1.
Просиживая ночами в интернете в поисках новейших программ «Как выучить английский за пять минут», она думала: «Зачем же мне английский, если и без него хорошо?»
В последнее время её милую головку всё чаще и чаще посещали мысли о никчёмности бытия. Она не видела смысла в своём существовании. Вездесущее «зачем?» не оставляло в покое. В раннем детстве, глядя на пролетающих высоко в небе птиц, она спрашивала саму себя «Зачем птицы летают, если можно ходить?» Вопросы, которые она задавала, задачи, которые ставила перед собой, были похожи на поиски смысла. Теперь же, она просто констатировала его отсутствие. Смысла не было ни в хорошем, ни в плохом.
2.
В третьем часу ночи телефон оповестил её смской: «Люблю тебя».
Долго смотрела на экран. Кажется, уже пора спать. Сначала ей было спокойно. Потом, неожиданно для себя она испытала чувство страха и одиночества, вернее, чувство страха перед одиночеством. Она ждала своего любимого из командировки и, несмотря на то, что они постоянно переписывались, ей казалось, что он где-то очень далеко и совсем не скучает без неё.
– «И я тебя люблю. Спокойной ночи!» – как спасительную соломинку, набрала она смску в ответ, в надежде услышать такое же пожелание. «Вот, сейчас мне ответят, и я точно буду знать, что не одинока», – мелькнуло в голове. Ей не отвечали. Она написала ещё:
– «Спокойной ночи, кому говорю?» И ещё: «Спокойной нооооо», «Чего не отвечаешь?», «Хнык», «Хнык-хнык».
Он так и не отреагировал. Наверное спал. Она закуталась в одеяло и заплакала. По-детски, крошечными слезами, тихо, стараясь не разбудить давно спящую на соседнем диване подругу Аллу, с которой они на пару снимали однушку на окраине Москвы.
Утром планировали поехать в парк Горького, говорят там открыли новые аттракционы — неплохой план на воскресенье.
3.
Днём зазвонил мобильный. Она была в душе, и наскоро отдернув мокрую шторку и вытерев руки схватила телефон. Звонил он.
– Ты почему вчера не пожелал мне спокойной ночи? Ну, нормально вообще?
– Алина? – она услышала голос его гражданской жены. Этот голос она хорошо знала. Иногда Лёша звонил ей, находясь у Алины дома, говорил, дескать, задерживаюсь, встреча с клиентом, аврал, бумаги, пьяные кладовщики, сошедший с рельс товарняк, разбившийся транспортный самолёт – чушь всякую нёс. Она ругалась, но ничего поделать не могла. У них был совместный бизнес: закупали в Германии оборудование для наших заводов. По сути, их фирма выполняла посреднические услуги между российскими и германскими производителями. Бизнес держал их вместе, не позволял делать резких движений.
К тому времени, Лёша уже имел четверых детей и был трижды женат. С последней женой давно не жил. Его бросало то к Алине, то к партнёрше по бизнесу. Болтался между ними – не мог (или не хотел?) определяться. Партнёрша родила ему ребёнка, но брак они так и не узаконили. Лёша вообще детей своих любил, постоянно общался, встречался по несколько раз в неделю, проводил выходные. Алина не имела ничего против этого. К слову сказать, Лёшу возмущало то, что отец Алины, уйдя из дома более пятнадцати лет назад, никогда не общался с ней, даже не пытался.
Лёша многому учил её, постоянно повторял: «Чудес не бывает», иллюстрировал на примере – лепил из восемнадцатилетней девочки Алины женщину своей мечты. А ещё признавался ей, что устаёт от вранья, от того, что приходится выкручиваться, объясняя всем, где он и чем занимается и что с Алиной он может быть собой, ничего не скрывая.
Ночь любви, после того, как Лёша звонил своей гражданской жене, была наполнена какой-то особенной, сильной, мощной, безудержной, почти животной страстью.
– Да, это я, – сказала Алина.
– Лёша умер…
«Вот стерва, ничем не гнушается, чтобы мужика удержать», – так подумала, а сказала так:
– Это шутка?
– Нет, не шутка, – ответили ей таким голосом, которым шутить не будут, – похороны двадцать девятого на Новоархангельском кладбище. В церковь поедете?
– Да…
– Тогда к десяти к нам домой подходите и не говорите, пожалуйста, никому, кто вы такая.
4.
Алина рухнула на холодный кафельный пол. Ревела часа два, пока не услышала за дверью голос подруги – Аллы.
Алина встала и включила воду толи для того, чтобы заглушить свои всхлипы, толи для того, чтобы наконец-то отвлечься на шум воды, умыть лицо, попытаться сдержать поток слёз.
Алла уже вовсю барабанила в дверь, каждый новый удар сопровождая репликой: «Освободи ванну! Я душ принять хочу!»
Алина повернула щеколду. Длинный нос подруги сразу же оказался в образовавшейся щели между дверным полотном и косяком. Почему-то Алла не распахнула дверь, а так, сквозь щель смотрела на Алину, любопытными, жадными до плохих новостей глазами, смотрела и пыхтела в обе ноздри:
– Что случилось-то? Кто звонил-то? Мы в парк едем или где?
— Да, сейчас поедем, — так и не призналась Алина.
Вечером на городской номер позвонили его родители, представились, сказали, что Лёша оставил им этот номер телефона на всякий случай, если с ним что-то случится и строго-настрого наказал обязательно позвонить и сообщить. Вот только трубку взяла Алла… Скрывать дальше не было смысла, Алина проплакала всю ночь, Алла не задавала лишних вопросов, просто была рядом, ходила в магазин, готовила что-то, но через четыре дня переехала к своему парню Эдичке — они уже давно собирались жить вместе, сказав только — ты «выздоровела» и дальше уже справишься сама.
Алина осталась одна. Совсем одна.
Дни сменяли ночи, она не жила, а как будто существовала: сон, работа, дом, сон, церковь по субботам. Она стала ходить в церковь, ей сказали, что так надо, 40 дней, что так будет лучше для него, а ещё, что она не должна плакать — так будет для него хуже, что должна искренне отпустить, чтобы он успокоился. Она сделала всё как была должна, как ей казалось, что она была должна и настолько искренне насколько только было возможно.
— Отче наш, сущий на небесах…
— Тётя, возьмите котенка.
— да святится имя Твое…
— тётя, ну возьмите котенка
— Ччтто?
— Котенка… смотрите, какой хороший.
— Эээ, я не… не могу, я на работе весь день, он заскучает… (вот ещё обуза, корми/пылесось/убирай, ещё и мебель подерет на съемной квартире)
— Ну тётя, ну пожалуйста, у нас их тут четверых кошка окатила — никто не берет, а топить жалко, смотрите какой он хороший.
— Да, действительно… хорошо, я возьму.
Алина уходила из церкви с мыслями о том, не надует ли котенок лужу пока она смотается в Ашан за лотком, кормом и другими жизненно необходимыми котенку вещами.
Двери лифта открылись, Алина с тяжелой продуктовой сумкой наперевес протиснулась к квартире…
— Мяу, мяу, мяу, мяу — продекларировало пушистое бежевое существо из ниоткуда взявшееся на их лестничной клетке.
— Ты откуда, малыш? Ты потерялся? — спросила Алина у котенка так как будто он мог ответить.
— Ну что ж попробуем найти твоих хозяев, — промолвила она, позвонив в ближайшую соседскую дверь.
— Здравствуйте, тут котенок сидит, днем его не было, не Ваш случайно? — спросила Алина у еле знакомой соседки?
— Да, наш, только сегодня купили с Марьей Владимировной и 45-й на пару, а вот у кого она будет жить так и не решили. Ну давайте я её сегодня себе заберу. — Ответила шустрая соседка, примерная жена и мать двоих детей, улыбнулась и забрала крошечный бежевый комок себе.
— Странно, купили животное и бросили на лестничной клетке, — бурча под нос направилась к себе Алина.
Покормив своего приемного котенка и назвав его Гарфилдом, как с детства любимого мультяшного кота, Алина решила прибраться дома — давненько она этого не делала и, если честно, так конкретно подзаросла. Уборка затянулась до ночи, котенок все время был рядом бегал и прыгал вокруг пылесоса, вместе с Алиной протирал полы и закладывал белье в стиральную машинку. Ночью мусор выносить нельзя — плохая примета.
Верить в приметы — плохая примета, — подумала Алина и смело распахнула дверь наперевес с большим кульком того ненужного, что накопилось за время её жизни, как робота.
И, что она, услышала..
— Миу, миу, миу, миу — ещё жалобнее, чем днем, вопил пушистый бежевый комок и бежал вслед за Алиной до лифта, а потом обратно до квартиры.
— Я не могу тебя взять, только сегодня одного уже взяла, — обзаводиться двумя кошками в один день совершенно не входило в планы Алины. Но сердце сжалось и она вынесла пищащему комочку корм на блюдечке, благо корма она закупила прилично, но котенок есть не стал, только сидел и смотрел задумчиво на блюдце с едой.
— Может меня стесняется, подумала Алина, и ушла к себе закрыв дверь, — я же все сделала правильно, котенок не бездомный и завтра его обязательно заберут хозяева, может надул или напроказничал, вот и наказан, да мало ли что, у меня теперь свой Гарфилд есть — это уже что-то, точнее кто-то! — Думала Алина засыпая с новоявленным рыжим другом, который по-свойски устроился у неё в ногах.
— Блин, какая же я дура, что не забрала вчера бежевую прелесть себе — она же самый лучший котенок на свете! — вскочила Алина с кровати, было уже утро и шансов на то, что котенок все ещё на лестничной клетке почти не было, — но вдруг, но вдруг…
Алина быстро распахнула дверь, с вопящими и уже привычными «Миу» пушистое существо влетело в Алинину квартиру, как будто всю жизнь там прожило.
