Погружение в Левиафана

1.

Доктор Стивенс проснулся от короткой мелодии.
Ноты, как леденцы, подпрыгнули над его головой и исчезли с шипением.
Он недоверчиво приоткрыл глаза, чтобы проверить, так ли было на самом деле, как ему показалось.

Убегающая полоска света из коридора сузилась в тонкую светло-синюю нить, и автоматическая дверь с шипением закрылась.
На столе стоял термос темно-серебристого цвета, пулеобразной, обтекаемой формы.
Под ним белел запечатанный конверт, слегка вспухший от воздуха.
Стивенс догадался, что конверт и цилиндрический термос принесли только что, и он застал мелодию и шипение закрывающейся автоматической двери.
Комната отеля, в которой он остановился, казалась полностью герметичной: в ней не было окон. Столы и стулья, словно кубические волны, поднимались из поверхности пола. Кровать таким же геометрическим прямоугольником всплывала снизу, а затем плавно и бесшовно утекала в пол своими краями.
Стивенс приподнялся на локте и, кашлянув, сказал: «Свет».
Помещение стало медленно заполняться свечением с потолка, распространяясь по его поверхности.
Доктор поднял термос и, прошелестев конвертом по столу, подхватил его на самом краю, снова откинулся на кровать, распечатал едва склеенные края бумаги.
Из-за белого воротничка конверта выглянул ровный бархатистый листок фиолетового цвета.

В письме витиеватым шрифтом было напечатано:
«Уважаемый, Джеральд Стивенс!
Туристическая компания «Путешествие в морские миры Юпитера» приветствует Вас на борту своей плавучей гостиницы.
Прежде чем Вы перейдете к Путешествию, ознакомьтесь с несколькими важными Правилами:
1. Во всем прислушивайтесь к Вашему инструктору.
2. За 2 (два) часа до Путешествия выпейте подготовленный тонизирующий чай, приготовленный из местных экзогенных растений. Он поможет Вам максимально быстро приспособиться к окружающей среде Юпитера.
Важно соблюдать время приема чая, т.к. его состав и уникальный рецепт, разработанный эксклюзивно для Вас, рекомендован нашими ведущими специалистами-медиками.
3. Во время Путешествия запрещено использовать фотографические, звукозаписывающие и иные средства фиксации событий (согласно Закону об Авторских Правах на имущество и оказываемые услуги ч.2343434, р.9877977/838490800, п.45545/43322/00988/32323423234).
Туристическая компания «Путешествие в морские миры Юпитера» желает Вам приятно провести время в Путешествии.»
Стивенс крепко зевнул и, небрежно запихнув письмо в конверт, уронил его на пол.

Через пятнадцать минут он стоял в коридоре перед огромным информационным стендом, ожидая инструктора.
На стенде была изображена история возникновения туристического бизнеса Путешествий. Крупными буквами и цифрами обозначались ключевые даты и события, мелкими – более детальная информация.
Ярко-синий цвет, фирменный и знаковый для всего этого бизнеса, заполнял стенд, начинаясь бледным сизым оттенком от левого края и увеличивая далее интенсивность.

Уверенной походкой к Стивенсу подошел бодрый широкоплечий мужчина с изящной талией и выразительными ногами. Его лицо, как у тренера по фитнессу, выражало энергию и решимость.
— Здравствуйте, — протянул руку мужчина, — я ваш инструктор. Меня зовут Альберт.
— Здравствуйте, я…
— Да, я знаю, как вас зовут, — лучезарно улыбнувшись, звонко опередил Стивенса инструктор. — Вы уже выпили чай?
— Да, — небрежно ответил Стивенс, — но я хотел бы…
— Тогда поспешим, — Альберт уверенным жестом пригласил Стивенса пройти вперед. — Сейчас короткое повторение инструктажа — и мы начнем Путешествие.

Стивенс и Альберт пошли по коридору в приятном, бодрящем синем освещении.
По пути инструктор вкратце повторил то, что Стивенсу было уже давно известно. Ему даже пришлось сдать что-то вроде мини-экзамена, чтобы попасть сюда.
Перед посадкой в челнок инструктор остановил Стивенса и, разведя руками, извиняясь, сказал:
— Перед посадкой я должен убедиться, что у вас нет с собой фотографирующих и иных средств фиксации. Таковы правила.
Стивенс добродушно развел руки, подняв локти над подмышками и чуть шире расставив ноги.
Инструктор быстро и профессионально похлопал его по телу в нескольких местах, удостоверившись, что все в порядке.
Затем они надели костюмы и вошли в челнок.

