На конкурс «Аномальная любовь»_рассказ №7 «Добро пожаловать в ад»

Часть I. Женька

– Вон там у нас камера пыток, впереди пещеры с удушливым газом, на другом берегу реки площадка для казней. Тебе понравится: виселицы, гильотины, электрические стулья….
Черная как сажа летучая мышь радостно хлопала крыльями перед лицом лохматого мальчишки, с любопытством озиравшегося по сторонам.
– Как звать-то тебя?
– Женька, – тихо ответил ребенок.
– А чего ты шепчешь, Женька? – мышь подлетела к мальчишке и кольнула его в нос острым рогом. – Ты же не на уроке. Больше скажу, теперь на уроки ты ходить никогда не будешь. Но ты и сам знаешь, верно? На то и рассчитывал, когда прыгал с девятого этажа?
Мальчик отрицательно покачал головой.
– Нет?
– Я на спор, – также тихо объяснил ребенок.
– Ааа, ну на спор – это достойно! Молодчина! – похвалила летучая мышь.
– А там что? – мальчик показал пальцем в сторону дымящихся гор.
– Необразованный, что ли? Это вулканы.
– А зачем туда идут люди?
– Ох, все вам, мелюзге, надо объяснять! – летучая мышь недовольно сверкнула гранатовыми глазами. – Внутри кратеров «зеркала». Народ ходит смотреть через них на своих живых родных, ну знаешь – сестры, братья, дети, любовники… Хотя, откуда тебе знать, ты ж сирота. Эй, чего отстаешь? –мышь только сейчас заметила, что мальчишка застыл на месте, не сводя заинтересованного взгляда с карабкающейся по вулканам толпы. – Опоздаем ведь на аутодафе!
Но мальчик не слушал. Махнув летучей мыши на прощание, он пошел в сторону одного из вулканов.
Глупый ребенок, думала летучая мышь. Делает, что ему вздумается, а до самого, небось, даже не дошло, где он оказался.
– Эй, Женька, – окликнула она мальчика. Тот обернулся с добродушной улыбкой на губах. – Добро пожаловать в ад.