— Теперь ты мой, мой и больше ничей, — закрыла дверь Алина.
5.
Через год она познакомилась с Робертом. Подруга затащила в боулинг. Алина терпеть не могла катать шары. Всё время промахивалась. Катила так, что шар, подпрыгивая, летел по дорожке и неумолимо, ударяясь о бортики, проскакивал мимо кеглей, ни одну не задевая. Она морщила носик, поправляла очки и деловито отмахивалась, дескать, опять не своего веса шар взяла, поэтому и покатила не так. Встряхивала руку, подходила к другим шарам, брала их, вертела в руках – выбирала, снова катила и снова промахивалась. Процесс был бесконечен и однообразен.
Так вот, в тот вечер она заметила, что один из обладателей соседней дорожки смотрит на неё. Пристально, о, пламенно! Особенно в те моменты, когда она поворачивается к нему спиной. Его оценивающий взгляд скользил по тонкой Алининой фигуре, останавливаясь на самых желанных и аппетитных её частях. Конечно, то, как он смотрел на неё, она не видела, только ощущала. Но ведь с женским чутьём не поспоришь.
Подруга наклонилась к ней ближе и зашептала:
– Всё время смотрит на тебя! Вон тот, красавчик.
– Это он на тебя смотрит, – невозмутимо обронила Алина.
– Ой, сюда идёт… Желаю хорошо провести время!
– Отстань…
Алина повела плечами, грудь – чуть вперед, правую руку запястьем положила на бедро и покосилась в сторону Роберта. Тот шёл к ней. Начала считать до пятнадцати, чтобы не побежать навстречу и не обвиться в одно мгновение вокруг его шеи. Сказывалось долгое отсутствие мужчин в её повседневной жизни.
– Меня зовут Роберт. Привет. Не скучаешь? — иностранный акцент резанул слух, было забавно, в московском боулинге познакомиться с иностранцем, который знает русский язык.
Вообще-то он его почти и не знал, только выучил пару фраз, а Алина так и не смогла подтянуть свой школьный английский до достойного уровня. Поэтому общались они больше жестами и мимикой — со стороны смотрелось, наверное, забавно, но самое удивительное было то, что и для Роберта английский не был родным языком, и хотя знал он его достаточно хорошо, но вместе с тем он понимал, как Алине трудно с обучением в её русскоговорящем окружении.
Роберт — немецкое имя, которое означает и блеск, и славу. Два величия в одном человеке. Это имя ему как нельзя подходило.
Роберт – в прошлом режиссер. Жил всегда в Цюрихе, а работал в Берне. После того как со своим другом основал юридическую компанию, уволился из театра и теперь по рабочим делам иногда бывал в Москве, русского почти не знал, так как партнеры повсеместно говорили на английском и острой необходимости учить русский не было.
Они стали переписываться, потом встречаться. Роберт приглашал Алину то в кафешку на Тверской, то в Большой театр, она рассказывала ему о Москве, они гуляли на Воробьевых горах по ночам и всё время, почти не умолкая, разговаривали. Алина никогда не могла бы подумать, что сможет найти столько слов, а точнее жестов, чтобы объясниться с Робертом. Зато, когда он писал ей, она открывала словарь и несколько грамматических справочников по английскому, чтобы ответить ему как можно лучше. Он иногда смеялся над ней и говорил, что её переводы русского юмора на английский просто отвратительны. Алине было обидно до слез, но она этого никогда не показывала, лишь укрепляясь в намерении выучить английский так, чтобы он перестал над ней подшучивать.
6.
Днём Алина работала, а ночью сидела над учебниками (просвещалась заочно), иногда встречалась с Аллой (по-девичьи трепались за чашкой кофе), иногда с Робертом.
Совсем скоро он должен был уезжать на Родину и когда приедет снова (и приедет ли вообще?) было не понятно.
– Дорогой, обними меня, пожалуйста, мне холодно.
– А мне жарко. Душно. Почему же тебе холодно? Открой-ка лучше второе окно.– Роберт продолжал работать, не отрывая глаз от ноутбука. – Чего притихла?
– Я – киваю.
Алина подошла ко второму окну и открыла его. Сильный ветер ударил в лицо. Небо потемнело. Она повернулась к Роберту, тот даже не посмотрел на неё.
– Роберт! – крикнула она.
– Я завтра уезжаю и мне нужно обязательно доделать этот отчет сегодня, правда — я должен поработать, прости, – сказал Роберт, подняв глаза, и улыбнулся. – …кстати, ты сможешь приехать ко мне в гости…
Новый порыв холодного ветра ударил по оконной раме. Рама распахнулась сильнее. Шум разбившегося стекла заполнил комнату.
7.
Время пролетело так быстро и ему нужно было возвращаться домой — В Цюрих. В Шереметьево-2 или, как сейчас пишут, Шереметьево-F, народа было больше, чем на рынке в субботний день. Все куда-то летели. Алина же оставалась на Родине. Одна. Опять одна.
Она поначалу надеялась, что Роберт передумает, останется, но он, конечно же, не передумал. В ночь перед его отъездом, она подошла к окну. Небо звёздное. Алина ждала, что какая-нибудь маломальская звёздочка сорвётся, полетит вниз и она (Алина) успеет загадать желание… Закроет глаза, скажет: «Хочу, чтобы Роберт остался со мной!» Звёздочка не срывалась. Потом планировала позвонить в аэропорт и сказать, что все рейсы на Цюрих заминированы. Планировала, но не позвонила. Испугалась, наверное. А может быть, просто смирилась. Приняла. Почему-то ей казалось, что Роберт в Россию больше никогда не вернётся. Не вернётся – это значит, что всё, никакого совместного будущего, ничего. Пустота.
8.
Две недели тишины, полнейшее молчание, неужели он вот так со всеми, приехал в командировку — потусовался и уехал и забыл всё и всех вокруг?! Интересно, все мужчины так поступают или есть особенные, а мне суждено встретить такого особенного, — снова расплывалась мыслю по древу Алина, сидя за компьютером в поиске ближайших к дому курсов английского — раз не получается заставить себя учиться самостоятельно — в группе уж что-то да выучу, — думала она вперемешку с мыслями о нем.
«Как заставить себя не думать о нем» — вбила она в поисковую строку и даже не удивилась количеству найденных шустрой поисковой машиной результатов.
— Ну, хотя бы в этом я не одинока, — усмехнулась Алина и пошла кормить животных.
Телефон дзынькнул смской. «Опять реклама какая-то» — подумала она, спокойно разложила корм по мискам, убрала лотки, вынесла мусор, вымыла руки и, нажав красную кнопку на чайнике, села посмотреть что же за «реклама» пришла в этот раз.
«Despite of standing drowning in work I’m always thinking of you, you are deep within me. Love. Robert.»
Забыв про чайник Алина потянулась к словарю, неужели, нет, не может быть…
Она оказалась права, Love + имя означает всего лишь дружеское приветствие или прощание и часто употребляется в конце писем, ну я и идиотка, уже собралась написать I’m too, хорошо, что словарь всегда рядом, — несколько разочарованно подумала Алина и отправила в ответ смайлик.
Приглашение в Цюрих – гостевую визу получила… Она не помнила, сколько времени прошло с тех пор, как уехал Роберт. Месяц, два, полгода? Выпала из пространства бытия. Всё, что ни делала, о чём бы она ни думала, чем бы и кем бы она не увлекалась – походило на существование робота по имени Алина. Красивого, маленького (я бы сказал, что испуганного, растерянного) робота – новейший механизм с точностью повторяющий человека. Он – механизм – встаёт по утрам, принимает душ, чистит зубы, встречается с друзьями, такими же механизмами-роботами, работает, учится, платит за квартиру, пользуется холодильником (или чем там ещё он пользуется?), ест, что имеется, пьёт, что наливается, читает, спит, просыпается, принимает душ, чистит зубы… Каждый божий день.
Особой радости от получения гостевой визы она не испытала. Ей предстояла поездка за рубеж к иностранному любовнику. Ну, если говорить напрямую, без учёта тех чувств, которые она испытывала, то это звучало именно так: она простая русская девчонка, а он – заграничный «прынц». Вот и ехала простая русская девчонка погостить у заграничного «прынца». «Никаких иллюзий, – успокаивала (подбадривала?) сама себя Алина, пытаясь подрожать интонации Лёши. – Это жизнь, детка!»
Но там, в Цюрихе, Алина напрочь забыла о том, что она простая русская девчонка. Что-то перещёлкнуло в её голове. Увидела сияющего, счастливого Роберта и понеслась душа в рай. Он был собой и она – стала собой. От робота не осталось и следа. То время, которое они провели в разлуке, исчезло, будто и не было его совсем. Вернулась прежняя, первая постбоулинговая влюблённость, страсть, азарт. Всё, как в первый раз. Поменяли декорации и только. А новые декорации к спектаклю жизни были воистину чудесными:
Вечерний Цюрих со всеми своими аккуратно подсвеченными готическими шпилями, дорогами, тротуарами, изящными бордюрами, на которые сядешь в белых штанах и штаны останутся белыми, и низкое, абсолютно голубое небо, по которому разбросаны пышные крошки облаков, и горы, и Цюрихское озеро, и чистейший пьянящий воздух.
9.
Неожиданно для себя, Алина стала увлекаться (рутинной?) женской работой по дому. Она вела себя как полноценная хозяйка: приберётся, сходит по магазинам, наготовит еды. Словом, всё то, что раньше раздражало её, получалось само собой, естественно, без каких-либо внутренних напряжений. Она даже подумывала о том, что надо было бы купить цветов в горшочках. Расставить на подоконнике. Ах, поливать цветы – это ведь так здорово!
