«Двое на краю города», автор Александр Евсюков

— Ээй, шмаруха, стой…

Услышав и поняв, что в пустом переулке этот оклик может относиться только к ней, женщина не ускорила шаг, не кинулась бежать, согнувшись, как попытались бы другие. Она резко, но не торопливо развернулась, встречая судьбу, зашедшую со спины, и даже приготовилась бороться, пока не оставят силы.

Приближались двое. Быстро переглянувшись и поняв, что догонять её не придётся, они двинулись медленнее, почти вразвалку. Женщина смогла их рассмотреть: один – долговязый и тощий, в потрёпанной кожаной куртке, другой – приземистый, и налитой, в трениках и низко надвинутой бейсболке. Похож на бывшего спортсмена, только с округлым брюшком. Вместе напоминали комическую пару. В других обстоятельствах она бы заулыбалась. Но не сейчас, когда вокруг никого, кроме вон того грязного доходяги возле мусорки. Тощий нарочно отстал на шаг и сместился к правому краю щербатого асфальта. Треники заходили чуть слева, с ухмылкой обнажая скол на переднем зубе, и протягивая руку:

— А ну, давай сюда…

Женщина замерла, а потом ударила на выдохе с коротким замахом. Кажется так ее учили когда-то в юношеской секции самообороны. И теперь она отбивалась: сумкой, кулаком, коленом, целясь между ног. Стремительно, как на перемотке, в памяти пронёсся тот давний – между школой и институтом – случай в лесопосадке, когда она со всей яростной дури отходила несостоявшегося насильника сорванными трусами по его ошалевшей морде. И он вдруг опомнился, с красным лицом бормоча свои нелепые извинения, помог ей собраться, отряхнул накидку, подал стопку учебников с налипшей грязью на обложках и даже проводил через пустырь до освещённой улицы.

Но эти двое были настроены серьёзно, их со следа не собьёшь. С тяжелым сопением её стукнули по голове и перед глазами запульсировали ржаво-розовые пятна. Сумку резко дернули из рук и оттуда всё посыпалось и зазвенело. Она решилась толкнуть одного, лучше тощего, чтобы он помешал другому, и сразу во весь дух бежать до поворота, а там люди, освещение, магазины, раньше даже был пост с гайцами. Там её увидят и спасут. Она отступила на шаг, чтобы оттолкнуться, и вдруг услышала, как каблук подламывается, и поняла, что нога предательски скользит, и уже никто не даст ей подняться, и навсегда теперь только эти двое, и заорала во весь голос. Что-то заостренное тускло блеснуло у тощего в руке. Сзади оглушающим эхом завопила сигнализация дряхлой иномарки.

— Завали хлебало, сука, — прошипели треники, размахиваясь, чтобы выключить наконец эту бешеную бабу.

И тут сбоку раздался треск. Сучковатая доска переломилась от удара. Долговязый нелепо заплясал и рухнул рядом с женщиной лицом вниз. Его напарник отпрянул, закрываясь руками.

— Ты чё, бомжара? – за нахрапом сквозанул страх. Он вдруг остался один, а тот, кого он считал пустым вонючим местом, стоял напротив, решительно сжимая щепастый обломок.

— Отвали от нее, — глухим голосом ответил бомж.

— Ладно. Подруга твоя, что ли? Извини. Братана заберу только…

Бомж отступил чуть в сторону, пропуская, и в этот момент противник сорвал с головы бейсболку и швырнул ему в лицо. Следующим движением схватил за грудки и повалил в грязь. Доска отлетела в сторону. Они пихали друг друга короткими тычками. Но грабитель в трениках брал своё весом и уже оседлал нежданного заступника.

Женщина высвободилась из туфлей. Надо было бежать, пользуясь передышкой. Туда, на освещённую улицу, на которой привычный и надёжный дом с уютной квартирой. А эти пусть разбираются сами.

 

От прогретой к вечеру майским солнцем земли поднимался парок. Филин сидел на сложенных кирпичах, прикрытых толем, и нежился в лучах этого тёплого закатного солнца, обдуваемый свежим ветерком. Только теперь он окончательно укреплялся в мысли, что ему удалось пережить зиму. Он встал, подошёл к крайнему мусорному баку, надеясь собрать несколько пивных банок, когда увидел их. Они стояли в тени возле подъезда, кого-то поджидая и негромко переговариваясь. Попробовал припомнить, видел ли он их в другой одежде, но не мог.

А потом в переулке появилась она. В её походке было что-то от школьницы, которую отпустили с продлёнки. Она шла бодро и открыто и казалась намного моложе своих лет. Её он точно здесь не видел. Вот прошла мимо баков и мимо подъезда. Филин нагнулся, отодвигая к самому краю сучковатую доску.