1. Злые или добрые грешники

Женька сидел на тонкой скале и болтал ногами над кратером вулкана. Он разглядывал изображения в зеркалах, мелькавшие, как кино, по стеклянной чаше. Сидящий рядом с Женькой парень, одетый в камуфляжную форму, громко высморкался. Он не сводил глаз с девушки в длинном белом платье, кружащейся в танце в объятиях высокого светловолосого мужчины.
– Она забыла меня, – всхлипнул парень. Он повернул голову к Женьке и тот увидел в центре его лба глубокую обугленную отметину. – Я погиб всего три года назад, а она уже выходит замуж. Разве положено так быстро забывать любимого человека? – в глазах рыдавшего грешника горели обида и злоба. – Я вообще не должен быть в аду! Я погиб на войне – за справделивость, я свою Родину защищал! Почему я здесь?
Женька пожал плечами и отвернулся. Решив немного прогуляться, он спрыгнул на гладкую стеклянную поверхность и пошел в глубь кратера. Люди под ногами Женьки гуляли в парках, ходили на работу, по магазинам, спали…
– Эй, ты! Немедленно убери свои ножищи с головы моей внучки! – Женька поднял голову и увидел, что ему грозит кулаком какой-то дед. – Да-да, тебе говорю!
Посмотрев вниз, Женька увидел, что его левая нога действительно стоит на макушке девочки с каштановыми хвостиками, и поспешил ее убрать. Девочке было, наверное, лет пять. У нее были широкие густые брови и серьезные зеленые глаза. Женька чуть отступил назад, чтобы увидеть полную картинку. Оказалось, что девчушка карабкалась вверх по стволу дерева и пыталась дотянуться до забравшегося на одну из веток котенка.
– Вот глупый детеныш! – воскликнул дед. – Сорвется же!
– Откуда вы знаете? – спросил Женька, присаживаясь рядом со стариком и не отрывая взгляда от девочки.
– Оттуда, что я за ней наблюдаю.
– И что с того? – не понял Женька.
– А то, что живые люди очень восприимчивы к этим штукам. Если на них падает взор таких вот грешников как я, с ними обязательно случается что-нибудь нехорошее. Ах, ну вот!
Тонкий сук под ногой девочки обломился, а ее слабая ручка не успела ухватиться за ближайшую ветку. – Девочка с криком полетела вниз. Женька даже подскочил на ноги от испуга. Почти сразу трава вокруг головы девочки потемнела, а когда она чуть приподнялась, то оказалось, что под ее головой лежит крупный острый камень. Прощупав затылок рукой, девочка сморщилась от боли и тут же упала без чувств.
– О нет! Что я наделал? – старик схватился за голову. – Верочка моя, как же так! – он было потянулся рукой к зеркалу, но тут же резко вскочил на ноги и, схватив Женьку за руку, почти бегом бросился к выходу из кратера. – Идем скорее, малец, иначе к ней даже на помощь никто не придет!
Женька не стал сопротивляться. Он послушно пошел за стариком и когда тот с тяжелым вздохом сел на землю у подножия вулкана, опустился рядом.
– Милая моя Верочка, – старик продолжал причитать. – Прости меня, я не хотел….
– С ней все будет хорошо, – попытался утешить деда Женька. – Она не сильно ударилась, я видел.
– Не нужно было мне ходить! – старик покачал головой – Но так хотелось! Она так выросла, понимаешь? Когда я смотрел на нее последний раз, Верочка была совсем крошечной, вот такой, – он слегка развел ладони. – Как игрушка. Правда тогда с ней тоже приключилась беда – акушерка поскользнулась и уронила ее. Бедная малютка так плакала.
– Но зачем же вы снова пришли? – удивился Женька.
– Ты не знаешь, как сложно сдерживаться! – взвыл старик. – Все вокруг это делают. Они наблюдают за своими родными, а потом хвастаются, – глаза старика залила кровь. – А я завидую! Зависть разъедает меня, смотри! – он разорвал рубаху на груди и Женька увидел зеленые язвы, покрывшие тело старика. Одна, самая огромная язва, стала надуваться и на Женькиных глазах взорвалась, брызнув ему в лицо горячей вонючей жижей.
– Вот так вот, малец, – старик запахнул рубашку. – Как тебя звать-то?
– Женька.
– А меня Виталий Максимович. Знаешь, Женька…. Я может и не пошел бы… Только очень уж хочется знать как дела у моей Верочки. Она такая хорошая. Из всех внуков ее я любил больше всех.
– Виталий Максимович, – перебил Женька деда. – Ведь другие грешники тоже смотрят в эти зеркала, и значит, с их родственниками тоже всякое нехорошее случается?
– Они – это другое, – Виталий Максимович пренебрежительно махнул рукой. – Большинство – козявки – разбойники, воры, мошенники и насильники.
– А вы?
– А я убийца. – Виталий Максимович поднялся с земли, и его зловещая тень нависла над Женькой.
Женька громко сглотнул. Убийц он еще ни разу не видел.
– Чего так испуганно смотришь? Да, я убийца – тридцать восемь детишек погубил! И всех одним движением руки… – Старик отвернулся от Женьки. Голос его дрожал. – Я вел автобус, была зима – метель и гололед, мы ехали по мосту, и я с трудом справлялся с управлением. Но решил пойти на обгон груженной фуры. Автобус упал с моста и загорелся – шансов выжить не было ни у кого. Сам я тоже там погиб.
– Так вы не специально, – Женька перевел дух. – Вы не злой.
– Правда? – горько усмехнулся старик. – Может ты пойдешь расскажешь об этом всем этим детишкам? Или их родителям? Или беременной медсестре и школьному учителю (я его, кстати, здесь видел), которых я вез в своем автобусе? Итого – сорок жизней!
– Сорок одна, – поправил Женька. Немного разбираясь в местных правилах, он знал, что собственная жизнь тоже считается.
– Вот поэтому с Верочкой и случилась такая беда, а не мелкая неприятность, как если бы на нее смотрел, например, ты. Уж ты-то наверняка в свои годы не мог совершить ничего ужасного. Кстати, Женька, а что ты такого сделал?
– Я с крыши прыгнул, – Женька покраснел до ушей. Ему было стыдно признаваться в таком перед настоящим убийцей. – На спор.
– Ааа, – понимающе закивал Виталий Максимович.
– Жалко конечно тебя – чуть подумав, заговорил он снова. – Ты неопытный просто и глупый, никому зла не делал…
На этих словах старик запнулся и резко вскочил на ноги.
– Эй, Женька, а это идея!
– А?
– От твоего присутствия Верочке большого зла не будет: споткнется, может, или язык прикусит. Максимум – простудится…
Женька все еще не понимал. Он, подняв удивленно брови, смотрел на старика, от восторга пустившегося в пляс.
– Ты, Женька, будешь ходить к кратеру и наблюдать за моей внучкой вместо меня! – торжественно объявил дед. – Да-да! А потом мне все рассказывать будешь. Ну а что, тебе ведь не сложно, а меня зависть мучить перестанет. Не часто – раз-два в год. Согласен? Ну? Кивни!
И Женька кивнул. Ему действительно было не сложно.