Как только двухместный шлюп взлетел с плавающей платформы, в переднее окно стала видна мрачная пустая поверхность планеты, утыканная скалами и устеленная обнаженными пластами гор.
Казалось, что планета представляла из себя огромный булыжник, покрытый в местах, где поверхность проваливалась глубоко вниз, глухими холодными морями.
Пятьдесят лет назад здесь были начаты разработки по добыче минералов.
Но быстро наступившее разочарование разработческих фирм — ничего полезного каменистая планета не сулила — вновь вернула сюда первозданную тишину.
Так длилось, пока около пяти лет назад ее не взяла в аренду крупная туристическая корпорация.

Собственно, сама планета называлась не Юпитер, а Ю3253545-78676-П.
Для краткости промышленники называли ее то «Юпом», то «Юпитером».
Здесь не было ничего, кроме скал и воды. Местная почва едва ли напоминала слежавшиеся слои пыли. Растительность и микроорганизмы обитали только в морях и, казалось, не представляли для науки никакого интереса.
Планета вращалась мрачным, холодным, тускло-ржавым островком каменной материи, вероятно, с самого начала времен. Далекое солнце выглядело на его горизонте едва ли тусклой электрической лампой.
Ничто не предвещало галактической славы планеты.

Около десяти лет назад здесь побывала экспедиция из нескольких крупных ученых-маринистов, которые составили карту морского дна и совершили крупнейшее научное открытие.
Оказалось, что в глубинных слоях морей обитает единственный вид крупных многоклеточных животных. Условно их назвали «китами».
Это были громадные мешкообразные морские существа, по форме отдаленно напоминавшие китов. Они обитали почти на самом дне, плавали медленно, и, не имея вообще никаких естественных врагов, жили неизвестно сколько долго, питаясь глубоководными растениями.

Впоследствии ученые установили, что у планеты в прошлом была гораздо более интересная фауна и флора, которые, погибли вследствие неизвестной космической катастрофы.
Дальнейшее изучение дало совершенно удивительные результаты.
Оказалось, что эти «киты» не размножаются, мозг их удивительно мал, и они, скорее всего, последние представители своего рода. Всего таких «китов» было обнаружено три. Но это все было бы просто любопытным фактом, если бы не следующее открытие.

Слова ученого, побывавший внутри одного такого «кита», заставили весь научный мир прийти в замешательство.
То, что предстало его взгляду, сначала приписали состоянию галлюцинации.
Вот в каком виде вошло описание увиденного во все научные журналы:

«Когда я проник внутрь Левиафана (так наша команда называла именно эту особь), чтобы исследовать его внутренние органы, то сначала обнаружил чрезвычайно вместительный пещерообразный пищевод. Достаточно сказать, что батискаф для двух человек плавал внутри него совершенно свободно.
Все пространство внутри было заполнено морской водой, состав которой, как показывали индикаторы, был совершенно идентичен поверхностной воде, без всяких примесей.
Лампы осветили огромный пищевод, и я уже готов был двинуться дальше, к предполагаемому желудку, когда внезапно вся электроника и электрика в кабине перестала работать.
Я остался в полной темноте. Рация молчала. Я был один. Без напарника.
В голове пронеслось несколько вариантов спасения из чрева Левиафана, но все они были практически неосуществимы.
В полнейшей, поистине библейской темноте, я нащупал приборную панель и по памяти попытался найти клавиатуру и перезапустить компьютер.
После первых же попыток я понял, что все бесполезно.
Возможно, Левиафан выкачал каким-то образом все запасы аккумулятора, подумал я.
Я испытал ощущение ужаса.
Я не чувствовал никакого внешнего движения… ни малейшего намека на то, что где-то есть внешний мир… ни даже малейшей возможности его существования.

Я почувствовал, что есть только я… только мое одинокое, одиночное, индивидуальное «я». Мое дыхание, мое невидимое тело — все это осталось как будто за бортом моего «я». Точно так же, как где-то за бортом батискафа оставалась вся бесконечная Вселенная.
От ужаса мне стало душно, казалось, я начал задыхаться. Здравый смысл подсказывал, что запасов кислорода хватит как минимум на сутки, что коллеги знают, что я спустился на дно. Что вероятность найти меня все-таки существует.