А когда поднял голову, увидел, как те двое подступают к ней. Как она не даётся и размахивает сумкой. Дурёха или, правда, смелая, подумал он, опираясь о железный край бака. Так или этак, но у него никаких сумок нет и ему давно не должно быть до этого никакого дела. Но тут он услышал протяжный крик боли, окончательный призыв – прекрасная дама звала его, избавителя. И влекомый какой-то беспощадной силой, он со всей угрюмой решимостью рванул с места – и вписался за неё.

Один свалился легко, как кегля. А вот второй прикинулся, что всё уже кончилось, что они сейчас разойдутся краями, и купил его на простейший трюк. И вот он, Филин, оглушённый ударами, с прижатой к асфальту рукой, ворочался снизу. Дублёная кожа уже не спасала. Затихшая было сирена взвыла снова. Он оттолкнулся ногой, пытаясь выползти, и вдруг почувствовал облегчение — удары стихли и на нём никого уже нет.

— Очнись, очнись, — Филина трясли за рукав.

— Эй, вы! Менты щас приедут, — раздался голос. Мужик в нелепом плаще поверх трусов и майки с лопатой наперевес топал от подъезда к верещавшей машине: — Кто мою пташку тронет, капец тому!

Филин поднялся и трусцой побежал, скрываясь за гаражами. Метров через двести он обнаружил, что женщина, прихрамывая, бежала следом. Озадаченный, он остановился.

— Ты куда? Иди назад. Приедут, заодно и повяжут их.

— Я не пойду, — она замотала головой.

Озадаченный Филин потёр ушибленное плечо:

— Тут недалеко берложка у меня.

 

Они сидели под навесом и слушали, как накрапывает дождь. Оказалось, что женщина убежала босиком. Филин достал из сухой и глубокой нычки кусок облезлой овчины и положил ей под ноги. Расстелил самую чистую клеенку, но неистребимая вонь шла и от неё. Он разжёг маленький костерок из щепок и разломанного реечного ящика, и ещё раз вгляделся в её лицо, обрамлённое растрёпанными светлыми волосами, будто проверяя смутную догадку.

— Ты в какой школе-то училась?

— В одиннадцатой…

— Тебя что ли Люда звали?

Она кивнула.

 — Вспомнил, ты старостой была. А я ушёл после девятого.

— Коля?.. – спросила она, испуганно всматриваясь в незнакомое лицо цвета запылённого кирпича, и тут же поправилась: — Нет. Лёша?..

— Был Лёша. Теперь меня Филином зовут.

Люда его почти не помнила и назвала наугад. Сколько лет-то прошло. Почти тридцать…

— Почему одна была?

— Потому…

Муж не встретил её с корпоратива. Ты ведь сама дойдёшь? Легко, сказала. Правда, устал или не мог оторваться от вечной компьютерной стрелялки. И она поехала, но в троллейбусе тесно и душно, а так нужны были простор и ветер. Нарочно сошла на одну остановку раньше. Не перепутала, нет. Идти было так легко после шампанского, как будто и земли не касаешься. А потом эти двое…

— Задала ты им.

— Ты тоже. Вот этого они совсем не ждали.

Филин кивнул.

— Я один тут, в основном. Мало общаюсь. У меня сын был… есть. Тихий рос, послушный, уроки делать любил. А как во взрослую жизнь вышел, так сразу навешали ему ушлые дядьки лапши до самого пола. Что очень уж он толковый и, значит, должен у него быть свой бизнес. А остался в долгах, как рыба в сетке. Раз звонят и заходят три амбала. Один в комнате закурил, а двое выносят от нас телевизор, холодильник и что там было. Говорят, это на первый раз, скоро навестим ещё. Жена молчок. И сынок у стенки перепуганный. Но я-то. Когда входили бандюки, как к себе, сразу понял, что с ними и с тем, сколько сын им должен, мне не совладать. Не справился. Проблеял что-то невнятное и дверь за ними прикрыл. Эти двое-то, которые сегодня, шпана рядом с теми. Как же стыдно, что ничего… А ведь думал о себе. Лучше думал. Сына прятать пришлось, отправлять далеко и слух пускать, мол, погиб сдуру… Перевирали потом по-всякому. Утоп, сгорел, разбился. А я в роль вошёл, запил и, правда, ушёл в штопор надолго. И жена сидела-сидела как-то возле меня пьяного, да и сковырнула с ноги родинку с полкопейки, не спасли потом. Деньги ушли на сына, чтобы пригасить часть долга, а его спрятать понадёжнее.  Да ещё похороны – вот и не стало квартиры. Вот так весело всё.

