Странные дни отыскали меня
Странные дни принесли с собой странные ночи
И запах огня
Кто был прав, кто был виноват
Кто запер рай и спустился в ад
Кто, кто, кто поставил мне детский мат
В эти странные дни
Странные дни пришли как туман
Странные дни подарили мне горькую правду
И сладкий обман
Кто превратил твою воду в вино?
Кто вышел в дверь, кто вышел в окно
Кто, кто, кто, а не все ли равно?
Ммм… странные дни
Зачем ты считаешь, кто сколько взял,
Кто сколько выиграл, кто все проиграл,
Кто взял все и ничего не отдал в эти странные дни…
Странные ночи и странные дни
Тусклые будни мерцают как яростный праздник
Как странные сны
Нет силы думать, нет сил чтобы петь
Я прожил жизнь, я попался в сеть
И я уже не боюсь умереть в эти странные дни
В эти странные дни
В эти странные, странные, странные, странные дни…
Майк Науменко — Странные дни
Возможность выстрела
— Твою же проклятую мать. Эту суку надо было пристрелить, конечно же. Непременно пристрелить. Вот взять и убить. Как животное какое-нибудь, просто задушить. Она меня так достала, что я был готов расчленить её на мелкие части и сжечь их на синем огне. Нет, нет, нет!!! Не могу, блин! Смелости не хватает, вашу же здоровую мать! Чёрт, мне воспитание не позволяет убивать людей. Я, между прочим, и с улыбкой на лице могу пулю в лоб всадить! Я не так много убивал. Лишь тех, что угрожали лично мне. Когда убиваешь, всё меняется. Всё! Но с этой тварью ничего и никогда не выходит. Проклятая паскуда, тварь, корова, блин! Всё сделал, что мог вообще сделать. Оберегал, как самое большое сокровище, как самый ярый пират оберегает найденный клад. Мафия так свои интересы не бережёт, как я берёг эту вечно ванильную суку! Не ценит же ни черта моих усилий! Из-за неё я чуть с ума не сошёл. Хотя нет, сошёл. Уже давно. Очень давно. Какое же противное чувство осознавать, что ты никому не был нужен и не будешь. Я так больше жить не могу. Достала зубная боль, хоть на стенку лезь, в натуре, чёрт. Мне очень плохо, чёрт. У меня похмелье, капец как болит нога и живот готов разорваться в любую секунду от напряжения! Всё! Пора уже, наконец, всё расставить на свои места! Всё, пошёл! На всё воля небес!
Парень встал с постели, закурил, налил полстакана виски из старой бутылки. Придавил муху, затянулся, взял мобильник. Набрал давно выученный на зубок номер. Пустые, противные гудки. «Абонент не отвечает или временно не доступен…». «Сука» — прохрипел сквозь зубы парень, и во внезапном припадке ярости бросил эту никому не нужную трубку в стенку. Мобильник упал, но остался целым. Парень сигарету забычковал, тут же закурил вторую, и взялся за свою больную, вечно похмельную голову. Болела она очень сильно. Помутневшие от количества выпитого алкоголя глаза наткнулись на мобильник, и он его подобрал. Набрал смску. «Жди, сука. Готовься умереть, подлая мразь». Натянул штаны, толстовку, куртку, берцы. Попёрся в ванну, поставил ирокез. Натянул весь металл, что нашёл дома. За пояс запихнул потёртый надёжный ствол, предварительно загнав туда обойму. Застегнул куртку, на левое плечо пристегнул значок с группой «Чёрный обелиск». Около двери валялась старая торба. Туда парнишка кинул пару обойм про запас, перочинный нож, ошейник, цепь и пару пачек сигарет.
Вышел на улицу. Прошёл мимо знакомого парня (имя ему Вася), который курил возле подъезда и с кем-то вяло беседовал.
— Привет. Куда идёшь? — спросил Вася в спину парню с ирокезом, затягиваясь.
— Дела у меня, приятель. Не до бесед. Пока.