Я начал успокаиваться, хотя понимал, что вероятность спасения очень мала.

Вдруг передо мной вспыхнул ярко-синий свет, такой, каким обладает плазма в молниях. Я подумал, что ожила приборная панель.
Но после долгой абсолютной темноты свет показался невероятно ярким, и пришлось прикрыть глаза руками, чтобы постепенно к нему привыкнуть.
Немного привыкнув к свету, я увидел, что он идет снаружи батискафа. Ярко-голубой, приятный и гипнотизирующий.
На место недавнего чувства ужаса пришло чувство глубокого спокойствия и глубочайшего удовлетворения. По телу разлилось тепло, возникло ощущение гармонии и цельности с миром. Словно я был огромным неуязвимым существом, всемогущим и бесконечным.
За окнами батискафа свет из очень яркого стал умеренным, как будто он образовывал вокруг себя пространство.
Я придвинулся к иллюминатору и увидал то, что было невозможно увидеть здесь, внутри чрева животного.

Батискаф парил в открытом космосе.
На большом расстоянии от скопления звезд. Относительно рядом располагалась звезда с несколькими планетами, чьи серпы контрастно высвечивались из мрака.
Передо мной, казалось, совершенно вплотную, двигалась планета, из-за сферической поверхности которой вырывалось яркое сияние еще одного солнца.

Если кому-нибудь из людей и приходилось испытывать ощущение вечности, бесконечности или чего-то подобного, то ничего более осязаемого, реалистичного и даже физического, чем ощущение, которое я испытал, невозможно представить. Мне казалось, что я шагнул в открытый космос и стал его частью, не потеряв себя».

Батискаф, по словам ученого, затем удалось вполне нормально вывести из чрева «кита». Но перед этим произошел «как бы взрыв», который выбросил подводное средство из космоса обратно внутрь животного.
Конечно, прежде чем опубликовать эти сенсационные сведения, было совершено еще несколько «погружений в Левиафана» — всего семь. И все они повторяли картину первого.

2.

Когда Стивенс впервые услышал об этом четыре года назад, он подумал, что это чушь. Он тогда работал в крупном издательстве «Сенсации третьего тысячелетия». Издание, которое вполне себе как раз специализировалось на подобных материалах. И тогда именно ему поручили сделать небольшое расследование на эту тему.
Материал был совсем свежий, от него веяло сенсационностью, неожиданностью и, возможно, большим интересом публики.
Чутье подсказывало, что все этот липа: далекая серенькая планета, морские чудовища, экзистенциальные откровения ученого. Хороший сюжет для плохого фантастического романа. Но обычно бульварная пресса из этого как раз и состоит.

Стивенс подготовил шикарный материал на тему «китов».

Благодаря своим старым связям в научном мире, он откопал самые интригующие подробности. Через вторых и третьих лиц взял интервью у нескольких ученых, приближенных к самому близкому кругу посвященных. И — самое главное — опубликовал рисунки этого Левиафана, начертанные именно тем самым ученым, который первый совершил «погружение в Левиафана».

Большая статья, над которой трудился весь отдел Стивенса и подписанная единолично его фамилией, через несколько дней после первой публикации появилась в большинстве научно-популярных и околонаучных журналах мира. Перепечаткам, плагиатам и компиляциям не было числа. Во всех них узнавался фирменный стивенсовский стиль изложения. Стивенс писал легко, иронично, как будто подспудно посмеиваясь над читателем. Тем же, кто его не знал, т.е. большинству читателей, стиль изложения казался серьезным и заслуживающим доверия.

Во всей этой истории, как был уверен сам Стивенс, но, конечно, не распространялся об этом читателям, был только один правдивый факт: Джеральд Стивенс, действительно, был доктором наук, как об этом гласила подпись в конце статьи.

Статья наделала много шума не только среди читателей. Через некоторое время ее продолжением в умах человеческих стал миф — даже среди самих журналистов и писателей — о гигантских и мудрых «левиафанах», обитающих на «философской планете» и дарующих людям невероятные душевные прозрения.