Он помешивал палкой тлеющие угли, украдкой потирая места ушибов.

— Как же ты? – прошептала Люда. — И в больницу не пойдешь?

— Ничего. Заживёт, как на собаке.

— А эти? Будут тебя искать?

— Да ну. Кому я такой нужен…

— Мне, — от души произнесла Люда.

Он замолчал, пережидая что-то внутри. Встал:

— Не надо этого…

И шагнул наружу, подставив лицо под дождь, отмываясь от всех этих месяцев.

— Надо…

Капли мерно барабанили по навесу.

Она прикрывала глаза и слушала. Затем положила его руку себе на колени.

— А у тебя там кто-то есть? – глухо спросил Лёша.

Люда подумала и сказала:

— Нет, наверно. Дочь давно выросла. А кошка меня любит меньше, чем его.

Она улыбнулась и утомленно закрыла глаза. Он крепко прижал её к себе.

Вот всё и решилось. Люда осталась с ним. До утра. До вечера и дальше.

Удивительно, что никто ее не искал. Окончательно поняв, что их ничего не держит, они выбрали день и вместе пошли в другой город. Вышли рано утром, сделав крюк, – напоследок Люда решила посмотреть на окна бывшей своей квартиры на третьем этаже. Стояла и вглядывалась. Кошка мелькнула рыжим пятном на подоконнике. Белые цветки герани вздрагивали на сквозняке. Мужа она так и не увидела.

 

Она прикрывала глаза и слушала стихающий перестук дождя. Как это близко от нормального жилья и как будто в другой галактике. Филин глотнул огненной воды, чтобы тело привыкло к боли. И вскоре сам бессильно обмяк. Что-то привычно важное выдернули у него из-под ног и теперь он всё падал и падал, пробивая собой непрочные перегородки, ударяясь, задевая какие-то невидимые ему выступы то боком, то плечом, то коленом, раздирая кожу и ощущая только приглушённые страдания, но никак не в силах достигнуть последнего смертного дна.

— Ты, правда, не уйдешь сейчас? – пробормотал он, засыпая.

— Не бойся, спи, — ласково ответила она.

Люда сидела над ним и с тоской смотрела в темноту. Там у неё нормальная жизнь, с мужем в стрелялках, с орущей кошкой и с дочкой по праздникам. Нет, не может она здесь остаться. Шёпотом напевала какие-то слова на мотив колыбельной, в отсветах углей глядя на его коричневое, но уже не запылённое, а умытое лицо с трещинами на губах. Он дышал всё ровнее. Она наклонилась и закрыла глаза, но тут же заставила себя открыть их. И поцеловала его в запекшиеся губы – сначала благодарно, а потом по-настоящему. Он ответил ей из глубины далёкого сна, но так и не проснулся окончательно, а когда она подняла голову, чего-то ожидая, даже захрапел.

Она поняла, что он отпустил её. Дождь кончился. Люда тихо поднялась и пошла босиком под свежими омытыми звёздами медленно и благодарно.

Иван Петрович Белкин
Иван Петрович Белкин родился от честных и благородных родителей в 1798 году в селе Горюхине. Покойный отец его, секунд-майор Петр Иванович Белкин, был женат на девице Пелагее Гавриловне из дому Трафилиных. Он был человек не богатый, но умеренный, и по части хозяйства весьма смышленный. Сын их получил первоначальное образование от деревенского дьячка. Сему-то почтенному мужу был он, кажется, обязан охотою к чтению и занятиям по части русской словесности. В 1815 году вступил он в службу в пехотный егерской полк (числом не упомню), в коем и находился до самого 1823 года. Смерть его родителей, почти в одно время приключившаяся, понудила его подать в отставку и приехать в село Горюхино, свою отчину.

1 комментарий

  1. Добрый день)
    К сожалению, не было возможности присутствовать на обсуждении ваших рассказов, но я их прочитала давно еще, но до сих пор осталось послевкусие от увиденной картинки, и не проходит, и хочется высказаться. Для меня признак хорошего рассказа — видеть текст, как фильм, который читается/смотрится без отрыва, на одном дыхании. А в ваших историях я увидела все: от начала до конца, прекрасная атмосфера, образность — глубокая, многослойная по ощущениям, все черточки персонажей, характер, окружение прописаны. Говорю, как просто читатель — рассказы эмоционально, с настроением прошли сквозь мое восприятие. Несла эту мысль на обсуждение к клуб, до которого, увы не дошла. Пишу здесь.
    У вас есть где-то другие рассказы?

Оставить комментарий