Комическая фантазия в одном акте
Действующие лица:
Мишель де Нотр Дам, Нострадамус – 52 года, хозяин дома, врач.
Рене Гиббс — 56 лет, его помощник, секретарь.
Сандрин Бурэ – служанка в доме Нострадамуса
Жаннета Буасье – 19 лет, девушка на выданье
Пьер Ламрок – 41 год, моряк
Феличе Перетти – 33 года, монах-францисканец
Цезарь – 9 лет, сын Нострадамуса
Комната в доме Мишеля де Нотр Дама в городе Салоне. Стены до потолка украшают картины Рафаэля, Леонардо, Микеланджело, Тициана, Веронезе, Босха, Брейгеля. В комнате мало мебели: длинный стол, три кресла, канапе, секретер из бронзы в форме яйца. Окна завешаны гардинами. Пол устлан коврами.
Открывается дверь. Появляется хозяин дома. Он ещё в ночном колпаке и в разноцветном халате. На ногах тапки. Подходит к окну, отдергивает гардину.
Мишель (потягивается, зевает): Оу, а день-то уже зовет! Трубы-то трубят.
Открывается противоположная дверь. В комнату входит Рене.
Мишель: Доброе утро, дружище! Как спалось?
Рене (хмуро): Как обычно. А ты?
Мишель: Спасибо, друг. Отлично. Представляешь, я летал. Да, как в детстве. Как будто у меня крылья, я отталкиваюсь и… парю. Красота. А ты? Ты хмурый какой-то?
Рене: Всю ночь ворон снился, бр-р-р. Такой мерзкий: худой, облезлый. Прилетел, сел перед окном на ветку, и давай каркать. И главное — совсем прогнать не могу, протягиваю к нему руку, а он – шасть! и, улетел. Потом опять всё по новой. И так повторялось раза три. Четвертого уж не стал ждать. Проснулся. Вот и скажи, предсказатель, к чему сон?
Мишель: Я так думаю – к хорошей попойке.
Рене: Что такое? Весь аж запрыгал. Светишься. Я что-то забыл?
Мишель: Конечно, дружище. Сегодня ж какой день? Годовщина!
Рене: Годовщина чего?
Мишель вращает рукой предлагая Рене вспомнить.
Рене: У тебя день рождения? Нет?! У меня! Тоже нет?! У Клементины? Кого-то из твоих четырех детей? Да черт тебя подери, что за день сегодня? Колись.
Мишель: Двадцать лет…ну, вспоминай: двадцать лет назад в этот день ты и я…ну, ну….
Рене (огорченно): Неужели? Неужто двадцать лет прошло? Как же время то летит. Черный день. Надо ж мне было поддаться тогда на твои уговоры?!
Мишель подходит к другу обнимает его.
Мишель: Помилуй, ну ты же сам этого хотел: спрятаться от всех, заняться чистой наукой, перевернуть мир, жить в тишине, единении с природой, в согласии с миром. Мы с тобой выбрали прекрасную цивилизованную страну, смотри – живем как в музее. Нас окружают подлинники великих мастеров. А с автором этих двух шедевров ты и сейчас можешь встретиться, поболтать, выпить Бургундского урожая какого-нибудь одна тысяча четыреста махрового года. Да что ты? Только подумай – мы живем в великую эпоху Ренессанса! Да нет, дружище, ты не прав. Все о чем мечтали – сбылось.
Рене: У тебя – да. Ты женат, у тебя дети. Тебя носят на руках, как гуру медицины. Это ты окружен почетом и уважением как астроном и прорицатель. Ты всего добился. А я? Я все эти годы живу под страхом разоблачения. Мишель, мы нашли тихий провинциальный городишко – так? Ну, жили бы себе тихохонько и жили. Я в подвале опыты ставил, а ты детей рожал, людей лечил, алхимил по-тихому, да бог с тобой – писал бы в стол что хочешь. Но зачем было публиковать-то? Зачем им давать знать, что завтра будет? Поверь, после выхода «Предсказаний» я каждый день думаю: вот, вот сейчас постучатся, войдут, спросят: «А откуда вы, господин Ностадамус все это знаете, а?» И меня же с тобой потянут, как соучастника. И ещё этот ворон. Нет, не спроста, ой, поверь, не к добру это.
Мишель: Не накручивай себя. Всё идет отлично. А все твои тревоги от недосыпания. Ты там над чем сидишь до утра? Чего изобрел?
Мишель звонит в колокольчик.
Рене(меняя тон): Знаешь, я, кажется, придумал двигатель внутреннего сгорания нового типа. Представь, он работает на коровьем навозе. Пока дает два киловатта, но на тонну…
Мишель: Нда, интересно. Но не рационально. Только подумай сколько дерьма понадобится для твоего движка лет через пятьсот.
Рене (огорченно): Нда, это я как-то упустил.
Входит Сандрин. Вешает на кресло халат в темных тонах, ставит на пол туфли хозяина.
Сандрин: Доброе утро, господин. Доброе утро мэтр Рене. Ваша одежда, господин.
Мишель: Сандрин, сколько на сегодня пациентов записалось?