Примерно через полгода после публикации, когда Стивенс уже возглавлял все редакционные отделы корпорации, — о слава мира! — к нему с самого верха поступила просьба подготовиться к серьезной беседе с представителями крупнейшего туристического агентства.

На беседе присутствовал сам генеральный директор издательства, руководители отделов рекламы и маркетинга. Беседа велась в очень приятном и дружеском ключе.

Туристическое агентство владело правами аренды на планету Ю3253545-78676-П. Там же оно было намерено построить очень выгодный и новаторский туристический бизнес.

Издательству, которое уже так удачно пропирало саму идею турбизнеса, предлагалось и в дальнейшем, но уже более подробно, освещать эту интересную тему — и уже на правах сотрудничества и совместного вложения средств и извлечения прибыли.

Заключая заседание, представитель агентства, господин Солджер, сказал, сдерживая, но не скрывая улыбку:

— Это исключительной важности научное открытие, которое состоялось недавно на крохотной планете, не может остаться без поддержки мирового туризма, господа. В наших силах организовать к этому открытию наиболее массовый путь. А в ваших, господа издатели, наиболее полно и впечатляюще его освещать. В результате, общая задача, как вы понимаете, через год-полтора окупить все затраты на строительство, развитие инфраструктуры гостиничного комплекса, аренду ресурсов, всемерно и всевозможно распространяемую рекламу.

Улыбка господина Солджера предназначалась только присутствующим и была совершенно недвусмысленной: туристический бизнес на далекой, пустынной планете, организованный специально для очень состоятельных туристов, желающих получить самое впечатляющее и эксклюзивное удовольствие из всех возможных в туризме, был делом чрезвычайно рискованным и дорогим. Однако не менее дорогими, а в перспективе гораздо самыми дорогими должны были стать сами посетители комплекса на отдаленном, холодном, темном, каменном островке жизни во Вселенной.

«Фактически, — подумал тогда с улыбкой Стивенс, — мы все, ну, по крайней мере издательство, уже очень богаты. А выдумка или реальность все эти «левиафаны» — это уже проблема турагентства, которое взяло на себя обязанность воплотить в реальность мечты богатеньких любителей экзистенциальной экзотики».

3.

«Я шагнул в открытый космос и стал его частью, не потеряв себя» — таков был рекламный слоган новой кампании. Слова ученого, подобранные из статьи первопроходца «погружения в Левиафана», сулили путешественникам самые радужные перспективы. А само понятие «погружение в Левиафана» стало нарицательным и широко известным всем, кто хоть немного интересовался открытиями в области экзогенных планет.

Само явление «погружения» стало восприниматься почти как новое чудо света на краю этого самого света. Издательство регулярно выпускало брошюры и всяческие эзотерические исследования на тему «погружения». Популярными стали издаваемые раз в полгода личные откровения туристов, посетивших «новый Юпитер» и переживших ощущения «невероятной полноты и осмысленности бытия», которое давало им пребывание в Левиафане.

Синий светящийся кит стал символом этой тематики.

Постоянно разыгрывались бесплатные или со значительной скидкой путевки на далекий, «новый Юпитер». И в целом идея «погружения в Левиафана» стала заметной частью коллективного медиа-сознания.

Сам Стивенс играл во всей рекламной кампании с «погружением» едва ли не одну из ключевых ролей. Он составил бизнес-план, центральной частью которой, была подготовка массового читателя к выходу книги или целой серии книг «про левиафанов».

Кроме того, планировался выход дорого блок-бастера, который должен был передать массовому зрителю почти в подлиннике все чувства первооткрывателя «китов».

Стивенс долго готовился к книге.

Даже когда все сроки, утвержденные им самим, уже вышли, книга еще не была готова.
Тогда Стивенс решил нанять несколько высокооплачиваемых «литературных негров» для подготовки материалов к книге, которую он хотел подписать своим именем.