2. Осенние лужи и колючие розы
– Сегодня ваша внучка пошла в первый класс, – отрапортовал Женька Виталию Максимовичу. – Мама купила ей зеленое платье и белый фартук – мне понравилось.
– Фартук, надо же! – удивился старик. – Я думал, фартуки в школах больше не носят.
– Это только по праздникам, – объяснил Женька. Он припомнил собственное первое сентября. – Но ваша внучка все равно была без фартука.
– А почему?
– По дороге к школе лужи были. Осень ведь, – Женька смущенно потупил взгляд. – А мимо грузовик проехал и прямо по луже… Вот фартук и испортился.
– Ничего. Моя Вера и без фартука была лучше всех! – уверенно заявил старик.
– Еще были розы…
– Что за розы?
– Все первоклассники пришли в школу с цветами и ваша внучка тоже…. С розами…
– А, ну правильно! Роза – царица цветов. У моей Веры были самые лучшие цветы!
– И колючие, – напомнил Женька.
–Эй малец, чего ты там бурчишь? Верочка, что, поранилась?
– Нет, но…
– Что?
– Она их уронила. Споткнулась и уронила. Нет-нет, она не упала, – поспешил заверить деда Женька. – Но розы упали прямо под колеса велосипеда, на котором ехала дочка директора школы. И упала она, – при этих словах на губах Женьки появилась довольная усмешка. – Нос поцарапала и коленки.
– Ох! – развел руками Виталий Максимович. – Верочке, наверняка, досталось.
– Мама на нее сильно кричала, – ухмылка на Женькином лице сменилась недовольной гримасой.
– Да уж, ругаться дочка умеет…
– Но Вера же не нарочно!
– Да, – вздохнул Виталий Максимович. – Вот только кроме нас с тобой, Женька, этого никто не понимает. Что было дальше?
– Ничего такого: песни пели, стихи читали, звонили в колокольчик; потом всех проводили в классы и посадили за парты. Учительница, вроде, добрая…
– Замечательно! – обрадовался Виталий Максимович. – А то я беспокоился, что злыдня попадется. Как та, что была у нее в детском саду, помнишь? Еще что было?
– Так, ничего… Только села на стул, испачканный мелом. А дети в классе это заметили и смеялись. Директорская дочка смеялась громче всех.
– Детвора, не страшно, – Виталий Максимович снисходительно улыбнулся. – Только знаешь что, Женька: не ходи больше к Вере по праздникам, ладно? На всякий случай.