— Э, панк, — вмешался собеседник Васи. — Сигаретой угости.
— Что? — парень с ирокезом обернулся (имя ему Коля). — Базар фильтруй, придурок.
— Э, с какого?!
Не успел Васин собеседник договорить, Коля выхватил ствол.
— Заткнись, ублюдок. Иначе пристрелю суку такую.
Вася с собеседником тут же исчезли в глубине подъезда. «Не ждали, сукины дети, — Коля усмехнулся. — На ка ся, выкуси, козла кусок». Запихнул ствол назад, хрустнул шеей и пошёл к метро. Спокойно доехал до нужной станции. Вышел из метро, закурил и огляделся. Пара кавказцев стояла почти около него и о чём-то говорила на своём языке. Ни черта не разберёшь их наречие. Вывернув на небольшую дорогу в сторону необходимого дома, Коля заметил, что они упали ему на хвост. Пропетляв по дворам какое-то время, сбросил хвост к чертям. Дошёл до подъезда девушки. Закурил и начал думать. «Блин, чё говорить-то? Я готов её пристрелить, но не знаю, получится ли? А если она не одна? Фак! Надо было брать дробовик, нафиг. Домофон? Круто. Стоп. — Коля задумался надолго. — Какой же номер? Пофиг. Притворюсь почтой».
Ткнул в домофон.
— Кто? — милый женский голос.
— Почта, — сказал Коля не своим голосом и сжал кулак.
Что-то пикнуло, связь прервалась и дверь расслабилась. «Почта из ада, сука» — пробубнил себе под нос Коля, входя в подъезд. Доехал до этажа и очутился на лестнице. Закурил бессчётную сигарету и снова призадумался. «О боже, как же страшно. Как же всё хреново, господи прости. Всё, пойду уже, пока не струсил совсем». Достал ствол и тут же убрал обратно. Коля знал, что пистолет рабочий. Позвонил в хату. Открыла красивая девушка. Увидела Колю и испуганно попятилась. Колюня же зашёл, хлопнул дверью и запер её на ключ.
— Юля, — раздался мужской голос из глубины хаты. — Кто пришёл?!
— Э, сучара! — крикнул парень вглубь. — Покажись, или я пристрелю тебя и бабу твою.
Из недр квартиры, тяжело ступая, в коридор вышел мужик лет тридцати пяти, в потёртых трениках, несвежей майке, и со стаканом в руках. Коля выхватил из-за спины ствол и дёрнул затвор.
— Э, панк, или кто ты там. Убери ствол, предупреждаю. Я полковник спецназа! — мужик сделал глоток и хрустнул шеей. Она же выглядела довольно крепкой.
— Да мне похер, кто ты! Не уберу я ствол. Юля, — навёл пушку на бабу и сбросил торбу. — Ты должна смыть кровью этот позор.
— Коля, мать твою! Заткнись нафиг и уходи, пожалуйста. Ты меня достал со своей мафией и прочей ересью, вонючий хренов панк! Какой, нафиг, позор, придурок?!
— Заткнись, тварь! Я тебя пристрелю, суку такую паскудную.
Коля взвёл ствол. Мужик допил стакан и без замаха кинул его Коле в лоб. Бросок оказался сильным и точным. От удара стакан разбился, посыпались осколки. Колюня же выронил пистолет, со стоном рухнул коленями прямо на эти осколки, и схватился за лицо. Мужик тут же набросился на него. Прописал с ноги в живот. Коля согнулся и упал плашмя, задыхаясь и перекатываясь на осколках. Весь был в коже, поэтому и не порезался.
Юля отвернулась к стенке, закрыла лицо руками. Плечи только немного тряслись. Она тихо плакала. Ей было жаль Колю, но она уже ничего не могла сделать. Мужик это заметил, приобнял её, слезинку вытер насколько мог нежно. Коля пытался встать, но не мог. Сил не было ни на что. Только кровь из разбитого лба по капле капала, будто нехотя.