Сандрин: Трое, господин: Пьер Ламрок. Жалобы на боль в правом боку. Мадмуазель Буанасье сказала, что назовет причину обращения лично вам. Третий посетитель: студент Жако – по всему видать возрастные прыщи замучили.
Мишель (обращаясь к Рене): Учись Рене, всего два года работает, а уже готовый врач. Один взгляд на пациента и – возрастные прыщи замучили!
Рене (что-то записывая на листке): Гений!
Мишель: Гений. (обращаясь к Сандрин) Имена правильно запомнила? (Сандрин кивает) Тогда зови первого.
Сандрин (кланяясь): Слушаюсь, господин. (возвращается) Простите…
Мишель: Что такое?
Сандрин: Вам завтрак подавать?
Мишель: Ты же знаешь мой принцип, – я его ещё заработать должен. Зови, зови.
Мишель надевает халат, что принесла Сандрин. Переобувается. Садится в кресло. Рене подходит к секретеру. Нажимает на какую-то кнопку. Крышка секретера поднимается. Рене начинает нажимать на клавиши печатного устройства.
Мишель: Ну, что там по этому мореплавателю, Ламроку, кажется?
Рене: Пусто.
Мишель (огорченно): Что ж, придется работать вслепую.
Входит Пьер Ламрок, хромой бородатый мужчина, на вид лет 55..
Пьер Ламрок: Утро доброе, месье де Нотр Дам. Мое почтение и вам. (кланяется Рене).
Мишель: И вам не хворать, уважаемый. Присаживайтесь вон туда. На что жалуетесь?
Ламрок: Господин, фармацевт. Я человек немолодой, мне уже сорок второй годик пошел…
Мишель: Как? Я думал вам все шестьдесят, ну хорошо, продолжайте.
Ламрок (немного обиженно): Нас моряков тяжелая работа и море сушат. Но сил у меня ещё много. У любого в Бресте спроси. Кто может на ходу повозку остановить, поднять телегу, да колесо сменить? И каждый ответит – это Пьер из Бреста. Только вот в последнее время хворь одолела. Болит под ребром, спасу нет. Словно черт кочергу вынул из жаровни, вставил в бок и так-сяк вертит, и крутит.
Мишель: Разденьтесь-ка, до пояса, милейший, и лягте сюда.
Пьер Ламрок раздевается и, кряхтя, ложится на канапе. Нострадамус звонит в колокольчик. Входит Сандрин.
Сандрин: Звали, господин.
Мишель: Сандрин, полей.
Служанка кивает. Берет кувшин, поливает водой Нострадамусу руки.
Мишель: Я вас пообследую чуток, а когда будет больно, вы мне скажете, хорошо?
Вытирает полотенцем руки. Начинает мять больного, постукивает пальцами по груди, животу. Пьер изредка охает и вскрикивает.
Мишель: И по каким морям хаживали? Небось, и в Африке бывали? И на Барбадос-то заплывали, а?
Пьер Ламрок: Да уж бог дал, – поплавал. Я же шкипер. Ой! Почти все моря обошел. От края до края. Весь черепаший панцирь избороздил. Ой-ой. От Мраморного до Северного. Ой!
Мишель: А признайтесь-ка, голубчик. Вы же старый корсар, а? Попиратствовали чуток, ну да не без этого же, а?!
Пьер Ламрок: Вы уж бог знает, что о моряках думаете, господин фармацевт. Я на службе короля от склянки до склянки отпахал. Много всего видел, и баталии, и кровь, и бури в двенадцать баллов, но вот чтобы чужого добра взять…
Мишель: Милейший, ну, вы меня не так поняли. Присядьте. (обращаясь к Рене) Рене, помните я три месяца зимы провел в Лиле?
Рене: У меня ещё память хорошая.
Мишель: Хотите посмотреть, чему обучился у тамошнего светилы?
Мишель берет со стола цепочку, с которой свисает маленький металлический шарик. Начинает его раскачивать перед лицом моряка.
Мишель (голос его становится твердым и беспристрастным): Следите за этим шариком. Когда я досчитаю до десяти, вы уснете. Пьер Ламрок, я буду задавать вам вопросы, на которые вы честно и коротко будете отвечать.
Мишель начинает считать. Досчитав до десяти, Мишель шлепает моряка ладонью по лбу.
Мишель: Отвечайте Ламрок, вы были корсаром?
Пьер Ламрок: Нет.
Мишель: Вы брали на абордаж испанские, английские или суда иных государств?
Пьер Ламрок: Да.
Мишель (оборачивается к Рене, на лице довольная улыбка): Это был корабль с золотом? Куда вы спрятали золото?
Пьер Ламрок: Это был корвет под мавританским флагом. Золото забрал себе капитан. Нам достались только женщины.
Мишель: А золото? Экю, пиастры, гульдены? Где вы все это зарыли?
Пьер Ламрок: Никакого золота, никаких денег, никакого золота, никаких….
Рене: Тоже мне – гипнотизер. И ради этого ты провел всю зиму в сыром Лиле?
Мишель: Черт, он и впрямь оказался честным парнем, верным слугой короля.
Мишель (обращаясь к Ламроку): Ламрок, я досчитаю до десяти, и когда щелкну пальцами, вы проснетесь, и забудете всё, о чем я вас спрашивал.