3. Будни днем

– А что выше: солнце или облака? – спросил Женька у летучей мыши, ложась на землю и подставляя лицо дождю из нефти.
– Совсем дурак? Облака выше, конечно!
– А когда я был живым, солнце было выше…
– У нас так не положено, – отрезала летучая мышь. – Если облака будут закрывать солнце во время дождя, оно не сможет поджаривать твою кожу.
– А, ну да… – согласился Женька.
Полуденное солнце, как всегда, палило безжалостно. Черный дождь проливался на тело и вспыхивал множеством маленьких красных свечек. Они танцевали на Женькиной груди, ногах, руках, лице… Огонь был настоящим. Он прожигал кожу и поджаривал кровь. Страшная боль, к которой нельзя привыкнуть, была тут ежедневной обеденной карой. Радовало то, что недавно Женька нашел способ справляться с этой болью без криков и слез. Он подавил стон и, сделав глубокий вдох, закрыл глаза. Спокойно, до мельчайших подробностей продумывая каждую деталь, Женька стал рисовать в голове круглое смеющееся лицо с дерзко вздернутым носиком и маленькими ямочками на нежных щеках.
Когда он видел Веру в последний раз, ей было одиннадцать лет. Стояла морозная снежная зима, и она по дороге в школу поскользнулась. Упав, Вера поранила коленку; ей было больно, но она не заплакала. А в школе один противный мальчишка смеялся над ней из-за порванных колготок. Веру это сильно расстроило, и она плакала в туалете. Долго. Женька так разозлился на этого мерзкого мальчишку, что весь следующий месяц ходил за ним по пятам, до тех пор, пока тот не сломал ногу на уроке физкультуры. Правда, Вера от этого почему-то тоже плакала. Женька нахмурился, и одна из капель закатилась в морщинку между его бровей, а потом загорелась. Женьке не нравилось, когда Вера плакала. Ведь тогда ее лицо покрывалось красными пятнами, гладкий лоб хмурился, и ямочки на щеках исчезали. Но зато ее глаза становились зелеными-зелеными… как травинки после дождя.

4. Будни ночью

– Эй, Женька, ты чего тут делаешь?
Летучая мышь повисла над головой, принеся с собой жуткий запах падали.
– А что, не видно? – Женька сидел на гладкой поверхности зеркала и неотрывно наблюдал за спящей Верой. Девочка ворочалась и стонала во сне.
– Видно, – зашипела Женьке в ухо мышь. – Но, насколько я знаю, тебе положено приходить к этой девочке всего два раза в год, а ты уже был тут на прошлой неделе. И на позапрошлой, и на поза-поза….
– Тише ты! – Женька бросил злобный взгляд в сторону мыши. – Это не считается: я ночью.
– Ага, полечу, расскажу твоему деду… Может, он тоже так думает…
– А что такого? – попытался оправдаться Женька. – Все нормально. Она даже с кровати ни разу не упала.
– «С кровати не упала…», – передразнила летучая мышь. – Тупица. В росте вымахал в два раза, а ума не прибавилось. А то, что ей кошмары снятся каждый раз, как ты пялишься, это ничего? Смотри, как она суетится. О, вот, даже заплакала! – летучая мышь злорадно оскалилась. – Как думаешь, это у нее слезы радости?

5. Взросление

Плоский камешек два раза подпрыгнул на глади черной реки и плюхнулся в воду. По воде прошла мелкая рябь, но Женькино отражение не тронула. Как будто там, внутри воды, стоял настоящий человек. Это был другой Женька – высокий, смуглый, с длинными спутанными волосами и злобными серыми глазами. Он больше не был тем восьмилетним мальчиком, прыгнувшим с крыши, потому что Сашка Витрухин взамен собирался отдать ему свой новый мобильный телефон.
Женькино отражение в реке усмехнулось. Теперь он вырос. Летучая мышь говорит, что взросление – самая ответственная мука. При взрослении появляется много новых чувств, без которых пребывание в аду будет не таким мучительным как надо. Разочарование, отчаяние, зависть, обида, ненависть – Женька-мальчик этих чувств не знал. Как и рассказывал Виталий Максимович, от зависти на теле появлялись зеленые преющие язвы, от ненависти загорались и переставали видеть глаза, от разочарования вываливались все внутренние органы, отчего Женьке приходилось расхаживать пустым – с дырой вместо живота. А еще было отчаяние… Оно заставляло его раз за разом прыгать с обрыва, ломать шею, ноги и руки.
Женька оторвал взгляд от отражения и посмотрел по сторонам. Убедившись, что за ним никто не следит, он пошел к вулкану. Все мерзкие чувства исчезали, когда он смотрел на Веру. Женька не понимал, почему так происходило, но видел, что возле нее затягивались раны, исчезали ожоги и язвы, а злоба испарялась как вода в летней луже.
– Ты опять здесь? – летучая мышь была тут как тут.
У существа был талант появляться в местах, где ей хотели оторвать голову. В Женькиных глазах на мгновение вспыхнул кровожадный огонь – только на мгновение: по-настоящему разозлиться и придушить эту тварь у него не получилось.
– Интересное кино… – летучая мышь, похоже, тоже удивилась Женькиной мягкости. – Ты, парнишка, поосторожнее будь, – обеспокоенно проскрипело животное. – У нас тут вмешательство в личное пространство прощать не полагается. А ты и ухом не повел… Того и гляди улыбаться начнешь!
– Мне просто лень тратить на тебя свои силы и время, – отмахнулся Женька.
– Да? А я думаю, что ты просто влюбился. Мне не раз приходилось такое видеть: людишки, когда влюбляются, становятся мягкими, что в пору на бутерброды намазывать.
– Поговори еще немного, и я сам тебя на бутерброд намажу, – пригрозил Женька.
– Ой, как боюсь! – усмехнулась летучая мышь, но все-таки замолчала.
Она приземлилась на Женькино плечо, вонзив в него когти. Женька и ухом не повел. Ему некогда было обращать внимание на боль: сегодня Вера вместе с родителями прилетела на море. Она была такой забавной – все время смеялась и напевала. И Женька не мог оторвать от нее глаз. И хотя ему очень нравилось смотреть на веселую и беззаботную Веру, он не мог понять, почему она так радуется солнцу и бесстрашно подставляет лицо его колючим горячим лучам. Женька нахмурился: ему показалось, что это противное солнце слишком сильно обжигает нежную кожу Веры. Он решил ее защитить и опустил ладонь на зеркало, загородив солнце от девичьей макушки. Это помогло, тут же на пляже пошел дождь, и Вера с родителями поторопились укрыться от него в ближайшем кафе.
– Заботишься? – удивлению летучей мыши не было предела. – Слушай, парень, это конечно круто, твоя любовь там и все такое, но… Короче, даже по моим меркам ты ведешь себя жестоко.
– Это почему?
Ответом на Женькин вопрос стал бронхит, которым Вера заболела в этот же день.