— Юль, — обратился мужик к девушке, слегка её, стиснув крепкими объятиями. — Что с ним будем делать? Как поступим?
— Дим, — еле проговорила девушка, задыхаясь от нескончаемого потока слёз. — Он мне столько боли душевной и страданий физических причинил, что я даже не знаю, что делать. Честно, Дим, не знаю.
— Давай свяжем его и подумаем, а?
— Как хочешь. Ты же знаешь, милый, что я приму любое твоё решение, каким бы оно не было.
Дима, подумав немного, заметил на Коле пару цепей.
— Слушай внимательно, — обратился он к Юле, но тут Коля попытался подняться, но Дима прописал ему ещё раз в живот. На Колю было страшно смотреть. — Не дёргайся, ублюдок. Я с тобой пока не закончил. Юль, — поворот головы в сторону девушки. — Цепи видишь?
— Да. И что?
— Крепкого каната у нас нет, это точно, а цепи пойдут.
— Суки, — вдруг раздался голос с пола.
И получил с ноги по лицу! От резкости удара невольно перевернулся с бока на спину, хрустя обломками стакана. Закрыл кровавое лицо руками и начал орать:
— Сука ты Юля! Что я тебе сделал, проклятая ты мразь! Предпочла панк-рок спецназу!
Заткнуться его заставил очередной удар Димы. На этот раз в свою больную печень, гори она в аду! Выпустив из объятий Юлию, Дима скрутил Колю его же цепями. Подобрал ствол, засунул в торбу и унёс к себе. Коля пытался выбраться из оков, но цепи держали его крепко. Только кровь текла не так нехотя, как минуту назад.
— Каково тебе, Коль? — Юля опустилась на корточки и приложила платок к Колиному лбу. — Мне тебя очень жалко, правда. Но Коль, мы же могли разойтись, как знакомые, хотя бы. Ты же мафией и панк-роком сам себе могилу вырыл.
— Мразь, — процедил сквозь зубы Коля. — Я других слов не нахожу, чтоб высказать тебе всю свою ненависть.
И плюнул ей в лицо. От неожиданности, Юля упала. Вернулся Дима, покручивая кулаками и с дымящейся сигаретой в руке. Увидел Юлю, что вытирала лицо от плевка. В тот же миг в его глазах запылала ярость, но Дима смог себя сдержать.
— Слышь, придурок. — Не торопясь затянулся, подал Юле руку и в щёку поцеловал. — Цепь крепка, пока звенья крепки, урод. Если бы ты это понял, ты не лежал бы здесь, такой жалкий. Ты хоть и панк, по ходу дела, но ты слаб. Духом слаб, дурак.
— Я силён, урод ты хренов.
И получил по почкам со всей дури. А у спецназа её много. Юля снова закрыла лицо руками и ничего не могла ни сделать, ни сказать. Так ей было противно на всё это смотреть. Она снова начала плакать, только ещё сильнее. Даже кровь перестала капать со лба Коли.
— Дорогая, уйди. Пожалуйста. Я прошу.
Девушка, вытерев лицо, в секунду надела пальто, впрыгнула в сапоги, схватила зонтик и исчезла, тихо прикрыв дверь.
— Коля. Чудак ты, блин, каких мало. Нехорошо поступил, Колюнь. Тебе девушка всё объяснила, а ты лезешь со своими чувствами. Это не по-джентельменски, понимаешь? Всё бы ничего, но ты со стволом пришёл.
— Мразь.
И получил промеж ног. От подступившей сильной боли захрипел.
— Заткнись, сука. Дай закончить, ушлёпок. Человек с оружием всегда становится мишенью, запомни это на всю оставшуюся жизнь. Пришёл бы без ствола, не лежал бы здесь, скованный по рукам и ногам собственными цепями. Всё не так просто, как ты думаешь. У тебя была возможность выстрела. Но ты её не использовал. Использую я, Коль.
— Мать твою, только не надо!