Мишель считает, щелкает пальцами. Ламрок приходит в себя. Трясет головой.. Мишель подходит к столу, берет перо и начинает что-то писать на листе.
Мишель: У вас, милейший, запущенный печеночный гепатит. Запрещаю вам жареную и жирную пищу. А так же — ром. Вот эту бумагу отдадите Сандрин. Она вам выдаст по ней пилюли. Здесь написано, как их принимать. (протягивает больному листок)
Пьер Ламрок: То есть как? Да как же это – не есть жареного? Да что же есть-то тогда?
Мишель: Переходите на вареную рыбу. С вас пятьдесят су.
Пьер Ламрок: Ну, вы придумаете тоже, господин Де Нотр Дам. Я же моряк. Как же это можно ром не пить. Любого на побережье от Ля-Рошели до Гавра спроси, – кто на спор может пять пинт английского эля выпить, и ещё бутылкой рома догнаться? И вам ответят: это Ламрок из Бреста. А вы – не пей рома. Э нет, вы, конечно, лекарь известный, но тут что-то недодумали.
Мишель звонит в колокольчик. Входит Сандрин. Ламрок протягивает ней бумагу.
Мишель: Сандрин, выдай ему лекарство, и не забудь получить за прием. Всего доброго, господин Ламрок. Берегите себя.
Ламрок выходит из комнаты, недовольно ворча под нос ругательства.
Мишель: Вот так Рене: ты их лечи, а они тебе – дурак вы доктор!
Рене: И правильно сказал. Ну, зачем этот цирк с гипнозом? Бесполезная вещь. А если раскроется – погорим! Изжарят же, говорю, как еретиков.
Мишель: Нда. С гипнозом, малость, осечка вышла. Кто ж знал, что в наше время ещё есть порядочные люди?! Но с другой стороны – мы вновь обрели веру в людей. На свете ещё не перевелись честные.
Дверь резко открывается и на пороге появляется молодая девушка Жанетта Буанасье.
Жанетта Буанасье: О, мессир!
Проходит и садится на канапе, говорит страстно, театрально.
Жанетта Буанасье: О нет. Для меня вы больше чем мессир. Вы – Бог. Вы – земной Асклепий. Эскулап души и тел грешников. Только вы, только вы можете избавить меня от мук и страданий.
Мишель (строго): Полноте, красавица. Полноте авансом раздавать похвалы. Лучше объясните, что случилось?
Жанетта Буанасье: У меня жар. Я вся горю. Лицо, шея, грудь. И так каждый день. С утра и до вечера. Мне душно. Душно.
Жаннета начинает расстегивать воротник на платье.
Жанетта Буанасье: Протяните руку, месье. Протяните, не бойтесь. Потрогайте, как я вся горю.
Мишель (берет со стола ложечку, подходит к Жанетте): Сперва, милая, откройте-ка рот.
Жанетта Буанасье: Милая. О! О! Милая. Сколько вам лет, мессир? Тридцать пять? Тридцать шесть?! О нет. Не говорите. Мне всё равно. Посмотрите, я вся горю.
Только теперь разворачивается лицом к Мишелю. Замечает Рене. Запахивает воротник.
Жанетта Буанасье: Ой. Здесь посторонний. Мужчина. Что же вы меня не предупредили, месье? Я девушка скромная. Вы поставили меня в неловкое…
Мишель (кричит): Да замолчите ж вы наконец! Вы на прием пришли или я не знаю куда? Поставил я её… никуда я вас ещё не поставил. Вот.(наливает в кубок воды, подает девушке) Остыньте. Во-первых: Рене мой секретарь и помощник. Для вас такой же лекарь, как и я. Во-вторых: перестаньте тараторить и спокойно объясните, где и что у вас болит.
Жанетта начинает всхлипывать.
Жанетта Буанасье: Я. Я к вам со всей душой. Со всеми своими невзгодами. Все как на духу. Кх-кх. А вы. Вы.
Мишель(приходя в себя): Извините, мадмуазель. Ну, поймите и вы меня. Врываетесь, не даете слова вставить, и вообще… Давайте вместе успокоимся, и вы всё по порядку расскажете.
Мишель садится рядом с девушкой на кушетку. Кладет руку поверх её руки.
Жанетта перестает плакать. Тут же перехватывает руку Мишеля.
Жанетта Буанасье: Я же говорю, господин Эскулап. Пропал сон. А если вдруг и задремлю за шитьем, то снится мне, что он за мной бежит…
Мишель: Кто он?
Жаннетта Буанасье: Ну, как кто? Мужчина. Он бежит, бежит, бежит, бежит, бежит…
Мишель (пербивая): И что?
Жанетта Буанасье: Как что? Как что? Он меня догнать не может. Я уже и сама остановилась. А он вроде и бежит, но как будто стоит. А я уже вся горю, я уже мокрая вся. (шепотом) Но что самое-то страшное?
Мишель (тоже шепотом): Что?
Жанетта Буанасье ( кладет руку Мишеля себе на грудь): Мужчина-то голый.
Мишель (вскакивая с канапе): Тфу! Всё ясно. Одевайтесь… то есть, ну, в общем всё ясно.
Рене прыскает со смеху. Мишель садится за стол, начинает писать.