6. Если бы…

– А знаешь, есть такое место, где считается, что если ты по-настоящему кого-то любишь, ты должен жертвовать своими желаниями для своего любимого человека! – нравоучительно заявила летучая мышь.
– И что это за место такое? – без особого интереса спросил Женька.
– Ну, такое, в которое ты бы попал, если бы не сам прыгнул с крыши, а тебя кто-нибудь бы столкнул…
Женька недоверчиво оскалился.
– Ты что, мне не веришь? Там еще учат понимать чувства других людей и не таить в душе зла! Я знаю из достоверных источников!
– Где не таить зла?
– В душе, тупица! Это такая штука, которая сидит у тебя в сердце и заставляет чувствовать.
– Что чувствовать?
– А я откуда знаю? У меня же нет души. Что вы, люди, обычно чувствуете – беспокойство, обиду, зависть, любовь…. Все короче.
– А как это – подавлять желания?
– Сложно, – заявила летучая мышь – Даже не знаю, как объяснить…. Например, возьмем тебя: ты знаешь, что у твоей девчонки сегодня контрольная по математике и знаешь, что если пойдешь к вулкану на нее смотреть, она обязательно ее провалит, так?
– Так.
– И вот, чтобы она хорошо написала контрольную, ты никуда не идешь. Хотя тебе и очень этого хочется.
– Аааа, понятно, – протянул Женька и продолжил свой путь к вулкану.