— Заткнись, полудурок. Ты это заслужил.
И ушёл в комнату. Коля зажмурился и начал молиться. Дима принёс ствол, дёрнул затвор и выстрелил. Попал в пол, в сантиметре от головы. Туда и целил. Коля же заорал, будто его на костре жарят. Когда до него дошло, что он цел, затрясло его не по-детски. Медленно открыл глаза. Собственный ствол смотрел ему же в лицо.
— Коля, — мужик расстегнул цепи, поднял его, отдал ствол и смахнул осколки в угол. — Ты всё понял, парень?
— А как же? — и Коля засунул ствол обратно и вытер лоб. Кровь уже не текла. — Я всё понял, Дим. Желаю тебе и Юле счастья и долгих лет.
— Спасибо, конечно. А теперь вали отсюда.
— Торбу верни.
Дима швырнул ему торбу в лицо. Коля надел её и ушёл. Выкинул её в ближайшую помойку. Зашёл в парикмахерскую, сбрил ирокез, чтобы не ставить его больше никогда. Дошёл спокойно до дома, хотя пережитое давало о себе знать.
Поднялся в квартиру. Поставил чайник. В комнате закурил и встал напротив зеркала и ухмыльнулся. Без ирокеза он Вася.
— Вашу ж мать. Почему всегда достаётся мне?! Я не знаю. Честно. Возможность выстрела? Хорошая фраза.
Достал из-за спины ствол и взвёл. Приставил к виску и дёрнул за крючок. Осечка! Вытащил обойму. Пуста. Услышал, как щёлкнул чайник. Возможность выстрела? Неплохо.
Свидание.
— Ну, так ты придёшь?
— Конечно, дорогой, конечно.
— Завтра на Тверском бульваре в пять?
— Да, дорогой.
Боже, какое счастье! Теперь я знаю, что это слово значит!
Примерно такие мысли летали в голове Руслана. А ещё и вот такие: «Какое чудо, какие краски. Какая осень! Это оно! Это счастье!».
Он долго добивался свидания с любимой девушкой. Уже продумывал, как будет за ней ухаживать, какие слова и комплименты говорить. Он считал эту девушку своей жизнью и был готов за неё и душу и жизнь отдать. Позвонил немногочисленным друзьям, сообщил радостную весть. Они его искренне поддержали. Все. И со счастливым лицом лёг спать.
И в назначенный день и час Руслан был на месте. При полном параде, с шикарным букетом роз. Стоит и ждёт. Время идёт и мобильник молчит. Проходит час, проходит второй. Всё так же молчит телефон, и сердце с радостного ритма перешло на ритм похорон. Часы тикают. Присел на лавочку, перекурил. Позвонил раз-другой. Вне зоны доступа вызываемый абонент. Ветер вдруг зашумел с силой и пошёл дождь. Руслан всё стоит посередине Тверского бульвара. Букет от дождя превратился в веник. Руслан, со стонущим сердцем, выкинул его. В голове теперь раздавалась только одна фраза: «стон сердца». И понял, внезапно, что остался в дерьме. Совершенно. И тут его обуяла совсем неприкрытая злоба. Позвонил ещё с десяток раз. Всё так же глухо. Понял, что его кинули. А казалась такой милой.
— Ну, чувиха, ну погоди! — орал Руслан на пустом бульваре. Ещё раз набрал. Так же не хочет отвечать.
Поорав, решил продолжать ждать. Прошло ещё два часа. Руслан уже успел новый букет, поскромнее, купить и пару пачек сигарет. А дождь всё шёл, телефон всё так же молчал. Тут и град пошёл. Руслан всё стоит и ждёт. Потому что любит её всем сердцем. И жаждал её увидеть. Пошло ещё часа полтора. Руслан жёстко игнорировал погоду. У парня стержень. К половине одиннадцатого стало понятно, что она не придёт. Руслан позвонил лучшему другу.
— Здорово, Руслан. Как ты, брат? Как свидание твоё?!