Так он объяснял одному из нанятых сотрудников идею будущего литературного шедевра:

«Представь, что ты пишешь нового «Моби Дика».Перед тобой гигантская по размаху и ответственности задача — ты должен написать книгу так, как будто ты создаешь новое литературное творение — Стивенс остановился и поднес к носу ладонь. И, слегка гнусавя, продолжал дальше, уже лицедействуя: — Представь, что ты пишешь «Моби Дика», как будто он еще как бы не написан. Хотя он давным-давно и написан, и прочитан. Тебе нужно обмануть читателя. Но таким образом, чтобы он поверил, что оригинал — это твой труд, а то, что когда-то написал Мелвилл — не более чем литературная параллель к твоей книге. Нет! Не так! На самом деле это Мелвил — плагиатор. Даже, несмотря на то, что его книга вышла гораздо раньше. Запомни! Никакого Мелвилла не существует. Это ты придумал его. Ты придумал как персонажа из прошлого. Он сам твой литературный персонаж».

Стивенс опять остановился и, сбросив с себя маску Мефистофеля, надел личину литературного редактора:

«Так вот, ты пишешь «Моби Дика». Твоя книга — это эпос. Настоящий, пробивающий до слез эпос. В нем все настоящее и большое. Люди гибнут в нем по-настоящему… по-настоящему открывают звезды и галактики, по-настоящему проникают в самую суть человеческого существования. Твои герои — это люди, живущие раз и на века! Это не герои сериала. Все, что они делают, — они делают навсегда. Они создают мир. Потому что открытие неизвестного — это и есть сотворение мира. Мира, до того, как ты открыл его читателям, — не существует! Это самое главное, что ты должен доказать! Но чем отличается настоящий эпос от бульварной поделки, черт побери?! Настоящий эпос обращается к архетипам! Левиафан — вот твой главный архетип! Потом ты берешь архетипы героев — Геракл, Прометей, Ахиллес, Иуда. И строишь из всего этого Тадж-Махал! Почему именно мавзолей? Потому что эпос — это рождение в камне. Он не развивается, он возникает цельным: отныне и навсегда. Эпос — это одновременно памятник и мавзолей его героев. Как строится эпос, никто не знает. Он просто воникает. До того, как люди проснутся. Эпос о Солнце возникает одновременно с детским осознанием, что такое есть Солнце. Но взрослый уже не выдумывает эпоса. Все, что возникло в детстве, должно дать взрослому свой ответ. Вот так должна быть написана книга… Книга должна называться «Погружение в Левиафана».

Именно с этого момента звезда Стивенса стала закатываться за горизонт событий.

Экзальтированное увлечение книгой оторвало его от реальности и обернулось огромными финансовыми тратами. Раз за разом, нанимая новый и новый коллектив дорогостоящих писателей, он, не получив нужного результата, бросал труд на полпути. И начинал все заново. Снова и снова. Книга распухала, становилась эпохально-избыточной, не вмещаясь в рамки того смысла и содержания, которые требовались для рекламного пиара.

Стивенс стал понимать, что хочет создать литературный шедевр. Погоня за призрачным творением, который он временами мнил уже своим, сопровождалась не только фантастическим мечтами.

В результате, генеральный директор, подводя итоги рекламной кампании, не сдерживая раздражения и сарказма, глядя на Стивенса исподлобья прямо в глаза, язвил:

«Мистер Стивенс, я думаю, вы стали уже слишком состоятельным человеком, чтобы работать в нашем издательстве. Кроме того, ваши эксперименты с психоделиками и алкоголем стали слишком известны нашим рядовым сотрудникам. Но заработать столько же на освещении ваших светских дебошей, сколько вы тратите на рекламу, не может даже весь штат сотрудников отдела светских новостей».

4.

Сейчас Стивенс с тоской вспомнил о том времени, когда он только ушел из издательства. Почти полгода он вообще ничего не делал. Резкий, но вполне ожидаемый поворот событий выбил его из колеи. Психоделики и алкоголь прекратились. И остались в прошлой жизни.

И тут он понял, что движущим мотивом последних почти двух лет был образ далекого космического Левиафана. Настоящего… Того, который действительно мог быть…

Стивенс вдруг впервые серьезно задумался, а был ли этот Левиафан на самом деле. В центре его души, проснувшейся впервые за много лет, неожиданно вспыхнул живой огонь интереса к тому, что стояло за этим странным образом мифического существа. Погружение в которое приносило людям чувство чистой экзистенциальной радости, полноты и совершенства.

Деньги, заработанные за последние два очень прибыльных года и не совсем еще потраченные на светскую жизнь, давали возможность жить, не беспокоясь о заработке, до тех пор, пока не станет совсем туго.