В магазине был случай. Алина пошла за молоком и (надо же было такому случиться!) у неё вылетели все английские слова, которые она знала. Впрочем, и то количество слов, которое она знала, было не так уж и велико. Но даже то, что знала – забылось. Никак не могла объяснить продавщице, что ей нужно. Дошло до того, что стала изображать из себя корову, приставлять к голове руки, дескать, рога это, громко мычать и тупо таращить глаза, чтобы та её поняла – молоко. Весь магазин смеялся. Кстати сказать, неловкости Алина не испытывала. Лишь тень сожаления скользнула в мягкой улыбке. Тень сожаления о том, что в школе не так кропотливо изучала язык, в институте не старалась, на курсы не пошла и к самоучителям была равнодушной.
Но месяц пролетел. Закончилась виза. Часы пробили двенадцать, и Золушка вернулась домой.
10.
Может быть, сравнение с Золушкой прозвучало банально, навязчиво примитивно, но мне так хотелось добавить сюда какой-то напускной романтики, что не удержался. Конечно же, Алина совсем не была Золушкой. Не служила она домработницей при своей мачехе, не обстирывала и не обхаживала глупых сестёр.
Новая разлука с возлюбленным принесла некоторые изменения в её повседневную жизнь. Она много времени проводила за компьютером и ждала новых сообщений от Роберта. И он оправдывал ожидания. Писал много и часто. Ей казалось, что мало и редко, но в действительности – много и часто. Если как бы отстраниться и посмотреть на историю их переписки, то можно было бы подумать, что они писали друг другу постоянно. И всё равно, Алине казалось иначе.
Однажды, чуть ли не всю ночь разговаривали по телефону и, когда уже под утро у Алины сел аккумулятор – разговор прервался, она закричала, как ненормальная на всю квартиру, посмотрела на несмятую подушку, прицелилась и со всего размаха кинула в неё телефон. Эмоциональный взрыв, приукрашенный женской расчётливостью. Не хотелось разбивать телефон, ибо подарок Роберта, а негодование, которое охватило её, сдержать не могла.
Алина снова взяла телефон, оставивший на подушке приличную вмятину, подключила зарядное устройство и, сев прямо на пол возле розетки, набрала номер Роберта. Он ответил, но через некоторое время разговор снова прервался. Закончились деньги.
Алина отключила зарядное устройство, встала, походила по комнате. Новый поток негодования срывал планку. Она подбежала к своей кровати, пару раз ударила по подушке. Негодование не покидало её. Алина установила подушку, подобно тому, как устанавливают в тирах мишень, сделала шаг назад и снова кинула в неё телефон. Телефон с тупым звуком влетел в подушку – это позабавило так, что Алина часа два только тем и занималась, что бросалась им.
Рассвет полоскал окна, когда Алина наконец-таки пришла в себя и легла спать.
11.
Спала недолго. Ей снились кошмары. Будто заходит она в Цюрихе в обычный продуктовый магазин с целым списком того, что нужно купить к ужину и вдруг понимает, что по-английски ни бельмеса. В списке помидоры, огурцы, сметана, кое-какие фрукты, подсолнечное масло… Приличный по длине список. Ну, допустим, корову изобразить она ещё могла, но как, простите, ей изобразить помидор? Надуваться от стыда, краснеть? А этот пупырчатый огурец? Как показать продавщице, что ей нужна продолговатая зелёная закорючка? Надо зеленеть? А если нужен апельсин, то желтеть? Настоящий светофор получается. Алина-светофор!
Наблюдала за собой во сне и плакала от стыда, поэтому, проснувшись, первым делом включила компьютер и набрала в поисковике «ускоренные курсы изучение английского». Тыкнула курсором на первое попавшееся объявление, записалась и уже вечером сидела в небольшой комнате, где рядом с ней ютились такие же неучи, пришедшие подправить (было бы что подправлять!) знания английского языка.
Алина с детства считала себя победительницей. Эдакая женщина-триумфатор. За что ни бралась, всё получалось. Иногда даже лень браться было, потому что изначально знала, что получится, а если получится, то и напрягаться не надо. Такой уж она человечек. Пришла, увидела, победила.
Здесь так не произошло. С первого занятия ушла вся в слезах. Думала, что все такие же непроходимые неучи как она, но оказалось, что она непроходимей всех на свете непроходимых неучей. Слова забывала – в голове белый лист, звуки произнести не могла – к языку, будто гиря подвешена. Челюсть сводило от излишнего напряжения, на лбу проступали капельки пота. Хотелось провалиться сквозь землю (пол в аудитории) исчезнуть, раствориться, превратиться в маленькое облачко, божью коровку и улететь на небо. Не превращалась.
Ко второму занятию взяла себя в руки. «Не сдавайся, – голос Роберта, звучавший то в телефонной трубке, то самопроизвольно в Алининой голове, не давал падать духом. – Нельзя сдаваться!»
Через пару недель Алина увидела во сне свой прежний кошмар. Она стояла в цюрихском магазине и над ней летала продавщица, которая истошным голосом вопрошала: «Что ты хочешь купить у меня?» Алина не растерялась. Показывая на фрукты, овощи, сыры, произносила их названия на английском и каждое слово, слетающее с её чуть раздувшихся губ, было таким ясным и правильным, что продавщица лопнула от удивления, восхищения. Ага, лопнула и разлетелась по всему магазину на много-много маленьких продавщиц, которые теперь бегали перед ней, и были в руках у них продукты, необходимые Алине.
12.
Когда пришла следующая гостевая виза, Алина была на… Нет, не на седьмом небе от радости, а на тридцать третьем, если такое небо вообще существует. Мне трудно описать её радость. Скажу только одно: Алла, забежавшая к ней разделить приятную новость (скорее, разведать о том, что происходит в жизни подруги), прямо на пороге свалилась, сбитая энергией счастья, которая лучилась из широко распахнутых глаз Алины.
На этот раз Цюрих казался родным. Алина бегала по магазинам и проверяла свой английский. Хо-хо, а некоторые местные жители знали язык похуже неё. Алина блистала. Так, должно быть, блистают звёзды модельного бизнеса, выходя на подиум, как блистала Алина заходя в магазин.
Когда Роберт возвращался с работы, они гуляли по изящно подсвеченным улицам, и Алина рассказывала ему (на английском) то, как восхищает её местная природа, архитектура, улыбчивые, внимательные люди.
Время пролетело ещё быстрее, чем в первый приезд. Не успела оглянуться, как очутилась у трапа самолёта, вылетающего в Москву.
Алина сидела в самолёте у самого иллюминатора и наблюдала за тем, как растворялась Швейцария – ровные, словно расчерченные старательной рукой школьника квадратики сказочной страны уходили из-под крыльев самолёта, исчезали под облаками.
13.
Хождение по замкнутому кругу: ожидание визы, приезд в Швейцарию, возвращение домой, ожидание визы, приезд… Этот круг невозможно было разомкнуть. Нет, что-то менялось, какие-то нюансы, её отношение к окружающему миру, обстоятельствам, но в целом – ничего. Она вспомнила школу и сравнила тогдашние свои ощущения с теми, которые возникали сейчас. Вот, она встаёт утром, выпивает чашку чая, ест бутерброд, идёт в школу, потом приходит домой, делает уроки, выходит гулять с подружками. Опять дом, утомительные сны, утро, школа, уроки, подруги, дом. Если разбирать на мелочи, то, конечно же, каждый день привносил в её жизнь какие-то свои, новые краски. Он не был похож на предыдущий. Но это если разбирать на мелочи. А вот если посмотреть со стороны или как бы поднявшись над собой и своей жизнью, то, безусловно, – всё одинаково.
Было даже такое, что её начинали смущать свои собственные переживания на тему того, что она не может видеть Роберта так часто, как ей хотелось бы. То есть, эти переживания были смешны, когда она находилась не внутри них, а чуть отстранённо, наблюдая за собой, за своим поведением, своими мыслями. Сначала её смешили переживания, а потом её смешило то, что она наблюдает за своими переживаниями, после чего она хохотала над собой и над тем, что её смешит переживание переживаний переживания… Очень похоже на отражения зеркал, стоящих друг напротив друга. Они отражают свои отражения до бесконечности. Так переживания Алины отражались в отражениях переживаний.
14.
Видимо, поэтому, когда Алине отказали в очередной визе, мотивируя тем, что слишком часто бывает за границей, она почувствовала прилив жизненной энергии. Даже за то малое счастье, которое было отмеряно ей на тот момент, нужно было бороться.
Слёзы лились ручьём, и не было им конца. Слёзы были такими крепкими и долгими, что, казалось, возьми в руки спицы и свяжешь свитер пятьдесят шестого размера – не меньше.
Как назло, в гости забежала Алла и давай блестеть своими хоть и ровными, но прореженными (оттого ещё более блестящими) зубами (Алина с трудом сдерживалась, чтобы не выгнать её):
– Представляешь, а он меня замуж позвал, – на местоимении «он» Алла сладко облизнулась.
– Кто? Роберт? – почти закричала Алина.
– Какой Роберт? Ты со своим Робертом спятила.
– А кто? – для Алины вообще не существовало мужчин, кроме Роберта, поэтому она представить себе не могла, что они есть, делают кому-то предложения руки и сердца, живут, заботятся о своих жёнах и детях.
– Эдичка! Я тебе рассказывала о нём. Ты забыла?
Рассказывала, но Алина не отразила тот рассказ. Да и какое ей дело до какого-то Эдички, когда Роберт в Швейцарии, а она здесь, в России. Сидит, плачет, а рядом с ней улыбающаяся гуимпленовской улыбкой Алла.