— Да не пришла она! — Руслан чуть было не рявкнул на лучшего друга.
— Э, не ори, брат. Приезжай, короче, ко мне. Продезинфицируем твою душу. Через сколько будешь?
— К полуночи.
— Всё, жду.
И Руслан поехал. В голове крутилось теперь буквально следующее: «не дождался. А ведь если б пришла, было всё ништяк. Сука, зло берёт, я прождал как дурак! Хоть и сука ты, но я всё равно тебя ждал».
Приехал к другу. Выпили. Половина второго ночи.
— Ну что будешь делать, брат? — лучший друг закурил трубку и хлопнул ещё стопку.
— Как просплюсь, поеду к ней. Всё ништяк будет. Я уверен.
— А если будет выкручиваться, что, мол, забыла, не смога, прости? Что тогда?
— Я не пойму этого, потому что я её шесть часов прождал. И запомни, брат — никаких «если».
— Да без вопросов.
Допили пузырь и легли спать. А мораль этой истории, мой дорогой читатель такова — за слова надо отвечать. Не хотите по-плохому — по-хорошему будет хуже. «Плохое», как байкер — мчит быстро, а «хорошее» это нав-сег-да.
Туманной ночью на крыше.
Весёлый, пьяный сентябрь. Опять холодная крыша. Которую ночь подряд. Человек десять там достаточно плотно зависли. Несколько ящиков более-менее приличного алкоголя. Множество пустых пивных грубо смятых бутылок, каких-то пластмассовых стаканов и самых различных окурков. Люди уже по пеплу ходят. Дым над головами постоянно перемещается. Где-то на краю, слегка покачиваясь от ветра, стоит магнитофон, из которого тихо, но сильно по мозгам, играет какая-то депрессивная музыка. Все, кто на крыше, уже давно разбились на пары. Ребята не ванильные ни разу. Просто образ жизни такой. Спокойно сидят и тихо разговаривают. В основном о музыке, но иногда проскакивают и другие виды искусства. Живопись там, литература и ещё много чего. За жизнь разговоры, короче говоря. Эта компашка живёт девизом: «не ради людей, а ради искусства». Влияние панк-рока заметно. Парочка ребят ирокезы себе выбрили, но красить не стали. Из магнитофона зазвучал симфонический металл. Опустился, внезапно, туман. Какой-то непроглядный совсем. Собственных рук не видать. Дальше носа ничего не видно.
— Что за фигня?! — туман опустился так внезапно, что какой-то парнишка оказался сильно потрясён происходящим.
— Туман, блин! Идиот, прекрати орать! Третий час ночи! Сиди спокойно, придурок, и наслаждайся пейзажем.
— Ребят, убрали к чертям ваниль! — раздался крик с другого края крыши.
— Бригадир, ты хоть не ори! — крикнула какая-то дамочка из тумана, звеня полупустой бутылкой из-под красного вина.
— Ты мне не указывай, чёрт в юбке! — непонятный жест в туман, вроде как девушке. — Я твой бригадир, Тань! Это моя бригада, вашу маму грубым образом! Ребята, — бригадир встал, вырубил магнитофон и вышел на середину крыши. Туман рассеялся немножко. — Мы больше десятка лет вместе. И за то, что мы делаем — отвечаем тоже вместе! Не ради людей, а ради искусства!
Бригада одобрительно загудела. Тут откуда-то снизу (не поймёшь, с какого ж этажа?) раздался гулкий пропитый бас:
— Ребята, вашу мать! Совесть поимейте-то! У меня тесть спит, ветеран войны, между прочим! Музыку врубайте, сколько угодно, всё равно не слышно!
Бригадир подошёл к краю, опустился на колени, да и лёг потом. Как мужик закончил, произнёс:
— Хорошо, отец. Мы возраст уважаем. Будем тихо сидеть, слово даю.
— Подумай, прежде чем его давать, ведь придётся сдержать! Иначе, я каждого из вас, лично на ремни порежу! Вот моё слово.