Жанетта Буанасье (грустно, без театральности): Да что вам ясно-то? Ясно ему. Живу с матерью, отцом и тремя сестрами. Отец – сущий деспот. Дом забором обнес – неба не видать, не то, что людей. Мужчин в городе предупредил: кого рядом с нами увидит – собак спустит. Учителя пения выписал из Персии – евнуха. Танцам вообще мадам обучает. К вам, и то под присмотром слуги отпустил. Сидим с сестрами в доме, как свеклы в грядке. Паримся. А у нас в роду порядок: пока старшая не выйдет замуж – другим не положено. А как она выйдет-то? А вы её рожу видели?! (резко встает) Мессир, ну, может, пропишете что? Пилюлю какую. Ну, не возможно же. Вчетвером не спим ночами, ревем, подушки в доме все сгрызли…
Рене подходит к Мишелю. Слегка толкает его в бок. Мишель непонимающе смотрит на Рене.
Мишель: Что?
Рене делает ему знаки глазами. Качает рукой, как маятником. Мишель догадывается, о чем хочет сказать Рене.
Мишель (к Рене): Да, ну. Нет. Кто говорил «бесполезная вещь? Спалимся? А?
Рене: Тут особый случай. Жалко девчонку.
Мишель думает. Трет лицо руками. Рене вновь его толкает.
Мишель: Ну, хорошо. Хорошо. (обращаясь к Жанетте) Милочка. (спохватывается) То есть, мадмуазель Буанасье. Мы тут с коллегой подумали и…хотим предложить вам один новый метод. Он, правда, ещё не совсем отработан, но в будущем его очень даже часто будут применять в случаях подобных вашему….
Жанетта Буанасье (вновь манерно): Я вся ваша – не будем терять не минуты.
Мишель берет со стола цепочку с шариком и начинает её раскачивать.
Мишель (твердым бесцветным голосом): Госпожа Буанасье. Следите за этим шариком. Когда я досчитаю до десяти, вы уснете.
Мишель считает, сосчитав, несильно бьет девушку ладонью по лбу.
Мишель: Вы запомните все, что я вам скажу, и будете в точности следовать моим советам.
Рене (полушепотом быстро читает): Есть. Нашел. Жанетта Дю Пейре. В девичестве Жанетта Буанасье, дочь крупного латифундиста Ги де Буанасье. По первому браку Жанетта Пейо. Сбежала из дома с будущим мужем в Беарн. Развелась. Повторно вышла замуж за Жана дю Пейре. Отца Жана Армана, будущего графа де Тревиля. Именно она стала прообразом Констанции Бонасье в романе Александра Дюма «ДАртаньян и три мушкетера». После смерти мужа основала в Руаси женский монастырь.
Мишель: Бойкая девица. Так-так-так. А кто у нас там третий в приемной?
Рене (читает): студент Жак Пейо, 22 года.
Мишель и Рене переглядываются. Нострадамус поворачивается к девушке.
Мишель: И так, мадмуазель Буанасье. Когда вы выйдете от меня, то в приемной увидите юношу. Вы заговорите с ним первой. Расскажите ему о себе. (в сторону) Думаю он оценит. (к Буанасье) Вы скажите ему, что вы очень богаты и предложите ему нынче же ночью бежать с вами. Потом вернетесь в свой дом, объясните отцу, что хотите продолжить его дело. Выпросите у него как можно больше денег, а сами уедете с Жаком в Беарн. Обоснуетесь там, а года через два найдите мушкетера по имени Жан дю Пейре. Дальше действуйте по ситуации. Когда я щелкну пальцами, вы просне…
Рене: Мишель, подожди. (подходит к Мишелю, шепотом). Скажи, а когда она проснется, что будет помнить из всего этого?
Мишель: Ничего.
Рене: Точно?
Мишель: Гарантирую.
Рене нерешительно подходит к девушке и начинает ласкать её тело.
Рене: Господи, как мила. Как свежа. Мишель, у меня уже два года не было женщины. Какие у неё губки, какие бархатные щечки.
Мишель: Можешь поцеловать. Все равно ничего не вспомнит.
Рене: Какая замечательная вещь этот самый гипноз.
Рене поворачивается к девушке и сначала робко, а потом со страстью целует её в губы. Жанетта по-прежнему стоит не шевелясь. Видя, что поцелуй затянулся, Мишель с силой оттаскивает от девушки друга.
Мишель: Да хватит уже. Всё. Всё, успокойся. (к Буанасье) Жанетта Буанасье, когда я досчитаю до трех, и щелкну пальцами, вы проснётесь, и в точности исполните все инструкции. Кроме того, отныне везде и всюду вы будете говорить, что ваше будущее предсказал вам Мишель де Нотр Дам из Солона по прозванию Нострадамус. РАЗ, ДВА, ТРИ…
Мишель щелкает пальцами. Жанетта приходит в себя.
Жанетта Буанасье: Ой!
Мишель (садясь за стол): Вот. Возьмите этот листок, передайте моей служанке. Она вам выдаст пилюли. Там написано, как и когда принимать. С вас, два экю, мадмуазель.
Жанетта обмахивает лицо, как веером. Молча делает книксен. Выходит, но останавливается в дверях. Поворачивается. Смотрит на Рене.