– А ты знаешь, Алина, я ему откажу. Возьму и откажу. Пусть у меня в ногах поваляется, – Алла снова сладко облизнулась.
Думаю, если бы Алла вовремя не сообразила, что ей лучше бы оставить Алину в покое, то она бы (ещё пару таких облизываний и…) полтела вниз по ступенькам с лестничной клетки в сопровождении веника. Алла чмокнула подругу в щёчку, исчезла.
Алина отправилась на приём к консулу. Пыталась что-то говорить на плохом английском, объяснять ситуации, дескать, ей так плохо без Роберта, что неровён час покончит с собой, ну, не то, что покончит, а вот сойдёт с ума – всенепременно. Консул ничего не понимал. Ему нужен был шпрехен зи дойч, а бедная Алина еле-еле справлялась со своим дую спикинглишь. Позвали переводчика. Алине пришлось заново на хорошем (на очень хорошем!) русском рассказывать о том, как она любит Роберта: люблю, жить не могу, а вы такие-сякие не пускаете меня к нему. Она говорила страстно, иногда вскакивала со стула, то размахивала руками как ветряная мельница, то прижимала их к сердцу, закатывала глаза, запрокидывала голову. Консул смотрел на неё плохо соображающим взглядом, а переводчик всю её тираду, наполненную страданиями, горем, печалью, сводил к двум-трём коротким фразам. Консул качал головой: нет, визы не получите, отдохните от заграницы, поживите дома и так далее. Алина не успокаивалась. Но чем больше она говорила, тем жестче становилось лицо консула и уверенней его отказ.
Вот и разомкнулся круг.
15.
Позвонил Роберт. Он уже знал о том, что Алину не выпускают из России.
– Ну, давай распишемся. Какие проблемы? – как бы, между прочим, произнёс он. Интонация фразы ничем не отличалась от той, как если бы Роберт предложил сходить в кино.
«Ну, давай забьём гвоздь, прогуляемся по набережной, погладим шнурки, сходим на рынок… Какие проблемы?» Проблем, действительно, никаких. Только Алина мечтала о другом.
Допустим, стоит она во поле широком вся в розовом и подъезжает к ней на белом коне Роберт. На Роберте рыцарские доспехи. Солнце отражается в них. В одной руке копьё, в другой – щит. На голове золотой шлем. Сквозь решётчатое забрало видны сияющие любовью глаза. Подъезжает, отбрасывает в сторону щит и копьё. Поднимает забрало. Алина искоса смотрит на него и мурашки желания пробегают у неё по спине. Но взгляд гордый. Вида не показывает, что хочет… замуж. Стоит, не шелохнётся. Роберт спрыгивает с коня, опускается на одно колено, снимает кольчужные перчатки. Алина бросает на него прямой трепетный взгляд и видит в руках Роберта обручальное кольцо, играющее всеми цветами радуги. «Вы согласны стать моей женой, – молвит рыцарь Роберт, – сударыня?» Алина вздрагивает: «Да, я согласна!» Стайки райских птиц вьются, образуя сердечки над их головами, цветы под ногами распускаются, бабочки летают… Да, мечтать не вредно.
– Ну, давай распишемся, – снова повторил своё предложение Роберт.
– Ну, давай, – ответила Алина.
Связь прервалась. Алина пошла на кухню, выпить стакан воды. Во рту пересохло. Телефон снова зазвонил. Она, не глядя, отжала кнопку. На том конце провода раздался голос Аллы. Алла рыдала:
– Ты представляешь, я ему отказала. Я ему отказала, а он вместо того, чтобы броситься ко мне в ноги, просить, умолять… Ты представляешь, он просто взял и ушёл… Ты представляешь? Что теперь делать? Может, это… Может надо догнать его и самой броситься к нему в ноги, а?
Алина ничего не ответила. Положила трубку на кухонный стол. Налила стакан воды. Выпила. В трубке ещё долго звучал плачущий голос Аллы, но Алина не обращала на него никакого внимания. Не слушала. Думала о чём-то своём.
16.
Много раз созванивались. Дни переходили в недели, недели в месяцы. Алина спросила как-то, дескать, когда мы распишемся, и я смогу приехать к тебе, на что Роберт ответил: «Да-да, скоро. Сейчас работы навалом. Чуть освобожусь, приеду и распишемся». Навязываться не хотелось. Гордость не позволяла. При каждом новом разговоре, она еле сдерживалась, чтобы снова не полюбопытствовать: «Когда?»
Жизнь состоит из вопросов, на которые мы хотим получить простой и ясный ответ. «Зачем?», «Кто?», «Когда?», «Что дальше?» Вопросы однозначные, но ответы такими же однозначными не получаются.
Дни шли сами собой. Их не нужно было подгонять. Время и не тянулось, и не спешило – ковыляло, как само собой разумеющееся, по дорогам Алининой жизни, крепко держа её за руку. Алина семенила вслед за ним, будто маленькая девочка, которую ведут в детский сад – плыла по течению. Сопротивляться не было сил. Да и смысла в сопротивлении она не видела.
17.
Мама с беспокойством интересовались её будущим: дочь уже выросла, институт заканчивает, а личная жизнь до сих пор не налажена. Вроде и умом не обделена, и красотой не обижена, а всё никак не складывается.
Бабушка всё больше молчала, а дедушка ворчал:
– Долго ещё в девках будешь ходить? Замуж тебе надо. Детей рожать, о муже заботиться. Если сама себе жениха найти не можешь, скажи, мы с твоей матерью подыщем…
– Ты живёшь в позапрошлом веке. Сейчас необязательно выходить замуж для того, чтобы чувствовать себя счастливой женщиной, – отвечала она.
– Как это необязательно? А дети – внуки-то, правнуки наши, они от ветра у тебя произойдут?
– Дед! – обескураженная Алина с трудом находила слова.
– Дочка, мы тебя не торопим, – в разговор вступала мама, – но пойми правильно, материнское время уходит.
– О, так ты себе внуков хочешь? Понятно. Я думала, что тебя больше тревожит моё личное счастье! – Будто оправдываясь, нападала Алина. – А ты только о себе!
– О тебе мы думаем, непутёвая! – Дедушка очень добрый, редко повышал голос, а здесь прямо как с цепи срывался.
И вот однажды:
– Мне Роберт сделал предложение, – покраснела Алина.
Всё семейство выпустило пар. Замолчали, вросли в диван, сидели, не двигаясь, и хлопали глазами. Первой пришла в себя мама. Она встала, какая-то растерянная, но видно, что довольная и со словами: «Надо бы приданое собирать» направилась к шкафу. Бабушка – вслед за ней. Дедушка ещё долго сидел, как памятник на Тверском бульваре, а потом вздохнул:
– Не успели оглянуться – внучка выросла… Как же Роберт? – дедушка Алины ударил себя кулаком по лбу: – Какой Роберт? Ты же говорила, что он в Швейцарии!
– Да, и я скоро поеду к нему…
Такого поворота никто не ожидал. Алина попрощалась с ними и, сославшись на сильную занятость, решила оставить их, дать возможность очухаться самостоятельно, смириться с её выбором.
18.
Свадьба. Да, свадьба. Алине так хотелось красивую свадьбу, поэтому она постоянно думала о том, какой же она будет, а самое главное где, в Цюрихе красивее, в Москве проще и удобнее для всех.
Свадьбы не случилось. Роберт прислал ей приглашение невесты, она буквально на один день слетала в Цюрих. Они забежали в местный ЗАГС, расписались, обменялись кольцами и поехали в аэропорт. Алина должна была улаживать бюрократические вопросы у себя на Родине и ждать официального вида на жительство, а Роберт остался в Швейцарии. Молодая жена, проводила исчезающий в толпе взгляд любимого и попыталась улыбнуться. Улыбка получилась грустной. Обручальное кольцо плотно сидело на безымянном пальце. Что дальше?
19.
Через месяц с небольшим вид на жительство был на руках у Алины. В посольстве, проходя мимо консула, не сдержалась, показала ему язык. Консул по-швейцарски любезно улыбнулся. Он её помнить не помнил. Много таких влюблённых дурочек проходит мимо него. Но Алина надеялась на то, что помнил, поэтому – сморщила носик и высунула язык. Отомстила по-женски.
Дома в посольской квартире господина консула на коленях у толстой женщины сидел ребёнок – это жена и сын консула. Алина представила себе идеальную картинку идеальной семьи. Там, на этой картинке все были счастливы. Она не знала, как было в действительности, да и знать не могла, но ей представлялось, что всё было именно так.
20.
Выбирать между обыденностью, к которой она привыкла, жизни в России и непонятными перспективами за рубежом – не приходилось. Алина стала замужней женщиной и долг замужней женщины следовать за мужем, куда бы тому ни вздумалось отправиться.
Алина, оставаясь наедине с собой, доставала косметичку, где лежала коробочка с пудрой и маленькое зеркальце. Слегка проходилась спонжем по бледным щекам и долго смотрела на своё отражение. «Ты должна! Твой долг!» – кабала надуманных обязательств доводила до исступления.
В России было всё, даже когда, по сути, ничего не было, а здесь в Швейцарии ничего нет, даже когда, по сути, есть всё.
Общение с местными жителями не получалось. Работу найти не могла. В обиходе – немецкий язык. Знание английского не помогало – в Швейцарии мало кто хорошо знает английский. Алина столько сил потратила, чтобы выучить его и свободно общаться, а получилось, что впустую. И как ей раньше в голову не приходило? Ведь садилась она за учебники с одной единственной целью: быть понятной там, где живёт её любимый мужчина. «Ну, ты и дура, Алина, – шептала самой себе Алина, когда рядом никого не было, – нет, ты не просто дура, а самая большая дура!» Самоедство чистой воды. Частенько паниковала, не могла найти себе места. Шаталась по дому, как неприкаянная. Руки тряслись. Потом забывалась, снова увлекалась мужем, домом, хозяйством. Частые перемены настроения не утомляли окружающих, никто не замечал их. Алина умело шифровалась.