7. Ревность

Вера выросла и стала красивой. У нее был звонкий заливистый смех и ласковый мягкий голос. Женька даже не понял, когда с ней это произошло: просто в один момент ее большие зеленые глаза стали еще больше и еще зеленее, ямочки на белой почти прозрачной коже – нежнее, а ее пышные каштановые волосы как-то по-особенному стали переливаться на солнце. И еще губы… У Веры появились губы (Женька был уверен, раньше их у нее не было): красные словно кровь, пухлые, нежные… Ему хотелось понять, каковы эти губы на ощупь (как шелк или как облака), узнать их запах, попробовать вкус. От таких мыслей в груди загоралось сердце. Правда, боль от этого огня была до блаженства приятной.
Теперь Женька посещал кратер ежедневно. И вовремя. Тот противный тип – кажется, его зовут Андрей Васильков – который всегда смеялся над Верой и задирал, пригласил ее на свидание. А она согласилась! Женька этого не ожидал. Он не мог поверить, что его милая, добрая Вера захочет быть с тем, из-за кого так часто плакала. Она не могла и не должны быть ни с кем. Она – его Вера!
Разъяренно круша непробиваемое стекло, Женька яростно сверлил девушку глазами. Но она не чувствовала его бешенной ревности и благополучно готовилась к свиданию: примеряла платья, завивала свои чудесные длинные волосы, красила густые ресницы. Женька надеялся, что Вера неожиданно заболеет, что прямо сейчас войдет ее мать и, как обычно, обнаружит за ней какую-нибудь оплошность и в наказание не пустит на это мерзкое свидание; что Вера так сильно обожжется этой горячей плойкой, что ее придется везти в больницу. Пусть порежется, сломает палец, сожжет квартиру – все, что угодно, лишь бы она, Его Вера, не ушла к этому парню, чтобы он не увидел ее теплой улыбки, не взял за белую ладонь и ни за что, никогда не посмел обнимать!
Но этого не случилось. Новые розовые балетки оказались Вере в пору, и она даже не забыла запереть квартиру. Только споткнулась несколько раз по дороге. В кафе оборвался ремешок сумочки, и все ее содержимое вывалилось на пол и разлетелось по залу. Вера улыбалась весь вечер. Даже когда пролила суп и уронила на коленки шарик шоколадного мороженного. И когда случайно опрокинула свечу, и скатерть на столе загорелась. Летучая мышь сказала, что это от счастья. Женька не поверил. Теперь он до конца повзрослел и точно знал, что счастья не существует.

8. Совершеннолетие

Женька склонился над рекой и, окунув нож в черную воду, смыл с него остатки щетины. Проверяя нет ли ни где порезов, он несколько раз провел ладонью по выбритому лицу. Да, летучая мышь права, без бороды он выглядел моложе. Ему двадцать шесть лет – это немного по меркам живых людей, но в аду эти проведенные восемнадцать лет были вечностью. Сегодня было ровно восемнадцать лет – прямо как совершеннолетие.
– Будешь праздновать? – летучая мышь, как всегда, вертелась рядом. Женька к этому давно привык и в последнее время не трудился отвечать на ее глупые вопросы.
– А вот ты зря меня игнорируешь, – обиделась тварь. – Я в твоей судьбе не последнюю роль играю. Кто все эти годы был твоим проводником и давал мудрые советы? Осмелюсь даже считать, что это благодаря мне ты достиг таких высот. Да-да, и не смотри на меня так! Ты был никем – глупым ребенком, который покончил с собой из-за игрушки. А теперь? Теперь тебе объявляют благодарность! А что получаю взамен я – холодное безразличие?
Женька поправил воротник шелковой алой рубашки, наполировал до блеска черные лаковые туфли и, бросив взгляд на клонившееся к закату синее солнце, перевел дух.
– Пора. – Тихо сказал он.