Жаннета Буанасье: Мне понравилось, месье помощник.
Жанетта выходит. Мишель и Рене смотрят друг на друга, разинув рты.
Пауза.
Мишель (отходит подальше от Рене, подходит к окну): Что-то погода портится. Тучки набежали. (видит шагающего из угла в угол Рене) Ну, а что ты хотел? Некоторые не поддаются гипнозу. Откуда ж мне было знать?! Она выглядела такой…такой экзальтированной. А по науке, как раз такие и…
Рене (передразнивая Мишеля): Га-ран-ти-рую. Тфу! Ой, не дай бог отцу расскажет. Ну, ворон же, ворон. Всё одно к одному.
Мишель: (подходит к секретеру): Угомонись. Посмотри лучше, что с погодой?
Рене (подходит к секретеру, на что-то нажимает.): Надо же, скоро начнется такой ливень, что размоет фундамент стены старой ратуши. Стена похоронит под собой мэра нашего Солона Роше Дю Пре.
В это же мгновение за дверью слышен шум и возня. Отталкивая Сандрин в комнату втискивается монах-францисканец Феличе Перетти. В руке его котомка, в другой посох.
Сандрин: Господин, я ему объясняю, что вы принимаете строго по записи, что на сегодня приема больше нет, а он…ой.
Мишель: Все в порядке Сандрин. Сейчас уладим недоразумение. Как вас там?
Феличе Перетти: Перетти. Феличе Перетти.
Мишель: Бонд. Джеймс Бонд.
Феличе Перетти: Не понимаю. Магические заклинания, господин лекарь?
Мишель: Не берите в голову. Так, вспомнилось давно забытое.
Феличе проходит мимо Рене. Смотрит на него в упор. Пристально осматривает комнату, книги, секретер. Смотрит картины, щупает стены, видит какой-то шнур, тянущийся по стене к секретеру. Хочет его потрогать. Нострадамус быстро преграждает ему путь, встает между монахом и стеной.
Мишель: Послушайте, не соблаговолите ли покинуть мой дом или я прикажу вызвать стражу?!
Феличе Перетти: О! Стражу. Стражу это хорошо. Стража будет нужна. Но попозже, попозже. Сначала я кое-что вас спрошу.
Мишель: Не, ну каков наглец, а?! Сандрин, милая, сходи-ка за господином Бодрияром.
Феличе Перетти: Это только усугубит ваше дело, месье Нотр Дам.
Мишель (настораживаясь): Какое дело?
Феличе Перетти: То ещё. Тулузское.
Мишель и Рене переглядываются. Рене бледнеет. Подходит к Мишелю.
Рене (шепчет Мишелю): Ворон, ворон. Мой сон.
Мишель (к монаху) : Тулузское дело?! Сандрин, я передумал. Не надо никого звать. Лучше сходи, узнай, проснулась ли моя жена, дети?
Сандрин: Да, господин. Они уже давно встали.
Рене (шепчет Мишелю): Спалились таки. Выследил ворон.
Мишель (обращаясь, к Рене): Друг мой, прием по всему видать окончен, и сегодня в ваших услугах более не нуждаюсь. Жду вас завтра.
Рене (дрожа): И вам всего наилучшего …
Рене откланивается. Он и Сандрин направляются к двери.
Феличе Перетти (вынимая из котомки записи): А вот вас, господин Рене Гиббс, я попрошу остаться.
Рене бледнеет. На подкошенных ногах плетется обратно, падает в канапе.
Мишель: Нет, ну это неслыханная наглость. Вы в моем доме, черт возьми.
Феличе Перетти: Что? Я слышу имя дьявола? Усугубляете, господин Нострадамус. Видимо, в этом доме принято упоминать черта?!
Мишель: Извините, вырвалось. (крестится на картину Рафаеля с изображением Девы Марии). Но это в самом деле неслыханно: ворваться в чужой дом, учинить шантаж каким-то там делом, да к тому же начать распоряжаться моими подчиненными. Объяснитесь, или вон из моего дома.
Феличе пристально смотрит на Мишеля, развязывает котомку. Достает небольшую книжку. Раскрывает заложенную страницу.
Феличе Перетти (устало): Знаете, у меня в Венеции работы невпроворот: вероотступников вешать – не перевешать. В Риме уйма дел: еретики, ведьмы, колдуны. Одно дело вкуснее другого. Только разгребай. А меня, лучшего дознавателя Святой инквизиции вызывает к себе Папа наш Юлий Третий, и говорит: Перетти, почитай-ка вот эту книжицу (трясет книжкой) и скажи – еретик сей червь божий или праведник? Выдумщик, фантазер, коих свет не видывал, или и впрямь способности у него? Видения?!
Мишель: С этого бы и…
Феличе Перетти (кричит, бьет по столу рукой): Прошу не перебивать! (успокаиваясь) И так. Меня, лучшего дознавателя папской инквизиции сажают за чтение этой… (трясет книжкой). Но я терпелив. Раз уж Феличе Перетти за что-то берется, то доводит это до конца. Читаю. «Пророчества». Книга из десяти глав. В стихах. Мне стало интересно. Я иду в папскую библиотеку, и спрашиваю, а не будет ли ещё сочинений сего автора? И мне выносят «Интерпретацию иероглифов Гораполло» пера господина Нострадамуса. Читаю. Сравниваю. Думаю, э Феличе ты мой, Перетти, а этот Нострадамус или пройдоха, коих свет не видывал, или …
Мишель: Не тяните резину уже, говорите яснее.