Одна радость: глупые телефонные разговоры с Аллой. Та наконец-таки охомутала своего Эдичку. Соблазнила с последствиями, забеременела. Эдичка приполз к ней на коленях и стал просить выйти за него. Алла больше не пыталась кокетничать. Согласилась на всё и сразу. Впрочем, обо всём и сразу она всю свою сознательную жизнь только и мечтала.
Алина вспомнила идеальную картинку идеальной семьи, которую представила себе, показывая остренький язычок господину консулу. Нет, эта картинка не казалась теперь идеальной. Расплывшаяся фигура женщины не впечатляла, но вот ребёнок…
21.
Швейцария окончательна и бесповоротна. Алина переселилась. В честь такого знаменательного события Роберт приглашает её в ресторан. Они идут по усыпанной лепестками роз ковровой дорожке. Вспышки фотокамер, подобно салюту, освещают чистое небо. Он держит её за руку. Идёт чуть впереди. На нём смоляного, почти серебристого цвета смокинг, бархатная бабочка, лакированные штиблеты. На ней – длинное платье голубого оттенка с соблазнительным декольте. Спина полностью оголена. На груди бриллиантовое ожерелье. Алина на четверть шага отстаёт от роберта. Он – ведёт… Хо-хо, всё было совсем не так.
Роберт пришёл с работы, чмокнул в лобик и уставился в свой ноутбук. «Хоть бы футбол какой посмотрел, – подумала Алина, – было бы до чего допариться».
Она приблизилась к нему со спины, положила руки на плечи, наклонилась и тихо так, еле шевеля губами, будто сама боялась того, что говорит, произнесла:
– Хочу ребёночка…
Роберт поперхнулся. Откашлялся. Откинулся на спинку стула. Глубоко вздохнул:
– Давай чуть позже об этом поговорим.
На следующий день всё повторилось с точностью наоборот:
Роберт целый день просидел дома. Алина пришла из магазина. Отнесла на кухню продукты, переоделась. Пододвинула кресло ближе к окну и села. Роберт положил ей на плечи руки, наклонился и на ухо прошептал:
– Роди мне сына…
Алина отмахнулась:
– Я не готова.
С этого момента с завидным постоянством они говорили друг другу о том, что пора бы завести ребёночка. Роберт предлагает – Алина отказывается. Предлагает Алина – отказывается Роберт. Разговоры о ребёнке переросли в игру, которая заменила сам факт сексуальных отношений. До постели дело не доходило. Поиграют вечером в «хочу – не хочу» и расходятся по своим комнатам. Алина не испытывала порывов. Вернее, порывы были, но игры было достаточно для их реализации. Холодность Ивана тому способствовала.
Вскоре и эта игра обоим наскучила. Могли переглянуться, и становилось понятным, что бурной ночи плавно переходящей в утро – не будет.
Унылое существование, без огонька, чувственных взрывов наводило тоску. Свет в конце туннеля погас раньше, чем она могла предположить. Да и не предполагала она, что такое вообще возможно. Был свет и вдруг – раз и нет света. Сплошные потёмки. Знакомы чуть меньше года, а надоели друг другу дальше некуда. Спали по привычке, ели по привычке, гуляли по привычке. Правда, ещё непонятно откуда привычка эта взялась. Одно дело, если бы прожили вместе лет эдак тридцать, то наличие привычки можно было бы считать естественным побочным эффектом. А здесь? Без году неделя, но такая тоска!
Роберт приходил с работы домой и начинал работать дома. Она пробовала возмущаться, но у неё плохо получалось.
Алина решила зажечь. Купила себе красное нижнее бельё. Вечером, перед тем, как собирались ложиться спать, забежала в ванную, надела. Сверху шёлковый халат.
Роберт сидел в постели, облокотившись на подушку. В животе – ужин, в руках – ноутбук, в голове – работа. Алина встала перед ним, и халат медленно пополз с её плеч. Ещё секунда и халат лежал в ногах Алины. Она сделала маленький шажок в сторону, высвободив ноги, и замерла. Стояла минуты три. Иван работал. Алина начала переминаться с ноги на ногу. Теперь, если бы это был кадр кинофильма, то можно было бы подложить под эту очаровательную сцену музыку из песенки про Торреадора, которого отправляют в бой – точное совпадение ситуации: переминающаяся с ноги на ногу Алина в красном откровенном белье, музыка и не обращающий на неё никакого внимания бык с ноутбуком. Алина не сдавалась, набрала в рот побольше воздуха и томно произнесла:
— Помоги расстегнуть…
— Любимая, я должен поработать сегодня, чтобы мы могли отдохнуть в выходные — мы же договаривались, ты же знаешь — я должен, ну, ты же понимаешь, всё же хорошо?
— Хорошо.
22.
Днём, гуляя по Цюриху, Алина останавливалась у небольших магазинчиков, где продавалась женская одежда. Рассматривала стоящих за витринным стеклом изящных манекенов, но зайти не решалась. Предполагала, что трюк с нижним бельём снова не прокатит, а делать бесполезные расходы, разбазаривать силы на никому ненужные соблазнения – не нужные в первую очередь ей самой – считала бесполезной тратой времени и денег, которых и без того ни на что не хватало.
Сами посудите, вы приносите на блюдечке с голубой каёмочку себя – совершенную, соблазнительную, страстную, а вас небрежно отодвигают в сторону, дескать, не хочется, надо поработать, поясницу что-то ломит, зуб разболелся… Ну, один раз – терпимо, два раза – всякое бывает, но на третий – это превращается в традицию. А кому такая традиция может понравиться? Никому.
Вот и полезла Алина по наущению Аллы в личное пространство мужа. Сначала проштудировала его телефон, изучила эсэмэски, обшарила карманы, а потом и до электронной почты дошла. Тьфу-тьфу-тьфу. А ведь никогда не думала о том, что будет способна дойти до такой, что называется, ручки.
23.
Всё произошло как бы случайно. Изначально Алина не преследовала цели обнаружить что-либо компрометирующее порядочность и верность Роберта. Хотя, безусловно, когда особо делать нечего и жизнь представляет собой существование одноклеточного организма, то хочется немного поинтриговать, позлиться, поскандалить, а должного повода Алина никак не могла найти. Бесконечные разговоры с Аллой (Алла, по сути, являлась единственным человеком, которому Алина могла выкладывать начистую все свои женские переживания), так вот, телефонные разговоры с Аллой, которая судила о мужчинах, как о чудом сохранившихся первобытных созданиях, не имеющих никакого отношения к хомо сапиенсам, всего лишь хомо эректусы (прямоходящие) и ничего более, капля за каплей размывали чувства Алины, рождали в ней подозрительность, доходящую до параноидального бреда. Алла подстрекала, науськивала Алину, настойчиво рекомендовала порыться в вещах Роберта, говорила убедительно, иногда чересчур убедительно. Причём, сама ни в чём своего мужа Эдичку не подозревала… Нет, не так. Дело не в подозрениях. Она просто знала, что тот погуливает, но её это особо не расстраивало. Ревновала, да, знала, да, но искренне верила в то, что Эдичка от неё никуда не денется – тоже да.
Алина же, напротив, поначалу совсем не ревновала, но боялась того, что Роберт оставит её. Это было поначалу. Алла убеждала Алину в том, что животные инстинкты в мужчинах – первичны. Они могут любить до беспамятства и одновременно с этим изменять объекту своей любви чуть ли не с каждой встречной. Для них подобное положение дел вполне естественно. Алина смеялась. Но зерно сомнения было брошено, и уже давало свои первые ростки. Когда муж, находясь дома, болтал с кем-нибудь по телефону, она замирала и, затаив дыхание, слушала. Если муж шёл в ванную комнату, прихватив с собой мобильник, она прислоняла ухо к двери и пыталась выделить голос мужа из шума включённого крана – лаборатория мысли. А тут ещё накатывали воспоминания. Когда-то она хихикала над гражданской женой своего первого – Лёши. Хихикала на пару с самим Лёшей. Теперь вот думала, что и над ней кто-то вместе с её мужем хихикает.
Муж засыпал, она брала его телефон и просматривала списки исходящих и входящих звонков, читала сообщения. Телефон неприлично щелкал, когда она перелистывала эсэмэски. Отговорку придумала: «Если вдруг муж проснётся, скажу, что хотела посмотреть который час».
Потом, собираясь в магазин, залезла в карман куртки Роберта. Сразу же придумала отговорку: «Если увидит, то скажу, что мелочи не было, хотела наскрести, на автобус».
А в этот раз… Роберт задерживался на работе. Его ноутбук стоял на столе. Она ходила вокруг него, не решалась включить, пока не придумала отговорку: «Ничего страшного, села поиграть в тетрис… А если спросит, почему не за свой?» Алина напряглась. А почему, собственно, не за свой? Взяла и отформатировала жёсткий диск на своём агрегате. Вот. Теперь у неё есть отговорка: «Мой ноут сломался!»
24.
Алина сразу же наткнулась на переписку Роберта с коллегой по работе. Всё бы ничего, пролистнула бы, порылась бы в других письмах, но коллегу звали женским именем, поэтому Алина решила: читать!
Содержание первого письма толком не поняла. Многое о чём там говорилось, да и значения немецких слов, которые больше походили на зубодробительную машину или велотренажёр для языка, находились за пределами её познаний.