Часть II. Вера

Умеют ли неудачники летать?
Я – классическая неудачница. Уверена, если бы мне захотелось взлететь, и будь у меня настоящие крылья, они бы отвалились при первом взмахе. Такая уж я. Где бы ни находилась, чтобы ни делала, вокруг происходят одни неприятности: либо безумные до грусти, либо смешные до нелепости; но чаще – до нелепости грустные. К примеру, месяц назад я решила помочь одной старушке донести ее тяжелую коробку. Она с радостью согласилась и доверила мне эти дорогие и хрупкие хрустальные бокалы, которые она купила, чтобы подарить на свадьбу своей внучке. Внучка была пианисткой, ее жених композитором, а я… Я так заслушалась романтичной историей их знакомства, что наступила на хвост голубя. Голубя! Вряд ли хоть один нормальный человек наступал на голубя. И эта светлая «птица мира», взлетая, выбила у меня из рук коробку. Ясное дело, что миром эта история не закончилась. Помимо того, что я была растяпой, неспособной пройти и двух метров без приключений (так заявил потом мой брат), так еще оказалась слабачкой и плаксой, молившей о прощении на коленках. Между тем, старушка оказалась злобной ведьмой, которая не только заставила меня заплатить за бокалы вдвое дороже (моральная компенсация), но и, принимая деньги, осыпала меня всеми возможными ругательствами. И никогда я не забуду ее слов: «безрукая тварь», «скотина», «безмозглая курица», «убожество» – они возникают в моей голове каждый раз, когда я случайно опрокидываю стакан с водой, когда, пытаясь поймать муху, обрываю мамины занавески, или когда спотыкаюсь во время бега на физ-ре. Мама тогда решила, что у меня депрессия и записала к психологу. А депрессии у меня не было! По крайней мере, до того, как я стала ходить к психологу. Там-то меня и научили разбирать свою жизнь по чашечкам и тарелочкам.
Меня зовут Вера и сегодня мне исполнилось восемнадцать лет.
У меня короткие ноги, огромные щеки и коричневые волосы. Я часто спотыкаюсь, ничего не умею и постоянно плачу.
Люблю читать любовные романы и петь. Петь у меня, естественно, не получается. У меня ничего не получается.
Я ненавижу носить платья, готовить, умываться и спать. Спать я совсем не могу – мне постоянно снятся кошмары.
До тринадцати лет у меня была подруга, но потом она решила со мной не дружить. Почему, я не спрашивала, просто ревела месяц.
До пятнадцати лет я была круглой отличницей, но потом поссорилась с Алиной Лавровой и она сказала учителям, что я у нее списывала на математике, на геометрии и на истории. Хотя я не списывала. Но мне никто не поверил – мое слово ничего не значило перед словом дочки директора школы. С тех пор я учусь в три раза больше, чтобы получать хотя бы четверки.
И еще я была влюблена. Сначала никто не знал о моих чувствах, но потом Алина нашла мой дневник (не школьный, а личный), и мои чувства оказались разбросаны, как мусор, по всем коридорам и углам нашей старой убогой школы.
В семнадцать я обладала полным комплектом качеств настоящего неудачника – я была одиночкой, зубрилой и посмешищем. Хотя этого тоже мало для жизни, цель которой превратиться в смердящую кучу мусора.
И тогда Андрей Васильков пригласил меня на свидание. Я честно старалась не верить своему счастью. Ведь не могло быть такого, чтобы узнав о моих чувствах к нему из общедоступного всей школе дневника, он понял, что тоже ко мне не равнодушен? Нет, не могло. Я поверила всего лишь на несколько часов и убедилась в обратном наутро после нашего свидания и проведенной вместе ночи. Он скинул мне ссылку на замечательное, мастерски смонтированное кино, с сюжетом «черной» американской комедии и в главной роли со мной.
Думаю, дальше так нельзя. Я могу прожить девятнадцать, двадцать, тридцать, сорок лет, но ничего не изменится. Все будет становиться лишь хуже – с каждым днем, с каждым часом, с каждой минутой.
Конечно, мне страшно: я стою на тонком бордюре заброшенной девятиэтажки и мои пятки над пропастью. Я жду знаков: крика вороны, вспышки молнии, ветра в лицо – чего угодно, что толкнет меня и я наконец-то сделаю этот шаг назад. Но ничего этого нет… Я же неудачница. Придется без помощи.
Умеют ли неудачники летать?
У меня, наверное, получится. Ведь я хочу упасть, а не полететь.
Мои глаза закрыты, а руки расставлены в стороны будто крылья.
Воздух слишком легкий – он едва ощутимо обволакивает меня в полете и очень мягко, как, наверное, может только воздух, просачивается сквозь пальцы. Я резко сжимаю руки в кулаки: «ах, если бы можно было схватиться за воздух…» Но это невозможно, я лечу.
Что-то мне не расхотелось умирать.