— Понял, отец. Будет сделано.
Стук закрывающегося окна. Во время разговора вся бригада молчала, но теперь все взяли ещё по бутылке (какое-то количество алкоголя на крыше всё ещё было). Бригадир подошёл к магнитофону и тихо включил его. Заиграл испанский инструментал. Туман немного рассеялся, но ещё оставался, хотя видимость стала немного лучше. Какая-то девушка, сидя на краю и вся в дыму что-то тихо бормотала себе под нос. Бригадир подошёл к ней, сел рядом и обнял. Она ласково и нежно легла на его плечо.
— Дорогая, — бригадир покручивал руку с дымящейся сигаретой и взглянул на неё сверху вниз. — Знаешь, что-то всё-таки есть в сочетании чистого кокаина и молодых женщин.
— А? — девушка вздрогнула всем телом. — Чего? Ты о чём?
— Да так. Мысли вслух. Что задумалась-то?
— Милый, это так красиво, — девушка потягивала вино, не отрывая голову от плеча бригадира.
— Что именно? — бригадир прикурил себе и даме.
— Да всё, — девушка блаженно затянулась и на лице проскользнула тень счастья. — Особенно музыка. Обожаю испанский инструментал. Дорогой, — девушка отняла голову от плеча и всем телом повернулась к бригадиру. Чёрный кожаный корсет, ядовито-красные губы и огненно-рыжие волосы. Проклятое декадентство. — Знаешь, что именно так должна звучать акустика. — Девушка призадумалась. — Вот чё ещё хотела сказать, — ткнула бычок в собственный каблук. — Морали нет. Есть только красота.
Внезапно, на крыше пошла какая-то непонятная движуха, послышался звон падающих бутылок. Бригадир обернулся и немного удивился от происходящего. Пара ребят непонятно с чего сцепились. Катались по всей крыше, сбивая бутылки. Ладно бы, если они орали. Так нет, рвали друг друга молча. Бригадир спокойно подошёл к ним, верхнего парня пинком скинул и за шкирку поднял лежачего. Он трясся, словно псих. Бригадир отвесил тому пару оплеух. Другой парень встал и подошёл к ним.
— Миш, — обратился бригадир к подошедшему парню. — С чего сцепились-то, а?
— Бригадир. По поводу литературы сцепились. Мне больше нравится Тургенев, а ему, — говорящий показал на парня, которого держал бригадир. Тот уже и трястись перестал. — Достоевский.
— И что?
— Да ничего. Бригадир, ты же знаешь, что дерьмо случается.
— А то. Конечно, иногда надо творить безумства. Ну, ладно. Так, ребятки, — бригадир прикурил. — Обнялись-ка по-быстрому, родные мои.
И ребятки обнялись. Те, кто научился владеть своим гневом, держат себя в руках. Бригадир же сел к своей даме сердца. Та сидела, свесив ноги и медленно курила.
— Дорогой, — сказала она, когда бригадир положил ей руку на плечо. Ты знаешь, что этот город проклят?!
— Проклятие существует?!
— Да. Тупое население и общественный транспорт.
— Родная, — бригадир почесал тёмный затылок. — Мне тоже с утра хочется перестрелять этих непонятных людей в метро, которые ходят по моим дорогим туфлям. Поэтому мы с тобой одни.
— Неужели все, чего ты хотел — это одиночество?
— Да, а еще музыку, еду, интернет, книги и тебя.
— А жирно тебе не будет?
— За это можешь не переживать.
И слились в страстном, нежном поцелуе. Бригада начала потихоньку покидать крышу. Ребята знали, что в это время бригадир обыкновенно любил оставаться с ней наедине и уважали эту традицию. Через некоторое время, бригадир остался с дамой один на один. Утренний рассвет, пара любящих друг друга людей и почти рассеивающийся туман. И пустая, чистая крыша высотки. Как это всё прекрасно.
Спасибо. Погорельский Юрий.