Взволновали недвусмысленные смайлики, обозначающие всякого рода покраснения, поцелуйчики, обжималки. Их обилие вызывало недоумение. Складывалось впечатление, что её муж прямо у неё на глазах, вот здесь в теле письма совокупляется со своей коллегой. Сначала он что-то пишет ей на немецком шершавом языке, будто шепчет что-то на ухо, потом заканчивает фразу троеточием: прерывается обуреваемый страстным желанием, в груди что-то защемляет у него, молчит, глаза наливаются кровью, руки ходят ходуном и вдруг, ни с того, ни с сего… Нет, понятно, с какого того и с какого сего, Роберт в один прыжок оказывается внутри письма рядом со своей коллегой, набрасывается на неё и.. О, ужас! Но как иначе можно было трактовать целый абзац, обильно присыпанный звёздочками (поцелуй), фигурными (обнимашки) и квадратными (смущение) скобками? Только так!
У Алины закружилась голова. Она отвернулась от мужнего ноутбука, всем телом, не вставая. Теперь её правая рука лежала на спинке стула, а левая на столе. Алина наклонила голову – лопатки коснулись друг друга. Её стошнило от отвращения. Какое-то время она так и сидела, с наклоненной, будто свисающей с плеч, головой и смотрела на свою рвотную массу. Глаза слезились. На кончике носа, как миниатюрный маятник, из стороны в сторону, в такт биению её сердца, качалась… Ох, некоторое вещи лучше не описывать, итак всё понятно.
Сходила умыться. Почистила зубы. Убралась, как на автомате. Роберт всё ещё не возвращался с работы. Она взяла немецко-русский словарь и снова села за ноутбук. Ей надо было знать, о чём они друг другу пишут.
Значения переведённых слов оставались для Алины такими же непонятными и далёкими, какими они были раньше. Профессиональные термины, термины и ещё раз термины.
Сама позвонила подруге, рассказала. Алла на радостях, что её убеждения в очередной раз получили подтверждение, прыгала на том конце провода, визжала от удовольствия, танцевала. Алину не беспокоила радость подруги. Она вдруг почувствовала, что ей всё равно. Безразлично. Алина – робот. Счастливая Алла кричала в трубку:
– Ты только не убивай себя, подруга! Не вздумай травиться и уж тем более вешаться. Он тебя не стоит. Он вообще никого не стоит! Выпей валерьянки, и всё образуется.
Алина, слушая Аллу, будто по команде, дошла до аптечки, достала пузырёк с валерьянкой и, перевернув его над кофейной чашкой, стоящей с самого утра на кухонном столе, начала считать до пятнадцати.
Вернулся Роберт. Увидел включенный ноутбук, с открытым письмом. Покачал головой и неловко произнёс:
– Она первая начала. Я не виноват…
25.
По сути, Алина, подобно русскому богатырю на перепутье, очутилась перед камнем, на котором было начертано: «Налево пойдёшь – коня потеряешь, направо пойдешь – жизнь потеряешь, прямо пойдёшь – жив будешь, но себя позабудешь». Стояла Алина, как в сказке, и думала, какой путь выбрать. Коня вроде у неё не было, поэтому сходить налево – особой трагедии не предвещало. Жизнь была скучной, невыносимой – можно и направо прогуляться. Тянуло прямо – забыться хотелось. Стояла Алина и думала, долго думала. Куда ни пойди, везде хоть какое-то приключение. В конце концов, решила Алина никуда не ходить. Остаться там, где она есть, только немного грамоте подучиться, глядишь, и конь появится, которого жалко будет потерять, и жизнь наладится, и… Ну, сами понимаете, что алкоголь помогает забыться и, вместе с тем, опуститься, но Алину такая перспектива не сильно впечатляла. Ну, разок-другой – можно, а так, чтобы навсегда – ни-ни, прямо ни ногой.
Не так-то просто, находясь заграницей, не зная толком языка, отказаться от участи домохозяйки и найти работу. Русский диплом заочника, не грел швейцарских работодателей, не добавлял очков к её очаровательной улыбке, упрямству и желанию быть нужной.
Швейцария – одна из самых многоязычных стран мира. Конечно, это не Индия, где официально зарегистрировано более полутора тысяч языков, но всё же при населении в семь миллионов человек иметь четыре государственных языка да ещё на каждый кантон (территориальную федеральную единицу) по диалекту – а всего их в Швейцарии двадцать шесть – малым не покажется.
Алина взяла ручку, лист бумаги и написала на нём большими буквами: «План действий». Под цифрой один значилось: «Выучить немецкий язык». Написала. Вторым пунктом шло: «Выучить французский язык». Написала. Соответственно, третий пункт: «Выучит итальянский язык». Написала она и его.
«Интересно, – подумала Алина, покрутив указательным пальцем у виска, – что быстрее: сойду с ума или выполню все три пункта своего плана?» Можно было бы сколько угодно думать на эту тему, однако Алина пошла экспериментальным путём: Проверим! И первым делом устроилась на интенсивные курсы немецкого языка, а уже через три месяца поступила в школу-гимназию, чтобы там подготовиться к поступлению в Цюрихский университет.
Алина чувствовала, что должна учиться для того, чтобы получить право и возможность выбора: начать жить своим умом – начать жить своим умом и свою жизнь без оглядки на мужа.
26.
Надо иметь слишком крепкий внутренний стержень, чтобы не натворить бед, не начать совершать подлые поступки, получив право и возможность выбора. Не все с этим справляются. Иной раз смотришь на человека и понимаешь, вот он живёт своим умом, своей жизнью, но человек этот ума маленького – изворотливого, но маленького – и, следовательно, жизнь у него мелкая получается, какая-то вертлявая.
Хотя нет, тут не проблема выбора, своего ума и своей жизни. Скорее, в том, что нельзя доверять даже тому, кого безраздельно любишь, потому что, доверившись, можешь в один прекрасный момент лишиться не только ума, но и жизни. О праве выбора, речи не идёт. Оно, как следствие, исчезает само собой. Такие вот дела. Хотя нет, опять – нет. Всё не так. Алина хотела доверять. Умела и могла. Но боялась.
27.
В гимназии сложности с немецким языком снова дали о себе знать. Ситуация осложнялась тем, что мало того Алина плохо понимала педагогов, так и, выходя на перемены, не могла разговаривать с одногруппниками. Они общались на местном диалекте, который существенно отличался от академического немецкого. Когда-то чудо девочка Алина была в центре внимания, первой заводилой в школе, потом – на сессиях в московском институте. У неё было подружек больше, чем, ох, сейчас банальность напишу, звёзд на небе. Банально, зато правда. Подружки, правда, были все случайные, не близкие, но они скрашивали её досуг, помогали не чувствовать себя белой вороной, отшельницей. Здесь в гимназии с этим делом никак не получалось. Она попала в среду, где даже о сущих пустяковинах не могла перекинуться парой-тройкой фраз. Заговаривала, но её не понимали, пожимали плечами и отходили в сторону. Сама вступала в разговор, но чрезмерное размахивание рук, которым Алина сопровождала передачу какой-либо интересной информации (за неимением требуемого словарного запаса), только отпугивало её собеседников.
После нескольких неудачных попыток завести друзей, Алина оставила эту затею и полностью погрузилась в учебники, дескать, не мытьём, так катанием – возьмёт свое, когда станет лучшей в классе по успеваемости, основным предметам.
Как говорят в России, терпение и труд, всё перетрут. Уже через полгода Алина сдала экзамены на языковой сертификат одного из высших уровней. За ней закрепилась слава ботаника-одиночки, что с одной стороны её радовало: считалась трудолюбивой, подающей надежды, с другой – угнетало: быть одиночкой не входило в список её желаний. Но такое отношение к Алине быстро проходит. Оно меняется на прямо противоположное. Если сначала её пугались, обходили, искоса поглядывая на гордо привздёрнутый профиль, то, спустя время, испуг перешёл в статус уважения.
Да, о ней шептались за спиной, называя сумасшедшей русской, но этот шёпот был скорее подобострастным, охваченный удивлением, почти восхищением. Алина шла напролом к своей цели. Ещё немного и она будет вправе зачеркнуть, как выполненный, первый пункт своего «Плана действий». Пока рано о таком помышлять. Она слишком близко принимает к сердцу свои неудачи, делает глупые ошибка, когда волнуется, но, вот-вот и всё произойдёт. Она верит в это. Ей нельзя в это не верить: оценки за письменные работы иной раз выше, чем у местных швейцарцев. Постепенно, отпадает привычка размахивать руками во время милых бесед на переменах – её и без того хорошо понимают окружающие и, о боже, она тоже хорошо понимает их. С каждым разом всё лучше и лучше.
Небольшие победы над немецким языком обернулись полным поражением в битве с английским. Пока мозг Алины был забит прохождением первого квеста «Плана действий», она совершенно забыла то, чему научилась ещё в России, готовясь к поездке в Швейцарию. На уроках английского языка не могла построить простейшей фразы, потому что всё время на ум приходили немецкие слова.
28.
– Как вас зовут? – спросил преподаватель экономики на немецком языке, проходя мимо стола Алины, она аж поперхнулась водой от неожиданности.
— Алина — ответила Алина на чистейшем русском и посмотрела на него пустыми глазами, обильно покраснела. Усталость накатила, в горле пересохло, дыхания не хватало. Она достала носовой платочек и попыталась спрятаться в него. Преподаватель понял причину замешательства Алины.
– Устали? – продолжил он уже на чистейшем русском.
– Да, я устала. Плохо спала. Всю ночь кошмары снились, – неожиданно для себя ответила Алина.
– Больше отдыхайте, легче учёба даваться будет, – опять на немецком.
– Я не могу отдыхать. Нельзя. Надо учиться. Я боюсь, что у меня ничего не получится, – опять на русском.
– У вас всё получится, – на немецком.