Моя вечно несчастная и оказавшаяся такой короткой жизнь бросает в меня из глубин моей собственной памяти цветные картинки – яркие, как вспышки, радостные и добрые. Только хорошие картинки. Вот, я на море – с родителями и старшим братом – своей семьей, папа учит меня плавать, а брат подкрадывается сзади, чтобы сунуть медузу мне в купальник. А вот мы в лесу на шашлыках: вокруг теплая разноцветная осень и мы до ночи поем песни у костра; а наутро мы насобирали полный таз грибов. Сегодня на день рождения бабушка (моя добрая хорошая бабушка) подарила мне красное шелковое платье – то самое, о котором я мечтала.
Мечта… Я мечтала стать самым лучшим модельером всех времен. И даже подготовила портфолио для поступления в институт дизайна. Почему же, стоя на крыше, я не вспомнила о своей мечте?
Боже, как больно! Даже тяжелый удар о землю не идет в сравнение с той болью, которая сейчас, словно тупыми спицами, протыкает мою мечту и разрезает на тряпки то малое, что осталось от несчастной и убогой меня.
Проходит еще немного времени и вот зеркало, в котором я только что видела свое отражение, осыпается, и на его месте появляется пустота. Мне страшно, и я не хочу идти в эту пустоту, но она засасывает меня и смыкается за спиной, как пасть чудовища.
Не понимаю, что происходит: я помню удар о землю, помню боль, помню, что жизнь, уходя, пролетела перед моими глазами. Тогда почему я все еще есть? Прыгая, я рассчитывала, что этим все и закончится… Ах, ну да… Я же неудачница – моя попытка, наверняка, тоже не удалась.
Я осторожно открываю глаза, но ничего не вижу кроме плотного красного тумана. Потом туман рассеивается и сквозь него ко мне идет человек. Он ужасающе огромный. Длинные волосы черным ореолом обволакивают его жестокое, как будто вырубленное из камня, лицо, а серебряные глаза посылают в меня холодные молнии. Я знаю его – это демон моих кошмаров. Он являлся ко мне почти каждую ночь половину моей сознательной жизни. Это из-за него я боюсь спать… Значит, я снова сплю? Как хорошо! Впервые я рада ночному кошмару. Это означает, что не было никакого прыжка с крыши, не было падения, чудовища. Сейчас я проснусь, и все будет как раньше. Вот-вот. Совсем скоро. Уже немного. Нужно только открыть глаза. Но мои глаза и так открыты – они в ужасе следят за тем, как он, демон, подходит ближе. Я хочу ущипнуть себя и проснуться, но руки и не слушаются меня. Моя шея тоже парализована. Я пытаюсь встать и бежать, но не могу – кажется, в мои ноги вбиты ржавые гвозди.
– Еще одна недалекая! – раздается у меня над ухом скрипящий голос. – Эй, твоя девица ничего не понимает!
Мой ночной кошмар склоняется надо мной и, обхватив ладонями мою шею, резко выворачивает ее вправо. Снова боль. Демон трогает мои плечи, руки, ступни и каждое его прикосновение тоже сопровождает боль – слепящая, удушливая и долгая. Я поняла: он вправляет переломанный мной при падении кости.
– Еще большой палец на ноге надо вправить, – скрипит все тот же голос.
Тут же я слышу хруст.
– Теперь все. Вставай, – приказывает мой мучитель.
Страх сковывает меня, но я собираюсь силами и поднимаюсь. Подо мной земля – грязь и лужи. Мои ноги совсем ватные, а коленки не перестают дрожать. Еще секунда и мои ноги снова предают меня. Но я не успеваю упасть – меня подхватывает большая твердая рука демона. Он поворачивает ко мне голову и врезается в лицо стальным взглядом. Его горячая ладонь касается моего тела и я знаю, что она оставляет на нем ожоги. Но я ничего не делаю. Мне нельзя отстраняться. Да и незачем. Я могла бы закричать, но откуда-то взявшееся шестое чувство, которое никогда раньше меня не посещало, запретило так делать. Как будто сейчас все будет хорошо. Странно, в месте, в котором я оказалась хорошо, быть не может.
– Теперь ты поняла? – спрашивает демон.
– Поняла, – киваю я. – Но ты скажи.
Его ладонь на моей талии сжимается, губы замирают у виска, а дыхание, укутывая разум в морозный кокон, посылает ему звонкое эхо:
– Я долго ждал тебя, Вера. Добро пожаловать в ад.

Иван Петрович Белкин
Иван Петрович Белкин родился от честных и благородных родителей в 1798 году в селе Горюхине. Покойный отец его, секунд-майор Петр Иванович Белкин, был женат на девице Пелагее Гавриловне из дому Трафилиных. Он был человек не богатый, но умеренный, и по части хозяйства весьма смышленный. Сын их получил первоначальное образование от деревенского дьячка. Сему-то почтенному мужу был он, кажется, обязан охотою к чтению и занятиям по части русской словесности. В 1815 году вступил он в службу в пехотный егерской полк (числом не упомню), в коем и находился до самого 1823 года. Смерть его родителей, почти в одно время приключившаяся, понудила его подать в отставку и приехать в село Горюхино, свою отчину.

1 комментарий

Оставить комментарий