«А это, возможно, пару лет, скромно проведенных в уединении и размышлениях», — думал он, продавая дорогую квартиру в городе и переезжая в пригород.

Здесь он снова стал собирать и анализировать материалы, связанные с Левиафаном. Первое время ему попадались почти сплошь перепечатки из его собственных опусов. Либо из всего того большого раздутого обмана, которым он сам руководил.

Его это раздражало, потому что засветившийся светлячок надежды отыскать нечто настоящее во всей этой истории затмевался туманом его прежней деятельности. Иногда ему казалось, что это он сам из своего прошлого издевательски насмехается над ним, подсовывая кучу невероятного материала, из которого многое уже было забыто и поначалу принималось за чистую монету.

Однако, постепенно, как будто выехав из ночного, ослепленного яркими огнями города, он попал в то, что казалось черной непроницаемой ночью. Это были материалы с разных сайтов, разбросанных по всему миру. Люди, их публиковавшие, организовывались в сообщества по изучению «феномена Левиафана», коллективно собирали деньги на туристические путевки и посылали своих представителей, чтобы те сами испытали феномен. Таких счастливчиков было мало, т.к. путевка стоила дорого. И поэтому в основном большинство материалов представляло просто разумные, непредубежденные доводы в пользу или против «теории Левиафанов».

Через несколько месяцев изучения материалов Стивенс составил примерно следующее мнение о «китах нового Юпитера»:

1. «Киты» действительно существовали, действительно на Юпитере и действительно в том виде, как их описал ПЕРВЫЙ ученый, «погрузившийся в Левиафана».

2. Человек, погрузившийся в его черное, огромное, по-библейски бездонное чрево действительно испытывал два самых важных переживания, обнажавших неделимое далее ядро человеческого существования:

— чувство бесконечного, беспредельного, самоуничижительного одиночества, выражавшегося в ужасе и невероятной тоске «чистого существования», не несшего на себе человеческой оболочки и выражавшего ментальную, невероятную панику мозга, который как будто отделялся от человека и становился отдельным существом, абсолютно обнаженным перед Бытием;

— и второе чувство — чувство воссоединения со Вселенной, когда чистое сознание становилось сознанием человеческим и осознанием себя как существа, живого и человеческого, воплощенного, реального и чувственного.

3. До конца не было ясно, что производило этот эффект «экзистенциального очищения» — как о нем писали сами независимые исследователи.

4. Картина космоса, которая появлялась на небольшое время перед наблюдателем, так же не поддавалась определению — было ли это галлюцинацией или реальностью, т.к. время наблюдения было крайне невелико, а затем наблюдателя снова возвращало как будто упругой взрывной волной обратно в Левиафана.

Из всех перечисленных пунктов Стивенса интересовала возможность переживания «чистой экзистенции», о которой так много и все равно слишком расплывчато писали те счастливчики, которые сами, по их словам, испытали эти эмоции.

Оставался единственный путь раскрыть подлинность или мифичность Левиафанов и даруемый ими опыт экзистенции — самому отправиться на Юпитер и «погрузиться в Левиафана».

5.

— Вы знаете, — произнес Стивенс, расслабленно откидываясь на мягкий широкий диван, — я не верю во всю эту благостную муть с «китами» и радостными переживаниями.

— То есть? — повернулся к нему Альберт с нахмуренным и настороженным лицом, отрываясь от управления челноком.

Стивенс вальяжно уронил голову на левое плечо, беззвучно посмеиваясь:

— Я доктор химических наук, меня зовут Джеральд Стивенс. Это вам ни о чем не говорит?

Альберт напряженно молчал, собранно и решительно сжав губы.

— Я работал несколько лет в издательстве «Сенсации третьего тысячелетия». Сначала ведущим научным консультантом, потом руководителем научно-популярного отдела. Потом я возглавлял рекламную политику всего издательства. Это я придумал левиафанов, я сделал им грандиозный пиар. Вы знаете, Альберт, что это издательство и ваша турфирма тесно сотрудничают уже несколько лет? Я отлично разбираюсь во всех махинациях и внутренних потрохах всей вашей левиафанщины, потому что сам продавал ваш обман и фактически это я придумал весь ваш бизнес.