– Вы думаете? – на русском.
На последней фразе Алина спохватилась. Она говорила с преподавателем экономики на русском языке. Ей стало стыдно. По аудитории пробежал шёпот возмущения. Многие подумали, что таким образом сумасшедшая русская решила поиздеваться над преподом, а тот, напротив, как-то по-отечески снисходительно улыбнулся испуганной ученице и коснулся тонкими пальцами её парты.
Алина ещё больше покраснела. Посмотрела в глаза учителю, потом на его руку. Не выдержав этого взгляда, учитель спрятал руку за спину, как бы засмущавшись какого-то внутреннего порыва, близости с ученицей. Прошёл чуть дальше, потом обернулся. Пальцы напряглись, образовав из ладони лодочку. Кажется, до конца урока он так и проходил с этой лодочкой, иногда поглядывая на неё, смущаясь собственной зажатости, но не в силах расслабить руку.
29.
Общение по скайпу (Skype) входило в повседневную жизнь. Алина перестала тратиться на бесконечные телефонные разговоры с любопытной подругой.
Алла родила прелестного ребёнка, которого теперь демонстрировала по скайпу новоявленной швейцарке. Показывала в прямом эфире, как она кормит его, переодевает подгузники. Жутко располнела. Несчастный Эдичка периодически мелькал на заднем плане их малометражки. Алла, кивая в сторону мужа, сжимала кулачок и, по-женски ухмыляясь, шептала: «Вот он у меня где!»
А жизнь в Швейцарии шла своим чередом. Всё чаще и чаще Алина задерживалась после уроков: напросилась на дополнительные занятия по экономике — именно её она собиралась изучать в Цюрихском университете. Не то, чтобы напросилась. Преподаватель сам предложил, а она не отказалась, вспоминая девичьи уловки, щедро описанные в глянцевых журналах и обсуждаемые на посиделках с Аллой, и в полную силу ими воспользовавшись, создала условия для того, чтобы тот, с аккуратной лодочкой в руке, первым завёл разговор на эту тему.
Вскоре они обменялись скайпами и занятия по экономике переросли в обычное общение. Болтали вечерами о том, о сём. Алина рассказывала о жизни в теперешней России. Валентин слушал её. Да-да, преподавателя экономики звали Валентин – он приехал в Швейцарию много лет назад после программы PHD и преподавал в Цюрихском университете экономику и право. Вёл обычный для среднего европейца (коим он мог по праву считаться, имея двойное гражданство) образ жизни – от зарплаты до зарплаты, но складывалось впечатление полнейшей внутренней самодостаточности, что большего и не надо. Все по плану: работа, дом, девушка (у них так принято – 40 лет, а все герлфренд и бойфренд), которую он вроде как любит и ценит и не хочет потерять, но и жениться на ней он тоже не хочет, потому что и так все устраивает. Детей нет, потому что дети в Швейцарии – это очень дорого. У него много друзей и мало свободного времени, все расписано по минутам и спланировано на год вперед, что вполне типично для европейцев. В этом нет ничего особенного и сверхъестественного.
30.
Неожиданное увлечение экономикой с её многочисленными понятиями и статьями на английским поспособствовало провалу с немецким. Так всегда. Если в одном месте прибудет, то в другом, согласно закону о сообщающихся сосудах, обязательно убудет. Алина провалила экзамен по немецкому. Не совсем, конечно, частично. Самую, что называется, смехотворную половину – разговорную. Там, где ей казалось, что она будет выглядеть молодцом – выглядела, простите за неуместную рифму, огурцом. Недобрала каких-то полтора балла. Ей назначили пересдачу. Срок подготовки: полгода. А ведь надо бы уже приступать к выполнению второго пункта «Плана действий». И Алина, несмотря ни на что, приступила: через он-лайн школу познакомилась с преподавателем французского – носителем языка, который, ко всему прочему, хорошо знал русский. Приступили к занятиям по скайпу.
Тристан Парен – так звали её нового учителя, когда-то работал в Казахстане, учителем французского. Там же познакомился со своей женой. Прошёл через все бюрократические барьеры женитьбы на иностранке и переезда в Швейцарию. Был близок Алине по духу.
Теперь Алина одновременно учила три языка: английский, немецкий и французский. Это помогало ей не сосредотачиваться на каком-то одном, в ущерб другому.
Общение с мужем свелось до минимума: утреннего «Пока» и вечернего «Привет». Иногда и наоборот, но это, по сути, ничего не меняло.
31.
Мы делаем жизнь или она делает нас – этого никто не знает.
Роберт позвал на романтическую прогулку по берегу Цюрихского озера, дескать, пойдём жена, подышим свежим воздухом, полюбуемся местными красотами. Пошли.
Нижняя часть Цюрихского озера, расположенная в районе города Цюрих идеально подходит для прогулки по берегу. Вдоль всего озера тянутся бесконечные пешеходные тропинки и зеленые зоны (аллеи различных видов деревьев, парки), оборудованные скамейками для отдыха, а в водную гладь с берега как бы вторгаются многочисленные пристани. На Цюрихском озере в любое время можно наблюдать множество небольших яхт и прогулочных кораблей, что в соединении с большой глубиной делает его похожим на море. В жаркие летние выходные городской пляжи усыпаны местными жителями — все тянуться к воде и условия этому способствуют, хорошо оборудованные пляжи и множество получастных территорий отдыха (для каждого района своя), складывается впечатление, что ни один кусочек ни земли, ни воды не является бесхозным, неухоженным или заброшенным, всё чисто, красиво подстрижено, и отчет об использовании налоговых средств каждый квартал чётко по расписанию доставляется в почтовый ящик. «Кажется я слышала, что в Европе жить плохо» — подумала на мгновение Алина, «но самое плохое не то, что я это слышала, самое плохое, что я в это когда-то верила, как я могла…» — думала Алина, внезапно почувствовав новый прилив любви к этому городу.
Алина взяла Роберта под руку и почувствовала некоторую неловкость. К тому времени, они бывали вместе исключительно на корпоративах Роберта, которые организовывались его начальством с завидным постоянством. А вот именно так – просто, бесцельно – давно не бродили. Само присутствие рядом с мужем казалось нелепостью, кощунственной дикостью, средневековьем, а уж «под ручку»… Пошлость какая! Она отстранилась. Так и шли, держась друг от друга на расстоянии. Небесные каменщики, не покладая невидимых мастерков, строили между ними стену из прозрачных кирпичей. Великую стену.
Роберт рассказывал о своих успехах на работе. Алина внимательно слушала — его истории походили на сериал — каждый день что-то новенькое, да с такими поворотами, что ни в одном сериале не покажут, в жизни всегда интереснее — так думала Алина, внимательно слушая Роберта. Их прогулка походила на встречу давно не видившихся друзей — они болтали, смеялись, ели мороженое, шли рядом, но не в обнимку. Роберт заметил это. Чтобы хоть как-то исправить положение, вспомнил о том, как они расписывались в цюрихском ЗАГСе. Пытался выдать поспешность бракосочетания за романтику. Алина морщилась.
– Я виноват, что так получилось, но ведь у нас не было иного выхода, – вдруг залепетал Роберт. – Знаю, что мечтала о шикарной свадьбе, белом платье и розовом кадиллаке. Так сложились обстоятельства. Я не смог подарить праздник. Исправлюсь. Давай, как-нибудь устроим, повенчаемся что ли… и на венчание сделаю всё, как пожелаешь. Цветы, свадебный кортеж, платье, застолье с поцелуями и пьяным тамадой. Крики «Горько» и снова поцелуи…
Алину до обидного скривило. Роберт не успевал за её желаниями. Она была уже где-то далеко. В её милой головке теперь гнездились мысли о реализации личного (личностного) потенциала и вечерние туалеты с розовыми кадиллаками с этими мыслями совсем не состыковывались. Она ничего не говорила. Роберт продолжал свой лепет:
– Ты будешь самой красивой невестой. Мы специально для тебя закажем свадебное платье у лучших швейцарских модельеров…
Алина прикусила нижнюю губу. Сожаление. Одно сожаление и больше ничего. Ну, какая из неё невеста? Какое платье? Как можно выставлять напоказ такое событие, как венчание? Да и не хочет она венчаться. Ни с Робертом, ни с кем другим. Вообще не хочет. Церковь, а потом пьяные дебоши друзей, глупые пожелания коллег, одногкурсников. Потом ещё родственники из Москвы понаедут, привезут с собой деревенские обычаи, дебильные конкурсы, танцы под баян – атмосферу праздничного разгула. Жесть.
Алина молчала. Роберт всё говорил и говорил. Она даже не слушала его. Выпала из настоящего, сиюминутного. Очнулась от того, что Роберт взял её за руку. От неожиданности, вздрогнула.
– Завтра корпоратив.
– И что?
– Надо идти.
– Это в последний раз.
– Конечно.
Они пойдут. Напьются, как обычно. Вернутся домой. Роберт, приняв душ, ляжет в кровать и сразу же заснет. Алина проведёт полночи в ванной комнате, отмокая и плача. Потом доползёт до своей постели и уснёт.
32.
Учёба сдвинулась с места. Немецкий, английский, французский, подобно гоночным автомобилям, двигающимся по широкой скоростной трассе, неслись к финишной прямой почти вровень, нисколько не мешая друг дружке. Заваленный полгода назад экзамен, был успешно сдан. Учитель французского, улыбающийся по скайпу во все свои тридцать два зуба, не мог нарадоваться её успехам. Немного смущала он-лайн школа, через которую Алина познакомилась с ним. Вернее, не сама школа, а цены, которые почему-то за счёт комиссионных постоянно скакали, и, надо сказать, скакали не как обычно, то вверх, то вниз, а всегда – только вверх. Чем дольше училась, тем больше платила. Алине раньше казалось, что должно быть наоборот. Считала себя постоянной и обязательной, хм, клиенткой, а таким, как она, думала, должна быть существенная скидка. Ничего не было, даже «Спасибо за оплату» только «Ой, нам тут из-за комиссионных не вся сумма дошла, отправьте ещё 10 долларов, потом ещё и ещё…», что раздражало, и раздражало, как нынче говорят, реально. Словом, чтобы снять это раздражение, Алина пошла на авантюру: стала договариваться о занятиях с учтивым французом напрямую.