Феличе Перетти: Резину? Что это? (Мишель прикрывает рот рукой. Рене начинает ёрзать) Осталось чуть-чуть. Потерпите. Я стал копать дальше. (Перетти встает, ходит по комнате) Начал интересоваться вашей биографией, и вышел на след. Он потянулся во Францию.
Мишель: Естественно. Ведь я здесь родился и живу.
Феличе Перетти: Родились – да! Но живете ли? Потерпите немного. Я дойду и до этого.
Рене вскакивает, хватается за сердце, вновь садится. Перетти на него с удивлением смотрит.
Мишель: Я весь – внимание. Всегда интересно узнать о себе что-то новое. Особенно от инквизиции.
Феличе Перетти: Сарказм висельника. Но я продолжу. И так.
В это время дверь открывается и на пороге появляется Сандрин с едой.
Мишель: Перетти, дружище, продолжим после еды?
Сандрин раскладывает приборы, тарелки с едой.
Мишель: Рене, присаживайся и ты. Всё остынет.
Рене на полусогнутых ногах направляется к столу.
Феличе Перетти (читает короткую молитву, принимается за еду): Кстати о вашем секретаре, или кем он там вам приходится? Странная какая-то фамилия – Гиббс. И произношение у вас гортанное, месье секретарь, северное. Вы каких кровей будете, господин Рене? Не из немецких ландскнехтов?
Рене, дошедший, было, до стола, вновь возвращается на канапе. Дрожит от страха.
Рене (сдавленно, пытаясь расстегнуть ворот камзола): Что-то аппетит пропал.
Мишель: Послушаете, Феличе. (Мишель наливает ему вина, протягивает кубок). А как здоровье Папы? По-прежнему мудр, полон сил? (Феличе пьет и одновременно кивает головой) Я рад за старика, но знаете, эти его попытки восстановить в Англии католицизм бесполезная затея. А как ощущает себя Великий инквизитор? (вновь наливает вина монаху) Все так же неусыпно стоит на страже христианских ценностей? (Феличе вновь пьет, кивает). Ну, тогда я за церковь полностью спокоен.
Рене ( подходит к Мишелю, шепотом): Предложи ему денег, Мишель.
Мишель отмахивается. Рене возвращается на место.
Феличе Перетти: Будьте покойны, господин лекарь. Мы блюдем, блюдем спокойствие церкви и прихожан (отодвигает тарелку, молится). И так, на чем я остановился? А! Вот.
Достает из котомки свиток, читает:
Уж извините, всю вашу биографию я зачитывать не стану, уж очень она обширна и местами поразительна. Нам интересны события осени 1532 года. По моим данным вы перебираетесь в город Ажён. Женитесь. И здесь же знакомитесь с известным еретиком и отступником Джулио Бордони, называющим себя Цезарем Скалигером. Скорее всего, именно под его влиянием, вы начинаете свою антицерковную деятельность. Вскоре вам был выписан приказ явиться в инквизицию Тулузы для дачи показаний. Вы получали его? Ну, это не столь важно. А вот тут и начинается самое интересное. Ажён охватывает неизвестная болезнь, на которую, видимо, ваши знаменитые пилюли не действуют. Болезнь скашивает половину города. В том числе, вашу жену и детей. Я был в Ажёне. Все мною опрошенные в один голос заявляют, что Мишеля де Нотр Дама сразила страшная болезнь, и он похоронен в общей могиле. Однако, я перелистал в нотариате все записи и вашего имени среди упокоенных не нашел. Зато нашел другое. (достает из котомки новую бумажку, трясет ею). Запись в мэрии города Экс провинции Прованс за 1546 год. «Для умиротворения чумы пригласить Марсельского лекаря Мишеля Нострадамуса и назначить ему ежемесячное жалование в 15 экю из казны города». И о, мама Миа! Свершилось чудо! (крестится) Через два месяца чумы, как не бывало. Эге, думаю я, а не тот ли это Мишель де Нотр Дам, что пятнадцать лет назад так и не ответил на приглашение Тулузской инквизиции в виду собственной смерти в Ажёне?
Мишель: Хе-хе. По-вашему получается, что я вызвал болезнь в Ажёне, потерял жену и детей, только, для того чтобы сбежать от лап инквизиции? Фул щит, как говаривал когда-то один мой знакомый. Ни от кого я не прятался. После смерти жены и детей я пребывал в горе. Поэтому, никому не сказав, просто уехал куда глаза глядят. Колесил по Европе: Лотарингии, Нидерландам. По Италии, кстати. И никакой антицерковной деятельности я не вел и не веду. Что за бред. Да, я увлекаюсь мистикой и оккультизмом, но не понимаю, какой вред это может нанести церкви? У моих исследований сугубо теоретическая составляющая.