Теперь Стивенс привстал на мягком диване, поверхность которого прогнулась под тяжестью его тела. И с вызовом вытянул шею по направлению к инструктору. На ней вздулись синие, по-воловьи толстые вены. Лицо яростно покраснело, а глаза заблестели от прилива адреналина.

Альберт с досадой про себя отметил, что этот доктор Стивенс довольно-таки крепкий, крупный и грузный мужчина, готовый через несколько лет превратиться во внушительного патриарха. Справиться с ним будет нелегко.

— Я не знаю, чем вы кормите своих клиентов, но чай я на всякий случай пить не стал. — Стивенс расслабился и снова откинулся на диван, с улыбкой игриво посматривая на реакцию Альберта.

— Доктор Стивенс, — с иронией, ласково и несколько уговаривающим и уклончивым тоном произнес инструктор, снова вернувшись к управлению челноком, — к сожалению, я буду вынужден прервать наше путешествие. Таковы правила.

— Ваши правила — это вранье! Вы одураманиваете клиентов, выдавая действие наркотика за истинное переживание! Я хочу, чтобы вы показали мне настоящего Левиафана!

Инструктор переключил челнок на управление автопилотом и встал из кресла. Когда он повернулся к Стивенсу, тот уже стоял, заложив ладони в подмышки и сдвинув толстые округлые плечи к шее, слегка покачивая ей налево-направо.

Альберт еще несколько секунд оценивал ситуацию, не решаясь, как показалось Стивенсу, действовать и, вероятно, допуская возможность сдаться и выполнить желание Стивенса.

Стивенс отлично знал о своем весовом и габаритном превосходстве и умел им воспользоваться.

— Доктор Стивенс, — внезапно миротворчески проговорил Альберт, — вы правы, никаких левиафанов не существует. Вы также правы, что мы используем психотропные вещества. Я не должен был вам всего этого говорить. Для подобных случаев у меня есть инструкции… во время нештатного поведения клиента я должен сделать инъекцию, — Альберт показал ловко спрятанный в кулаке квадратный тюбик с короткой массивной иглой, — но я только что вспомнил, что, действительно, читал ваши статьи, которые когда-то привели меня сюда.

— Альберт, не валяйте дурочку. Я знаю, что говорю. Садитесь за штурвал и полетели к Левиафану, — на последних словах Стивенс засмеялся, грузно затрясшись, держа руки под мышками.

— Нет никаких Левиафанов. Есть набор профессионально подготовленных этапов, включающих прием наркротических веществ, симуляцию погружения внутрь Левиафана и затем дополнительный ввод сильнейших психотропных веществ, сначала седативных, а потом антидепрессантов. Не зря же перед поездкой вы проходили обследование, на основе которого был сделан химический анализ вашего организма и его химических «предпочтений». Как химику вам это должно быть понятно. Наши специалисты подготовили наркотик именно для вас, для вашего организма. Индивидуальный, эксклюзивнй, безупречный наркотик, идеальный для вашего тела…

Стивенс озадаченно и серьезно посмотрел в лицо Альберту, медленно распрямляя руки вдоль тела.

Альберт уклонился от взгляда, отвернув голову вбок.

Стивенс почти вплотную приблизился к инструктору, дыша почти в упор, а затем резко толкнул его к стене, вывернув руку и повернув тело, так что Альберт ударился лицом и грудью о пластиковый борт челнока. Альберт почти не сопротивлялся, пытаясь только что-то сказать.

Стивенс грубо прижал широкой ладонью лицо инструктора к стене, так что его губы почти распластались по ней, пустив слабую розовую слюну.

— Я тебя задушу, если ты мне не скажешь, где Левиафаны, — прошептал он в ухо своему врагу, неминуемо сдавливая костью предплечья его кадык, — я должен знать, что они есть.

А затем, отчеканивая каждое слово, подтверждал его резким ударом локтя по прижатой голове:

— Я хочу знать, что они есть… я хочу знать… я хочу знать, что они есть… что они есть.

 

Челнок уносился дальше по автоматической траектории, бессмысленно кружа над пустым сектором холодного океана.

Он нес в себе борьбу и разочарование, бесконечную нераскрытую страсть человека к разгадке собственного «я», темного, неизведанного, неизвестно откуда пришедшего, погруженного в тысячелетние складки инстинктов и сознания; погруженного в темную, бездонную старость бытия-Левиафана.