Как-то поделилась с одногруппниками информацией о том, как экономит и на чём. Шокированные швейцарцы даже предположить не могли, что такое возможно. Им навороты русского бизнеса неведомы. Не вписывались в менталитет. Алина смекнула: стала рекомендовать француза друзьям, дескать, дешевле не найдёте, а качество – отменное! Те завалили счастливого француза просьбами позаниматься. Француз поблагодарил Алину и снизил специально для неё расценки на свои услуги. Все остались довольны. В связи с этим, у Алины мелькнула идея создать свою языковую школу. А почему бы и нет? Алина может выступить в роли посредника, благо, что спрос на языки в её кругу имеется, так и предложить хороших педагогов она всегда сможет. А в том, что педагоги хорошие, никто не будет сомневаться, ибо сама Алина тому прекрасное доказательство. Хо-хо.
33.
Всю ночь провела с Валентином… Не подумайте ничего плохого. Они общались по скайпу. Всю ночь. Вечером Алина села за свой ноутбук, а встала только утром. Усталости почему-то не чувствовалось. Время пролетело незаметно. Может быть, они бы проболтали ещё весь день и даже ещё одну ночь, но ему надо было идти в университет. Алине в гимназию. Перед тем, как отключиться договорились позаниматься после занятий прямо там.
Днём поднялся сильный ветер. Алина сидела в классе и смотрела в окно. Деревья, подобно сказочным птицам, размахивали своими зелёными крыльями, норовили оторваться от земли, взлететь. Уличный шум, сквозь наглухо закрытые окна, в аудиторию не проникал. Человечки, бегущие против ветра по тротуарам, придерживающие шляпы, подолы плащей, напоминали персонажей комиксов. Машины ехали медленно. Ветер усиливался. Вот он уже вовсю раздирает рекламные щиты, гоняет по дорогам обрывки газет, театральные афиши. Деревья чуть ли не прижимаются к земле, потом снова распрямляются и машут ветвями. Человечки останавливаются, не в силах преодолеть силу ветра. Только машины едут всё так же медленно, уверенно.
Пришёл Валентин. Они приступили к занятиям. Как обычно, часа через полтора занятия уже напоминали обычную беседу, где не было учителя и ученика, только Алина и Валентин – два увлечённых друг другом существа.
Начинало темнеть. Вспышки молний озаряли небо.
Кто-то забежал в класс и сказал, что во время грозы деревья повалило на линии электропередач, поэтому общественный транспорт не ходит. Алина тут же предложила Валентину подбросить его до дома. Валентин – немного смущённый вниманием ученицы – кивнул в знак согласия. Алина что-то говорила и говорила. Эта женская, почти детская, непосредственность, заставила Валентина забыть о смущении. Она была легка в общении, не обременительной, что подкупало.
Не заметили, как очутились около подъезда дома, где живёт Валентин. Линии передач уже давно починили. Ветер стих. Дождь закончился. На небе проступала еле видимая за дымкой мутного неба луна. Они ещё долго сидели в машине. Алина не замолкала, ей казалось, вот сейчас она перестанет говорить и он уйдёт. Перестала. Ушёл, поцеловав троекратно в щёки так, как это делают истые европейцы – в знак благодарности, на прощание.
Алина, оставшись одна, поймала себя на мысли, что ей не хватает Валентина в её повседневной жизни. Не хватает его тепла, его умения удивляться. Ей не хватает его доброй, снисходительной улыбки и его чистых спокойных глаз.
Она встряхнула голову, будто отгоняя от себя эти мысли, завела машину и поехала к мужу. «Чудес не бывает – опять голосом Леши заговорила сама с собой Алина. – У вас большая разница в возрасте, куча обязательств, ко всему прочему, Валентин к тебе равнодушен. Ну, разве что ему, давно не видевшему земляков, нравится забавно поболтать с милой русской сумасшедшей, вздумавшей покорить Швейцарию».
34.
Учёбу в гимназии ещё не успела закончить, а деятельность по созданию своей собственной языковой он-лайн школы развернула на полную катушку. Пока не было чёткой концепции по развитию, да и вообще никакой концепции (ровно, как и развития) не было. Всё держалось на голом энтузиазме самой Алины, на её искреннем желании помогать людям, которые оказались заложниками чуждой языковой среды и той ситуации, которую когда-то переживала она, перебравшись из России в Швейцарию.
Ей важно было общаться с такими же, как она, одинокими, бесприютными. В них была её сила, её настоящее, её будущее. Помогая им, она помогала себе. Подавая им руку, Алина обретала точку опоры, благодаря которой, дали бы ей волю и время, смогла бы перевернуть землю. Когда она искала самой себе педагогов, постоянно сталкивалась с равнодушием и непониманием принимающих звонки и заявки менеджеров. Иной раз наталкивалась на холодные (чуть ли не автоматические) ответы на те вопросы, которые она задавала. Тут ведь важно, чтобы правильно направили. Но как они направят, если не могут, вернее, не хотят понять, что тебе надо. Мёртвые, безучастные голоса и лица! Нет, Алина не будет мёртвой и безучастной. Она выслушает каждого, со всеми поговорит, поддержит, улыбнётся, посочувствует и подарит надежду, веру – уверенность.
Времени на сон всё меньше и меньше, но усталости не чувствуется. Клиенты – это не клиенты. Это её друзья. Каждый из них должен чувствовать себя единственным и неповторимым.
Алла постоянно отвлекает. Звонит и звонит по скайпу. Алина рассказала ей о своей он-лайн школе. После этого в лице Аллы произошли существенные изменения. Раньше, ещё до рождения ребёнка, её длинный крючковатый нос занимал большую часть монитора. С появлением сына, щёки увеличились. Нос выпирал, конечно, но уже не так явно и нагло. Теперь, когда Алла узнала о том, чем занимается Алина, щёки и нос ушли, как бы это правильнее сказать, на задний план. Вперёд вылезли удивлённые (шальные) глаза. То есть, лица практически не было видно. Глаза и больше ничего!
– Я разведусь! – Алла всё-таки прорвалась, вернее, дорвалась до Алины. – Слушай, ты мне скажи, как приехать к тебе. Брошу всё! Я брошу этого козла и приеду к тебе учиться!
– Привет, – поздоровалась Алина. – Не надо приезжать, ты можешь учиться, не выходя из дома. По скайпу.
– Не могу больше так жить! Ты посмотри на него, – глаза Аллы на какое-то мгновение исчезли с экрана. Алина увидела Эдичку с ребёнком на руках. Он ходил по комнате, что-то напевая. Глаза Аллы снова появились. – Видишь? Ходит и поёт, ходит и поёт. Говорит, что колыбельная. Ребёнок третий день плохо спит, а он ходит и поёт! Сил моих больше нет. Я точно разведусь и приеду к тебе!
35.
Подвозить Валентина до дома после занятий в гимназии вошло в привычку. Частные уроки экономики и права, как правило, затягивались допоздна. Начинались с азов бух. учета, заканчивались милой ни к чему не обязывающей беседой, которая плавно перетекала в машину, где они ещё долго сидели, доехав до подъезда Валентина.
Это было последнее занятие. Уровень английского и немецкого, которыми теперь владела Алина, мог соперничать с уровнем Роберта. Экзамены в гимназии сданы. Целый этап жизни, сравнимый разве что с учёбой в школе, когда Алина десять лет просидела за школьной партой, а потом свободная, мучимая вопросом «Что дальше?», стояла посреди класса, пытаясь строить планы на будущее, решительно мечтала, настойчиво радовалась и верила в свои силы.
Они вышли из машины. Дошли до двери подъезда. Чуть накрапывал дождь. Тёплые капельки падали на лицо и стекали вниз к подбородку. Валентин спохватился и накрыл Алину своим зонтом, приблизился к ней, чтобы по заведённому обычаю троекратно поцеловать её в щёчки. Алина коснулась своими губами его губ. Брови Валентина чуть приподнялись. Алина закрыла глаза, чтобы не видеть его смущения и не стесняться своей страсти. Ещё долю секунды Валентин находился в робкой нерешительности. Алина поцеловала его по-настоящему, и Валентин ответил ей глубоким, страстным поцелуем, так, будто он ждал его весь год их знакомства. Он поцеловал её так, как Алина мечтала все три года своей семейной жизни.
– Прости, я не должна была.
– Всё хорошо. Для этого требуются двое.
36.
Дождь не переставал. Стучал по окнам и по крышам домов, внутри было тепло, как будто что-то теплое прижалось сбоку и в ногах. Алина открыла глаза и в свете полной луны увидела свернувшегося комочком, безмятежно мурлыкающего во сне бежевого котёнка, которому она ещё даже не успела придумать имя, а в ногах устроился её рыжий Гарфилд.
Алина достала из-под подушки телефон, спать оставалось 2,5 часа. И всё-таки здорово быть любимой теми, кто любит тебя, и любит безусловно, как мама, бабушка с дедушкой или мои два пушистика, — подумала она и открыла ноутбук, чтобы отогнать возможные дурацкие сны, которые лишь бередят душу. «Чудес не бывает» — повторила она Лешиным голосом, «Чудес не бывает»…
