул, и спросил:
— А мальки?
— Там. Сейчас, — сестра в порыве натолкнулась на Лёху, ввалилась в детскую и вытащила оттуда таз.
Отец глянул на содержимое, тихо что-то промычал, потом взял таз и ушел с ним в туалет. Из-за двери раздался звук выливающейся воды и затем зашумел бачок. Пустой таз отец убрал под ванну. Он вернулся в комнату, сел за свой стол, и посмотрел на детей. Они по-прежнему мялись в коридоре.
— Идите сюда, — мягко позвал отец. – Как же ВЫ умудрились разбить банку?
— Нечаянно, — смело произнесла сестра, почуяв в голосе отца снисхождение. Ругать не будут, и то радость.
— Это я, — просипел Лёша. Горло сдавил комок стыда. Неожиданно из груди вырвался всхлип и из глаз хлынули слёзы.
— Горе ты моё, — засмеялся отец и обнял Лёху. Тот уткнулся влажным лицом в широкую отцовскую грудь. На душе у него стало легче, но плакать захотелось ещё сильнее. Отец наказывать не станет, но собственная совесть выжимала слёзы, как из мокрой тряпки. Зачем схватил эту проклятую палку? Зачем дрался? Пошёл бы в парикмахерскую и мальки остались бы живы. Не остригли же ему там уши. А даже если и остригли бы, все лучше, чем так. Лёха поелозил мордочкой по рубашке отца, вытирая последние слезы, и вынырнул из объятий глотнуть воздуха. Он робко посмотрел на отца, но тот ответил ему улыбкой.
— Уроки сделали? — спросил он.
— Я не успела, — ответила сестра с напускной усталостью.
— Мне только литература осталась, — сказал Лёшка.
— Идите доделывайте. Я погрею еду.
Ужинали молча. Иногда неловко ловили на себе взгляды друг друга, но тут же возвращали внимание на тарелку. За соседним столом семья Вени тоже ужинала. Взрослые обсуждали новинку, появившуюся в центральном магазине – электрошашлычницу. Брать надо непременно, вещь стоящая. Но денег сейчас нет. Надо либо занять до зарплаты, либо договориться с заведующей, чтобы отложила. Мама Вени хорошо с ней знакома, но та на неё злится за прошлый раз, когда откладывала финский вентилятор. Кто-то доложил директору, и зав получила выговор. Лучше занять. У кого?
После еды сестра закрылась в детской, чтобы не мешали делать уроки. Отец дал Лёшке корм для рыб. Святая вечерняя обязанность. Он вынул щепотку из банки и посыпал порошок в аквариум. Рыбки учуяли запах пищи и устремились к поверхности.
— Знаешь, Лёха, а ведь от этого корма рыбки могут заболеть, — сказал отец, наблюдая за питомцами.
— Как? А зачем же мы его тогда им даём?
— Другого нет, Лёх. Другого нет.
В городском вечернем мраке появлялись огни. Жильцы зажигали свет в своих тесных квартирах, воображая, что так и живут все остальные люди.