Феличе Перетти: То есть как это не может?! Очень даже может. А ваши «Центурии», пророчества, как вы их называете?! Разве это не греховная вещь?! Как вы можете предугадывать то, что будет через пятьдесят, сто, тысячи лет? Это чистой воды еретизм. Никому, никому кроме господа нашего не дано ведать грядущее. Удел бога всеведущего знать события наперед. Только он…
Мишель (резко встает, перебивает): А тут это позвольте не согласится. Обычному человеку, может, и нет, а мне дано видеть грядущее!
Рене ёрзает на канапе, хватается за голову.
Феличе Перетти: Ещё и упорствовать в грехе – двойное бесовство!
Мишель: Бесовство, это когда во вред, а когда во благо, тогда это уже добро. А не дело ли церкви добро поощрять?
Феличе Перетти: Да, как же мы можем это поощрять (стучит по книге), когда это все недоказуемо. Первое из ваших пророчеств осуществится лишь через пятнадцать лет. Вот если б …
Мишель: А что, если я докажу свою правоту прямо сегодня? Сейчас? (звонит в колокольчик. Входит Сандрин) Сандрин, срочно позови моего сына Цезаря.
Сандрин уходит.
Феличе Перетти: Если вы сможете это доказать, то клянусь, я при вас составляю документ, где черным по белому будет написано, что к Мишелю де Нотр Даму у церкви претензий не было и нет.
Мишель (протягивая руку): И к моему секретарю Рене – по рукам?
Феличе Перетти (непонимающе смотрит на руку Мишеля, но все же протягивает): Это не колдовство?
Мишель (к Рене): Разбей, дружище. (Подходит Рене, разбивает их руки)
Разбив спорщиков, Рене шепчет Мишелю.
Рене: Я заметил – он дважды упомянул, что он лучший дознаватель инквизиции. Он дико, просто безмерно тщеславен. Давай ему заплатим и всё. Он отвалит.
Мишель (к Рене): Займись делом. Я его отвлеку, а ты глянь, что это за птица такая этот Перетти. Впрямь ворон, или так – голубок?!
Рене отходит к секретеру. Входит Цезарь, кланяется. Подходит к отцу.
Цезарь: Доброе утро, отец. Звали?
Мишель: Цезарь, у меня к тебе важное дело. Надень плащ, сапоги и со всех ног беги в дом мэра нашего города Роше Дю Пре. Предупреди его, что ливень размоет фундамент стены старой ратуши. Скажи, чтобы он вдоль неё не ехал, а выбрал другой путь или вообще никуда не ходил. Запомнил?
Цезарь: Да.
Мишель: И ещё. Напомни ему о долге за лечение. Беги.
Феличе Перетти: Вы хотите сказать, что знаете о том, что от дождя упадет стена ратуши? (смеется) Я в это не верю.
Феличе встает и подходит к окну. Цезарь убегает. К Мишелю подходит Рене.
Рене (шепотом): Сикст пятый.
Мишель. Что сикс пять?
Рене: Да не сикс пять. А Сикст пятый. (Кивает на Перетти).
Мишель: Не может быть?! Он – папа?! (Рене кивает, отходит)
Феличе Перетти: Но пока стена ещё не упала, а, божьей милостью, и вообще не упадет, если только вы её сами не свалите, то я продолжу. (Подходит к столу, достает новую бумагу) «Трактат о притираниях и вареньях». Датирован первым апреля 1552 года. Это что – шутка? Вы – лекарь, и вдруг Трактат о вареньях. Но меня не это сейчас волнует. (читает) Хм-хм…а вот! Глава тридцатая: «Credis sum Pythio vera magis tripode». « Я верю, что я – настоящая Пифия с магическим треножником». Такое признание на дыбу тянет, не меньше. Исполнение древнеегипетских и еврейских магических обрядов, строго настрого запрещено Священным писанием. А вы в вашем так называемом Трактате сами же в этом и признаетесь. Да ещё называете себе Пифией.
В это время за окном слышится удары колокола, взволнованные голоса людей.
Мишель подходит к окну, открывает его, кричит: Эй, что случилось?
Мужской голос за окном: Стену старой ратуши размыло. Камнями двоих покалечило.
Мишель (в сторону) : Только бы Цезарь успел. (К Перетти) Вы слышали, монах? Помните наш уговор? Время составлять документ.
Феличе Перетти (оглушенный услышанным): Но этого не может быть. Нет. Человеку не дано… только бог…только бог способен…
Дверь открывается. В комнату в мокром плаще вбегает Цезарь.
Цезарь: Отец. Все передал, как ты и сказал. Мэр благодарил. Вот бумага, вот деньги. (Передает отцу свиток и кошелек. Мишель бросает деньги на стол, раскрывает бумагу, читает).
Мишель: Так, слова благодарности я пропущу… а вот: «я возвращаю вам те двадцать экю, что был должен, а за то, что вы спасли мне жизнь, прилагаю ещё столько же…» Ха-ха. Не дорого же мэтр Дю Пре оценил свое спасение. Но и то хорошо. (К Перетти) Так что же наше дело?
Феличе Перетти (он смущен): Да, все верно. Слово – есть слово. Но «Трактат», ваше признание… Нет, нет. Я не могу. Простите, месье Ностадамус, но мой долг перед церковью выше…
Мишель: Хорошо, Перетти. А что вы скажете на то, если предсказание будет касаться лично вас?
Феличе Перетти: То есть?
Мишель: Вот если б вам сказали, что от человека, которого церковь хочет обвинить во всех грехах, зависит ваше будущее. От него зависит станните вы наместником Бога на земле, или так и останетесь крючкотвором инквизиции? (с напором) Чтобы вы сделали, Перетти?
Феличе Перетти (конфузясь): Уж не хотите ли вы сказать, господин…
Мишель: Именно, что хочу. Более того, я четко вижу (Мишель встает в театральную позу, направляет руку на Перетти): Ватикан, площадь святого Петра полна верующими, все на коленях, белый дым над крышей, и на балкон нового собора выходит … да я вижу его… я слышу его имя…
Феличе Перетти (падая на колени перед Мешелем): Имя…имя…какое имя, маэстро?
Мишель: Бумагу. Перо. Пишите.
Перетти, не вставая с колен, достает из котомки бумагу, Рене протягивает ему перо и чернила. Перетти пишет.
Перетти (вслух): «все обвинения в отношении Мишеля де Нотр Дама именуемого Нострадамусом…
Мишель: … и его секретаря Рене Гиббса, прошу считать необоснованными и дело в отношении обоих прекратить за отсутствием состава преступления». Отлично. (Мишель выхватывает бумагу, дует на чернила).
Феличе Перетти (жалобно) : Так какое имя, маэстро Нострадамус, имя?!
Мишель: Ах имя? Сикст…
Рене: Пятый.
Мишель: Папа Сикст пятый. Вы станете им, мой друг, но не раньше, чем лет через … Хотя, что значат для истории четыре глупые цифры, верно? На этом, я думаю, наша встреча исчерпана. Слышали? Меня ждут мои врачебные дела у ратуши.
Феличе Перетти встает с колен, но продолжает кланяться.
Мишель (кричит): Сандрин, проводи будущего папу до ворот.
Дверь за монахом закрывается. К Мишелю подбегает Рене выхватывает бумагу, читает. Мишель начинает пританцовывать.
Мишель: А что я тебе говорил утром, Рене, помнишь? Нет? А я говорил, что ворон это к хорошей попойке. Мы полностью оправданы и свободны от подозрений, дружище. Теперь нам никакая инквизиция не страшна.
Оба кружатся в танце..
Рене: Но, однако, у тебя и самообладание. Как ты догадался отправить меня к секретеру? Я сидел на лавке и трясся, думал, всё – кранты! Эх, если б не ты я и не знаю, чем все это могло закончиться?!
Мишель подходит к секретеру, открывает дверцу и достает оттуда ноутбук. Садятся на канапе.
Мишель: Что я?! Это все он. Все мои трактаты, пророчества. Все тут. (гладит ноутбук). Слушай, Рене. Я бывший математик мне не понять, но ты физик. Объясни. Как может Интернет сквозь время работать? Мы же за него даже не платим?
Рене (пожимает плечами): Чудеса! Сам не пойму. Может это одна из тех тайн, которые управляют миром: как возникли пирамиды Атлантиды? Зачем Стоунхендж? Что есть тарелки Лоладоффа или железная колонна в Дели?
Мишель: Как и тайна адронного коллайдера? (смеются) Это же ты, ровно двадцать лет назад рассчитал, что эта многокилометровая махина под землей никакая не центрифуга, а гигантская машина времени. Это ж ты предложил вместе с тобой покинуть тот мир и перелететь в этот. Почему именно мне, Рене?
Рене: Ты гениальный математик, Мишель. Отличный врач. Но главное – ты романтик. Я видел — ты живешь не в своем времени. Не в той эпохе. Ты, как и я, понимал, что человечество идет не по тому пути. Этот ложный путь прогресса вел человечество в никуда. Дальше от чистых родников, заливных без химии лугов, в радиоактивное завтра. А когда я поближе познакомился с тобой, с твоими увлечениями, то понял – ты настоящий. Ты – друг!
Обнимаются.
Рене: Спасибо, что поверил в меня, друг. Ну, а все же? Если бы не получилось? Если бы я ошибся в расчетах?
Мишель: Если бы МЫ ошиблись вместе. Что ж. Тогда бы мы тут не сидели. Но я в тебя верил тогда. Верю все двадцать лет, что мы странствовали по миру. Буду верить и впредь.
Мишель хлопает Рене по спине. Оба смотрят на компьютер.
Мишель: Жаль, что запасной аккумулятор не догадались прихватить. Кстати, вот эта кнопка shift западать стала. (шутливо меня тон на повелительный) Вы уж следите за оборудованием, господин секретарь.
Рене (в шутовской манере, вставая): Слушаюсь мой, господин. Разрешите пройти на крышу, протереть зеркала солнечной батареи?
Мишель (вставая): Ой, забыл. Мне же к ратуши надо бежать. (берет саквояж, шляпу)
Оба выходят, у дверей слышен спор Мишеля и Рене.
Рене: Ты был прав, топливо для движка на коровьем дерьме плохая затея.
Я думаю, заменить его мочой молодых поросят.
Мишель: Идея не плохая, но…
(дверь за ними закрывается)
ЗАНАВЕС
